Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 31

Лилит

Я бесшумно двигаюсь вдоль стены, повинуясь какому-то древнему инстинкту. Вокруг меня плотная тишина и неподвижность. Стражников нет. Это радует и злит меня одновременно. Они так уверены, что мы будем смиренно ждать своей участи. Будем подчиняться и покорно соглашаться со всем происходящим здесь, что даже не позаботились о ночной охране.

Я выдыхаю, прежде чем выйти на открытый участок. На потолке камеры, едва заметные глаза, двигающиеся из стороны в сторону. Я стараюсь держаться слепых зон и попадаю в еще один коридор. Мне хватило одной прогулки, чтобы запомнить дорогу.

Остановившись, я прислушиваюсь.

Ничего. Не единого звука.

В ушах только шум моего быстрого сердцебиения и я иду дальше. Вдруг, впереди раздается глухой звук шагов, до меня долетает только эхо, но скоро стражники будут здесь. Я лихорадочно оглядываюсь. Пот выступает на коже холодными каплями. Паника внутри меня разрастается. Заметив небольшое углубление в стене, я быстро протискиваюсь в тесное пространство и моё тело каменеет от страха.

Я ничего не вижу и меня это пугает. Кончиком носа я касаюсь окрашенной поверхности. Дышать становится тяжелее, грудную клетку ломит от желания сделать глубокий вздох. Я ощущаю себя лабораторной крысой, пытающейся спрятаться от скальпеля в маленькой щели. Шаги звучат ближе, мой мозг пытается блокировать страх, но его нити во мне. Внутри. Так глубоко, что я не могу дотянуться до них и заменить ненавистью.

— В следующий раз пойдешь ты, меня они пугают до жути, — совсем рядом произносит недовольный мужской голос и когда он облокачивается о стену, я чувствую запах его пота вперемешку с дезодорантом, — С тебя кофе, — еще чуть-чуть и стражник меня заметит.

Я зажмуриваюсь, сглатывая подступивший к горлу мерзкий комок тошноты.

— Ладно, — со смехом соглашается второй, — Очередность надо соблюдать, — я слушаю их удаляющиеся шаги, пока не становится очень тихо. Несколько секунд я выжидаю.

Появится ли кто-то еще?

Никого.

Я осторожно выбираюсь из своего укрытия и спешу к выходу. В голове бьется только одно слово. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Я не знаю, кого я молю о помощи и кто должен меня услышать.

Иисус? Кришна? Мухаммед? Или Будда?

Катастрофа заставила всех забыть о Боге. Перворожденные создали свой идеальный мир. Свою религию и свои пороки. Оставив нам только страдания и боль.

Открыв дверь, я выскакиваю наружу. Порывы холодного воздуха почти сшибают меня с ног. Я поднимаю голову и смотрю в сторону сторожевых башен. Внутри тускло горит свет и я различаю силуэты вооруженных стражников. Огни прожекторов лениво разбивают темноту. Но ни один из них не направлен на парадный вход.

Пригнувшись, я спешу к высоким воротам, сразу за ними сосновая роща и свобода. Какой-то звук заставляет меня резко остановится и скрыться в тени голубоватых елок. Мой пульс ускоряется и я прислушиваюсь. Постукивание повторяется и я быстро оглядываю двор.

Всё мое тело немеет от страха.

В тени деревьев скрываются пять или восемь собак. Не знаю точно, сколько их. Они увлеченно поедают свой ужин, гремя тарелками. Натренированные мускулы лоснятся в свете луны. Тела, созданные убивать и калечить.

Теперь слова стражника приобретают совсем иной смысл. Они и меня «пугают до жути». Я продолжаю медленно пятиться к воротам. Только бы они не услышали отчаянный грохот моего сердца. Только бы…

Один из доберманов резко вскидывает голову и принюхивается. Я почти не дышу. Он поворачивает морду ко мне, в оскаленной пасти блестят острые клыки, глаза яростно сверкают в темноте и я вынуждена повернуть назад.

Вынув из кармана золотую карту, я игнорирую главные правила: Не бежать. Не дергаться и не делать резких движений.

Я начинаю бежать.

