Скоростная любовь

=== Сто десятая. Между жизнью и смертью ===

И все-таки я умудрился потерять контроль. На один момент. На одну ничтожную секунду. Это было обидно. До жути обидно.

Все произошло буквально на раз, два, три.

Бумс! Пумс! Бабах!

Не сдержав управление, я моментально понял, что для меня на этом все кончится. Для моей страстной, вспыльчивой красотки и для меня.

Все произошло так быстро, но одновременно длилось целую вечность. Попав в смертельную ловушку, я оказался в летящей неведомо куда машине. Момент, и я ударяюсь головой сначала о руль, о крышу опять и опять. Момент, и я слышу скрежет дорогого сминающегося в непосредственной близости от меня металла. Момент, и я чувствую, как он соприкасается со мной. Ранит мою кожу. Проникает внутрь. Момент, и разбитое стекло предательски вонзается, остается во мне. Момент, и я понимаю, что мне придется расстаться с жизнью.

От страха я не мог ничего сделать, не мог собраться с мыслями. Я не знал что делать. Я намертво вцепился в руль. Я не знал, как защитить себя. Я не закрывал глаза. Передо мной мелькала земля, мелькало небо.

Хрясь!

Я почувствовал ужасающую боль. Это была не просто боль. Моментальная. Локализованная. Нет. Она была повсюду. Болела от ударов голова. Кажется, моя кожа горела. Меня будто бы заживо разрезали на куски. От каждого переворота салон все сильнее сжимался. Сдавливал меня, захватывая в смертельные объятья.

Страх!

Хрясь. Я не чувствовал правую руку, вроде она должна была держать руль.

Ох. Меня придавило. Грудь разрывалась на куски. Кажется, пришел конец всем моим ребрам.

Я помню, как, оторвавшись от сидения в последний переворот, оказался наполовину выдавленным через отсутствующее стекло.

Я не чувствовал зажатые непонятно чем ноги. Правая рука была стопроцентно сломана. Кажется, я пропахал лицом по земле. Иначе с чего бы во рту было столько песка с привкусом крови?

Изо всех сил пытаясь сохранить сознание, я еле-еле заставлял себя не закрывать глаза.

Главное не отключится. Нет!

— О-о, — это был мой вздох.

Нет. Это был вырвавшийся наружу ужас. Это была ужасная боль. Боль пронзающая меня насквозь.

Было больно дышать. Очень больно. Почти невозможно. Нереально. Я попытался подвигать пальцами левой руки. Едва получилось. А повернуться? Лечь на спину? Нет. Об этом не могло быть и речи. Я не мог. Как? Почему? Я не мог. Просто не мог. Не мог из-за боли, возникающей во всех частях моего тела. Удивительно, что я вообще мог рассуждать. Лежать полностью обездвиженный, но при этом мыслить.

И тут началась борьба. Так я никогда еще не дрался. Никогда не боролся за себя. Я высасывал из себя все. Лишь бы… Лишь бы не заснуть. Я смотрел перед собой, боясь вдохнуть побольше воздуха. Смотрел в никуда, ничего не видя перед собой, и плакал.

Плакал от обиды. От несправедливости. От того что облажался. Слезы, соприкасаясь с кожей, попадая в глубокие раны, делали мне больно.

Что-то оглушило меня. Какой-то грохот. Что-то непонятное. Что-то либо упало, либо развалилось. Что-то разрушилось.

Попытался повернуться, чтобы иметь возможность увидеть что произошло, но добился лишь усиления боли, заставившей издать меня предательский стон.

Тем временем рядом со мной однозначно что-то происходило. Я мог поклясться, что вблизи топчутся люди, о чем-то переговариваясь. Их резкие вскрики привели меня к мысли о том, что они ужасно нервничают и торопятся. Это было странно. На треке кроме нас никого не было, ребята не могли так быстро добраться до места нашей аварии.

— О! — раздалось откуда-то сверху.

Пара черных ботинок попала в поле моего зрения. Пыль, поднявшаяся от них, оказалась в моих глазах. Человек замер прямо рядом со мной и присел на корточки.

— А-а-а… — я едва не потерял сознание.

Он схватил меня за волосы, приподнимая, поворачивая лицо. Черт! Это было больно. Так больно. Ужасно больно. Моя голова будто бы попала под атаку военных боеголовок. Кошмар!

Новый поток слез. Да что это со мной? Я издал нечто наподобие предостерегающего стона, попытавшись прошипеть нечто нецензурное, но со стороны это вряд ли казалось угрожающим, скорее смешным, либо чрезвычайно грустным.

— Гляди-ка! Живой!

Это надо же? Он плюнул мне прямо в лицо. Противная, мерзкая, грязная слюна попала мне на глаза, на лоб.

Я попытался сконцентрировать взгляд на непонятно откуда взявшемся человеке.

— Давай быстрее! Валим! Мы вызвали ментов, все как надо! Как ты и просил! Тачки на месте. Пора съебывать отсюда! — уловил я часть разговора.

— Да! Конечно. Все подготовил? — этот голос был мне знаком.

— Конечно, Шторм.

— Поджигай тогда!

— Эй! — громкий, противный голос моего мучителя заставил меня содрогнуться. — Иди сюда!

— Что?

— Иди сюда! Зацени кое-что!

— Чего? — еще одна пара ног. Знакомый голос. — Че те надо? Подожжем сначала его тачку… Потом…

— Шторм, погляди! — на этом он вновь дернул меня за волосы.

— А-а… — челюсти, которые я сжал, дабы сдержать стоны, дико болели.

— А ну поверни-ка его! — возле меня присел второй человек.

О нет! Только не это! Вдвоем они схватили меня за пораненные руки, за поврежденную грудь и повернули на спину.

Передо мной зависло темное, питерское небо и… и лицо Шторма.

— А мальчик-то жив! Ха-ха-ха. Вот блин, в рубашке родился! Ну ему пиздец не повезло.

Мое зрение не полностью восстановилось, но я заметил, как Шторм поморщился после слов своего напарника.

Придирчиво осматривая меня, он провел рукой по моему лицу. Скорее ради любопытства. Не знаю. А может.

О Господи! Он схватился за сломанную руку. Надавил мне на грудь. Не выдержав, я застонал. Впал в агонию. Мне сделали больно. Очень больно.

— Ебать. Как ты умудрился выжить? Сука!

— Ха-ха-ха. Чуваку не повезло.

Засмеялся его напарник. Для меня оставалось загадкой, с чего это мне не повезло остаться живым. Однако следующая его фраза заставила меня… Хотя, что я мог? Я мог лишь раскрыть шире веки.

— Подожжем его вместе с машиной. Как и планировали. Кто виноват, что он выжил?

— Ты бредишь? — перевел на него взгляд Павел.

— А что ты предлагаешь? Давай, может, еще посидим, подумаем? Пока до нас менты не доберутся? Шторм, пора жечь все к чертям и валить! Как договаривались!

— М-м-м, — Паша встретился со мной взглядом.

Я не мог ничего сделать. Я молча смотрел на него сквозь выступившие слезы.

— Сука, Шторм, если ты ни с того ни с сего очеловечился, давай вырубим его, чтоб было не больно! Пора валить! Блять! Или все к чертям полетит!

— Закрой рот! — вскрикнул Паша. — Так… — вновь посмотрев на меня, он на секунду остановился.

Это необъяснимо. Я не могу передать словами свои чувства. Моя жизнь полностью зависела от человека, пытавшегося меня убить. Который почти сумел это сделать. Но я не хотел умирать. Не хотел. В этот момент у меня не осталось гордости. Я молил его о пощаде. О спасении.

Он не отрывал от меня глаз. Смотрел мне в глаза и думал. Думал.

Секунды его размышлений доставляли мне невыносимую боль. Я не в силах был сдерживать слезы.

— Так. Похуй. Зови ребят, — отвернувшись от меня, проговорил он. — Вытаскиваете его. И тащите к машине.

— Ты ебанулся? Шторм!

— Что? Что, блять, тебе непонятного? Пока я еще тут главный! Я сказал, вытаскивайте и перетаскивайте его! А потом поджигайте!

Шторм схватил меня за лицо. Без особых усилий раскрыл рот и…

— А-а…

— Не ори, красавец. Твои зубы и так еле держатся. Что стонать-то? Франк, надеюсь, я не пожалею о принятом решении.

— Блять, Шторм, это… это…

— Двух тебе хватит? Для опознания им сгодится.

— Пиздец! Ты ебанулся? Тебе делать больше нечего, чем с ним возиться?

— Если бы я его грохнул в гонке — одно дело, но я не убийца! Я не буду сжигать его заживо! Все уяснил? — он поднялся и пошел прочь.

— Да он не передвигаемый! К нему не прикоснуться же!

— Уж… Прикоснись как-нибудь!

— Он подохнет, пока мы его тащить будем!

— Ты не рассуждай, а делай! И быстрее! А уж если он не выдержит и скончается, то… и пускай. Его проблемы.

Дальнейшее запомнилось мне частично. Парни, которые вызвались вытащить меня из тачки, не особо церемонились. Пару раз я терял сознание, затем приходил в себя от резкой боли. Снова падал в темноту, вновь выбирался. Когда меня оттащили от машины, один из них, перед этим облив мою машину бензином, чиркнул спичкой. Сквозь слезы наблюдая за этим, я в последний раз посмотрел на свою покореженную красотку. Я знал. Я верил в то, что это она спала меня. Она могла беспощадно убить, раздавить меня. Но… Я выжил. И…

Бах!!!

Меня оглушило.

Ее не стало. За одно мгновение я ее лишился. Я лишился ее.

Терпя неимоверную боль от каждого движения, я наблюдал за Штормом, который, подойдя к своей машине, которая непонятно с чего оказалась раскореженной о строительное заграждение, замер, сжимая что-то в руке.

Это была зажигалка. Выждав несколько минут, отойдя подальше, он бросил маленький огонек в сторону своей спортивной Ауди.

Бах!!!

Не оглядываясь в сторону полыхающей машины, он спешил в мою сторону. Наконец-таки меня донесли. От небрежного удара головой о сидение я вырубился. Сил на борьбу не осталось. Осталась лишь темнота.

Никогда бы не поверил, что это правда. Это было удивительно. Мозг играл со мной в жестокую игру. Он не давал мне забыться. Не отпускал. Не давал уйти. Вместо того, чтобы просто отпустить, оставить в покое, дать умереть, он издевался, напоминая мне, сколько плохого я сотворил за свою короткую жизнь.

Я не понимал, где нахожусь, не ощущал ничего вокруг. Скорее всего, я спал. Мой сон был настолько реалистичным, что я испугался. Перед глазами мелькали моменты, вырванные из моего прошлого.

Мое детство, мальчишечьи проказы, бунты.

Я с самого рождения вставлял родителям палки в колеса. Почему? Сам не знаю. Родился таким. Во мне таилось что-то странное, темное, порой оно вырывалось наружу, и я не мог его контролировать.

Итак, родители.

Лица матери и отца настойчиво мелькали передо мной, а ведь я не хотел их видеть. Только не их. Нет!

Слава Богу… Рядом со мной возникли лица моих самых близких друзей, все они были тут. Рядом со мной. Я перестал бояться. Среди них был мой младший брат.

Он смотрел на меня с глубочайшей горечью и разочарованием.

— Нет! Нет!!!

Я не хотел, чтобы он так смотрел на меня.

— А чего ты хочешь? Что ты ждешь от него?

Макс. Максим. Мой брат. Брат.

Я любил его всем сердцем, любил так сильно, что врал ему с того самого момента, как он оказался в моей квартире тем утром.

Я увидел его в коридоре: мелкого, испуганного, заплаканного…

Он сказал, что ему некуда идти. Что он остался один. Родители бросили его. Что я его единственная надежда, что он любит меня. Сжимая его голову в своих руках, проводя пальцами по взлохмаченным волосам, я понял, что буду врать ему. Буду.

Рассказав ему довольно искореженную, грустную историю о своих и его родителях, я предложил ему остаться со мной. Я чувствовал вину. Я был обязан ему всем. Но я не мог рассказать ему правду. Иначе бы он возненавидел меня.

А правда заключалась в том, что во всем был виноват мой отец. Мой отец был зачинщиком неразберих случившихся в клубе. Он воровал деньги, уводил их прям из под носа у тех, кому был обязан шикарной зарплатой. Он воровал все больше и больше, постепенно теряя над собой контроль. Он. Только он.

Отец Макса, пытавшийся его урезонить, пытавшийся покрыть брата, также попал под удар.

На тот момент я давным-давно докопался до истины и знал, что делает мой отец вне дома. Для меня это казалось жутью. Двухсторонней жутью. Наблюдая издалека за проводившими гонками, я каждый раз боялся за тех, кто гонял на огромной скорости. Мне было отвратно наблюдать за тем как некоторые люди бились, бились нарочно, дабы доказать кому-то что-то. Наблюдая за всем этим, я постепенно осознал, что не могу спокойно смотреть на проезжающих мимо меня машин, казалось, смотря на них, я заглядывал внутрь, чувствовал характер каждой.

