Джонни-Билл поджимает губы, поднимается с места и выдает:
— Похоже на то, да, — потом протягивает мне руку и добавляет:
— Всего хорошего.
Я кидаю взгляд на его ладонь и снова поднимаю на него, непонимающе хмурясь. Очень смахивает на шутку. Мы находимся в нескольких милях за городом, я на каблуках, в коротком платье и шанс, что сюда приедет такси, не такой уж и большой. Не самое подходящее время, чтобы проститься.
— Не пожмешь? Ну, ладно, — говорит Джонни-Билл. — У меня только один вопрос: рестораны твоего отца того стоят?
Я молчу, не знаю, что на это ответить. Под кожу забирается липкий страх. Пока все было хорошо, маяк меня совсем не пугал, но теперь, понимая, что могу остаться здесь одна, прихожу в ужас. Чего именно стоят рестораны моего отца? Жизни?
Я не боюсь призраков, я реалистка. Но здесь поблизости могут быть и другие люди, как хорошие, так и плохие.
— Не ответишь? — говорит Джонни-Билл, — ладно.
Он быстро тушит все свечи, включает фонарь и направляется к лестнице, замирает у выхода и оборачивается.
— Куртку можно?
И тут я выхожу из себя. Срываю с плеч его кожанку, швыряю в него, скидываю босоножки, и шлепаю босыми ногами на выход, не говоря ни слова. Страх, как рукой снимает. Я спускаюсь по бесконечной лестнице вниз в кромешной тьме. Фонарик я с собой не взяла, а его остался в кармане куртки. Холодно, но я так зла, что внутри все горит.
И вдруг тонкий лучик света догоняет меня.
— Адель, — зовет Джонни-Билл, — куда ты так стартанула?
— Домой, — холодно отвечаю я.
— И как ты собралась туда добираться?
Ох ты, вспомнил!
— Не твоего ума дела. Ты со мной уже попрощался.
— Да, но потом вспомнил, что ты без машины, — говорит он, догоняет меня и хватает за руку. Заставляет остановиться. — Я подвезу.
— Обойдусь, — говорю я, вырываю руку и шагаю вниз дальше.
— Да какая же ты упрямая. Тут водятся степные волки.
— Степные волки водятся в степях средней Азии.
— Значит, койоты.
— Койоты не спускаются к морю.
— Тогда маньяки.
— Справлюсь как-нибудь.
— С маньяком? — удивляется он.
Я останавливаюсь и поднимаю вверх снятые с ног босоножки.
— Воткну ему в глаз шпильку.
Он усмехается, в глазах отражается озорной блеск.
— Опасная ты женщина.
Я хмыкаю и разворачиваюсь. Спуск оказывается и легче, и быстрее, чем подъем. Пара минут и мы оказываемся на улице. Ветер бушует, шум волн усилился, от собравшихся туч на небе не видно ни звездочки. Я моментально замерзаю, обхватываю себя руками и отвергаю предложенную Джонни-Биллом куртку.
— Нет, спасибо.
— Да ладно тебе, — досадно тянет он.
Я прохожу через мост все также босяком и только после надеваю на ноги босоножки на высоченной шпильке. Как далеко я смогу на них уйти сейчас меня волнует меньше всего. Главное доковылять до дороги, а там снова разуюсь. Я выхожу на тропинку и бодро шагаю прочь от маяка. Слышу, как за спиной заводится двигатель мотоцикла. Свет фары освещает проселочную дорожку, и страх совсем отпускает. Но не ярость.
— Адель! — кричит за спиной Джонни-Билл, перекрывая шум мотора. — Постой. Ты хоть знаешь, в какую сторону идти?
— Разберусь, — зло бросаю я, достаю из сумочки мобильник и на ходу забиваю в навигаторе адрес родителей. Навигатор показывает восемнадцать миль. Черт!
— Да на этих каблуках ты и к утру не дойдешь, — отговаривает меня Джонни. — Хватит упрямиться, я тебя подвезу.
— Обойдусь!
— Ты ведешь себя, как ребенок. Мы же взрослые люди. Давай серьезнее, — раздраженно выпаливает Джон, и я встаю на тропинке, как вкопанная. Он едва успевает затормозить, неприлично ругается и обращает на меня полный ярости взгляд. — Ну, ты…
Не договаривает, теперь моя очередь говорить. И я говорю:
— Да. Я веду себя, как ребенок. Но и чувствую себя так же. Все свое детство я только и делала, что училась управлять этими чертовыми ресторанами. Я не ходила на вечеринки, не встречалась с мальчиками, не сбегала из дома и никогда не делала ничего против воли родителей. Я не ходила на летнюю подработку и не ездила в летние лагеря. Не пробовала наркотики и не напивалась до встречи с твоим «другом» Рэми. Не курила. Никогда. Все, что я знаю — это школа, дом, папины рестораны и бойфренд по переписке, которого я никогда не видела. Так что да, я незрелая. И ты прав, мне нравилось играть с тобой, потому что только так я чувствую, что в моей жизни хоть что-то происходит. Мне двадцать два года, а я все еще чертов ребенок. Не было у меня шанса повзрослеть. Я никогда не была самостоятельной и понятия не имею, как жить. Я думала…
— И не целовалась никогда? — прерывает Джонни мою нескончаемую речь отчаяния.
