Сердце Дэва. Искатель

Глава 4. Торжественный приëм

Вечерний Адамар походил на оживлëнный муравейник. Забитые припаркованными самоездами мощëнные улицы, просторные набережные и проспекты, Мессалийский тракт, утопающий в пробках днëм и ночью. И всюду самоезды, старомодные кареты с запряжëнными лошадьми и нескончаемые людские толпы. Всë шумело, ревело, гремело и замешивалось под соусом оглушительного гула. Слышались музыка и говор, крики чаек и гудки, стук копыт, ржание.

Мила наблюдала город через окно такси, пока извозчик с профессиональным спокойствием искал короткую дорогу. Мимо то приносились пëстрые вывески лавок и рестораций, то медленно проплывали помпезные дворцы аристократов. Вечернее освещение уже превратило белокаменные и бежевокирпичные здания в игрушечные и пряничные домики. А с наступлением темноты город и вовсе приобретëт сказочный облик, что не оставляет равнодушным ни одного приезжего.

На фоне старой части города высились башни небоскрëбов делового района. Построенные в виде изогнутых спиралей, они нависали над черепичными крышами Адамара зеркальными гигантами. Днëм блестели на южном солнце, а в моменты рассветов и закатов расцветали тёплыми пастельными красками.

Самоезд выехал на Девичий Холм — самое высокое место города. Отсюда открывался вид на широкую бухту, где на якоре стояли три торговые каравеллы и два исследовательских брига, между которых мельтешили грузовые судëнышки и рыбацкие лодки. А на горизонте виднелись очертания линкора «Благовест» и фрегата «Разящий», что сейчас стояли в дозоре.

С холма самоезд вывернул на дворцовую площадь к резиденции императорской семьи. Древний замок, увенчанный золотым гербом над въездом. За высоким кованным забором, за памятником пятисотлетию дома Соколовых, вырастал белокаменный дворец. Кровлю его придерживали мраморные фигуры богатырей, через широкие окна виднелись богато обставленные комнаты, залитые светом. А на углах крыши сторожили монарший покой скульптуры крылатых львов.

До площади Сердца, от которой начиналась улица Великанов, оставалось совсем немного, но Мила с ужасом посматривала на часы и понимала, что безбожно опоздала. Приëм должен был начаться вот уже час назад. Наверняка Фринн решил, что она не придëт, и обозлился. А потом будет мстить на каждом семинаре, на экзаменах.

Наконец позади остался Высокий Храм Дэва — главный храм империи, где лично император Василий Пятый принимал участие в празднованиях и литургиях. Величественный, с четырьмя башнями по периметру и прозрачным куполом. Спереди тот спускался до земли, замещая фасад, а в глубине храма упирался в каменную стену с барельефом. Просторный зал, рассчитанный на сотни знатных прихожан, был виден, как на ладони.

Здание Императорского Совета Искателей, к которому выстроилась вереница припаркованных самоездов, не выделялся особым изяществом. Простой жëлтый фасад с многочисленными окнами, простой вход через двойные двери. Слишком казëнное здание, чтобы запомниться.

К удивлению Милы люди только собирались. Они подъезжали и подходили, толпились у входа. Сразу было видно, кто искатель, кто чиновник, а кто знатный вельможа. И в отличии от дворцовых светских раутов, моде здесь не придавалось особое значение. Мила видела платья и по прошлогодней моде, и по моде десятилетней давности, да и совсем никогда в моду не входившие. Несколько дам из числа искателей вовсе пришли в мужиковатых просторных костюмах — рабочей одежде. И от такой разношëрстности все переживания о собственном наряде Милу покинули.

Мужчины же не отличались особым изыском. Конечно, аристократы всячески подчëркивали своë знатное происхождение: мундиры с всевозможными наградами на груди, ломпасами и аксельбантами. Но остальные предпочли строгие костюмы, а несколько человек, будто только с корабля, явились в повседневных рубашках и брюках.

Среди всех, кто уже собрался перед зданием совета, выделялся Фринн. В тëмно-синем костюме, что сидел на нëм идеально, высокий. Его обступили и всë о чëм-то спрашивали, а Фринн с благосклонной улыбкой отвечал. Поглядывал на самоезды, которые подъезжали каждые несколько минут.