Не рассказывая отцу, о том, что в курсе его обязанностей, я попросился к нему в мастерскую. Эта была та самая мастерская. Именно та, которая сейчас принадлежала мне. Как бы мне. Отец, довольно спокойно восприняв мой интерес, пустил меня к тачкам, показал азы вождения и… и понеслось. Едва получив права, я гонял по городу, сутками высиживал в гараже, пытаясь докопаться до самой тайной занавесы каждой из испробованных мною тачек.

Когда я уже мог спокойно собрать и разобрать любую из доставленных в салон машин, отец всерьез заинтересовался моими способностями.

Тот день. Улыбнувшись, он притащил меня в гараж. Оказывается, там у него было куплено еще одно помещение. Открыв ворота, он показал мне ее. Ее. Ту, в которую я влюбился, которую полюбил за красивые глаза, неповторимую фигуру, за великолепный тембр мотора, за… за все.

Откуда? Он сказал, что ему подарили ее, прислали из-за заграницы за отличную работу.

Отец, так глупо было полагать, что я мог поверить в это. В этот же день совершенно случайно я наткнулся в газете на маленькую заметку, о том, как одна довольно темная фигура нашего города совершенно случайно погибла за рулем своего автомобиля. Видимо, отец хорошо поработал.

Находясь в гараже, имея возможность наблюдать, присматриваться, я видел, как он складывает доход в свой карман.

Поначалу мне было пофигу. Но, подслушав однажды его разговор с отцом Макса, я напрягся. Тот просил его больше не подвергать их опасности, просил, чтобы он утихомирился, ведь если владельцы наткнутся на расхождениях в сумме, будет плохо всем! Кому всем? Я так и не понял.

Минул месяц.

Протирая только что вымытый автомобиль, я обернулся на шум открываемой двери. К нам в салон зашло около пяти человек. Все они никаким местом не напоминали обыденных посетителей нашей забегаловки. Один из них направился в мою сторону, попутно поинтересовавшись, где сейчас мой отец. Указав на второй этаж, я отвернулся, решив вернуться к работе. Удар в спину застал меня врасплох. Размазавшись по машине, я едва устоял на ногах. Один из посетителей схватил меня за шкирку и, подтянув к себе, прошептал мне прямо в лицо, оставляя на нем остатки своих слюней: — Если это твой папаша облажался, если выяснится, что это он отмыл у нас такое большое количества бабла, тебе, парень, придется расплачиваться за него всю жизнь!

Выпустив меня, он направился в сторону лестницы, на которой возник испуганный отец. Я был напуган. Мне было страшно. Не помню, как я умудрился унести оттуда свои ноги. Трясясь от страха, я прибежал домой и набросился с криками на мать.

Для нее я с самого начала родился с клеймом «неудачный ребенок», ее всегда больше тянуло к племяннику, она могла баловать Макса часами, мне не было обидно. Если же отец хоть как-то занимался мной, видимо узрев талант, решив очередной раз сделать лишние деньги, то мать не особо утруждала меня своим вниманием.

Я был сложным подростком. Мне не очень была понятна суть школы, я считал себя гораздо более развитым тех, кому пришлось учиться со мной в одном классе. Высказывая это в открытую, я получал обычные для меня трояки — со словами «не портить же из-за тебя школьную репутацию».

Похуй. Мне было насрать.

Я мог без особого труда решить любую контрольную по алгебре, либо же по физике, не готовясь. Уж чего-чего, но этих предметов в жизни, в мастерской, в устройстве машинах у меня было порядочно. Но учителя не желали ставить мне что-либо положительное. Это… Было неправильно, по их мнению. По гуманитарным предметам было куда больше проблем: мои мысли о поступке Анны Карениной никого не порадовали, а фанатизм от Родиона Раскольникова, параллельно с высказанным мной преподавателю: «Я бы с радостью замочил вас топором!», и вовсе обеспечил мне несколько неудов подряд.

Мать перестала бороться со мной еще в средней школе. Высказав мне, какое я ничтожество, залившись слезами, хлопнула передо мной дверью.

От безделья, без контроля, я начал пить, шляться по ночам. Страдать фигней, не имея понятия, что же делать дальше.

В тот день, влетев к матери и принявшись рассказывать ей о случившемся, я наткнулся на стену непонимания. Она не могла понять, почему я гоню на отца, если же он зарабатывает для нас деньги, обеспечивает нам будущее!

Все это показалось мне плохим сном! Она знала обо всем, что происходит, но потакала отцу. Мало того, что вся наша семья оказалась в ловушке у людей, связанных с криминалом, так они еще позволяли себе дурачить их и втягивать в это другие семьи.

Отец пришел вечером. Заметно помятый. Плюнув на них, я смылся из квартиры. Мне не хотелось их видеть. На следующий день, придя в мастерскую, я обнаружил там… не только отца и его брата. Там были еще люди. Некоторые из них порой мелькали здесь и ранее, но я не связывал их между собой.

Тогда… Тогда я впервые увидел его.

Этот мужчина ничем не выделялся из толпы. Да. Он не отталкивал от себя, был среднестатистическим петербуржцем.

Я видел его мельком… Но отчего-то запомнил. А ведь теперь я так сильно любил смотреть в эти глаза. Они же достались ей от него.

Через неделю.

В этот день я праздновал с ребятами какое-то незначительное событие. Вернулся вдребезги пьяным и, наплевав на родителей, завалился спать… и больше не видел их живыми.

Все это я рассказывал Полине, с одной лишь разницей. Я не чувствовал вину, горечь, которую описал ей. Я не страдал по их уходу. Мне было больно от того, за что… Что я сделал им такого, что они решили превратить мою жизнь в ад?

Похоронив их, испытывая неимоверную злость, обиду, негодование, я решил отречься от них. Я так не хотел иметь с ними хоть что-либо общего. Все вокруг думали, что я прихожу на кладбище горевать о них, а я приходил туда, чтобы в миллионный раз напомнить себе, кем не должен стать. Для меня они не были людьми. Я не считал их близкими. Выгравировав на памятниках даты смерти, я так и не решился написать имена. Я не хотел их помнить.

Однажды, возвращаясь с кладбища, я наткнулся у выхода на попрошайку, он намертво пристал ко мне с просьбой о помощи. Ему не хватало денег на еду. Ну да. Конечно. Я никогда не раздаю мелочь подобным людям, они работают, вымаливая из нас хоть что-либо, после этого принося доход тому, кто их поставил на определенные места.

В этот день я решил поступить по-другому, высыпав из кармана всю мелочь, достав несколько сотенных купюр, протянул их незнакомцу. Я хотел, ну не знаю, сделать что-то несуразное.

— Ого! — кажется, он был обескуражен.

— Могу еще доллар дать, — посмеялся я. — Завалялся в кармане.

— Доллар? Нет, молодой человек! Этого мне хватит! Да и… Доллар… С вашей заграничной валютой что делать? — улыбнулся он.

Я собирался уйти, но он продолжил:

— Я не люблю доллары!

— А что любите, рубли? — поинтересовался я.

— Знаешь… — задумался он. — Всю жизнь мечтал подержать в руке французскую монету.

— М? — не очень понял я его.

— Франк. Один Франк. Знаменитый Золотой Франк. Тысяча триста шестидесятый год, — улыбнулся он. — Счастливая монета.

— Ха-ха-ха, — засмеявшись, я направился к машине.

— Эй! — окликнул он меня, когда я уже было тронулся с места. — Там дальше по дороге есть проход, через него ты можешь попадать сюда в любое время! Я видел, ты тут недавно стал появляться. Горечь еще не скоро пройдет. Может, тебе захочется прийти к тому, кто тут в другое время, в любое. За деревьями есть щель — поищешь, найдешь.

— А-а-а. Спасибо! — махнул я ему рукой из салона.

— Эй! Парень! — вновь позвал он меня. — А ведь ты Франк!

— Что? — не понял я ничего на тот момент.

— Ты-ты! — указал он на меня пальцем. — Ты моя счастливая монета! — потряс он рукой с зажатыми в ней купюрами. — Ты мой счастливый Франк.

Покачав головой, махнув на прощание рукой, я поехал в сторону дома.

Когда я узнал о смерти родителей, я не сразу понял, что это было спланировано. Лишь когда ко мне пришел заплаканный Макс, я просек, что что-то не то.

Моментально выдумав для него шокирующую историю, я наврал ему с три короба. Ложь. Ложь — моя любимая спутница. Зачем я вывернул все так, что виноватыми оказались его родители, а не мои?

Мне было так проще. Проще жить с ним дальше. Я не хотел, чтоб, просыпаясь каждое утро, смотря мне в глаза, он видел во мне того, кто является не просто его братом, а сыном тех, кто его уничтожил. Уничтожил его семью. Почему уничтожил? Откуда я мог это знать? А я и не знал. Я лишь мог догадываться до этого. Но я попал в точку.

Когда за мной пришли, я вкалывал в гараже, пытаясь отвлечься. Это были одни из тех, кто являлся тогда в мастерскую к моему отцу. Ничего не объяснив, не выслушав, они начали бить меня. За что? Я не знал. Справиться с несколькими мужчинами порядочно старше меня я не мог.

Тогда они забили меня до полусмерти. И именно тогда порезали живот. Это еще одна ложь, которую я скормил Полине. Усевшись передо мной, один из них пообещал мне, что они позаботятся обо мне, если я помогу им кое с чем справиться.

Послав их на три буквы, я получил несколько ударов ножом по руке. Нет. Они были не сильными, скорее… Он хотел очистить свое лезвие от моих внутренностей.

В конечном итоге они уговорили меня. Что же. Они на самом деле были весьма убедительны. Услышав сумму, которая исчезла вместе с моим отцом, я был ошарашен. Куда делись эти деньги, никто не знал. Владельцы клуба, погорячившись, убрали предателя с дороги, подумав, что откапают награбленное, но они ошиблись.

Вспомнив обо мне, решили выведать все у меня. Убедившись, что я ничего не знаю, решили поиздеваться.

Предложили работу. Верней как. Приказали работать на себя, ставя перед фактом, что я буду обязан понемногу вернуть им долг. Так же они объяснили то, что нанимают меня — неопытного и молодого — в качестве мести. Чтобы даже на небесах мой отец, наблюдая, как мучают его сына, страдал.

Ох, как они ошибались! Моему папаше было откровенно насрать на меня, с этим они явно прогадали.

Один из них сказал, что наблюдал за моими поездками — на тот момент я гонял подобно дьяволу. Пожелал мне успехов в моей начинающейся карьере. Напоследок, пообещав мне выйти на связь и наконец-таки вызвав Скорую помощь, они вспомнили о Максе. И я узнал правду. Расправляясь с его родителями, они хотели в первую очередь убить моего брата.

— Знаешь, довольно умильно наблюдать за плачущими родителями, как они смотрят на своего ребенка, которого убивают.

Меня едва не стошнило.

— Но нет, не думай. Мы не настолько бездушны. Мы пообещали им, что Макса не тронем. Даже больше! Мы разрешили им попрощаться с ним! В момент, когда они поняли, что их сын может пострадать, в них проснулся страх, ужас. Его мать решила написать ему письмо, что она написала, я не знаю, мне было неинтересно это читать. Мне рассказывать тебе о том, что произошло с ними дальше?

Помню, я уткнулся головой в пол и заплакал.

Я не рассказал Максу всей правды. От этого ему было бы еще больней, узнав, что из-за проделок моего отца, ему пришлось проститься с родителями, он мог возненавидеть меня. Кажется, я упоминал уже об этом. А так он ненавидел их. Так мне было лучше.

Про то, что они порезали меня, я тоже не слишком распространялся, показав ему лишь порезы на руке, именно этим объяснив ему свое пребывание в больнице. К моему удивлению он поверил. Наверное, просто кроме меня ему больше некому было верить. Из-за того, что он остался совершенно один, я пребывал в больнице всего несколько дней. Все это время с ним был рядом человек, решивший поддержать нас. Человек, которому, удалось выйти из передряги сухим. Он был счастлив, он молил Бога, чтоб все это не коснулось его семьи. Именно он стал для меня неожиданно твердой и надежной опорой, помог оправиться, встать на ноги. Взамен потребовав от нас с Максом одно — никогда никому не рассказывать о случившемся, особенно его родным. Тогда я усмехнулся, спрашивается, с чего мне что-то рассказывать незнакомым людям?

Едва я очухался, ко мне вновь нагрянули владельцы клуба, напомнив о нашей договоренности.

У меня не было выбора. Я согласился. Согласился на все. Согласился на все ради Макса. Это было отвратительно — шантажировать меня моим же братом.

