Смерть в ночном эфире

28

– Пэрис, это Стэн.

– Стэн?

– Что тебя так удивило? Ты дала мне номер своего сото­вого несколько месяцев назад.

– Но ты никогда не звонил мне.

– Ты же предупредила, что звонить можно только в слу­чае крайней необходимости. Я только что услышал в но­востях о Джейни Кемп и решил узнать, как ты.

– Не могу даже описать, как отвратительно себя чувствую.

– Ты где сейчас?

– В полицейском участке в центре города.

– Представляю, что там творится. Экспертиза тела по­может уличить преступника?

– Мне жаль разочаровывать тебя, Стэн, но мне извест­но только, что Джейни мертва.

– Ты собираешься сегодня вечером выходить в эфир?

– А почему я не должна этого делать?

– Генеральный менеджер сообщил дяде Уилкинсу о том, что найден труп этой девушки. Они обсудили ситуа­цию и подумали, что при сложившихся обстоятельствах ты, возможно, захочешь взять выходной, а в эфир пойдет запись старого шоу.

– Позже я позвоню генеральному менеджеру и сама по­говорю с ним. Но если тебя спросят, скажи, что я буду вести программу как обычно. Валентино меня не запугает.

– Но этот парень сделал то, что обещал, Пэрис. Ты ду­маешь, он позвонит снова?

– Я на это надеюсь. Чем больше Валентино со мной разговаривает, тем больше у нас шансов определить, кто скрывается под этим именем.

– Очень плохо, что ты не смогла поймать его до того, как он убил Джейни Кемп. – Немного помолчав, Стэн до­бавил: – Не надо было мне напоминать тебе об этом, да? Я уверен, ты и без того мучаешься. Ведь это из-за тебя все началось.

– Мне пора идти, Стэн, – сказала Пэрис.

– Ты рассердилась? – виновато произнес он. – Я дога­дался по голосу.

– Я просто не хочу пока больше об этом говорить, ладно? Вечером увидимся.

Пэрис отключила телефон. Стэну хотелось поговорить с ней подольше, чтобы его линия оставалась занятой. Если дядя будет все время попадать на сигнал «занято», то, может быть, он прекратит свои попытки связаться с пле­мянником.

Как только дядя Уилкинс узнал о том, что обнаружено тело Джейни Кемп, он принялся названивать племяннику через определенные промежутки времени. Криншоу-старший делал вид, что его волнует положение дел на радиостанции, но Стэн догадывался об истинной причине этих звонков. Дядя проверял его.

Не следовало Стэну признаваться, что его влечет к Пэ­рис. Можно подумать, что из всего их разговора в баре отеля дядя запомнил только эту информацию. Он все время вспоминал об этом.

Во время последнего разговора по телефону Уилкинс уг­рожающе заявил:

– Если ты совершил что-то неподобающее…

– С ней я вел себя как мальчик-алтарник, богом кля­нусь.

Да и как иначе мог он вести себя по отношению к Пэ­рис? Она не была грубой, но явно не радовалась его обще­ству. Иногда, даже разговаривая с ним, она выглядела оза­боченной, словно думала о чем-то куда более важном и ин­тересном, чем Стэн.

Он не сомневался, что, стоит ему позволить хотя бы ма­лейшую вольность, Пэрис тут же поставит его на место. Она никогда не флиртовала с ним. Честно говоря, она часто смотрела вообще сквозь него. Почти как его родите­ли, Пэрис обращалась с ним с небрежным равнодушием, что обижало еще больше, чем прямая грубость. О Стэне всегда вспоминали в последнюю очередь.

Таким образом, шансы на роман с Пэрис всегда равня­лись нулю, но после появления Дина Мэллоя Стэн сам оценивал их со знаком минус. Этот психолог был заносчи­вым сукиным сыном, уверенным в себе и своей неотрази­мости для противоположного пола. Ему бы никогда не пришлось принуждать секретаршу к тому, чтобы она за­драла юбку, или умолять пришедшую на свидание девушку сделать ему минет.