Когда заметил такси, в которой сидела Мила, сразу вырвался из окружения и быстрыми шагами подошëл к двери извозчика.

Мила как раз собиралась расплатиться и выйти, но Фринн еë опередил:

— Сколько за поездку? — спросил он.

— Пятьдесят биршей.

Фринн без лишних слов достал бумажник, вытащил красную купюру.

— У меня сдачи с пятисотки не будет.

— В таком случае остальное вам на чай.

Извозчик на миг замер, будто сомневаясь, что это не шутка, а потом ловко выхватил купюру из рук Фринна и сунул себе за пазуху.

— Вы очень добры, господин. Благодарю.

Фринн открыл пассажирскую дверь и помог Миле выбраться из самоезда со словами:

— Вы очень вовремя, приëм начался пятнадцать минут назад.

— Не час назад? — удивилась Мила.

— Нет. Но давайте не будем об этом. Вы восхитительно выглядите! Уж поверьте, я редко говорю подобные комплименты, а сейчас боюсь, что не могу подобрать слов, насколько я поражëн вашей красотой.

Но Миле от такого неприкрытого флирта стало не по себе. Она высвободила руку и строго сказала:

— Господин профессор, я бы попросила вас воздержаться от таких эпитетов. Вы манипулятор и подлец, если думаете, что можете так поступать со студентами.

Упрëка Фринн как будто не заметил. Продолжал улыбаться, уверенный в своей неотразимости. Милу же это лишь раздражало.

— Ничего смешного тут нет! Ваше поведение тянет на преступление. Если сообщить об этом в ректорат, вас с позором исключат из профессорского состава. А ещё… Ну что? Вы можете прекратить улыбаться, когда я с вами разговариваю?!

— Могу, но не хочу, — спокойно ответил Фринн.

— Не понимаю, что вы задумали, но я так просто этого не оставлю.

— Почему же пришли, если вас это так задело?

— Уж точно не из-за вас.

— Даже не сомневаюсь.

Мила возмущëнно открыла рот, но не нашла, что сказать. Казалось, Фринн еë поддел, за что-то укорил, но за что? Уж не думает ли он, что так Мила хочет спасти свою курсовую?

— Это уже хамство, профессор! Как вы могли подумать обо мне такое?! Да что вы… Почему вы опять смеëтесь?!

Фринн запрокинул голову и откровенно хохотал. А когда просмеялся, утëр проступившую слезу и спросил:

— Неужели вы даже не допускаете, что я хочу помочь вам с поисками Афанасия Фëдоровича?

— Папы? — оторопела Мила. — Но откуда вы?.. Как вы?..

— Мила, прошу, не надо столько эмоций. Вы удивительно красива, но я не собираюсь ни коим образом покушаться ни на вашу честь, ни на ваше внимание.

— Надеюсь… — выдохнула Мила. — Но курсовую вы всë же заставили меня переписывать.

— О, святая простота! — воскликнул Фринн. — Можете успокоить вашего брата, работа написана блестяще.

Мила поджала губы и глянула на профессора глазами, искрящимися от негодования.

— Прошу, не смотрите так. — Фринн примирительно выставил перед собой руки.

— Откуда вы это узнали? Максим сказал?

— Бросьте, я просто умею складывать два и два. Если вы так легкомысленно относитесь к учëбе, а Максим Афанасьевич знает темы, с которыми должен познакомиться только через несколько лет, то кто мог помочь вам написать лучшую работу на курсе?

— Слишком очевидно? Да?

— Не переживайте. Я понимаю, каково вам сейчас. Пусть эта тайна останется между нами. Но с одним условием.

— С каким ещё условием? — насторожилась Мила.

— Вы возьмëте меня под руку и составите компанию сегодня вечером. Ничего больше.

— Договорились, — улыбнулась Мила.

Вместе они прошли через толпу гостей в здание. Холл был битком забит гостями, и только теперь стало ясно, почему многие задерживаются на улице.