Введя меня в курс дела, они рассказали мне о правилах организации и о моих обязанностях. Я должен был стать кем-то наподобие связного. То есть приносить им деньги, рискуя своей шкурой, ведь стопроцентной безопасности, защиты обещать мне никто не мог.

Подробней разобравшись в них, я понял, что эти люди ведут свои дела не только в нашем городе, все оказалось намного глобальней, и основной состав владельцев, имеющий акции, позволяющий отмывать деньги, осел в Москве.

После того, как я вошел в курс дела, они перешли к самому главному.

Им было необходимо, чтобы я был хорошо спрятан, чтобы на меня не могли выйти менты. Да, у них были крупные связи в полиции, но они не могли полностью гарантировать мне безопасность, а соответственно своим деньгам. Учитывая ошибки моего отца, они хотели, чтобы я как можно больше зависел от них.

Квартира, доставшаяся мне по наследству, каким-то образом оказалась принадлежащей не мне.

Машины, на которых я ездил, также значились не подо мной. Гаражные помещения, вроде доставшиеся от отца, были записаны на незнакомых людей. Пройдя по стопам отца, я оказался мнимым владельцем мастерской, хотя и она мне не принадлежала. Они потребовали от меня не маячить своими именем, не трезвонить направо и налево кем я являюсь. Забавно. Но это было единственное, в чем мы с ними сошлись. Я и так всеми силами старался обо всем позабыть.

Рассказывая Максу о сложившейся ситуации, я попросил его с этого момента позабыть о моей семье, о том, что было ранее. Да! И тут мне пришлось соврать. Мне пришлось запугать его тем, что если он будет рассказывать кому-либо, даже самым близким друзьям кто я, упоминать мое имя, это окончится очень плохо.

Он согласился. Кажется, он был согласен на все, лишь бы быть рядом со мной. От этого становилось гадко. Он заверил меня, что не будет стараться искать себе друзей, дабы огородить нас. Ему было пятнадцать. Как я мог, спокойно выслушав это, молча кивнуть?

Так мы зажили новой жизнью.

И спустя некоторое время я понял… Так было лучше. Я чувствовал свободу. Мне нравилось то, чем я занимаюсь. Я получал кайф от гонок, прилично зарабатывал, частично отдавая свою зарплату клубу, но… Оставалось достаточно.

Вина… Вина, которую я чувствовал, смотря на изуродованную фотографию своих дяди и тети, висящих у брата в комнате. Нет. Так было лучше. Для меня.

Надо сказать, я легко расставался с заработанными деньгами. Мы сделали довольно неплохой ремонт в квартире, я всячески пытался запихнуть Максу в карманы немного лишней наличности, но он отказывался, объясняя это тем, что и так живет за мой счет.

Я задарил его новейшей техникой, не стал бы отказывать в покупках новых гаджетов, но нет. Вместо многочисленных новомодных штук этот парень предпочитал высиживать вместе со мной в гараже. рассуждая, как совсем скоро сам сядет за руль. Ха-ха-ха. Мне было приятно это слышать. Это было семейное. Он хотел, чтобы я научил его всему. Я научил бы. Научу.

Однажды мне принесли ключи. Это были ключи от гаража. Номер, записанный на бейджике, сначала показался мне незнакомым, но потом я вспомнил.

Боже! Это была она! Она стала моей! Это было единственное, что досталось мне от отца, единственное, что я бы хотел заполучить после него.

Надо признать, несмотря на свое великолепие, после более пристального взгляда BMW оказалась не в столь уж шикарном состоянии. Мне пришлось затратить немало сил, чтобы сделать из нее сводящую с ума женщину.

День сменялся днем. Месяцы сменялись месяцами…

Все стало налаживаться. За это время я слышал еще о паре случаев гибели людей, которых замечал ранее на работе. Вполне возможно, это было проделано владельцами клуба в течение тщательного расследования. Не знаю.

Явившись в тот день с гаража немного раньше обычного, я наткнулся на пожаренную Максом картошку.

— Великолепно!

Вместе мы справились с мясом, сделали овощной салат и, пристроившись напротив телевизора, переключали каналы:

— Всего лишь полчаса тому назад один из самых популярных отелей в Турции «Sea» был полностью разрушен из-за взрыва, причина которого еще устанавливается. Заведено уголовное дело в связи с подозрением на теракт, — неслось с телевизора, — в настоящее время ведется спасательная операция по ликвидации пожара, возникшего в результате трагедии, а также вовсю ведутся работы по спасению людей, находящихся в тот момент внутри и около здания. Все интересующие подробности вы можете узнать по телефону, выведенному внизу экрана. Также вы можете узнать имена уже установленных погибших, тех, кто находится в больницах, тех, кто пока не найден, и перевести деньги в помощь пострадавшим на специально открытые по этому поводу счета.

— Кошмар, — выдавил из себя Макс.

— Мда-а-а, — протянул я, подавившись куском огурца.

Для меня это оказалось шоком. Спустя некоторое время я узнал, что в этом теракте погиб мужчина. Тот самый мужчина, помощь которого так неожиданно пришлась мне кстати.

Он погиб вместе со своей женой. Это было ужасным совпадением. Этот человек молился, чтобы бандиты не добрались до него и его семьи. Не добрались. Нет. Зато добрались другие. Вот это был каприз судьбы. Это было шоком. Я помнил, как он рассказывал мне о своих детях. Упоминал, что его старший сын примерно одного со мной возраста, немного помладше. Упоминал младшую дочь, девчонку с неограниченными амбициями, жаждой жизни.

Странно. Но я чувствовал, что должен ему. Он поддержал меня и мою семью в сложный момент. Не дал мне упасть, поднял на ноги. Я не мог поступить иначе.

Покопавшись в делах, я с легкостью вышел на них.

Брат и сестра. Их жизнь моментально погрузилась в ад. В темноту. Я знал, что если подойду к нему и предложу свою помощь, даже не объясняя кто я, он согласится, потому что я не был одним из многочисленных вечно орущих родственников, которым, по сути, было все по барабану.

Он согласился. Я сказал ему, что мой отец знал его отца. Вместе приходилось работать. Сидя в баре, я рассказал ему о своей истории. Конечно же, тогда я во многом приврал. Просто упомянул, что сам недавно потерял самых близких.

Кир оказался очень сильным. Он был не прошибаем. Он был мужественным. Стойким. Не плакал. Почти. Мы сразу же нашли общий язык. Улаживая проблемы с похоронами, сдружились. Да. Мы начали шутить. У нас появился намек на шутки, понятные только нам двоим.

После похорон он еще долго пытался справиться с собой. Он не понимал, как я умудрился полностью отойти от смерти родителей, почему так спокоен. Я свалил все на время, а сам подумал о своей глубокой ненависти.

Я чувствовал, что он нуждается во мне. Странно. С каждым днем он нравился мне все больше и больше. На тот момент, освоившись в клубе, я заводил довольно плотные знакомства, но такого общения среди них не было. Пока еще не было. Чем ближе он становился, чем сильней притягивался ко мне, тем больше проблем у меня возникало. Он фактически жил моей жизнью. Дома было невыносимо. Дома ждала сестра, выбившаяся из рук. Все его попытки справиться с ней обращались в ноль. Из-за его постоянного присутствия мне стало довольно сложно вести дела. Да. Я пристроил его к себе на работу, объяснив это тем, что по старой дружбе родителей, да и по нашей новообразовавшейся это будет неплохо. Вначале он мало что мог, но быстро схватывал. На лету.

Все. В какой-то момент он зажал меня своим вопросами. Прижал к стенке. Я как мог выкручивался. Он ворвался в запретную часть моей жизни, ошарашено осматриваясь по сторонам. Потребовал объяснений. Он испугался за меня. А я смотрел на него и выдумывал, что бы соврать такого, дабы не обидеть его.

Так же как и Максу, я рассказал ему искаженную правду, при этом вообще не упомянув его отца. Зачем? Ему не стоило этого знать. Мы помнили с Максом о своем обещании. Кирилл Берг никогда не должен был узнать о том, что его отец был хоть как-то связан с клубом. Самое ужасное произошло после моих объяснений. Этот идиот заявил мне, что не может оставить меня там одного. Я посмеялся. Он был серьезен. Мне пришлось ему уступить. Он подавал огромные надежды, был легко обучаем и мог заменить меня. Мог составить мне конкуренцию. Конечно же, не сейчас, но… в будущем.

Ему наконец-таки удалось достучаться до сестры. Наконец-таки в его жизни хоть что-то стало налаживаться. Узнав, что у меня есть возможность поехать в Москву, поучаствовать в каком-то съезде, совершенно не интересовавшим меня, я с легкостью подарил ему эту возможность отдохнуть там с сестрой, договорившись об этом с организаторами.

Сестра. Полина. Полина Берг. Девушка, к которой в первый момент я испытал довольно неоднозначные чувства. Господи, откуда? Как? Как ты смог создать ее?

Я не смог остаться к ней равнодушным. Она была невыносима, нетерпелива, взрывоопасна, неописуема, не, не… Она так сильно похожа на меня. Я понял это сразу же. Там. На вокзале. Когда встретился с ней взглядом. С ее заплаканными глазами. Когда разбился вдребезги о поток многочисленных колкостей, которыми она тыкала в меня всю дорогу. Потрясающе. А ведь эта девушка все время была рядом со мной. Она должна была быть моей. Она была создана для меня. Ведь только так я мог объяснить ее. Такую неповторимую, единственную, незабываемую.

Видимо наша схожесть, моя дикая злость от постоянных рассказов ее брата о загадочном принце, моя колкая, нетерпящая возражений, натура — все это дало обратный, противоположный ход. Проводя вместе пять минут, мы умудрялись сжечь тысячи мостов, вылить на себя тонны помоев. Но вместе с этим… это были замечательные дни. Узнавать ее такую. Высмеивать ее неудачи, подлавливать каждый ее промах, указывать ей на ее место, пытаться подчинить себе, проигрывать, дабы видеть ее искренний смех и неповторимый блеск в глазах.

Я не мог сопротивляться ей. Я зависел от нее. Тот день, когда она бросила его. Ха-ха-ха. Я знал, что так будет. Ей потребовалось немного больше времени, чтобы понять это. Пускай. Я же не мог ей открыто сказать об этом! Уж сколько было сделано подсказок?! Наконец-таки она догадалась. Сама. Молодец.

Увидев ее спящую в своей кровати, я обалдел. В прямом смысле. Это было неописуемо. Знать, что она прикасается своей кожей к моему белью, закутывается в мою рубашку. Я знал, что больше не смогу выдержать. Что нарушу обещание, данное Киру.

Я умудрился обидеть ее даже тогда. И даже не раз. Ха-ха-ха. Нес как обычно какую-то чушь. Но она простила. Я заметил, она готова была простить мне многое. Я этим пользовался. Измывался над ней, сам того не желая, ведь это свойственно мне по натуре. Я обожал подливать ей масло в огонь, вызывая на эмоции, которые потом доставляли нам с ней массу удовольствий, мне, по крайней мере.

Я постоянно проверял ее на стойкость, выносливость, силу воли и характера. Мне нравилось, когда она ломалась. Ломала все свои принципы ради меня. Я наслаждался тем, как испуганно расширяются ее зрачки после моего очередного ультиматума, после решения, которое я принял за нас обоих, не посоветовавшись с ней.

Пожалуй, самая главная ее особенность, то, что меня зацепило в ней, это ее мышление. Оно однозначно не было обычным, пустым, стандартным. Переобщавшись за свою жизнь со многими девушками, я мог смело утверждать, что от Берг можно было многого добиться, многое получить, в отличие от большинства негодных даже для простого обыденного разговора девчонок.

Конечно, порой, ее способность воздвигать немыслимые пируэты из разнообразных мыслей, приходящих ей в голову, играла против меня. Я искренне полагал, что эта красотка просто хочет быть ближе ко мне, когда попросилась на работу, я упустил момент, потерял контроль, и она моментально влезла туда, где ей было не место. Влезла и не просто так. Испортила мне все, я едва не потерял из-за нее друга, влезла, втерлась в доверие и осталась. И стала незаменимой. Даже там.

Зачем я показал ей родителей? Доверился, а потом вновь соврал. Я же хотел в какой-то момент открыться ей, но не смог. Побоялся, что она не вытерпит, разболтает все Максу. А я не хотел этого. Я понял, что не хочу, еще не готов полностью открыться ей, не могу рассказать, кем являюсь на самом деле. Нет. Об этом знал только Макс. Ему я доверял как самому себе.

