— Мне ужасно жаль, что так получилось. Если бы я знал, не оставлял бы тебя ни на минуту, — успокаивал Фринн, когда они с Милой вышли на улицу.
Уже стемнело и остался лишь свет эфирных фонарей. Погасли окна в домах, заметно убавилось самоездов. А воздух стал лëгким, наполнился запахами моря и прелой зелени, остывающего камня. Самое лучшее время для неспешной прогулки. Не сговариваясь, Мила и Фринн отправились вниз по улице к набережной.
— Я сама не ожидала. Он всегда был неприятным типом, но чтобы так… Нет, это просто отвратительно! Я до сих вижу его бешеные глаза, и меня в дрожь бросает. Хоть бы он больше мне не встретился никогда, — рассуждала Мила.
— Что он хотел? Так вопил, что всех перепугал. Хорошо хоть Его Высочество был занят и этого не видел, иначе потом проблемы были бы у всех.
— Не знаю, что он там кричал. Какой-то пошлый бред, наверное. Я не расслышала, — соврала Мила, чтобы не ставить профессора в неловкое положение.
— Похоже, он совсем спятил. Впрочем, всë к этому и шло.
— Вы давно знакомы?
— С Валенбергом? — Фринн на секунду задумался. — Лет семь. Может, чуть больше. Мы вместе работали у одного старого искателя помощниками. Я тогда только начинал ходить в экспедиции, а он уже имел определëнную репутацию.
— Он работал помощником в таком возрасте? — удивилась Мила.
— Так и искатель был не простым. Легенда, можно сказать. Отто Вернер, если тебе это имя о чëм-то говорит.
— Ничего себе! Конечно, я его знаю! Отец с ним дружит. Да и дом его стоит совсем недалеко от нашего. Но последнее время он стал затворником. Быть может, столько всего повидал, что больше на улицу высовываться не хочет.
Фринн рассмеялся:
— Точно. Старик одних языков знал штук двадцать. Помню, зашли мы как-то в бухту острова Макрай, что на экваторе в Бушующем океане. Хотели воды набрать, да и мяса, если повезëт. Но туземцы были против. Похитили Вернера, меня и ещё пять человек.
— Как же они вас похитили? Вы же не вëдра какие-то, — заинтересовалась Мила.
— Нет, не вëдра. У туземцев были такие длинные дротики со снотворным. Они выждали, когда кто-то из нас останется один, и так собрали себе на обед семерых человек.
Фринн замолчал, ожидая реакции, но Мила отнеслась спокойно к новости про туземцев-каннибалов.
— Ты не удивлена? — спросил он.
— Я дочь артефактолога. Поверь, и не такое слышала, — гордо ответила Мила.
Они остановились. Смотрели друг другу в глаза. Улыбались.
— Значит, не только красива, но и умна? — понизив голос произнëс Фринн.
— Редкость, да?
— Не то слово. А я очень люблю всë редкое.
— Даже если это очень опасно?
— Особенно если это опасно, — Фринн положил руку ей на талию, привлëк ближе.
— А если это будет стоить жизни?
— Обожаю такие испытания.
Он наклонился, чтобы поцеловать Милу, но та в последний момент выскользнула из его рук.
— Смотри, какая яркая звезда над бухтой! — резко сменила она тему.
Фринн усмехнулся, взглянул на небо и спокойно произнëс:
— А ты знаешь толк в издевательствах.
— Мы уже перешли на «ты»? — кокетничала Мила.
— Давно. Ты не заметила?
— Как-то не обратила внимание. Так что там с туземцами? Они тебя в итоге съели?
— Как видишь, нет. Вернер понял их язык и предложил обменять нас на семь ружей.
— Как дëшево вы, оказывается, стоите.
Они пошли дальше и вскоре свернули на набережную. Тихие волны шелестели, волнуя дорожку Кары. Та ребристой линией убегала к горизонту между каравелл. В одной из рестораций с живой музыкой звучал душевный романс.
— А с моим отцом ты знаком? — продолжила Мила.
— Было дело, мы пересекались в Порт-о-Лейн года три назад. Уж не помню, куда он держал путь, но я возвращался в Адамар с грузом ритуальной посуды из храма Духа Пантеры.
— Вы разграбили храм? — ахнула Мила. Она знала, как добывались экспонаты для музеев и объекты для исследований, но только сейчас стало очевидно, что это не просто находки, а украденные у кого-то вещи.
