Глава 7. Древние

Всю дорогу домой Мила заклинала всевышние силы, чтобы не встретиться с мамой в таком виде. Разодранная одежда, смазанный макияж, причëска, от которой не осталось и следа. Даже извозчик иной раз с любопытством поглядывал на Милу в зеркало заднего вида, что уж говорить про маму. Если она увидит всë это, скандал не избежать.

Наконец самоезд остановился перед воротами, увитыми плющом. Мила вылезла, извинившись напоследок за намоченное сидение.

В доме ещё горели два окна. В гостиной на втором этаже наверняка Макс опять зачитался допоздна, а в столовой на первом, вероятно, мама пила чай с ромашкой перед сном и смотрела очередную серию любимого сериала. Если действовать тихо, то есть надежда остаться незамеченной.

Мила сняла туфли и на цыпочках пересекла освещëнный сад. Затаив дыхание отворила входную дверь и скользнула внутрь. Темнота, хоть глаз выколи. В прихожей не было ни одного окна, а свет из столовой, преодолев гостиную, задевал лишь крохотный треугольник прямо перед лестницей.

Нащупав столик с вазой, что стоял возле двери, Мила отправилась в сложный путь. Двигалась по стеночке, медленно. До лестницы было ууже совсем немного, когда ногой Мила наткнулась на корзинку для тростей и зонтов и с грохотом опрокинула её. Дробь увесистых рукоятей немедленно огласил дом.

Мила сжалась. Теперь еë раскроют. Бежать поздно, да и скорее ноги переломаешь. А мама — это Мила расслышала отчëтливо — отодвинула стул и встала.

— Мила, ты вернулась? — спросила она уже из соседней комнаты. — Почему ты не сказала, куда идëшь? Что за поведение такое безответственное? Я обо всëм узнаю от Нюры. Как это так?

— Прости, мам. Я очень устала. Давай завтра об этом поговорим? — сделала попытку еë остановить Мила.

Но уже было поздно. Наина Вячеславовна вошла в прихожую и щëлкнула выключателем. Секунду смотрела на дочь, пока кровь наливала еë лицо пунцовым гневом.

Высокая, укутанная в тонкий платок поверх домашнего голубого платья, она сложила руки на груди. Узкое светлое лицо, словно написанное острым карандашом. А тëмно-русые волосы собраны в пучок на затылке, из которого торчали две чëрные шпильки.

— Что у тебя за вид, Мила? — прошипела она сдавленно. — Ты где была? Тебя ограбили? Или ещё что-то похуже? Почему же ты молчишь?

— Мам, я устала, — Мила старалась не смотреть на неë. — Всë нормально, правда. Я завтра тебе всë расскажу, а сейчас у меня голова пополам разламывается. Хочу помыться и лечь спать.

— Мила, говори прямо: тебя изнасиловали?

— Ну какие глупости! Пусть только попробовали бы, я бы им показала.

— Что ты им показала бы? И так уже всë напоказ. Платье… Ты голышом бы не так вызывающе выглядела! Я надеюсь, на приëм ты явилась в нормальном виде? Дэв, какой позор! Что теперь о нас в высоком свете будут думать?

— Мама, прошу тебя…

— Кто это с тобой сделал? Я должна знать, кто этот подонок!

— Мама? Я таких слов от тебя никогда не слышала. Успокойся, пожалуйста, — Мила вздохнула, поняв, что придëтся рассказать всë. — Ты ведь знаешь, как плохо я переношу корсет. А тут после приëма отправилась погулять по набережной, в голове помутнело, и я упала в воду. А чтобы меня спасти пришлось распороть и платье, и корсет. Иначе я просто задохнулась бы.

— Очень сомневаюсь, что всë было именно так, — прищурилась мама.

— Клянусь Дэвом!

— Ну, смотри у меня.

— Не волнуйся, мамочка. Это истинная правда. Я пойду сейчас приведу себя в порядок и лягу спать. А завтра уже расскажу, что удалось узнать.

Мила быстрыми шагами взбежала по лестнице, и только на последних ступенях еë остановила мама:

— А как же покушать? Ты не обедала, а на приëме вряд ли кормили чем-то серьëзным. Если ты вообще на приëме была.

— Я там устриц наелась. Очень сытные зверюги, — кинула Мила через плечо и юркнула в свою комнату.

Первым делом она скинула платье и остатки корсета, стянула ещë влажное исподнее, прилипшее к телу. Посмотрела на себя в зеркало, выискивая ссадины. И с жалостью цыкнула, когда заметила царапины на правом боку под рëбрами. Не особо глубокие, но они могли превратиться в шрамы. А на нежной золотистой коже это будет клеймом.