Шторм. Этот гонщик всегда вызывал у меня восхищение. Слушая рассказы о его заездах, о его несомненном таланте, я так сильно хотел узнать его, хотел встретиться, посоревноваться, поучиться чему-нибудь, но все откладывал этот момент. Так неожиданно, грубо, несуразно повстречавшись с ним, я не знал как вести себя. Как относиться к тому, кто был так высоко в твоих глазах, к кому ты испытывал уважение, учитывая, что он стоит перед тобой, обвиняя в том, что моя репутация сказывается на нем? Это было несуразно. Я сразу же догадался, что его претензия насчет гонок — бутафория. Нет. Он явился ко мне по другому поводу. Она стояла рядом с ним. Эта причина. Не зная друг друга, выслушивая рассказы о восхитительных заездах каждого, катаясь в различных городах, не имея ничего общего, мы выбрали с ним одну и ту же девушку.

Для меня это оказалось шоком. Как и для него.

Подрезая их на проспекте, я был несказанно удивлен, как уверенно держится за рулем ее московский друг, наблюдая за тем, как он справился, как он выбрался из западни, я поверил в то, что ангелы-хранители существуют, иначе как? Все оказалось намного проще. Объяснение было простым, но для меня, на тот момент, неизвестным.

Получив черную карточку, я испугался. Я знал, что Шторм принимал участие в подобных гонках, знал что это такое, в сравнение с ним я был мелок и неопытен. Я бы отказался от этого. Я бы ни за что не поехал с ним по таким правилам, если бы не она. Мы как двое упертых, тупоголовых барана перли друг на друга, не желая уступать. Естественно, я не мог по-другому. Я должен был попробовать, попытаться поставить точку.

Рассекая ночной воздух, мы получили возможность разобраться между собой без чьей-либо помощи. Он был, несомненно, талантлив, я видел это в каждом его движении, он управлялся с машиной так, как мне и не мечталось. Он был достойным соперником. Но я тоже был неплох. И все-таки он проиграл мне. Я зажал его в угол. Я мог убить его. Мог отправить его в кювет. Он не ожидал подобного от меня. Никак не ожидал. От этого разозлился. Он не мог простить мне моей милости к нему. Ему было противно принять от меня эту подачку. И тут на него напал дикий зверь, цель которого была убить меня. Я это понял. Понял за секунду. Постепенно разбивая мою машину, он не мог остановиться, я не знал, как мне покончить с этим. В правилах подобного заезда было прописано, что гонка должна длиться до тех пор, пока кто-либо попросту не сможет принимать дальнейшее участие. Тут я понял свою ошибку. Да. Я на самом деле пожалел, что не столкнул его с самого начала. Теперь он не допустил бы такую ошибку. Он больше не относился ко мне как простому выпендрежнику, он ощутил, что я на его уровне, и больше всего желал расквитаться со мной. У него это получилось. Мне было так обидно, я попался ему на удочку. Потерял управление. Видимо, по его плану, я должен был влететь в какое-нибудь заграждение или сорваться вниз, все произошло немного иначе, но он своего добился. Он убил меня, уничтожил. Вот только не до конца. Я сам не мог поверить в то, что до сих пор жив и нахожусь в сознании. Это было ужасно. Ужасно страшно. А еще страшней было осознавать то, что происходило вокруг.

Неужели? Он действительно все это спланировал? Кем были те люди, которые, появившись из ниоткуда, уничтожили нас с ним? Для чего ему нужно было подрывать нас? Разве не моей смерти он добивался? Отчего не бросился к ней, выиграв в этой нечестной схватке? Он стер нас обоих, а теперь вез меня в неизвестном направлении. Что будет дальше? Я ничего не понимал. Меня кружило. Голова постепенно сдавалась. У моего мозга садилась батарея. Последнее, что разорвало меня на части, перед тем как я окончательно потерял связь с этим миром, это мысли о ней. Полина. Я оставил ее одну. Совсем одну. Я боялся за нее. Я не мог так подвести человека, которого любил. Это было моим предательством по отношению к ней.

— Не дергайся! — пробормотал мужской голос.

Что это за запах? Я приоткрыл один глаз.

На меня смотрел незнакомый мужчина. Кто он? Я попытался приподняться.

— Нет-нет! Ты что? Спи давай.

Мои вены во многих местах были проколоты. С обеих сторон от моей кровати виднелись капельницы. Я с ужасом, с непониманием посмотрел на незнакомца. Взяв шприц, заполненный непонятно каким лекарством, он ввел раствор в одну из капельниц, присоединенных ко мне. Спустя мгновение у меня в глазах все помутнело. Я вырубился.

Одна рука была в гипсе. Грудь была перевязана. Потихоньку набравшись сил, я приоткрыл глаза и рассматривал все вокруг. В первую очередь себя. Капельницы. От многочисленных уколов кое-где на руках просматривались синяки. Я попытался подтянуться на свободной руке.

— О-о-о, — резкая боль застала меня врасплох.

Болели ребра. Это была та самая боль, именно ее я почувствовал сразу же после аварии. Половина моей головы была забинтована. Я оглядел единственное, что казалось свободным — свою руку. Она вся была в глубоких подзатянувшихся ссадинах. Еле-еле сдерживая умопомрачительную боль, я откинул одеяло. Настал новый приступ ужаса.

Я похудел. Или нет? Скорее побелел. Из-под больничной рубашки, а именно она была надета на мое поврежденное тело, торчали две несуразные, наполовину забинтованные, бледные, с сине-зеленоватыми подтеками, конечности.

Я немного пошевелил ими. Мда. Не сказал бы, что это прошло успешно. Ноги еле-еле слушались меня. Все мышцы болели. Оценив ситуацию, порадовавшись, что не имею возможности посмотреть на свое лицо, я осмотрелся по сторонам.

Моя кровать, сильно напоминающая больничную койку, находилось в довольно маленькой комнате. Койка, две табуретки, тумбочки по бокам. Белая дверь напротив, судя по всему, это был туалет с ванной. Небольшое окно, через которое светило солнце. Значит, сейчас день.

Я не мог понять, где нахожусь, и что происходит. Меня не устраивало такое положение вещей. С отвращением переведя взгляд на исколотые руки, слегка зажмурившись, я выдернул из себя многочисленные трубки. Кое-как усевшись на кровати, попытался спустить ноги на пол.

Больно. Очень больно. Малейшее шевеление торсом вызывало спазмы. Дыхание сбивалось. Голова начинала кружиться. Я мог в любой момент отрубиться. Переборов себя, я кое-как спустил конечности. Попытавшись встать, моментально оказался на полу.

— А-а! — не мог сдержать крика. Все тело было настроено против меня. Оно убивало меня.

Спустя мгновение в комнату ворвался уже известный мне мужчина, вместе с ним вбежала незнакомая девушка.

— Так! Подымаем его!

Не обращая внимания на мое возмущение, они вдвоем уложили меня обратно.

— Парень! С ума сошел? Еще немного времени без обезболивающего, что я даю тебе, и ты загнешься от боли! Лежи! Не двигайся! Приходить в себя тебе долго! Меня радует, что ты очнулся. Это чудо.

— Что это за место? — мой голос показался мне чужим. Не моим. — Где я?

— Это сейчас непринципиально. Отдыхай.

Он вновь погрузил меня в сон.

— Если я попрошу тебя поговорить со мной, описать свои ощущения, ты не попытаешься сбежать? — его пристальный взгляд не давал мне спокойно сосредоточиться, придумывая план побега.

Я не мог точно сказать, сколько дней провел в этом месте. Но с каждым разом, с каждым пробуждением я чувствовал себя уверенней. Я не знал, его ли стоило поблагодарить за это? Нет. Перед похвалой мне следовало знать, кто он.

— Нет, — коротко ответил я.

— Как ребра?

— Нормально! Ай! — он надавил мне на грудь.

— Тебе еще долго восстанавливаться. Ноги как?

— Да ничего. Правда… иногда они не слушаются меня.

— Пройдет. Синяки пропадут. Раны затянутся. Рука срастется. Голова тем более. Она у тебя оказалось очень крепкой.

— Ну-ну, — ухмыльнулся я.

— Не смей вставать! Понял?

Он вышел из моей комнаты-клетки, не прикрыв до конца дверь.

— Слушай… он уже полностью вменяем. Я могу тебе гарантировать, что твой друг будет жить. Его организм потрясающе со всем справился. Стойкий товарищ, пережить такую аварию… Да. Буду ждать.

Я озадачено посмотрел на него, стоило ему вернуться.

— С кем вы сейчас говорили?

— С твоим другом, а что? У тебя заботливый товарищ. Дима, да? Я могу тебя звать по имени? — поинтересовался мужчина.

Немного уставший, поседевший, щуплый, скорее всего, он был врачом. Вот только, я не чувствовал запаха больницы, постоянно витающего в палатах, скорее всего я находился в какой-то квартире, но точно не в общественном учреждении.

— Друг? — я нахмурил брови. Левая половина лица еще не полностью пришла в себя.

— Когда Артем со своими друзьями притащили тебя ко мне, я думал, они тащат труп, настолько все было плохо.

— Артем? Какой нахрен Артем?

— Это не мое дело. Мое дело работать. Тебе все расскажут, — попятился он к выходу.

— О чем вы? Нет! — запротестовав, я сел на кровати.

Я опустился на босые стопы, сполз на пол, при этом ударившись головой о тумбу.

— Ну я же попросил тебя!

В который раз оказавшись в кровати, я вновь попал в искусственно вызванный сон.

— Красавчик, просыпайся! — он выдернул меня из сна. С широко раскрытыми глазами я резко приподнялся с подушки. Павел едва успел отодвинуться от меня.

— Что? — от ужаса у меня все внутри сжалось. — Что ты тут делаешь? Откуда взялся?

— Так-так! Спокойно!

— Я убью тебя! — потянувшись к нему, я протянул к нему уцелевшую руку.

— Ну-ну! — Шторм, перехватив, надавил локтем мне на грудь.

— Сука!!! Сука!

— Спокойно, сейчас отпущу, только орать прекрати!

Едва не скончавшись от боли, я смотрел на него взглядом, полным ненависти. Серьезно? Он рассмеялся. Подтащив стул к моей койке, он опустился на него, закинув обе ноги на мою кровать.

— Ну что, красавец, поболтаем?

— Еще раз ты так меня назовешь…

— Ха-ха-ха. Ты бы видел свою рожу. Оценил бы мою шутку, — засмеялся Паша.

Закрыв лицо руками, я попытался успокоиться, сосредоточится, прийти в себя.

— Что происходит, Шторм? — поинтересовался я спокойным тоном. — Что ты делаешь?

— Я что делаю? — ухмыльнулся он.

— Что это за игры? Для чего все это было? Ты хотел кому-то что-то доказать? Либо же ты хотел доказать что-то мне? Знай, я помню, что выиграл тебя. Я помню, что ты собирался сделать! Я помню, что сделали с моей машиной!

— Так-так! Успокойся! Не слишком ли много вопросов на сегодня? — перебил он меня. — Чувак, я пришел лишь на пять минут, наведать тебя. У меня куча дел. И, кстати, выиграл я, а ты едва не подох. Я спас тебя!

Поднявшись с табуретки, он направился к выходу.

— Что? — обалдел я. — Это как понимать? Да стой же ты!

Попытавшись подняться, я вспомнил о своих ногах и понял, что все равно не доберусь до него. Паша обернулся прямо возле двери:

— Франк, имей терпение!

— Сука! — я попытался приподнять стоящую возле кровати табуретку и кинуть в него.

От такого поворота событий мой организм сошел с ума.

— Ха-ха-ха. Придурок, — засмеялся Мятежный, исчезая за дверью.

— Ну что, поговорим? — на этот раз он уселся прямо на мою кровать.

— У меня нет на это желания.

— Да ладно? Брось. Франк, не будь букой! Ха-ха-ха.

Переведя на него взгляд, я прошипел:

— Я смотрю, тебя прикалывает тот факт, что я слабее?

— Да, меня это очень сильно радует.

Наклонившись, он вцепился одной рукой в мою шею.

Перехватив ее, я старался отодрать его от себя. Не хватало сил. Я начал задыхаться. Воздуха не хватало все больше и больше.

— Пусти! — прошептал я.

— Так-то лучше! — нехотя он убрал руку с моего горла.

Откашлявшись, я пару раз глубоко втянул в себя воздух.

— Франк, — подождав, он окликнул меня.

Он был очень близко. Это было непривычно. Больше всего на свете я хотел разорвать его на части, хотел уничтожить, убить. Он издевался надо мной, а я ничего не мог с этим сделать. Он был рядом, но в то же время был недосягаем.

— Ты в курсе, насколько шикарен? Знаешь, не думал, что ты окажешься хорошим водителем.

— Удивляйся! — протянул я.

— Дима.

Это было выше моих сил.

— Еще раз назовешь меня по имени… — пригрозил я ему.

— И что? Что ты сделаешь, Дмитрий? — рассмеялся он. — Я хочу рассказать тебе кое-что. Возможно, это внесет тебе некую ясность насчет всего произошедшего.

