Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 17

Лилит

— Отдай кристаллизатор.

Меня радует, что придурок хотя бы перестал стрелять.

Я сжимаю шкатулку побелевшими пальцами и поворачиваюсь к Чулку.

— Какой неприятный сюрприз, — я взвешиваю свои шансы против пятерых парней, вооруженных до зубов.

— Смотря для кого, — он направляет на меня пистолет, — Я могу ненароком нажать на курок, — он мерзко улыбается своими гнилыми зубами, — Отдай его по-хорошему.

— Я лучше умру, — прижимаю шкатулку к себе.

Пора бы прибегнуть к плану «Б», но проблема в том, что у меня его нет.

Вокруг нас собирается целая толпа искаженных. Вперед выходит один из них, его голову обматывает шина и я вижу только один единственный глаз.

— Забирайте то, зачем пришли и уходите, — я удивленно моргаю, это что, шутка такая? — Гибридам здесь не место, — я делаю осторожный шаг назад, намереваясь скрыться за мертвыми деревьями.

Еще шаг. И ещё.

— Эй, эй, — грозит мне пистолетом Чулок и я замираю на месте, — Ты никуда не идешь. Наши жизни в обмен на твою. Всё честно.

Страх щупальцами прощупывает мое тело, прежде, чем проникнуть глубже. Мое дыхание сбивается и сердце начинает стучать громче.

Неужели он на самом деле так глуп, чтобы верить искаженным?!

— Заказчик всё равно мой, — я воинственно вскидываю подбородок и лихорадочно думаю. Думаю. Думаю. Но я понимаю, что теперь я вряд ли смогу выбраться. Слишком много против меня. На этот раз мой компас дает сбой, — Без меня он не станет с тобой разговаривать, — я улыбаюсь, хотя внутри все немеет от страха остаться здесь.

— Когда кристаллизатор будет у меня, — Чулок подходит ко мне ближе и я напрягаюсь, — Условия уже будем ставить мы, — он вырывает из моих рук шкатулку и я не сопротивляюсь.

— Сукин сын, — я плюю ему лицо и он наотмашь бьет меня кулаком в челюсть.

Я падаю на колени, ощущая во рту привкус крови, голова кружится, но я не позволяю себе слабость. Только не перед ним. Мои пальцы зарываются в холодную землю.

— Подумай сама, я делаю тебе одолжение, — Чулок стоит надо мной, пока я пытаюсь подавить тошноту, — Когда придут Погонщики, ты уже будешь мертва.

Я сплевываю сгусток крови.

— Ты какой был мразью, такой и остался.

— За все приходится платить, — глубокомысленно изрекает он и машет рукой своим парням, — Уходим, скоро здесь станет слишком жарко.

Я слежу за ними, пока они не скрываются в лесу.

Вот и всё.

— Вставай, — меня рывком ставят на ноги и ведут к сараю.

Наполненные ненавистью взгляды напоминают разряды тока. Мы заходим внутрь. Я сглатываю, наткнувшись на развешенные на потолке крюки с засохшей на них кровью. Кому она принадлежит мне даже думать не хочется. Искаженный снимает с гвоздя веревку и возвращается обратно.

Я не хочу, чтобы меня касались. Не хочу стать их едой. Не хочу быть здесь.

Он грубо хватает меня тонкими, как ветвь ручищами, и я не выдерживаю.

— Убери от меня свои вонючие руки, — я пытаюсь ударить его ногами и вырываюсь, но искаженный оказывается сильнее. Я напрягаю мышцы изо всех сил. Чертыхаясь, ему все-таки удается связать мои руки, — Не трогай меня, скотина! — брыкаюсь изо-всех сил, но всё без толку.

Закончив с моими запястьями, он перетягивает мне щиколотки и тащит в самый конец сарая.

— Закрой свою пасть, — он встряхивает меня и я замолкаю, — Располагайся, — искаженный толкает меня в стойло и я падаю в колючее сено. Оно пахнет полынью и какими-то травами.

Я зажмуриваюсь, и отползаю в самый дальний угол. Прислоняюсь к стене, настороженно наблюдая за ним оттуда. Через небольшие щели солнце подсвечивает летающую в воздухе пыль и это единственное, что не выглядит здесь враждебно.

Искаженный не спешит уходить и это меня пугает.

Может быть, он решил убить меня здесь и сейчас?

— Та штука могла изменить нам жизнь, — он нарушает молчание, — Но ты все испортила.

— У меня не было выбора, — я не пытаюсь его разжалобить или убедить отпустить меня.

Наверное, я говорю это для себя.