Всё быстрее и быстрее. Я знаю, если они доберутся до меня, я умру. Волосы лезут в глаза, но я только прибавляю скорости. Глотая ртом воздух, я судорожно вдыхаю кислород, но не могу выдохнуть. Я боюсь, что вместе с углекислым газом, я выпущу свою жизнь. Легкие разрываются от боли.

Рычание становится всё ближе и ледяная дрожь охватывает мой затылок. Легкие разрываются от боли. Я выдержу. Выдержу. Икры горят огнем и ноги наливаются тяжестью. Я спотыкаюсь. Пальцы разжимаются и я со страхом слежу, как ключ исчезает в кустах. Опускаюсь на корточки и шарю руками по земле, загоняя под ногти грязь. Время замедляется.

— Где она? — всхлипываю я, — Где?

Слышу мягкий стук ударяющихся о землю подушечек лап и цепенею от ужаса.

— Скорее, скорее, — стучит у меня в висках, пальцы нащупывают острый край и я вскакиваю на ноги. Руки так дрожат, что я боюсь выронить ключ еще раз и тогда мне точно конец.

Я смотрю на дверь.

В горле застревает крик, когда вся тяжесть добермана обрушивается на мою спину. Я падаю на землю и чувствую его горячее дыхание на своей шее. Еще секунду и он вгрызется в мою яремную вену. Я быстро переворачиваюсь и оказываюсь под собакой, упираясь руками в его крепкую широкую грудь. Вязкие слюни вытекают из страшной пасти зловонной жижей и капают мне на щеки. Наверное, в жизни каждого наступает такой момент, когда ты понимаешь, что помочь себе можешь только ты.

Отчаяние придает мне сил, одной рукой я стараюсь не дать ему вгрызться в мое лицо, а другой загребаю мелкие камешки и швыряю их в морду. Заскулив, он отбегает прочь. Другие псы опасаются подходить ближе, заключая меня в полукруг. Наверняка, ждут, что решит вожак стаи. Безжалостные глаза настороженно следят за каждым моим движением. Во мне закипает ярость. Я не сдамся. Я слишком долго боролась. Слишком многих потеряла, чтобы погибнуть вот так.

Я выставляю вперед правую ногу, будто говоря, что готова к бою и отвожу в сторону ладонь. Один из доберманов не выдерживает и бросается на нее. Я резко сгибаю руку в локте, прижимая ее к груди и с силой бью его в челюсть. Запястье простреливает боль и я до крови прикусываю губы, подавляя крик боли. Пес отскакивает прочь, прижимает уши к голове, он трясет мордой и я отступаю к двери, не прекращая бесшумно скалиться. Шаг. Еще один. Я открываю дверь и оказываюсь внутри.

В безопасности. В тюрьме. Снова.

Я обессилено сгибаюсь пополам, дрожа всем телом, перед глазами все плывет и я едва могу стоять на ослабевших ногах. Не в состоянии разглядеть или услышать стражников.

Слезы струятся по щекам и я стираю их рукавом толстовки.

Перестань плакать. Перестань плакать.

Перестань плакать, черт возьми!

Я делаю два глубоких вдоха, успокаивая бешено бьющее сердце и быстро осматриваю свою одежду. Одна штанина у меня разорвана, небольшой треугольник изодранной ткани у самой голени и кровоточащая царапина на коже. Подкатав штанины, я направляюсь в сторону своей комнаты.

Короткими перебежками, не забывая о камерах, я добираюсь до столовой и уже готова повернуть в коридор, идущий к моей темнице, как динамики оживают. Гремящий на весь «Ковчег» мужской голос призывает химерам просыпаться. Не задумываясь, я разворачиваюсь и бегу в столовую, молясь об одном.

Успеть спрятаться.

Лампы на потолке мигают и загораются ярче. Я быстро ныряю под первый попавшийся металлический стол. Сжимаясь в маленький комок, я закрываю уши руками и стискиваю зубы, чтобы они не стучали. Со своего места я не вижу, что происходит в столовой. Все заняты делом. Я слышу, как гремят ложки и скворчит разогревающееся масло на сковороде. Соблазнительный аромат жареной курицы витает в воздухе.