— Ты об этом теперь думаешь? О, Господи, конечно, нет. С кем, по-твоему, я должна была целоваться? С соседкой по комнате?
Он слезает с железного коня, быстрым шагом подходит ко мне и говорит:
— Иди ко мне.
Я на автомате делаю шаг назад, внутри все подпрыгивает, сердце обжигает неистовым жаром. Но Джонни-Билл не дает мне сбежать, сгребает в охапку, прижимает к себе и впивается в мои губы поцелуем. Мир делает оборот, время застывает, и горячий язык силой размыкает мои губы.
Боже мой, так вот каково это — целоваться…
Голова идет кругом, колени подгибаются, и вдруг внутри что-то щелкает. Мое английское воспитание, вот что. Я отталкиваю его, вытираю губы рукой и едва не задыхаюсь от возмущения.
— Ты… ты… — мямлю я, а потом с размаху влепляю ему пощечину. Это тоже впервые. Я еще никого не била до этого момента. Отступаю на шаг назад и прижимаю горящую ладонь к груди.
Джонни-Билл облизывает губы, усмехается и забирается обратно на мотоцикл.
— Поздравляю, — говорит он, — твой первый поцелуй, как и положено, был с плохим парнем. Захочешь еще поиграть, позвони мне. Счастливо, детка.
С этими словами он срывается с места и проносится мимо меня. Я едва успеваю отскочить в кусты. Спасительный свет фары уносится в даль. Вокруг сгущается тьма, и я вновь прихожу в ужас. Боже, что я наделала. Надо было ехать с ним. Но и он хорош, бросил меня здесь, да и еще и язык мне в рот насильно засунул. Но это было приятно. Неправильно, совершенно неуместно, но так хорошо. Сама не знаю, почему ударила его после. Зато знаю, почему хочу ударить его сейчас.
Дрожа от холода и страха я выбираюсь на асфальтированную дорогу, и по навигатору прикидываю, сколько еще времени мне топать до дома. Снимаю босоножки с ног, оглядываюсь — вокруг ни души. Я бы, может, и отважилась на попутку, да только на дороге совсем никого нет. А время уже почти ночь, и конечно, мне звонит папа. Я сбрасываю. Как объяснить ему, где я и почему до сих пор не дома, не представляю.
Он звонит снова, и я опять скидываю. Пишу СМС:
«Я за городом с друзьями, буду поздно», — отправляю и тут же вижу в своем воображении, какой меня дома ждет скандал. На глаза наворачиваются слезы. Я всхлипываю, вытираю мокрые щеки руками и обнимаю себя за плечи, силясь спастись от холода. И впрямь чувствую себя маленькой девочкой. Глупой и беспомощной. Да что же это такое!
И вдруг ночную тишину разрывает рев мотора. Спустя минуту рядом со мной тормозит мотоцикл куда более мощный и крутой чем тот, на котором меня катал Джонни-Билл. Наездник снимает шлем, откидывает назад длинные каштановые волосы и растягивает губы в очаровательной улыбке редкостного засранца.
— Ну что, детка, успокоилась?
— Ты Билл? — спрашиваю я, и слезы новым потоком брызжут из глаз.
— Он самый, — говорит он и протягивает мне шлем. — Хватит реветь, прыгай назад, подвезу.
Я покорно нахлобучиваю на голову шлем, забираюсь на железного коня и прижимаюсь к широкой спине незнакомца Билла. Он довозит меня до дома в считанные минуты. Гоняет, как безумный. Сердце обрывается на каждом повороте, но слава Богу, обходится без происшествий. У заезда в наш сад Билл достает из кармана маленькую флэшку и протягивает мне.
— Держи.
— Что это? — спрашиваю я, вертя ее в руках.
— Подарок на свадьбу. Поздравляю, кстати.
— Спасибо, — киваю я. — У тебя есть визитка?
— Эээ… — тянет он. — Я не юрист какой-нибудь.
— Тогда просто адрес напиши, — прошу я и протягиваю ему свой смартфон с открытыми заметками. — Мне надо знать, куда отправлять приглашение на свадьбу. Ты ведь придешь, да? Вы все придете.
— Ну, только если ты приглашаешь, — улыбается Билл и подмигивает мне, как чертовски плохой парень.