Это факт, подтвержденный жизнью: таким, как Мэллой, все дается легко.

И еще один факт: таких женщин, как Пэрис, привлека­ют именно такие мужчины, как Мэллой.

Такие люди, как Пэрис и Мэллой, не знают, что испы­тывает человек, когда его отвергают. Им никогда не прихо­дит в голову, что любовь и нежность не даются другим как нечто само собой разумеющееся. Такие люди сияют, слов­но небольшие яркие планеты, не подозревая о том, каково приходится тем, кто обречен вращаться вокруг них. Откуда им знать, как добиваются такого обожания, которое они принимают как должное.

И правда, откуда?

Гэвин так низко опустил голову, что его подбородок почти упирался в грудь.

– В озере?

– Тело Джейни перевезли в морг. Там проведут вскры­тие, чтобы определить причину смерти.

Гэвин посмотрел на отца. Услышав известие о смерти Джейни, он побледнел и с трудом сглотнул.

– Папа, я… Ты должен поверить мне, я этого не делал.

– Я верю тебе. Но я не сомневаюсь, что ты что-то от меня скрываешь.

Гэвин покачал головой.

– Что бы это ни было, может быть, будет лучше, если ты расскажешь мне, чем твой обман раскроется на детекторе лжи. Чего, по-твоему, я не должен знать?

– Ничего.

– Это неправда, Гэвин, – устало произнес Дин. Парень вскочил, его кулаки сжались.

– Ты не имеешь права никого обвинять во лжи! Ты самый большой лжец из всех, кого я знаю, – закричал он.

– О чем ты говоришь? Когда я лгал тебе?

– Всю мою жизнь! – Дин изумленно смотрел, как глаза сына наливаются слезами. Гэвин сердито вытер их кула­ком. – Ты лгал, мама лгала. Вы говорили, что любите ме­ня. Но я-то знаю, что это не так.

– Почему ты так говоришь, Гэвин? Почему ты думаешь, что мы не любим тебя?

– Вы не хотели меня, – выкрикнул Гэвин. – Ты слу­чайно сделал ей ребенка, ведь так? Только поэтому вы и поженились. Почему вы просто не избавились от меня и заодно от хлопот обо мне?

Дин и Патрисия никогда не обсуждали, что именно они скажут Гэвину, если он станет задавать вопросы. Наверное, им следовало договориться, изобрести какую-то версию и придерживаться ее. Дин не мог в данный момент посове­товаться Патрисией. Он остался один на один с мучитель­ными расспросами сына. Несмотря на то что его рассказ мог поставить и Патрисию, и его самого в неудобное поло­жение, Дин решил, что Гэвин заслуживает правды.

– Я отвечу на все твои вопросы, но только в том случае, если ты сядешь, успокоишься и перестанешь смотреть на меня так, будто готов перегрызть мне глотку.

Гэвин замялся, обдумывая, как поступить, но потом все же плюхнулся обратно на стул. На его лице сохранялось воинственное выражение.

– Ты прав. Твоя мать уже была беременна, когда мы по­женились. Ты был зачат после вечеринки в Новом Орлеа­не, устроенной в честь встречи нашего студенческого брат­ства.

Гэвин горько рассмеялся:

– Господи, еще хуже, чем я думал. Вы хотя бы любили друг друга в колледже?

– Мы несколько раз встречались.

– Но она не была для тебя… особенной.

– Нет, – спокойно признался Дин.

– Значит, я был ошибкой.

– Гэвин…

– Почему вы не предохранялись? Напились или просто ума не хватило?

– Думаю, и того и другого понемногу. Твоя мать не при­нимала противозачаточные таблетки. Да и мне следовало проявить больше благоразумия.

– Готов поспорить, ты обделался от страха, когда она тебе сказала.