Я физически чувствую, как рот наполняется слюной и желудок сжимается от голода. Мои мышцы затекают от неудобной позы, но я не могу пошевелиться, боясь обнаружить себя. Раздается звонок и через несколько минут в столовую вваливается шумная толпа переговаривающихся с друг другом ребят. Я осторожно выбираюсь из своего убежища и смешиваюсь с остальными. Сердце бьется в пересохшем горле громкими хлопками. Я беру в руки поднос, его поверхность настолько ледяная, что у меня замерзают руки. Под короткими ногтями я замечаю полумесяцы черной грязи и царапаю пластмасс в надежде избавиться от нее. Но это только привлекает внимание стоящей рядом девушки. Она отодвигается от меня, раздраженно фыркнув и я отвечаю ей прямым взглядом.

Получив свой завтрак, я опускаю глаза в пол и не спеша удаляюсь на свое обычное место. Забравшись на подоконник, я отставляю поднос и с тоской смотрю в окно. Высокие сосны заглядывают за ограду, окутанные угрюмым туманом, они едва заметно двигаются. Я ощущаю себя выжатой губкой, не способной ни на что больше.

— Я сказала стражникам, что ты с доктором Полк, — я дергаюсь и поворачиваюсь к Чайке, она не удивляется, увидев меня в столовой и я ощущаю волну раздражения, — Их физиономии вытянулись, как мои сиськи, — громко смеется и бесцеремонно садится напротив, скрещивая ноги.

— Рада, что смогла тебя развеселить, — сквозь зубы говорю я и пододвигаю к себе поднос с завтраком. Впихиваю в рот остывшую овсянку, заставляя себя жевать и глотать.

— Ты и вправду думала, что если захочешь уйти, то у тебя получится? Смотри на вещи реально.

Я швыряю ложку обратно в тарелку.

— Мне почти удалось, — меня злит, что она оказалась права, — И я не перестану пытаться, — опять возвращаясь к безвкусной каше и проглатываю еще одну ложку холодной массы.

— Господи, я узнаю этот взгляд, — мрачнеет Чайка и я удивленно вскидываю бровь, — У моего брата был такой же и знаешь где он? — она вгрызается зубами в темно-зеленое яблоко. Сок брызжет во все стороны, несколько сладких капель приземляются на мое лицо и я стираю их тыльной стороной ладони.

— Нет, — осторожно отвечаю я, наблюдая, как размеренно работают ее челюсти. Она не спешит с ответом, медленно пережевывая каждый кусочек.

— Мёртв.

Моё сердце болезненно ударяется о ребра. В первое мгновение, я даже не знаю, что сказать. Слова застывают на моих губах, но сглотнув комок, мне всё-таки удается вытолкнуть из себя одно:

— Соболезную.

— Не стоит. Я знала, что он именно так и закончит. Я это к чему, — она кладет огрызок на поднос и облизывает пальцы, — Ты можешь уговаривать себя в чем угодно, но правда никуда не денется. Всё бесполезно.

— И ты не будешь даже пытаться? — не верящим голосом интересуюсь я, заглядывая в ее темные, как колодец, глаза.

— Смысл? Мой желудок переваривает вкусный завтрак, — Чайка четко выговаривает слова с невозмутимым спокойствием, — Я знаю, что у меня будет сытный обед и не менее съедобный ужин. Бояться больше не надо.

— Ещё как надо, — не знаю, зачем я пытаюсь ее убедить, наверное, она мне действительно, нравится, — Ты знаешь, кто такие химеры? — я хватаю ее за руку, — Нас разбирают на части, — шепчу, как безумная.

— Что ты несешь?! — Чайка повышает голос и на нас начинают оборачиваться, перешептываясь между собой.

— А остатки скармливают собакам…

— Замолчи! — она выдергивает свою ладонь и соскочив с подоконника, убегает к группе девчонок.

Я скриплю зубами. Не стоило этого говорить, нужно было откусить себе язык. Ее реакция вполне объяснима и желание обрести настоящий дом тоже. Я беру в руки чуть теплую кружку чая, и делаю жадный глоток, отворачиваясь к окну. Металлические ворота начинают медленно открываться. Стражники тут же принимают строевую стойку, поворачиваясь в сторону прибывшего.