Больше следов от нежданного купания не осталось. Мила позвала Нюру и попросила приготовить ванну.

— Не задалося чего? — спросила та, заметив порванное платье.

— Да, как-то не так я себе всë представляла, — грустно согласилась Мила.

Они перешли в ванную комнату. Большая купель медленно наполнялась горячей водой с густым вязким варом. Нюра закрутилась возле шкафчика с солями и маслами, добавляя то одного, то другого. А Мила устроилась на кушетке, поджала под себя ноги и наблюдала за служанкой.

Наконец та закончила приготовления, комната наполнилась тëплыми цветочными ароматами. Пока вода ещё набиралась, Нюра отважилась задать несколько вопросов, которые не оставляли в покое еë любопытство.

— Позвольте спросить, госпожа? Так и что ж с приëмом? Неужто за зря столько времени собирались?

— Да, получается, что зря.

— И тот кавалер…

— Не надо, про него, Нюра, — отрезала Мила. — Вечер выдался отвратительный, и про подлецов я вспоминать не хочу.

— Уж не он ли платье порвал?

— Нюра! Ну какая же ты любопытная! Что ж ты всё выпытываешь?

Нюра рассмеялась, будто от хорошей шутки. Принялась рассматривать свои мозолистые пальцы. Похоже, выводы она сделала свои и настолько неприличные, что они пëстро раскрасили еë пухлые щëки румянцем.

Распаренная после ванны Мила долго не могла уснуть. Вроде и устала за день невыносимо, и мысли поначалу затихли, а только всë равно лежала и глядела в потолок.

Вскоре вспомнился поцелуй с Фринном. Такой нежный, короткий, способный превратится в нечто большее, но оборванный в самом начале. А потом падение в воду и пробуждение на пляже. Как же всё быстро изменилось. Стремительно Фринн превратился из храброго искателя, в человека, который лишь ждëт, чтобы залезть беззащитной девушке под юбку. Кто знает, где побывали его руки, прежде чем Мила пришла в себя. Ужас!

А ведь как умело Фринн втирался в доверие. Понял, чем Мила интересовалась, и нагло этим пользовался. Истории про опасные приключения и про отца. Даже книгу его вспомнил. Сама Мила еë читала давным-давно, ещё в детстве, и слегка приврала, будто знает, о чëм речь.

А как называлась та книга? Кажется, «Древние»?

Мила уже не могла лежать спокойно. Стало интересно, что же написал отец? И впрямь он нашëл следы более развитой цивилизации? А если это правда, то какие они? Чем отличаются от нынешней?

В итоге Мила не выдержала и отправилась за книгой в отцовский кабинет. Тот находился сразу за гостиной, где ещё час назад горел свет. Теперь же Максим ушёл спать, оставив после себя кипы книг на журнальном столике да наполовину заполненную тетрадь с заметками. Вечно он так: перетащит половину библиотеки в гостиную и сидит, как крот, выискивает какие-то факты. А попросишь убрать, так сразу глухим притворяется или завтраками кормит.

Из гостиной, через библиотеку с полупустыми полками Мила добралась до кабинета и включила свет.

Напротив двери стоял лакированный дубовый стол. Настолько большой, что на нëм запросто уместились бы два человека. В отсутствии отца на нëм оставались лишь стопка бумаг, каменная подставка для карандашей и ручек, чернильница. И лампа, похожая на кряжистое дерево. На конце каждой его гибкой ветви были встроены светящиеся жемчужины.

Сразу за столом возвышалось панорамное окно, через которое виднелся задний двор с небольшим прудом.

Вдоль двух стен по бокам кабинета тянулись двухэтажные стеллажи с книгами. По полам их делил балкон с деревянной оградой, что шëл по периметру комнаты. А забраться на него можно было по винтовой лестнице справа от входа.

Отец очень не любил, когда кто-то брал его книги. Следил он за этим строго и неведомым образом всегда замечал, если это правило нарушали. И лишь когда он уходил в экспедиции, в кабинет отваживались заходить Мила и Максим. Им всегда казалось, что самое интересное именно здесь, а не в библиотеке.

При виде сплошной череды книг на полках, возникал вопрос: где стояла нужная? Мила прошла вдоль стеллажей с левой стороны, рассматривая корешки. Научные статьи, собранные за десятилетия, в толстых коричневых обложках с золотым оттиском номера тома; монографии великих и не очень великих искателей; диссертации географов, судостроителей, инженеров-механиков. Это могло заинтересовать, кроме отца, разве что Максима. Впрочем, тот наверняка уже всë перечитал. А художественной литературы почти не было. Десяток томов приключенческих романов и полсотни научно-фантастических. Подарки писателей за дружбу или консультации.