– Конечно, это оказалось шоком и для твоей матери, и для меня. Она собиралась закончить колледж и найти хо­рошую работу. Я намеревался поступить в аспирантуру. Ее беременность стала препятствием для нас обоих, на кото­рое никто из нас не рассчитывал в этот период жизни. Но мы даже не думали об аборте, и ты должен в это поверить, Гэвин.

Дин мог сказать по выражению лица сына, что Гэвин от­чаянно хочет поверить ему, но мальчику по-прежнему трудно смириться с услышанным. Дин не мог его за это ви­нить. Наверное, им с Патрисией надо было все объяснить Гэвину еще тогда, когда он вырос настолько, что мог по­нять, откуда берутся дети. Если бы они поговорили с сы­ном, он бы не стал сомневаться в своей значимости и не испытывал бы теперь враждебности к родителям.

– Мы не обсуждали и возможность отдать тебя на усы­новление, – продолжал Дин. – С самого начала твоя мама хотела родить и воспитывать тебя. Слава богу, она не стала скрывать от меня, что я стану отцом. Когда она сообщила мне об этом, я сразу стал настаивать на том, что у ребенка должна быть моя фамилия. Я не собирался исчезнуть из твоей жизни. Хотя мы не думали заключать брак, я решил, что ты должен быть моим по закону. В конце концов твоя мама согласилась выйти за меня.

Да, мы не любили друг друга, Гэвин. Мне бы хотелось, чтобы я мог сказать тебе другое, но это было бы неправдой. А ты заслуживаешь того, чтобы услышать правду. Мы нра­вились друг другу. Мы были друзьями и уважали друг друга, но не любили.

Зато мы любили тебя. Когда я впервые взял тебя на руки, я был исполнен восхищения и радости. Твоя мать чувство­вала то же самое. Мы жили вместе до твоего рождения. Все это время мы пытались убедить себя и друг друга, что лю­бовь все-таки расцветет и мы поймем, что хотим быть вместе до конца наших дней. Но ничего такого не произо­шло, и мы оба чувствовали это.

Мы с твоей матерью плакали в тот день, когда решили, что не можем дольше оставаться вместе. Это сделало бы троих людей несчастными и только отодвинуло неизбеж­ное. Мы разошлись в твоих же интересах, прежде чем ты смог понять, что произошло. Когда тебе исполнилось три месяца, твоя мама подала на развод. – Дин широко развел руками. – Вот и все, Гэвин. Думаю, тебе стоит расспросить об этом маму тоже. Я понимаю, почему она не говорила с тобой об этом. Она не хотела, чтобы ты плохо о ней думал. И я этого тоже не хотел. Патрисия вовсе не была распутной девицей, не пропускавшей ни одного парня в студенчес­ком городке. Для нас это была последняя вечеринка наше­го студенческого братства, потому что мы оба заканчивали колледж. Мы как будто сошли с ума, и… это произошло.

Твоя мать пожертвовала многим, чтобы воспитывать тебя. Я знаю, что ее замужество огорчило тебя, но Патри­сия не только твоя мать, она еще и женщина. И если ты по-детски боишься того, что муж займет твое место в ее серд­це, то ты ошибаешься. Поверь мне, этого не случится. Это не под силу никому.

– Да ладно, – отозвался Гэвин, упрямо глядя на свои колени. – Я же не идиот. Я знаю, что ей нужна любовь и все такое.

– Тогда, может быть, тебе стоит прекратить дуться и сказать ей об этом.

Гэвин дернул плечом, не соглашаясь с ним.

– Мне просто хотелось, чтобы ты раньше рассказал мне. Я же все равно узнал, – буркнул он.

– Раз ты все знал, значит, это никак не может повлиять на твою жизнь. Тогда почему ты сейчас используешь это как костыль?

Гэвин резко вскинул голову.

– Костыль?