— Он стоял заброшенным многие века. Боюсь, в живых уже нет никого, кому эта посуда была бы важна. Так что разграблением я бы это не назвал.
— Может и так. Но мне не по себе становится, как представлю, что лет через двести кто-нибудь найдëт, к примеру, мою комнату и вынесет всю одежду.
Фринн мягко засмеялся.
— Поразительно! Никогда не встречал таких впечатлительных барышень. Разве через двести лет тебя будет это заботить? Боюсь, в таком возрасте от тебя уже мало чего останется.
Мила надула губки. Слова Фринна казались насмешкой, хоть и сказанной с нежностью. И сложно было решить, надо ли отвечать на это с вызовом или принять, как шутку.
— Прости, мне не стоило так говорить, — спустя короткую паузу произнëс он.
— Да, не стоило.
— В любом случае, я уверен, что Афанасий Фëдорович ничем таким не занимался.
— И почему я тебе не верю? Не пойми меня неправильно, но иногда на вещи смотришь под другим углом, и они приобретают другие смыслы. Отец никогда не делал секрета из своей работы. Он часто и подробно рассказывал, что и где нашëл. Да и дома у нас полно трофеев из его путешествий.
— Не удивительно, что вы с братом пошли по его стопам. В Порт-о-Лейне мы провели целую неделю в разговорах обо всëм, и я не уставал восхищаться его не дюжим умом. Искусство, литература, история, технологии. Он во всех темах был, как рыба в воде. Единственное, что его раздражало, это светские новости.
— Это всегда его утомляло. Он говорит, в высоком свете меньше души, чем в двигателе самоезда. Все презирают друг друга, завидуют и ждут, когда можно будет с аппетитом обсудить чью-нибудь неудачу, — пояснила Мила.
— Примерно так он и сказал, когда я решил было сообщить о женитьбе дочери графа Брутова на своëм двоюродном брате. Тогда эта новость будоражила всех, а его больше интересовал новый аппарат для опреснения воды.
Дальше набережная удалялась от воды и тянулась вдоль пустого в это время песчаного пляжа. Фринн свернул на пирс, и Мила, не задумываясь, повернула следом. Так они и шли между тесно пришвартованных лодок и яликов, небольших яхт. Те вяло покачивались на воде, но в темноте это больше напоминало шевеление морских животных.
— Я читал несколько книг твоего отца. У него получаются прекрасные приключенческие романы, — произнëс Фринн.
— На самом деле он просто описывал художественным слогом свои путешествия. Даже придумывать ничего не потребовалось.
— Правда? Даже историю про остров Родэм, где нашлись руины древнего высокоразвитого города?
— Да, и про него тоже правда. К сожалению, в совете не поверили этому и отклонили отчëт об экспедиции. Я сама не помню подробностей — двадцать лет прошло с тех пор. Но скандал был оглушительный. Отца едва не выгнали с позором. А уж когда он опубликовал роман, то лишь благосклонность попечителей его защитила.
— Неужели он не взял ничего с собой? — с робкой надеждой спросил Фринн. — Это помогло доказать ему свою правоту.
— По-моему, нет. Не припоминаю ничего такого.
— Невероятно! — воскликнул Фринн. — Благодаря этой книге я и выбрал путь искателя. Она перевернула моë представление о мире! Настолько близки оказались загадки нашего происхождения, что я больше не мог сидеть, сложа руки. Отец мне прочил карьеру в магическом соборе. Он сам был колдуном первой степени и мечтал, что я так же буду плести чары, ворожбу наводить и прочей дребеденью заниматься.
— Но ведь это большие деньги. Люди хорошо платят, если нужно срочно подправить здоровье или найти пропавший кулон любимой бабушки, — размышляла Мила.
Фринн выругался в бороду и остановился. Они уже дошли до края пирса, и дальше разливалось бескрайнее море. Не было видно горизонта, лишь усыпанное звëздами небо отражалось на подвижной глади. И Кара, что жëлтым большим диском зависла над головами.
Фринн взмахнул рукой. Мерцающая дымка окутала еë в один миг и начала струйками сплетаться в чайную розу. Фринн провëл рукой вдоль стебля, завершая формирование цветка, подхватил его. А потом преподнëс Миле со словами:
— Единственное, в чëм вижу смысл магии я, это возможность подчеркнуть волшебство твоей красоты этой розой.