— Пф.

— Франк, я поведаю тебе одну непростую историю. О себе, о своей жизни. О тебе, о твоей жизни. Я думаю, тебе будет очень много из этого интересно.

— Ты уверен? Я не понимаю ничего из происходящего и единственное, что меня интересует, это как отсюда выбраться, как убить тебя и что ты сделал с моей девушкой!

— Если ты будешь мешать мне, я уйду. У меня пропадет интерес к тебе. Ну а если ты сумеешь заткнуться, то я постараюсь ответить на все твои вопросы.

Я повернулся к тумбе в поисках стакана воды.

— Это началось довольно давно и никаким образом не было связано с тобой и с Полиной, — от ее имени у меня дрогнула рука. — Это связано со мной и с клубом. Видишь ли, я упоминал тебе, что терпеть не могу, когда мне переходят дорогу, когда пользуются мной, когда угрожают тем, кого я ценю. Возможно, тебе покажется это удивительным, но у Шторма довольно плохие отношения с клубом. Это наша старая история. Не знаю, насколько она интересна тебе. Попав в клуб, я нашел контакт со многими ребятами, несмотря на нашу скрытность. У меня появился друг. Настоящий друг. Первый и единственный друг за всю мою жизнь. У нас было так много общего. Мы вдвоем были сумасшедшими. Я любил его. Очень сильно. Ты понимаешь, о чем я? Ты знаешь значение слова дружба? Знаешь. Я знаю это. Я уважаю тебя только лишь за то, что, приехав на место нашей гонки, я увидел огромное количество людей, желающих драться за тебя. У меня таких людей нет. Ты богат, богаче многих.

Мне оставалось только хмыкнуть.

— А я потерял своего лучшего друга. Ты бы смог потерять Кира?

Я посмотрел на него и покачал головой.

— А если бы ты знал, что твой единственный, самый близкий человек погиб из-за глупости, из-за людей, решивших заработать? Что бы ты сделал? Твой друг погиб в ужасных мучениях, а ты ничего не смог сделать, но знаешь его убийцу. Ты бы отомстил?

Мы молча смотрели друг на друга.

— Да, отомстил. И я бы отомстил. Он погиб в гонке. Не рассказав ему о кое-каких нюансах, тем самым подставив, они заставили его пройти через ужас, с которым он не справился. Моего лучшего друга убил клуб. Я не мог остаться в стороне.

— Соболезную, — произнес я. Мы пересеклись взглядами. Это было несуразно. Зачем он рассказывает мне об этом? Мне было совершенно неинтересно знать что-либо из его жизни. — Но я не понимаю, причем тут я?

— Не причем. Это отдельная история. Ну а ты. Ты и твоя слава. Это случилось гораздо позже. Тогда я уже прошел курс лечения. Потеря близкого сказалась болезненно. Я не сумел справиться с этим в одиночку.

Выйдя из клиники, я решил, что больше никому не позволю отбирать у себя самое дорогое.

— И как? — усмехнулся я. — Сработало?

Он плотно вцепился в меня, заставив издать стон.

— Больно?

— Отъебись! — я умудрился вцепиться ему в руку и изо всех сил сжал.

— Ладно! — немного поборовшись, он выпустил меня. — Ты мне нравишься все больше и больше.

— Пф. Ха-ха-ха. Ты сумасшедший? — поинтересовался я.

— Нет, — покачал он головой. — Просто смотря на тебя, я…

— Так, давай без этого! — издал я мерзкий смешок. — Я не гей!

— Что? — ошарашено посмотрел он на меня. — Что? Я тоже! Ты неправильно меня понял!

— Ага! Ха-ха-ха.

— Прекрати ржать, с тобой очень сложно вести дела! Я продолжу. Когда я узнал, что Полина бросила меня из-за тебя, я не выдержал. Это было равносильно ее смерти. Франк, ты не понимаешь, что она для меня значила. Я повернулся на ней, не мог отдать ее просто так. Тем более тебе.

— Почему? Я чем-то выделяюсь?

— Ха-ха-ха. Кончай дурить, ты знаешь, за что я тебя не перевариваю.

— Нет, ты уточни! — приподнявшись, я посмотрел на него. — Извини, но ты едва не прикончил меня, может, все-таки я достоин объяснений, а?

Он вцепился мне в волосы. Я почувствовал его злость.

— Блять! — не выдержал я.

— Потому что ты слишком сильно похож на меня! Потому что, возможно, ты даже лучше! — на этом он нокаутировал меня, отправив в подушку.

Не сразу оклемавшись, я не спешил вновь подниматься и продолжать общение. Смотрел в потолок, не обращая на него внимание.

— Я так сильно желал расквитаться с клубом. Я хотел отомстить. Сначала решил покончить с Москвой. Сжечь мосты. Но они замяли то происшествие, разозлили меня еще больше. А потом мне в голову пришел восхитительный план, как убить несколько зайцев одновременно. Разобраться с клубом, убрать тебя и заполучить Полину обратно. Все шло как по маслу, фортуна была на моей стороне, я уже достаточно близко подобрался к вам, оставалось лишь малость — подходящий случай. Случай, который позволил бы мне за раз уничтожить всех. Не поверишь, как я был рад, узнав о вашей стычке на последней гонке. Твой друг — слабое звено. Мой козырь в этой игре против тебя. Его было легко сломать, вбить ему в голову необходимое оказалось проще простого. Мои ребята разбили его машину.

Я посмотрел на него удивленным взглядом.

— Это они постарались над ней, чтобы у твоего друга не было шансов сопротивляться. Как же? Друзья бросили, предали его, разбили машину. А деньги? А как же зарабатывать? Поникший, полностью разбитый, он оказался легкой мишенью, ничего не соображая своей тупой головой, он заставил тебя согласиться на внеплановый заезд, без ведома клуба — что являлось моей целью. Иначе все могло сорваться. Они могли не разрешить тебе устраивать что-либо с незнакомыми людьми, но ты согласился. Согласился собраться в дружеской компании. Франк, — Павел нагнулся ко мне. — Этим ты уничтожил всех!

— О чем ты? — спокойно проговорил я, ощущая тревогу.

— Я знал заранее о месте гонок благодаря твоим сообщениям, сориентироваться, где стоило вывести тебя из игры, было несложным решением, хоть это оказалось весьма нелегко. Ты должен был погибнуть, после этого погибнул бы я. Мы оба. А в это время, по анонимному вызову, всех твоих близких, самых ярких участников клуба, прижала полиция.

— Что?

— Да-да. Большая часть твоих друзей сейчас за решеткой.

— Что?!

Я не мог это слушать, не мог воспринять. Голова раскалывалась от боли, вызванной дичайшим гневом. Я вцепился в него. Вцепился ему в шею, сдавливал ее, понимая, что не смогу долго бороться.

— Франк, перестань! — проскрипел Шторм.

— Тебе не жить! — проорал я.

Спустившись с кровати, я предпринял попытку добраться до двери.

— Прекрати!

Ухватившись за стенку, я прикрыл глаза, чтоб восстановить дыхание. Меня шатало из стороны в сторону. Мои друзья — самые близкие мне люди.

— Ты никому не поможешь! Их уже разодрали в клочья. Хочешь знать, что с ними будет? Они сядут. Скорее всего, ненадолго, но сядут все, кто попался. Ха-ха-ха.

— Ну ты и мразь! — завопил я, заглушая его смех.

— Успокойся! Самая великолепная часть моего рассказа впереди.

— Полина, — сполз я по стенке.

— Ей удалось смыться, — Павел улегся на моей кровати.

— Ты конченный! Ты псих! — холодный пол обжигал ноги.

— Менты провели экспертизы. Они опознали меня. Я предоставил им достаточно для этого подсказок. Это было финальной точкой. На это и был расчет, — Паша запрокинул голову. — Мой отец, узнав о моей гибели, едва не лишился рассудка. Ха-ха-ха.

— Ты… — я не знал, что конкретно хочу сказать.

— Ха-ха-ха. Франк, не суди меня, не зная моей жизни, — улыбаясь, посмотрел он на меня. — Наконец-таки я обрел свободу. Ту, о которой мечтал. О которой грезил. Я погиб для человека, который сдерживал меня, давил меня, уничтожал медленно, но верно.

— Такой ценой?

— Какой? Мой отец — ядерная боеголовка. Он публично объявил о смерти своего сына по вине нашей организации. Теперь они не смогут вести дела как прежде.

— Тебе не жалко семью?

— Франк. Не читай мне морали. Нет, не жалко. Я никого не жалею, я не считаю их близкими, они мне никто. Единственный человек, который был для меня всем, отказался от меня.

— Как она могла влюбиться в тебя? — ошарашено поинтересовался я.

— Ха-ха-ха. Как она могла обратить внимание на такого как ты? Тебе не кажется, что у нашей девочки проблемы с выбором?

— Я в этом ничего зазорного не вижу.

— Брось, ты — это единственное, что пошло наперекосяк в моем плане, видимо, я уже должен смириться с тем, что мне посильны все, кроме тебя.

Мятежный наконец-таки встал с кровати и присоединился ко мне. Присев рядом со мной, он вытянул ноги. Забавно, мы походили на старых добрых приятелей. С разницей лишь в том, что я сейчас был одет в больничную рубашку, которая абсолютно не грела меня, а он оделся явно по последней моде, но все бы ничего, если бы моя больничная одежда не была на его совести.

— Как ты умудрился выжить, а? — на полном серьезе поинтересовался он. — Ты должен был погибнуть при первых же ударах. Отправив тебя под откос, я понял, что время пришло. Врезавшись в заграждение, чтобы не вызвать подозрений, я должен был подорвать нас, верней тебя, твою машину и свою испорченную тачку. Все это время на объездной дороге меня ждали знакомые, согласившиеся поучаствовать в этом по личным причинам. Мы четко укладывались по времени. Оставалось лишь забрать Полину и смыться подальше. А ты? Ты взял и разрушил все мои планы.

Я слушал его, не имея возможности остановить, прервать. С трудом заставлял себя прислушиваться к нему.

— Франк, ты оказался куда крепче. Когда я понял, что ты в сознании, увидел, как ты смотришь на меня. Черт! — воскликнул он. — А в первую секунду я захотел сжечь тебя. Сжечь, несмотря ни на что. Я же так хотел избавиться тебя. Убить, а потом забрать ее. Забрать в любом случае, я бы вытащил ее из ментовки, если бы она попалась. Но когда я смотрел на тебя, я пытался понять, за что? — он посмотрел на меня. — Почему ты? Почему она выбрала тебя? И до меня дошло, что я не смогу вернуть ее, как бы ни хотел. Смотря на тебя, я понял, что если убью нас, она будет плакать о тебе, она сойдет с ума только из-за тебя. Мне было больно, очень больно. Я видел слезы в твоих глазах и…И не смог.

Мне нечего было на это возразить.

— В моей голове проскользнули самые разные мысли, — тем временем продолжал Павел. — Смотря на тебя, я думал о ней.

Его голос сменил тональность. Ему было больно. Я чувствовал это.

— Это было одно из самых тяжелых решений за всю мою жизнь, но я не мог поступить иначе, не мог рисковать, зная, что существует даже самый малый шанс того, что с ней останется твой ребенок…

— Что? — вырвав из раздумий, он заставил меня повернуться в его сторону.

— Она рассказала мне, — он провел руками по волосам. — Рассказала обо всем.

— О чем? — моему удивлению не было предела.

— Франк! — Паша поднял на меня красные измученные глаза. — Давай мы не будем говорить об этом. Кем бы мы ни были, мы с тобой обычные люди. Я до сих пор чувствую боль. Буду чувствовать ее очень долго. Осознать, что человек, которого ты любишь, изменил тебе, отдался другому. Видимо я должен набить тебе морду. Избить, покалечить, но я… я не могу, я устал. Слишком много чего произошло за эти дни. Кажется, все произошедшее изменило меня. Теперь, когда я чувствую, что могу сам распоряжаться своей жизнью, все изменилось, я уже не чувствую прежней зависимости, возможно, внутри что-то сломалось. Тем более… я не убийца, понимаешь?

Он оправдывался.

— Я хотел убить тебя в гонке, потому что это было по правилам, но убивать тебя специально. Убивать тебя, зная, что могу лишить ее поддержки, оставить одну. Одна она не справится с этим.

Я не понимал его. Не понимал ни слова. Для меня все происходящее напоминало какую-то злую шутку.

— Ты можешь… Ты не мог бы, — я попытался задать вопрос, но был остановлен.

— Я в курсе, что между вами было. Поверь, возможный ребенок — это то, что перевесило, спасло тебя. Полина рассказала мне вашу историю. Убила меня тем, что вы сделали.

— Мы сделали? — кажется, он не замечал моего глубочайшего удивления.

