Скоростная любовь

=== Тридцать пятая ===

Держась за руки, мы в молчании покинули стены гостиницы. Паша, крепко держа мою ладонь, свернул направо и пошел по уже слегка опустевшему проспекту. На улице было холодно. А я была в одном платье.

— Что-то мы опять не по погоде! — передернувшись на ветру, заключил Мятежный. — Пошли в бар может?

Паша потянул меня в сторону ярко освященной двери и, открыв ее передо мной, пропустил вперед. В баре было накурено, и от зависшего дыма почти ничего не было видно.

Спустя минуту мы наткнулись на пустующее место и, заняв его, принялись изучать меню.

— Чего хочешь?

— А-а-а?

— Говорю, чего хочешь? — перекричал он музыку.

— Все равно.

— Что?

— Все равно.

От дыма слезились глаза, а музыка давила на мозг.

— Как это?

— Бери, что сам хочешь.

— Полина… — он поднял свой умопомрачительный взгляд и впервые за все это время посмотрел мне прямо в глаза.

В шумном, душном, туманном баре я в который раз оказалась в плену его глаз. Мои руки лежали на столе. Рядом с его руками. Я могла в любой момент прикоснуться к нему. Просто положить свою ладонь на его. Или даже не так… просто прикоснуться мизинцем к его большой, сильной руке. Паша. Это не мой Паша. Не мой! Завтра меня ждет Питер. Мой Питер! А он останется тут. И от этого я хочу умереть. А он предлагает мне что-то выбрать. Какой-то чертов алкоголь. Никто меня не понимает. На глазах выступили слезы. Конечно же, он их увидел. Естественно. И в этот миг он наконец-таки обо всем догадался.

— Полина…

Не желая ничего слушать, я вскочила со своего места и бросилась наружу. Мне не хватало воздуха, меня тошнило. В горле образовался комок. Сердце болело.

— Полина!!!

Выбежав из бара, я, не обращая внимания на холодный ветер, пошла в сторону парка, в котором когда-то побывала с Ником.

— Полина! Черт! — чертыхнулся он позади, судя по звукам, споткнувшись обо что-то. — Полина. Да стой ты!

Я свернула на одну из главных аллей. Боясь, что в любой момент он догонит и остановит меня, смахнула с лица слезы.

— Полина! — он так и поступил.

Догнал и перегородил мне дорогу.

— Что за истерика?

— Никакой истерики, — шмыгнув носом, я вздрогнула от холода.

— Иди сюда! — он притянул меня к себе.

Боже! Какой он теплый и уютный.

— Зачем ты убежала на холод? Посидели бы. Выпили. Отметили еще раз знакомство, — произнес он.

— Что? — меня убила его последняя фраза. — Отметили знакомство? Мятежный, вали к чертям!

— Что? — засмеялся он.

— Какое отметили? Ты понимаешь, что завтра все кончится? Завтра я уеду, ты успешно меня забудешь. Завтра наступит конец, — быстро заговорила я.

Он вытер пальцами мои слезы:

— Не утрируй так уж сильно.

— Ты ничего не понимаешь! — озверела я. — Хотя на что я рассчитывала? О чем думала? Тебе всё равно!

Оттолкнувшись, я развернулась и пошла к гостинице.

— Берг, ты истеричка! — крикнул он. — Прекрати!

Вновь догнав, он едва ли не насильно поцеловал меня.

— Отстань! Фу!

— Почему ты так критично настроена? — поинтересовался Паша.

— Але, гараж! Я уезжаю в Питер. Ты остаешься в Москве! — крикнула я.

— И что?

— Действительно! Тебя же это полностью устраивает.

— Полин.

— А, ну да! — меня понесло, я не могла остановиться. — Надо начинать с другого: ты — сын миллионера, я — нищенка, у тебя есть все, у меня нет ничего. Ты — успешный молодой человек, я — никчемная второгодница, единственное, что у меня есть — это клевая грудь, с этим уж не поспоришь, вот только вряд ли ты ради этого поскачешь в другой город, ведь так? Я думаю, ты и здесь сотни похожих найдешь!

Паша смотрел на меня своим непроницаемым взглядом.

— Да хрен с тобой! — крикнула я ему в лицо. — И так ясно, что это было для тебя ерундой! Все! Проехали! Я идиотка! А ты ничего не понимаешь! — опять не выдержав, я заплакала и побежала к гостинице.

На этот раз он не окликнул меня. Не позвал. Видать, я его утомила. Поднявшись на свой этаж, я обессилено опустилась вниз по стенке возле двери своего номера.

— Черт! — я не хотела заходить внутрь. Там был брат, которому и так было хреново, а я, как последняя эгоистка, сидела и плакала, вот только не из-за его проблем, казавшихся куда более важными, а из-за своих безответных и глупых чувств.