Часто к Фринну подходили, пытались завязать разговор, и всё норовили спросить лишь про осколок. Где нашëл? Как определил? Как вычислил? Но Фринн уже устал отвечать и просто игнорировал все вопросы.

Из холла он провëл Милу в зал приëмов. Не самый большой, но достаточно вместительный. Длинный стол для закусок вытянулся вдоль правой стены. Слева же была череда панорамных окон, среди которых выделялись и две распахнутых двери на террасу. Дальнюю же часть зала занимала сцена с оркестром, который негромко играл модную увертюру.

— Вы поможете мне поговорить с Хопфом? — спросила Мила, заметив возле сцены председателя совета.

— Вы думаете, стоит? — усмехнулся Фринн.

— А как же тогда? Ваш голос сейчас много значит. Вряд ли Хопф сможет отказать.

— Нет, он слишком высокого о себе мнения, чтобы менять решение. Даже если я его попрошу, он лишь скажет, что попробует что-то придумать.

— И что же вы предлагаете? Кто, если не он? — требовательно, но не повышая голос, спросила Мила.

— Великий Князь Михаил Соколов, конечно.

— Так всë-такие здесь кто-то из императорской семьи будет? — обрадовалась Мила, но тут же представила, как на виду у всех подойдëт к Великому Князю с прошением, и ей стало дурно. — Но как же я…

Куда пропала вся решимость? Мила ругала себя за слабохарактерность, а только всë равно дрожь охватила руки, зубы свело от волнения.

— Не переживайте так. Я не оставлю вас одну, — пришëл на выручку Фринн. — Пойдëмте пока что-нибудь перекусим. Вы не против?

Мила после лëгкого завтрака так ничего и не ела, но мысль о еде отдавалась неприятным покалыванием в животе. Впрочем, и отказывать она не стала. Подошла следом за Фринном к столу, выбрала раковину с устрицей, прыснула в неë соком из дольки лимона и, зажмурившись, опрокинула еë в рот.

Внезапно на сцену вышел сам Хопф и усиленным магией голосом объявил:

— Его Императорское Высочество, наместник Адамара, фельдмаршал императорского воинства, покровитель магии и магических наук, попечитель Императорского Совета Искателей, Великий Князь Михаил Александрович Соколов!

Грянул помпезный гимн императорской семьи. Все присутствующие обратились ко входу и замолчали.

В зал твëрдой широкой походкой, придерживая рукоять именного кортика на поясе, вошëл Великий Князь Михаил. Высокий, с горделивой осанкой, в парадном мундире фельдмаршала с лентой, увешанной орденами. Он источал надменность, присущую всем монаршим особам. Смотрел на присутствующих с высокомерным презрением и явно был безразличен к тому вниманию, что сосредоточилось на нëм.

Следом с такими же важными лицами шли два адъютанта и пять лакеев.

Михаил направился прямиком на сцену, и Хопф с поклоном уступил ему место. Великий Князь окинул холодным взглядом зал, удостоверился, что тишина абсолютная, и заговорил:

— Дамы и господа, рад приветствовать вас на торжественном приëме в честь обретения нашей богом хранимой Руланией осколка Сердца Дэва. Это знаменательное событие, которое войдëт в историю наравне с основанием нашего государства и Погонежской битвой! Весь народ руланов, все большие и малые города, веси и селения сейчас ликуют от этой новости. Веками мы искали частицу Сердца, слали экспедиции во все части света, теряли самых отважных своих сыновей, но знали, что настанет тот великий день, когда благодать Дэва будет найдена.

Сегодня мы по праву чтим искателя Казимира Всеволодовича Фринна, верного патриота империи, кавалера ордена Рубинового Сердца, профессора академии Малнис. Такой почëт заслужил он долгой и упорной службой на благо родине. Но что самое важное — Его Императорское Величество Василий Пятый повелел мне огласить ещё один титул, присужденный Казимиру Яковлевичу. Отныне он является почëтным жителем Адамара со всеми причитающимися привилегиями.

Зал взорвался аплодисментами, даже Мила прониклась к профессору почтением. И только Фринн стоял, как каменный, с искусственной улыбкой на губах.

— Сколько пустого пафоса, — прошептал он так, чтобы за овациями никто этого не услышал.