— Знаешь… Вначале, разозлившись, я подумал, что справлюсь, что сумею закрыть глаза на измену, но, наблюдая за ее поведением, в сотый раз получая по голове ее холодными фразами… Я оказался в растерянности.

Пока он рассуждал, в моей голове решалась загадочная головоломка. Прекрасно зная и помня, что было у нас с Берг, я никак не мог понять, о чем так тревожится Павел. Поскольку я был уверен в том, что у нас не возникло никаких недоразумений, в голову приходило лишь одно — моя девочка мастерски залила Шторму в уши выдуманную бредятину. Когда она успела это сделать, для чего, зачем? Все это оставалось загадкой.

— Ха-ха-ха, — я не выдержал. Я был почти стопроцентно уверен в своих выводах, поэтому не смог сдержать смех.

— Не смейся!

— Ха-ха-ха. Прости, но…

— Ты че, тупой? — он заехал мне локтем по ребрам.

— Эй! Мне же больно!

Прижав мою больную голову к стене, он прошипел:

— Я сохранил тебе жизнь. Сохранил тебя для нее. Раз уж она выбрала тебя. Тебе стоит быть благодарным!

— Ага, — простонал я. — Вот только перед этим ты едва не отправил меня на тот свет! И я…

— Если я узнаю, что ты бросил ее, оставил одну с ребенком, тебе не жить!

Сдерживая улыбку, попытался изобразить на своем лице нечто наподобие серьезного выражения лица.

— Ты какой-то дебильный! — нахмурился он.

В последний раз вдавив меня в стенку, он отстранился.

Откашлявшись, я поблагодарил Бога. Я не ошибся, Берг не подвела меня, спасла, сама не понимая этого.

— Что-то я утомился. Продолжим завтра. Тебе пора отдыхать, — посмотрев на часы, Мятежный поднялся с пола. — Франк, ты многим обязан мне. Очень многим. Помни это.

— Я ничем тебе не обязан. Радуйся, что твоя совесть чиста.

— Парень, ты должен молиться на меня, — усмехнулся он, застыв в дверях. — А почему, я расскажу тебе позже. Поверь, ты поймешь, что тебе невероятно повезло. Ты умудрился понравиться мне, со мной такое происходит редко, а учитывая, сколько ты доставил мне неудобств — вообще чудо!

— Слушай, ты меня порядочно задолбал! — закатил я глаза, увидев его в дверях. — Я не могу дождаться того дня, когда смогу встать и отбить тебе печень.

— Ха-ха-ха, — Шторм был немного взвинчен. — Вряд ли твоему желанию суждено сбыться.

— С чего бы? — я уже спокойно принимал вертикальное положение, сидя на кровати. — Слушай, а где я вообще нахожусь? И кто такой Артем? Ты все льешь мне в уши о своих переживаниях, но меня больше волнует то, что мои друзья сейчас в тюряге, что…

Не дослушав, он прервал меня:

— Где ты находишься — узнаешь, когда выйдешь отсюда. Артем — это я. А насчет друзей… Тебя это не должно волновать.

— Что? Да ладно? — засмеялся я.

— Франк, тебя это не должно волновать, потому что тебя это больше не касается никаким образом. Учти это! — сегодня он не спешил приближаться ко мне.

— С чего бы?

— Ты забыл, что произошло с тобой?

— Знаешь…

— Дима…

— Так-так-так! Мы договаривались, никаких имен! Я же не называю тебя Павликом! — скривился я. В этот момент я растирал правую ногу. Надо сказать, что лечащий меня доктор старательно, но верно приводил меня в порядок.

— Ха-ха-ха. И слава Богу! Франк, я сегодня уезжаю, — произнес он.

Мятежный стоял в некотором отдалении от меня, облокотившись о стенку. Левой рукой он держал красную папку.

— Я рад за тебя! — улыбнулся я ему.

— Я серьезно! Я уезжаю далеко и надолго. Возможно, навсегда.

Мы встретились взглядами.

— Зачем?

— Мне больше ничего тут не держит, тем более оставаться в России, в которой все считают тебя погибшим, довольно глупо. У меня куча дел, и теперь, избавившись от рамок, я могу спокойно с ними разбираться.

— Какие это дела?

— Я смотрю, ты стал любопытным, — усмехнувшись, он присел на стул.

— Мне же надо знать, где искать тебя, дабы отомстить.

— Ха-ха-ха, — покачав головой, посмеялся он. — Потом ты многое осознаешь.

— Многое? Ты испортил мне жизнь, ты испортил жизнь моим друзьям, ты испортил жизнь моему брату! Испортил жизнь Полине. Ты думаешь, я это просто так оставлю? Зря надеешься.

— Франк… Может, тебя это огорчит, но… Я не портил никому жизнь, возможно, только тем, кто оказался за решеткой, но… Они же сами не смогли себя спасти, верно? Остальные же… Я бы не сказал, что все настолько плохо. В первую очередь для твоего брата.

— Ты свихнулся? Он думает, что я погиб! — не выдержав, я начал орать. — Он и так потерял всех близких, а теперь? Ты думаешь…

— Он сейчас с Киром. Да, ему плохо, но… Подумай о его будущем.

— Я не понимаю, — меня бесило его непонимание очевидного. — Ты ебанутый на голову?

— Нет! — покачал он головой. — Я просто думаю наперед и более глобально. Франк, твое решение, что делать после того, как оправишься, но перед тем, как являться обратно, подумай, а стоит ли это делать?

— Чего? — моему удивлению не было предела.

Шторм слегка покачал папкой:

— Возможно, это тебе поможет в принимаемом решении.

— Что это?

— Это… Довольно интересная папка, я думаю, тебя заинтересует ее содержимое, — усмехнулся он.

— Дай! — протянул я к нему руку.

— Нет! Ты слишком любопытный и слишком капризный.

— Ты охуел? Пользоваться тем, что я не могу ее отнять…

— Заткнись! Дослушай меня хотя бы раз!

— Ты типо злишься? — скривился я. — Чувак, меня слегка подбешивает то, что я не вкуриваю ни во что из происходящего!

— Ха-ха-ха. Смирись! Считай что эта папка — мой подарок тебе. Я советую тебе принять то, что там находится, я думаю, это достаточное вознаграждение за то, что ты едва не лишился жизни.

— Ха-ха-ха. Сначала ты говоришь, что до последней секунды мечтал убить меня, а теперь…

— Ты мне нравишься, — его привычка перебивать меня сильно злила. — У нас много общего.

Закинув ноги на кровать, он покачал головой.

— В общении ты, конечно, не слишком приятный, зато я чувствую в тебе массу всего, что можно сломать. Довольно редко попадаются такие люди.

— Мне кажется, у тебя мания величия, — подметил я.

— Поверь, ты ей тоже страдаешь, — отбил он.

— Возможно. Но я хотя бы более здраво рассуждаю!

— А это мы проверим после того, как ты поправишься!

— Кстати, ты… не боишься, что я заложу тебя? — спросил я о том, что пришло мне в голову ночью. — Я расскажу всем, что ты жив и…

— Брось, в этом нет смысла.

— Нет? Ошибаешься.

— Я думаю, я могу на тебя положиться.

— Что? — засмеялся я. — Ха-ха-ха. Ты все больше меня веселишь. Походу не догоняешь о том, что я хотел бы сделать с тобой!

Его поведение было необъяснимым и странным. Это было весьма необычно. Вроде между нами была ненависть. Вроде мы были соперниками во всем. Я ему проиграл в гонке. Он тоже проиграл мне, Полина досталась мне. Все считали нас мертвыми. Все мои близкие страдали. Я не знал, где нахожусь. В голове была путаница. Но, несмотря на все это, я уже несколько дней проводил с ним рядом, от безысходности выслушивая его.

У меня было смутное подозрение, что Шторм делал все это далеко не просто так. Какие у него были планы? Чего он добивался от меня? Что заставило изменить настолько сильно отношение ко мне?

Казалось, он залезал мне в мозг и пытался что-то поменять там. Это было довольно стремно, и мне это не нравилось. Я изо всех сил пытался игнорировать его мысли и мнения, но, сам того не контролируя, шел на контакт. Видимо, сказывалось мое состояние здоровья, впервые в жизни я был безоружен, и мне приходилось принимать все происходящее, каким оно представало передо мной, не в силах что-либо поменять.

— Мне пора, — после минуты прожигания меня глазами, произнес он.

— Куда?

— Мне пора валить, Франк. Все не слишком гладко. Чем раньше я свалю, тем будет лучше. Не забывай, я слил клуб.

— Но… Ты же мертв.

Его лицо скривилось.

— Это так, но… Сам знаешь, как в этом мире бывает. Кто верит, кто не верит, кто-то что-то видит, кто-то кого-то подозревает. Мне стоит держаться подальше от всего этого, кстати… Тебе тоже, — усмехнулся он.

Мы замолчали.

Поднявшись, он направился к двери.

— Эй? И все?

— А что тебе надо?

— Ну я не знаю. Ты смываешься?

— Да. Я уезжаю прямо сейчас, пока есть возможность, пока люди, которые мне помогают, не кинули меня.

— Но… Как ты можешь уехать. А… Она?

На его лице появилась грусть и подобие обиды.

— Как ты можешь уехать и оставить ее одну, без присмотра? Я понимаю, Кир поддерживает ее, но…

— Франк, многое изменилось.

— Я знаю! Ты не можешь уехать, бросить Полину, по крайней мере, сейчас. Даже если она ушла от тебя, разве ты не говорил о том, что не оставишь ее?

— Я ей не нужен. Мне больно ее видеть.

— Больно? А ей думаешь лучше?

— Франк, она уже давно уехала, — перебил он меня.

— Что? — я был шокирован. — Уехала? Куда? — приподнявшись на локтях, поинтересовался я.

— Она далеко. Довольно далеко отсюда, от вашего города. Я бы сказал, это даже к лучшему.

— Что? Где она?

— Дима, я наблюдал за ними с самого начала. Когда я сказал тебе, что смирился с тем, что потерял ее, они хоронили тебя в этот день, верней как… Они вроде как хоронили то, что от тебя осталось.

Меня передернуло.

Мои близкие, подавленные, испуганные. Полина. Я не мог передать то, что рвалось наружу, в это мгновение я почувствовал, насколько же сильно хочу его убить. Он заставил всех моих родных пройти через ад. Все-таки он был болен, был сумасшедшим.

— Они отвернулись от нее, — дав мне возможность все обдумать, проговорил он.

— Что? — посмотрел я на него.

— Они все. Все твои близкие отвернулись от нее, все кроме одного.

— Не понял…

— Она уехала, и сейчас ей лучше.

— Но как… Куда?

— Вот только не надо срываться и куда-то бежать. Я не скажу тебе, куда она уехала, — заявил он на полном серьезе.

— Что?

— Не перебивай. Папка, — он переложил ее из руки в руку. — Повторяю, в ней много чего интересного. Тебе передадут ее тогда, когда ты будешь в состоянии выйти отсюда, когда полностью восстановишься. Франк, не пытайся улизнуть, свалить отсюда раньше времени. Я надежно спрятал тебя, тут до тебя никто не доберется, тем более уж в том, что ты погиб, почти никто не сомневается. Скорбь твоих близких — первое тому подтверждение, а для иных лишнее подтверждение. Я же говорил — все обдумано и исполнено мной гениально, — улыбнулся он.

Я молча покачал головой.

— Меня разрывает на куски ненависть.

— Возможно. Меня это не шибко интересует. Доктор продержит тебя, заставляя проходить курс восстановления. Слушайся его, если хочешь нормально себя чувствовать, все-таки тебе здорово досталось. После того, как он закончит с тобой, тебе отдадут документы, которые я держу в руках. Если ты решишь свалить раньше — каким-то образом увильнешь — это будут твои проблемы, ты останешься один, без документов, без имени, без денег, без всего. Один на улице. Возвратившись домой — испортишь все и создашь кучу проблем. Подумай над этим. Нужно время для того, чтобы все утихло. Это мой последний совет тебе. Пока! — он потянулся к дверной ручке.

— Стой! — воскликнул я.

— М? — обернулся он.

— Я свалю отсюда, как только встану.

Он пожал плечами. Повернув ручку, открыл дверь.

— Эй! — я был в замешательстве. — Подожди!

— Что?

— Куда ты едешь? — неожиданно для себя поинтересовался я.

Возникла пауза. Он думал. Рассуждал о чем-то.

— Я еду в Бразилию, — наконец-таки ответил он. — В Рио.

— Что? Ха-ха-ха. Что ты там забыл? — не поверил я ему.

— Там есть кое-что… Что представляет для меня особый интерес, — улыбнулся он.

— Ты серьезно?

— Я же сказал, больше меня ничего не держит, я наконец-таки могу заниматься тем, что меня интересует, что меня волнует. Франк, я уезжаю по делам, решать проблемы. Я уезжаю, чтобы быть подальше отсюда, я хочу забыть обо всем, забыть о Полине, в конце концов. Мне больно.