— У меня тоже, — его спокойный голос, как удар молота, проходится по всему моему телу, — Надеюсь, твои друзья хорошо бегают. Потому что, когда я до них доберусь, они пожалеют, что родились на свет, — я слышу, как громко стучит мое сердце, чересчур громко.

Искаженный закрывает стойло и часть сарая погружается в темноту. Со своего места, я вижу только его босые ноги, но мне достаточно и этого, чтобы все волоски на моей коже встали дыбом. Он разворачиваются и уходит. Я слышу, как стихают его шаги. Воцаряется тишина. Я досчитываю до пятидесяти и только тогда начинаю действовать. С гулко бьющимся сердцем, я отвожу плечи назад и пробую растянуть веревку. Она больно впивается в кожу, но я терплю.

Времени у меня немного.

Большим пальцем руки, мне удается дотянуться до узла и я изо всех сил пытаюсь его ослабить. У меня узкие запястья и достаточно стянуть петлю на одной руке, чтобы освободить другую. Я прикусываю губы от напряжения и у меня, наконец, получается.

Я сбрасываю веревки на пол и переключаюсь на ноги. Заставляю себя забыть об опасности, иначе я не смогу быстро соображать. Освободившись, я тихо подбегаю к дверям и прислушалась. Снаружи кто-то тихо переговаривается между собой.

Я слышу кудахтанье курей и детский смех.

Скоро они вернутся. Скоро это место станет моей могилой.

Я осторожно пробую приоткрыть дверь. Надеяться, что он забыл ее запереть, глупо, но я все равно злюсь, когда она не поддается. Если бы не Чулок, я была бы уже далеко отсюда. Я дотрагиваюсь до скулы, где уже наливается порядочный синяк.

Оглядываю сарай в поиске какого-нибудь оружия, но здесь ничего нет. Ни окон. Ни садового инвентаря. Ничего. Не считая этих странных крюков и…

Я опускаю глаза и едва не лишаюсь сознания.

Меня начинает бить дрожь и зубы сводит от боли, словно все нервы необъяснимым образом оголяются. Я убираю ногой сено, чтобы удостоверится — мне не показалось. Нет. В этот раз я не ошиблась. Это кровь. Много крови. Она впиталась в дерево и окрасила его в темно-вишневый цвет.

Я с ужасом пячусь к двери и мои глаза обжигают жгучие слезы.

Господи Иисусе, меня подвесят к потолку, как животное и мне очень повезет, если меня убьют сразу.

Но лучше на это особо не рассчитывать. Они растянут удовольствие.

Я сползаю на пол и обхватываю колени руками.

Как-то мама мне сказала, что поступки определяют твою жизнь и нужно очень хорошо подумать, прежде чем сделать выбор. Она готовила свои мази из целебных трав и заставляла меня добавлять по каплям эфирные масла. Если я ошибалась, то все лечебные свойства пропадали и приходилось начинать сначала.

В этот раз я свернула не туда. Пошла против своей совести и теперь я здесь.

— Прости, Самара, я не смогу сдержать свое обещание, — шепчу я, сжимая колени сильнее, — Я тебя очень, очень люблю, — прижимаюсь лбом к коленям так, словно хочу заставить себя ничего не чувствовать, но шорох в дальнем конце сарая заставляет меня выпрямиться.

Что это?

Я медленно поднимаюсь на ноги, и стираю со щек слезы.

— Мяу, — возмущенно высказывается нежданный гость, увидев меня.

Я облегченно выдыхаю. Крупный рыжий кот направляется ко мне. На его морде красуются несколько шрамов. Наверное от частых драк. Нет правого уха и зеленый глаз почти не открывается.

Я встречаюсь с ним взглядом. Он ждет от меня объяснений, что я здесь делаю и какого черта пялюсь на него.

— Привет, дружок, — тихо говорю я и он начинает тереться о мои ноги, громко мурлыча, — Откуда ты такой взялся… — я замолкаю на полуслове.

Чтобы сюда пролезть, ему нужен лаз.

У меня шумит в ушах и я вся покрываюсь потом.

— А ну-ка, пошел вон, — шиплю я на кота, и хлопаю в ладоши, — Давай, давай, иди отсюда, — я гоняю его по всему сараю, пока он не исчезает за двумя мешками, наполненными навозом.

Быстро сдвигаю мешки в сторону и у меня вырывается нервный смешок. Лаз небольшой, как раз для кота или крысы. Наверное, ее запах и привлек его сюда. На прогнившем полу и стене, я обнаруживаю клочки рыжей шерсти. Осторожно пробую отломать кусок иссохшей временем древесины, даже не надеясь на успех.

Но у меня получается.

Спасибо, боже!

Обломав почти все ногти до крови, я освобождаю небольшое место. Боль пульсирует в ушах, но я стараюсь не обращать на нее внимание. Мне нужно найти что-нибудь острое. Что-то, чем можно копать.