Мила не знала, что сказать. Она приняла цветок и увидела, что тот идеален. Каждый лепесток насытился нежным жëлтым цветом, на крепком стебле ни одной колючки. Мила расплылась в улыбке, а Фринн продолжал:
— Я не встречал ещё таких девушек, как ты, Мила. Но боюсь, что моя работа заставляет тебя держаться на расстоянии.
Мила потупила взгляд, не решаясь признаться, что это правда. Ей стоило невероятных усилий не давать волю чувствам. Пускаться в их омут с головой было не правильно. Даже запретно. И вот она стояла, едва не падая в обморок, рассматривала розу. Воздуха не хватало, хоть Мила и пыталась это скрыть.
— Позволь мне тебя поцеловать? — спросил Фринн.
Сердце Милы забилось ещё чаще. Она подняла голову. Фринн шагнул ближе. Приблизился к еë губам и осторожно коснулся их своими. И тут мир померк. Голос города отдалился, затих. Всплеск воды.
Мила как будто парила. Удушье стягивало грудь, но это уже не волновало. В висках нарастала тупая боль, но и это было чем-то таким, с чем бороться бесполезно.
Внезапно тяжесть в груди пропала. Глубокий вдох. Мила пришла в себя на песке. Боль в висках резко усилилась и охватила всю голову.
— О, Дэв! Ты жива! — с облегчением обрадовался Фринн.
Он нависал над ней и с ужасом рассматривал еë лицо. С его волос капала вода, а лицо даже в темноте казалось бледнее мела.
— Что случилось? — слабым голосом спросила Мила.
— Ты упала в воду. Не помнишь?
— Наверное, я потеряла сознание.
Она подняла руку, чтобы потереть лоб, но заметила, что рукав болтается слишком свободно. Тут же ощупал грудь — платье и корсет были разорваны. Тело прикрывало лишь исподнее, но и его Фринн надорвал так, что теперь левая грудь была оголена.
— У меня не было другого выхода, — произнëс Фринн в своë оправдание, когда понял ход мыслей Милы. — Ты уже не дышала. Я боялся, что ты умрëшь у меня на руках.
Возмущению Милы не было предела. Какая наглость: оставить несчастную в нижнем белье и говорить при этом, что по-другому никак.
Мила собрала обрывки платья, пытаясь прикрыться, и поднялась:
— Спасибо, профессор Фринн, за вечер, но мне надо домой. Вызовите такси, если у вас есть такая возможность.
— Как скажешь.
Фринн достал эфирон — личный кристалл Тарнавы, размером с ладонь. Крайне дорогая вещица, позволяющая всегда иметь доступ в эфир. А уж огранëнные и украшенные эфироны вовсе были редкостью. Кристаллы поддавались обработке только искуснейшим мастерам, а на один экземпляр уходило до года работы. Эфирон Фринна имел прямоугольную форму, был тонок, а по краю его тянулась золотая кайма.
Мила едва не ахнула от восхищения, но вовремя опомнилась. Только что Фринн облапал еë, пользуясь минутной слабостью. После такого даже намëка на снисхождение быть не должно.
А Фринн, ничего не заметив, провëл рукой над кристаллом. Всплыло эфирное облако, где в упорядоченном хаосе блуждали окошки с фильмами и играми, с новостями, беседами, магазинами. Ноосфера эфира была необъятна, и хранила если не всю информацию, созданную людьми, то большую еë часть.
Фринн вызвал такси и вновь обратился к Миле:
— Мне жаль, что ты неправильно всë поняла. Я хотел помочь, только и всего.
Но Мила с гордым видом хранила молчание.
— Ладно, дело твоë. Наверное, у тебя сейчас голова раскалывается, а тут ещё я со своими объяснениями.
Не сказала она ни слова и когда подъехал самоезд. Села в мокром платье, от чего извозчик уже готов был разродиться матерным несогласием. Тут Фринн протянул ему три купюры и примирительно сказал:
— У девушки выдался неудачный вечер. Вы уж извините, если можете.
— Без проблем, — резко подобрел тот.
Фринн повернулся к Миле:
— До встречи. Надеюсь, твоя ночь пройдëт тихо и спокойно.
И закрыл дверь.