Изобразив на лице кривую улыбку, он потрепал себя по волосам:

— Выздоравливай. Таких соперников как ты стоит беречь. С тобой интересней, — ухмыльнулся он. — Возможно, когда-нибудь… Где-нибудь. Мы с тобой покатаемся. Покатаемся ради гонки, ради скорости, не ради мести. Я буду рад этому. Раньше я не переваривал тебя, считая пустым и недостойным. Я ошибался. Смотря на тебя, я вспоминаю своего друга.

— Пф.

— Кто знает, — прищурился он. — Возможно, это всего лишь «пока», а не «прощай».

— В тебе слишком много лирики, — подметил я. — Тебе опасно находиться в непосредственной близости со мной. Я убью тебя, — пообещал я ему.

— Ха-ха-ха. Попробуй. Я меня не получилось. Возможно, второй раунд будет за тобой! До встречи, Франк!

Кивнув на прощание, не получив от меня ответа, он исчезнул.

Испарился, оставив после себя огромное количество ответов, недопонимания, сомнений.

— Давай-давай! Шустрей! Еще раз!

— Куда еще-то? Я до аварии был не способен на подобное! — вытер я выступивший на лице пот.

Прошел месяц. Месяц с того момента, как я в последний раз видел Шторма.

Он оставил меня в подвешенном состоянии. Я долго не мог справиться с приступом злости, предпринял довольно много попыток свалить из своей камеры.

Все они заканчивались довольно нелепо. Либо я сваливался от накатившейся на меня внезапной усталости, либо скручивался от боли, так и не выбравшись на улицу. Грудная клетка постоянно напоминала о себе. Головокружение часто сбивало с толку. Я восстанавливался, уверенно, в правильном направлении, но все-таки небыстро. На все нужно было время.

Доктор, маявшийся со мной, стал моим единственным источником информации. Две медсестры, по крайней мере, только двоих я смог насчитать, не разговаривали со мной. У меня не было ни телефона, ни телевизора, ни журналов, ни газет. Ничего. Зато было много лекарств, перевязок, постепенно сменяющихся процедурами, витаминами и, наконец, тренировками. Зато была дверь, закрывавшаяся на замок. Было окно, через которое я мог любоваться лишь маленьким кусочком неба.

— Ты о чем мечтаешь? Активней!

Я вновь принялся за упражнение.

— Великолепно!

— И все-таки, что тебя связывает со Штормом? — в сотый раз поинтересовался я у мужчины.

— Это не твое дело, ты в последнее время ведешь себя фривольно со мной!

— Ха-ха-ха. Я просто становлюсь прежним, — зажмурившись, протянул я с улыбкой.

Мне так нравилось ощущать себя здоровым. Конечно, я еще не был стопроцентно восстановлен, но я чувствовал, что нахожусь где-то поблизости.

Прошедшее время заставило меня обдумать многое. После раздумий я пришел к выводу, что в словах Мятежного был некий смысл. В первую очередь это касалось моего здоровья. Бессмысленно было стараться кому-то что-то доказать, пока я был не в состоянии вынести свое бренное тело на воздух. Это бы походило на клоунаду. А учитывая дверной замок, и вовсе ставило на мне крест. В конце концов, смирившись с действительностью, я решил подкрепить себя, восстановить свой организм, а уж потом возвращаться обратно, пытаться выгородить друзей. Я однозначно должен был что-то сделать. Я должен был вернуть ее. Меня бросало в холодный пот, когда я представлял себе, что пережила Полина, я не мог понять поведение ее брата, наших друзей, по отношению к ней. Они считали ее виноватой в моей смерти. Они ошибались, и это было непростительно. Я маялся тревогой о Максе. Единственное, что утешало меня, это то, что он был с Киром. Только ему я мог доверить его.

— Дима, — голос моего доктора вытащил меня из дремоты.

— А? Здорово!

— Вот. Это тебе.

С легкостью поднявшись, усевшись на кровати, я уставился на папку, которую он держал в руках.

— Кажется, тебе пора! — улыбнулся он.

— Серьезно? — взяв интересующие меня документы, поинтересовался я. — Больше никаких замков, никаких камер? Никаких тренировок?

— Нет. Я думаю, ты сам справишься со всем. Твой друг долго молил меня о том, чтоб я продержал тебя тут как можно дольше. Я выполнил его просьбу, но продолжать держать тебя взаперти глупо. Ты восстановился. В конце концов, теперь ты сильнее меня. Он просил передать тебе эту папку, когда я решу отпустить тебя.

— Ага.

— Надеюсь, она поможет тебе. Я не знаю, что происходит между вами, кто ты и как тебя угораздило едва не разбиться. Единственное, что я точно знаю, мой долг перед этим парнем выполнен. Я поставил тебя на ноги и теперь могу жить спокойно.

— Ты ему был должен? — поинтересовался я.

— Да. Но это моя история. И она окончилась. Я не советовал бы тебе вникать в подробности, как ты оказался именно тут, что это за место. Просто уходи. Ты все рано ничего не докажешь.

— Я и… И не думал об этом, — пробормотал я.

— Это хорошо, — улыбнувшись, он вышел в коридор, не закрыв за собой дверь. — Прощай!

Облокотившись спиной о стену, я раскрыл папку. Из нее выпало письмо.

Взяв его в руки, я начал читать:

«Рад, что ты восстановился.

Франк, папка, которую ты держишь — это твое спасение. Это твоя жизнь. Это новая жизнь. Я подарил тебе ее ради девушки, которую ты поедешь искать. Здесь ты найдешь документы. Все необходимые бумаги для того, чтобы начать жизнь заново. Вот как оно бывает. Я планировал похоронить тебя, а вместо этого подарил новую жизнь.

Я говорил тебе, что ты будешь обязан мне многим, я не шутил. То, что я сделал для тебя, изменит все к лучшему. Тебе предстоит сделать выбор. Я предлагаю тебе начать все заново. Да, я предлагаю тебе одиночество. Тебе придется жить другой жизнью, зато ты будешь свободен. Наконец-таки у тебя появился шанс жить ради себя, жить без страха, что тебя будут преследовать, жить без страха, что тебе будут мстить. Я как никто другой понимаю, насколько серьезна организация, с которой мы умудрились связать свою жизнь. Вначале, принося мне счастье, она умудрилась погубить некую часть моей жизни, я не мог не отомстить. Мы похожи этим. Ты, так же как и я, был подавлен клубом. Вот только куда больше. Уничтожив тебя, я спас твою жизнь. Теперь ты мертв для них. А что взять с мертвого человека? Все они уверены, что твое тело сгорело в машине. Для них тебя не существует. Тебя не будут искать. За тобой никто не будет гоняться, никто не будет преследовать. У тебя есть шанс забыть о них. Но у всего есть своя цена. Твои друзья, твои близкие в опале. Сейчас их постоянно пасут. Многие из членов клуба вылезли наружу, но сама организация жива и жаждет мести.

Я понимаю, тебя шокирует мое предложение, но подумай над ним: я советую тебе бросить все. Исчезнуть. Воспользоваться этой возможностью. Так будет лучше для всех. Твои близкие переживут эту утрату. Со временем раны затянутся. Друзья, оказавшиеся в тюрьме. Им хуже всех, но поверь, они слишком мелкие пешки, адвокаты, которых я „попросил“ заняться ими, сумеют сбавить им срок. Те, кто остался на свободе. Их не трогают, и не будут трогать, потому что они не причем, и они будут молчать. Но за ними все равно будут наблюдать со стороны. Поэтому тебе и стоит держаться подальше от всего этого. Если хоть кто-то обнаружит, что ты жив, возникнут проблемы, с которыми вряд ли тебе удастся разобраться.

Подумай о своем брате. Сколько ему можно страдать? Если ты явишься к нему, взамен на радость, что ты жив, он потеряет шанс на свое будущее, его погубят вместе с тобой, так же как и Кира. Так же как и многих, кто сейчас горюет о тебе. Со временем они оправятся, зато будут в безопасности. Никто их не тронет, полиция тоже следит за ними, прекрасно осознавая, где был очаг. Перед клубом стоит задача спрятаться поглубже. Никто не будет высовываться и трогать тех, кто по сути ничего не знал. Единственное связующее звено — ты, но ты мертв. Поэтому, что Кир, что Макс, что остальные ребята — бесполезны и в безопасности.

Полина. Я понимаю, что от нее ты не захочешь отказаться, как бы я ни просил тебя. Это очевидно. Написав ее имя, я испытываю боль, но ничего не могу изменить. Она с самого начала была права, я не смогу заставить ее выбрать себя. Попытался — не получилось. Я опустился на самый низ, решив заполучить ее силой, и прошу у тебя прощение за это. Возможно, ты не примешь мои извинения, но я обязан попытаться объяснить: Иногда мне сложно справляться с собой. Мне очень трудно признавать то, что из-за психологической травмы я порой совершаю несуразные поступки. Приступы гнева съедают меня изнутри. Это моя кара.

А ты нравишься мне. Ты — светлая сторона самого меня. Тем, кем я бы хотел быть. Я заметил это давно, изучая тебя со стороны. Может, в этом причина моей слабости и желания помочь.

Франк, забудь ее, она того не стоит — пожалуй, самое верное из того, что я могу написать, но и самое глупое. Я знаю, где она. Я знаю, куда она уехала, где сейчас живет. Ей плохо. Все, я больше не могу думать о ней, поэтому ставлю точку в письме. Делай что хочешь, знай только, что я долго думал, спасать твою шкуру, либо же бросить тебя, но, признаюсь, ты слишком сильно напоминаешь мне меня же, а я бы хотел, чтоб в самый сложный для меня момент хоть кто-нибудь поддержал и помог мне. Я всю жизнь был один, всегда полагался только на себя. Мне никто никогда не помогал. А люди, которые, казалось, могли прийти на помощь и поддержать меня, уходили, исчезали, либо предавали меня. Я не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое. Все необходимое я сделал для тебя. Остальное — это уже твоя жизнь. Твоя игра».

Отложив в сторону его письмо, я вновь потянулся к папке.

Вот он. Темно-бордовый в моих руках. Пахнет свежей, новой бумагой.

Раскрыв его, пролистнув страницу, я наткнулся на свою фотографию. Меня не интересовало, каким образом Шторм умудрился раскопать фото.

— О боже! Ха-ха-ха, — рассмеялся я. — Шутник!

Захлопнув паспорт, я закрыл лицо руками, все еще не отпуская заветный документ. Наткнувшись пальцами, на торчащий с обратной стороны обложки листок, достал его.

«Я все-таки сумел докопаться до истины и знаю кто ты. Не спорю, мне пришлось изрядно потрудиться, но менты, пытавшиеся идентифицировать твои остатки, здорово помогли. Мои ребята в последний момент из-под их носа вынесли твои документы и уничтожили их. Тебя не существует в нашей стране. Человека, чьи документы так тщательно прятала наша организация, не существует. Еще один из аспектов, из-за которых на тебя будет довольно сложно выйти. Насчет паспорта. Я подумал, начать новую жизнь ты захочешь именно так».

— Ха-ха-ха.

Дочитав его послание, я вновь засмеялся.

Повертев в руках новый документ и вновь раскрыв его на нужной странице, я провел пальцем по своему имени.

В голове возникли воспоминания.

«А ведь ты Франк! Ты мой счастливый Франк!»

Франк — было напечатано в строке фамилии.

Дмитрий Франк.

Улыбнувшись, я достал из папки остальные необходимые документы, оформленное на новое имя.

— Жесть. Как он умудрился все это провернуть?

Под многочисленными документами лежало несколько купюр большого номинала, а также две пластиковые карты с прилагающимися к ним пин-кодами.

«Не думай, что я щедрый, это деньги моего отца, напоследок я решил слегка обчистить его, дабы не оставаться нищим. То, что перепало тебе — ничтожная часть, но этого должно хватить. Пользуйся, хоть сожги их, это черные деньги, они не могут принести счастья, но, возможно, смогут помочь оклематься».

В комнату зашла одна из медсестер.

— Это тебе.

Оставив на одном из стульев пакет, она тотчас удалилась.

Отложив вы сторону последнее из посланий, я направился к пакету. Одежда. Действительно, мне стоило во что-то переодеться, на протяжении месяца, я пару раз сменял футболки и спортивные штаны, но выходить в этом на улицу мне не шибко хотелось.

Телефон. Это было полезно. Очень. Мне сразу же захотелось набрать ее номер. Но… Не сейчас.