Я поднимаю глаза и оценивающе смотрю на крюк.

Подойдет.

Много времени уходит, прежде чем мне удается дотянуться до острой стали и сорвать его с потолка. Я рыхлю землю крюком, пока она не становится достаточно мягкой и выгребаю ее, расширяя лаз. Работаю быстро, но недостаточно, уже стемнело и становится намного холоднее. Гора земли рядом со мной похожа на большой муравейник. У меня болит спина, всё тело мокрое от пота. И я воняю. Стянув с себя толстую кофту, я бросаю ее на пол, и опускаюсь на живот.

— Пусть этого будет достаточно, — шепчу я, как молитву, — Пусть этого будет достаточно, — повторяю я одно и тоже, и пытаюсь протиснуться на улицу.

Острые щепки впиваются в спину, и прорывают рубашку в нескольких местах. Я сильнее отталкиваюсь ногами и мне удается выбраться наружу. В первое мгновение, я не верю, что у меня получилось. Над головой ярко горят звезды и даже вонь теперь мне не кажется такой отвратительной.

Я бегу к следующей деревянной постройке и прячусь за ней. В окнах домов стоит непроглядная темнота. Мое сердце сжимается от нехорошего предчувствия. Я выглядываю из-за угла и у меня перехватывает дыхание.

Чистильщики. Целая армия.

Они в белых комбинезонах и своих огромных намордниках. Я прижимаюсь к стене и озноб мурашками покрывает мою кожу. Зачем они здесь? Если Призрак получил кристаллизатор, то почему отправил сюда команду зачистки?

Голоса звучат громче.

Я как можно тише обхожу дом и скрываюсь за мешками с мусором. Вонь стоит просто невыносимая, но я жду, пока чистильщики не пройдут мимо и только тогда вскакиваю на ноги.

Набрав в грудь больше воздуха, я несусь вперед. Легкие горят огнем, но я фокусируюсь только на своей цели. Вбежав в холодный мрачный лес, я устало прислоняюсь к дереву и оглядываюсь назад.

Чистильщики зажигают прожекторы, яркий свет разрезает ночное небо пополам, а потом перемещается к лесу. Несколько минут, я пытаюсь восстановить дыхание, хрипом вырывающее из моего горла и опять начинаю бежать. Острые сухие ветви царапают лицо, но я только ускоряю бег.

Каждый день я боюсь за сестру. Боюсь, что она умрет. Заболеет. Ее обидят. Убьют. Или просто отнимут у меня. Единственное, что я могу — сражаться за нее. Всегда и везде.

Я пробираюсь через колючую проволоку, она безжалостно задерживает меня, цепляясь за брюки и я со злостью отрываю целые куски ткани. Мне нужно успеть к Гриф. Забрать сестру и на время исчезнуть.

Вдруг я обо что-то спотыкаюсь, моя нога подгибается и я кубарем лечу по земле. Мое тело считает все камни и валуны, пока не останавливается. Я неподвижно лежу на земле и смотрю на небо. От боли я даже боюсь дышать.

Застонав, я облокачиваюсь на руки и пробую подняться. Мои ноги сильно трясутся, но скорее от шока, чем от боли. Прихрамывая, я направляюсь к крутому подъему наверх и слышу какой-то звук.

Он идет с другой стороны холма и я крадучись двигаюсь туда. Когда я подхожу ближе, в нос ударяет запах человеческих испражнений и крови. Бездомные псы поворачивают ко мне свои окровавленные морды и предупреждающе скалят зубы.

— Господи Боже, — я пячусь от них, — Господи Боже, — но я не в силах отвести взгляда от сваленных в одну кучу людей. Я узнаю каждого из них. Всего несколько часов назад они хотели моей смерти.

Отработанный материал. Вот что мы такое для них.

Я смотрю, как псы делят руку заказчика и мои ноги становятся ватными. Я опускаюсь на холодную землю. С неба падают жирные хлопья пепла. Он сыплется слишком быстро, и покрывает все вокруг серым горячим снегом.

Я удивленно поднимаю голову.

Что-то горит?

Ветер приносит запах дыма и смерти. И меня словно ударяет в солнечное сплетение и я подрываюсь с места.

Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.

Но запах дыма становится всё сильнее и во рту появляется вкус паленой плоти. Я пулей проношусь мимо пустыря. Меня душат рыдания, перехватывая дыхание. В глазах рябит и меня шатает. Я постоянно спотыкаюсь, падаю на землю и вскакиваю опять. Черный пепел перемешивается с землей и порывы ветра бросают его мне в лицо.

От зоны «Безнадежных» остались только скелеты домов и больше ничего.