Я отпиваю еще один глоток и давлюсь теплой жидкостью. Она вытекает из моего носа и я громко кашляю, прижимаясь лбом к стеклу. На территорию «Ковчега» входит Призрак. Горло у меня перехватывает и я не могу больше издать ни звука. Его имя всё звучит у меня в голове.

Призрак. Призрак. Призрак.

Он здесь.

Здесь.

Длинный белоснежный плащ развивается на ветру, кроваво-красная рубиновая брошь похожа на большую каплю крови. Маска в форме птичьего клюва кажется мне еще более жуткой, чем я запомнила.

Я напряженно вглядываюсь в него, ожидая увидеть за спиной Самару. В воображении я уже нарисовала ее тощую фигурку, цепляющуюся за подол своими тонкими ручками.

Но её там нет. И не могло быть.

От разочарования, я с трудом могу дышать. От каждого судорожного вдоха в горле саднит. В ярости сжимаю кулаки. Призрак останавливается и оглядывается. Длинный, изогнутый клюв его маски поворачивается ко мне и я чувствую, как ненависть внутри меня увеличивается до бесконечных размеров.

Неутомимая. Темная. Беспощадная.

Нас разделяет непробиваемое стекло и большое расстояние. Но я уверена.

Он меня видит.

Мы смотрим друг на друга и мне мерещится его мерзкий смех. Я сжимаю пальцы сильнее и в залеченном запястье простреливает боль. Проходит всего несколько секунд. Но мне кажется, целая жизнь. Призрак отворачивается от меня и скрывается внутри здания. Звуки начинают возвращаться, я слышу гул голосов и стук столовых приборов. Провожу рукой по лицу, стряхивая с себя странное онемение. Теперь мне становится понятно, кто этот таинственный «он», о котором тогда говорила доктор Полк.

— Сто девятая, просьба приготовиться к отправке, — оживает в динамиках равнодушный женский голос и я непроизвольно тянусь к своим цифрам, — Сто девятая, просьба приготовиться к отправке.

В столовой воцаряется тишина. Никто не двигается с места. Я нахожу глазами Чайку и мы обмениваемся взглядами. Я вдруг понимаю — она мне верит. Я забиваюсь в самый угол окна и подтягиваю колени к подбородку. Обняв себя за плечи, я пытаюсь успокоиться.

За одним из столиков раздается едва слышный плач и высокая девушка несмело поднимается со своего места. Сутулясь, она вытирает нос рукавом и озирается по сторонам. Рыдания становятся громче, когда она замечает направляющихся к ней двух стражников с золотыми повязками на могучих бицепсах. Ее выводят из столовой и оживление вновь возвращается, словно ничего не произошло.

Я прислоняюсь к холодному стеклу, от несправедливости происходящего, меня душит гнев. Мне хочется вскочить и предупредить всех об опасности, но внутренний голос шепчет сидеть на месте и не высовываться. Слишком опасно. Слишком рискованно.

— Остальным химерам просьба разбиться на пары и последовать во двор, — выводит меня из ступора всё тот же женский голос, — Остальным химерам просьба разбиться на пары и последовать во двор.

Чайка молча подходит ко мне, и мы выходим на улицу. С безоблачного неба сияет солнце и холодный воздух сохраняет вкус позднего утра. Я замечаю доктора Полк, она стоит на крыльце и смотрит на меня. Уверена, она заметила пропажу, но никому об этом не сказала.

Стражники лениво следят за нами. Мы двигаемся в сторону спортивной площадки.

— То, что ты сказала правда? — Чайка наклоняется ко мне.

— Они называют это разборкой, — едва слышно отвечаю я, и ее лицо становится серым.

— Боже… — черные глаза сверкают, как отполированный оникс

Атмосфера между нами вибрирует от напряжения. Смешивается всё: страх, злость, неверие…

— Мы можем попробовать сбежать вместе, — предлагает она, и это заставляет моё сердце дрогнуть. — Ключ ещё у тебя?

— Да.

Неожиданно одна из идущих впереди девушек выбивается из общей массы.

— Выпустите меня! — верещит она и бросается бежать.