Переодевшись, подхватив папку, я вышел в коридор. Мои разминки проходили в соседней комнате, заставленной различными тренажерами, поэтому я знал, что находится снаружи моей клетки, но это нисколько не могло мне помочь, коридор заканчивался стальной дверью, запертой на очередные замки. В самом начале, когда я еще не собирался задерживаться тут надолго, преодолевая боль, оказавшись в коридоре, воспользовавшись забывчивостью медсестры, я понял, что выбраться из ловушки не так-то просто. Распластавшись возле двери, я так и не смог придумать, как открыть ее. После этого случая ко мне относились с большим подозрением, что окончательно заставило меня пересмотреть свои планы.

— Собрался? — окликнула меня девушка.

— Да. Откроешь? — улыбнулся я ей.

— Ты смотри глазами на меня не блести! — не осталась она равнодушной.

Я всегда мог стопроцентно ударить девушку своим взглядом. Если честно, сам я не понимал, с чего они падают замертво после этого, но пользовался этой слабостью постоянно.

— Даже и не думал! — приподнял я вверх руки.

— Тебе оставили, — она протянула мне небольшую коробку.

— Что это? Бомба? — наигранно испугался.

— Ха-ха-ха. Ты милый.

— Всего лишь?

— Когда ваше величество было при смерти, вы нравились мне больше, — впихнув мне в свободную руку коробку, отозвалась она.

— И на том спасибо.

Кивнув на прощание, я пошел к двери ведущей наружу.

— Удачи тебе.

Обернувшись, я покачал головой:

— Удача мне не нужна, и так перебор. Я сам — огромная удача!

— Ха-ха-ха. Ну с этим сложно поспорить.

Это был летний, ни с чем несравнимый воздух. Это был питерский, с особыми нотками влаги, зелени, солнца, воздух. Я бы никогда его не перепутал ни с каким другим. Я впервые за долгое время вышел на улицу. Меня закружило. Нет. Я был здоров. Меня закружило от свежести. Меня не выпускали на улицу, я был лишен возможности дышать. Окно не могло помочь мне. А сейчас. Я был свободен. Я дышал. Чувствовал, как отзывается моя грудь. Я стоял на ногах, вспоминая, как был обездвижен. Я ощущал на своем лице, едва успевшем зажить после аварии, дуновения ветерка. Я чувствовал тепло летнего солнца на руках.

А я думал, что больше никогда не почувствую это. Я не понимал, насколько мне дорого все это. Зато я понимал, насколько сейчас счастлив.

Двор, в котором я оказался, был огорожен со всех сторон. Шикарно. Выбравшись наружу, я осмотрелся по сторонам. Неподалеку были расположены подобные дома. Все это напоминало какой-то закрытый санаторий. Точно! Протопав по дороге в наудачу выбранном направлении, я оказался на чем-то, отдаленно напоминающем остановку. Судя по названию, я был в лечебно-оздоровительном санатории.

— Мне все равно никто не поверит, — усмехнулся я, представив лицо ментов, которым бы мне пришлось рассказывать историю о том, что я вроде как умер, меня вроде как хотел убить чокнутый сынок миллионера, который сейчас пытается докопаться до клуба в котором мы оба катались, но не вышло, а потом он неожиданно решил вылечить меня в санатории под Питером. И кто бы в итоге показался свихнувшимся?

Услышав возникший издалека шум машины, обернувшись в нужную сторону, я проголосовал, увидев вывернувшую из-за угла маршрутку.

— В Питер?

— Да.

Усевшись позади, я наконец-таки более внимательно оглядел коробку, выданную мне медсестрой.

«Если ты решишь последовать моему совету и захочешь исчезнуть, я думаю, тебе это пригодится».

Я достал его из коробки. Я знал что это. Сердце предательски дрогнуло. Рассматривая его, я вспоминал о ней. О той, что погибла вместо меня. Больно. Я не мог смириться с тем, что потерял ее на всегда.

Приехав в город, избавившись от ненужного мусора, я в нерешительности осмотрелся по сторонам. Шторм был прав. Я остался совершенно один. Я был в родном для меня городе, но был чужим. Я не знал, что делать. Добравшись на метро до своего района, сам не осознавая, что делаю, дошел до дома Берг.

Прошло больше месяца с того момента, как я был тут в последний раз.

Как будто бы это было вчера. Не скрывая радости, она прыгала мне на шею, узнав, что летом мы уедем с ней на море. Черт.

Это был мой родной город. Мой родной район. Моя улица, мои родные дома. У меня забрали все это. Только сейчас я начал осознавать это. Дверь подъезда раскрылась.

Сердце заскулило. На улицу вышел Макс в сопровождении двух незнакомых мне друзей.

«Подумай о своем брате. Сколько ему можно страдать?»

Больше всего мне хотелось обнять своего младшего брата, но я не сдвинулся с места.

Всю свою жизнь его обманывали. Родители. Я. У него не было нормального детства. Он не мог подобно парням его возраста шляться, где ему хотелось, ведь на нем была часть домашнего хозяйства, он не мог спокойно приводить кого-либо в наш дом, всегда существовала вероятность лишних вопросов и слухов. Он был лишен многого. А теперь.

На улицу вышел Кир вместе с Анджелой. Дернувшись, я отошел подальше, дабы не быть замеченным. Мой лучший друг потрепал моего брата по голове и, над чем-то посмеявшись, махнул на него рукой. Тот, рассмеявшись в ответ, побежал догонять приятелей.

Вдвоем усевшись в незнакомую для меня машину, они уехали.

Я стоял, не зная, что делать. Набравшись сил, я пошел дальше.

«Закрыто. Место сдается под аренду».

Это все, что осталось от моей мастерской.

Я не знал, кто из моих друзей оказался в тюрьме, не мог выяснить этого, было слишком опасно. Бессмысленно рассматривая вывеску, я наконец-таки смог оторваться от нее. Развернувшись, пошел прочь.

Я знал, куда сейчас поеду. Я не мог не прийти туда.

Добравшись до гаражей, постоянно оглядываясь, дабы избежать знакомых лиц, я добрался до своей линии.

— Нет, — это было выше моих сил. Двери моего гаража были распахнуты настежь. Ничего не осталось. Кто-то, преследовав свои цели, разворотил мою дверь, оставив после себя все без присмотра. Видимо это чрезвычайно порадовало местных бомжей.

Не выдержав, я поморщился от вони.

— Как они допустили это? — задал я вопрос к администрации гаражей.

Мое святилище, мое райское место было уничтожено. Его больше не было. У меня ничего не осталось. Присев на корточки, я принялся размышлять. Бессмысленно было заливаться слезами, что с успехом сейчас делала Берг, от этой мысли я улыбнулся, надо было решать. Что делать?

Макс, Кир, Жека, Влад, Цепь, Шнурок и Кас…

Кас. Он был моим другом. Им и остался. Возможно, я бы хотел выслушать его, попытаться понять, но, в отличие от всех, я знал, что его подломило и как с ним обошлись. Право на ошибку имеют все.

Достав из кармана последний подарок Павла, я вспомнил его слова:

«Если ты решишь последовать моему совету и захочешь исчезнуть, я думаю, тебе это пригодится».

Повертев его в руке, я улыбнулся.

— Как ты умудрился спланировать всего меня? Такое ощущение, что я участвую в каком-то слегка сумасшедшем квесте.

Приподнявшись, оглядев в последний раз линию, я посмотрел на бейджик.

Двести пять. Этот номер должен был находиться в нескольких линиях от меня. Я направился по дороге, показавшейся мне самой короткой. Добравшись до интересующего меня места, я осмотрелся. Двести двенадцать, двести семь… Двести пять. Этот гараж ничем не отличался от остальных. Подойдя к двери, я прикоснулся к холодному металлическому замку. Провернув между пальцами ключ, который передал мне Мятежный, я с непонятно откуда возникшим трепетом раскрыл дверь.

— Ха-ха-ха. А!

Увидев ее, я покачал головой.

«Насколько я заметил, ты имеешь слабость к этим женщинам. Мой отец был бы не рад подарить тебе ее, но я решил не спрашивать у него разрешения».

Прочел я записку, оставленную на капоте. Частица «не» была подчеркнута.

Не понимая как реагировать на все происходящее, схватившись рукой за голову, я опустился на черный блестящий капот. Она не могла заменить ее, но была восхитительна.

Черная, блестящая, яркая, дерзкая, сумасшедшая, неповторимая, быстрая, огненная, незаменимая, дорогая, самая лучшая BMW.

Я видел ее впервые, но знал о ней все. Я видел ее лишь минуту, но был знаком с ней еще раньше, чем ее сотворили для меня.

Одна из самых новых моделей. Я пробовал ее на тест-драйве. Знал, чего от нее ожидать. Это была не моя красотка, не та, которую я слепил заново, в которую я вложил душу. Та женщина останется в моей душе навсегда, она не заменима, но… зная, что мне не суждено вернуть ее, я позволил себе, простил этот новый роман. В конце концов… Это была новая жизнь.

— Черт! Шторм!

Подхватив ключи, лежащие рядом, я забрался в салон, пахнущий новой кожей.

Осмотрев все, впитав ее в себя, я добрался до бардачка. Внутри лежали очередные документы. Они были не для меня.

«Видимо, ты все-таки оказался не тупым, а это значит, что я не зря просрал на тебя кучу денег. Франк, я выложил ради тебя столько, что ты теперь обязан мне до конца своей жизни. Тут ты со всем разберешься сам».

Я раскрыл паспорт. Рука дрогнула. Это были ее глаза. Ее неповторимая улыбка.

— Город Сочи. Догомысская улица одиннадцать, корпус один, — прочел я.

Я повернул ключ зажигания. Мотор, подобно райской песне, нарушил тишину. Выехав из гаража, я пристегнулся. Перед тем как покинуть Петербург, я должен был заехать еще в одно место.

Выехав из гаражей, тщательно скрывая свое лицо, я направился в сторону кладбища. Я должен был попрощаться с ними. Я был обязан сделать это.

Машина неслась, с легкостью обгоняя встречающиеся на моем пути машины. Мне было комфортно, я чувствовал себя дома. Теперь я не был одинок. В моей груди оставалась боль, боль от того, что я вынужден был бросить все, отказаться от близких, но Павел был прав, это был наш шанс. Шанс всех остаться невредимыми, шанс на спокойное будущее. Я обязан был сделать это ради Макса. Ему было хорошо с Киром, он мог попытаться заметить ему меня. Это было иронично. Мы поменялись с ними братом и сестрой. Судьба — стерва.

Притормозив у кладбища, я приоткрыл окно, дабы заплатить несколько рублей, чтобы въехать на территорию.

— Нет! Нет! Уже не двадцать, а тридцать! Не жадничаем!

Я улыбнулся. Знакомый голос.

Он узнал меня.

— А-та-та! Видишь? Ты был настоящей счастливой монетой! За такую добычу меня повысили! Теперь я на входе машины пропускаю! Давно тебя не было!

— Были дела, — усмехнулся я.

— Какой-то ты похудевший, парень! Тебе бы поесть!

— Ха-ха-ха. Обязательно! Не волнуйтесь!

— За такого хорошего человека грешно не волноваться.

Я протянул ему пятьдесятку.

— На остальные выпей за мое здоровье минералки! — включил я первую скорость.

— Эй! Слушай, как тебя звать-то? Поставлю за тебя свечку.

— Ха-ха-ха. Дима, — отозвался я.

— А меня Виталий Сергеевич. Приятно познакомиться. Ну а по батюшке? По фамилии? Дим на свете много… — протянул он.

Выдохнув, я посмотрел ему в глаза.

— Вы знаете мою фамилию.

— Не понимаю я вас, молодой человек!

— Франк. Дмитрий Франк. Вы же сами придумали ее, — рассмеялся я.

— Ну вот! Вот и общайся с нынешней молодежью! Шутки шутите вечно! — недовольно пробурчав, хлопнул он ладонью по моей машине. — А машина у тебя красивая. Дорогая. Ладно, езжай Дмитрий Франк, не отвлекай меня от дел. Скопил за собой очередь!

Продолжая смеяться над ним, я выехал на дорогу. Проезжая мимо могил, через пару минут я добрался до необходимой мне. Я увидел его издалека. Заглушил мотор и остался в салоне. Он сидел на скамейке перед их памятниками и пил. Я не мог оторвать от него взгляда. Мне стало больней. Больней, чем было до этого. Резко обернувшись, словно почувствовав мой взгляд, Саня посмотрел на мою машину. Я знал, что он не видит меня. Стекла были тонированы. Для него это была просто незнакомая миллионная BMW. Отвернулся. Зря я приехал. Это было ошибкой. Снова в голове возникла Полина. Эта девочка была сильной, невероятно сильной, но любила плакать. Но я не был ею. Я не мог себе позволить этого. Проведя рукой по глазам, я завел машину. Тронувшись с места, выехал на перпендикулярную дорогу и поехал в сторону выхода. Спустя полчаса я выехал на Московское шоссе. Москва, Воронеж, Ростов, Туапсе, Лазаревское, Сочи.