Книга «Древние» нашлась между географическим разбором «Летописи Сандинских дней» и томиком статей «Критика картографии 15–17 столетий, относительно тектонических изменений современности». Мила бы еë и не заметила, если бы не яркий корешок с полуразрушенным древним небоскрëбом.

С книгой она вернулась к себе, устроилась в кровати поудобнее и начала читать.

Отцовский слог был тяжеловесен и сух. Текст изобиловал фактами, утопал в описаниях, а сюжет двигался очень медленно. Даже десять страниц спустя ничего толком не началось. Зато Мила узнала про флору и фауну островов тридцатой широты южного полушария, какие созвездия и в каком порядке появляются там в небе в сезон штиля, почему лучше брать в путь квашенную капусту и как увеличить срок хранения пресной воды в бочках.

Постепенно Мила стала клевать носом и вскоре сдалась, сама того не заметив. После тяжëлого дня сон был крепок и лишëн сновидений. Даже будильник не сразу его прервал. А когда Мила открыла глаза, за окном уже ярко светило утреннее солнце и пели птицы.

Как бы не хотелось избежать разговора с матерью, ускользнуть незаметно не получилось. Наина Вячеславовна караулила в саду и остановила дочь, когда та уже почти добралась до ворот.

— Доброе утро, Мила, — сказала она из кустов розы у самого забора.

Милу как током прострелило. Она замерла, повернулась к матери и растянула губы в улыбке:

— Доброе утро, мам. А ты здесь что делаешь?

— Да вот, смотрю, в каком виде моя дочь на улицу выходит. Ещё бы на тебя не напали. Юбка еле колени прикрывает, блузка такая обтягивающая, что грудь напоказ. Ты хотя бы на учëбу хотя бы идешь?

— Сейчас все так ходят. А вчера на меня никто не нападал! Просто так получилось.

— Пойдëм-ка присядем и поговорим.

Наина Вячеславовна отправилась к центру лабиринта, и Мила понуро двинулась следом.

К разговору мама приготовилась. На одной из скамеек стоял поднос с чайником и чашками, блюдцами с дольками лимона, нарезкой сыра и ломтиками свежего хлеба.

— Мамуль, я так на пары опоздаю, — застонала Мила, но всë-таки села.

— Ничего страшного не произойдëт, — рассудила мама, наливая чай. — Расскажи лучше, что было на приëме?

— Был Великий Князь Михаил, и у меня даже получилось с ним поговорить. Вот только ничего не получилось. Хопф опять влез со своими байками про недостаток средств, а князь ему и поверил.

— Да, я так и думала. Им проще ухватиться за повод не тратить деньги. Бюрократы, как они есть.

— Потом видела профессора Валенберга. Он совсем спятил, мне кажется. Набросился на меня и начал орать.

Наина Вячеславовна вздëрнула брови. Сжала губы, от чего нос стал ещё тоньше обычного. А потом медленно, отчëтливо проговаривая слова, произнесла:

— Так это он тебя так? Мерзавец! Надо немедленно заявить об этом городовым.

— Нет-нет! Он, конечно, мерзавец, но к платью моему не прикоснулся. От него меня спас профессор Фринн, с которым я и пошла на приëм.

— Фринн? Фринн… Фринн… — повторяла мама, стараясь вспомнить эту фамилию. — Кажется, Афоня рассказывал о каком-то Фринне… Нет, слишком давно это было. Не помню.

— Он рассказывал, что пересекался с папой в Порт-о-Лейн и очень гордиться таким знакомством.

— Вполне возможно, — пожала мама плечами. — Но он, как видно, оказался мерзавцем похлеще Валенберга.

— Нет! — запротестовала Мила, но сразу осеклась и исправилась: — То есть да. Не знаю. Он показался очень приятным человеком. Мы гуляли, болтали о том и о сëм. А потом мне поплохело. Я даже не поняла, что случилось. Когда открыла глаза, уже лежала на берегу. Вот как-то так.

— Возмутительно! — поддержала дочку Наина Вячеславовна. — Это хамство какое-то! Самое наглое, неприкрытое хамство!

— Да, я так ему и сказала.

— Фринн… Мне надо посмотреть в отцовских бумагах. Я точно помню, с ним была связана какая-то дурная история.

Загрузка...