– Долгий брак не всегда залог счастливой семьи. У мно­гих детей, живущих с обоими родителями, детство ужас­ное, совсем не такое, какое было у тебя. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ты используешь факт своего случайного за­чатия как оправдание своего безобразного поведения. Это трусость. Мы с твоей матерью обычные люди. Мы были молоды, нетерпеливы и совершили ошибку. Но не пора ли тебе перестать оплакивать нашу ошибку и взять на себя от­ветственность за свои собственные?

От гнева Гэвин покраснел. Он тяжело сопел. Но в его глазах снова заблестели слезы.

– Я люблю тебя, Гэвин. Всем моим сердцем. Я благода­рен судьбе за ошибку, которую мы в ту ночь совершили с твоей матерью. Я с радостью умру за тебя. Но учти, я не со­бираюсь жить за тебя и вечно чувствовать себя виноватым. Обстоятельства твоего рождения – дело прошлое. – Дин подвинул стул ближе к сыну и твердо положил руку ему на плечо. – Я говорил с тобой честно, как мужчина с мужчи­ной. Теперь я хочу, чтобы ты повел себя как мужчина и рассказал мне то, о чем я еще не знаю.

– Не о чем мне рассказывать.

– Глупости. Ты что-то от меня скрываешь.

– Ничего я не скрываю.

– Ты лжешь.

– Отстань же ты от меня, наконец!

– Не отстану, пока ты мне не расскажешь.

Дин видел, что его сын борется со своим страхом и, ве­роятно, с угрызениями совести. Гэвин неожиданно выпа­лил:

– Ладно, раз ты так хочешь. Я был с Джейни в ее маши­не в тот вечер!

Пэрис посмотрела на часы. Она ждала уже долго. Адво­кат Дина, которого она видела накануне, давно приехал. Он скрылся за дверью в отделе расследований. Больше она не знала ничего. Что там происходит? Гэвин проходит про­верку на детекторе лжи или еще нет?

Она ужасно хотела спать. Пэрис прислонилась головой к стене над диванчиком и закрыла глаза. Сон не шел. Страшные мысли толклись в голове. Джейни Кемп мертва. Больной извращенец убил ее. Пэрис чувствовала себя ви­новатой.

Как Стэн бестактно напомнил ей, поводом для поступка Валентино стал совет, который Пэрис дала Джейни. Если бы она не выпустила звонок в эфир, Валентино никогда бы его не услышал.

Но, к несчастью, он его услышал. А когда он угрожал Джейни, могла ли Пэрис сделать что-то иначе? Что она могла сказать, чтобы удержать Валентино от последнего шага?

– Мисс Гибсон?

Пэрис открыла глаза. Перед ней стояла женщина очень маленького роста. Она была в отчаянии. Ее лицо, при обыч­ных обстоятельствах наверняка очень хорошенькое, каза­лось неживым. Она мертвой хваткой вцепилась в свою су­мочку. Кожа на костяшках пальцев натянулась, побелела и, казалось, вот-вот порвется. Тревога превратила ее из грациозной в хрупкую. Хотя она старалась держаться храб­ро, выглядела она такой же стойкой, как пушистый оду­ванчик.

Пэрис сочувственно улыбнулась.

– Да, я Пэрис Гибсон.

– Я так и подумала. Можно мне присесть?

– Разумеется. – Пэрис подвинулась, женщина села. – Простите, но я… Мы встречались?

– Меня зовут Тони Армстронг. Миссис Брэдли Армс­тронг.

Пэрис сразу же вспомнила фамилию и поняла, почему женщина чувствует себя так неловко.

– Тогда я знаю, почему вы здесь, миссис Армстронг, – сказала Пэрис. – Думаю, для вас это невероятно трудно. Мне бы хотелось, чтобы мы встретились при более прият­ных обстоятельствах.

– Спасибо. – Миссис Армстронг изо всех сил старалась держаться, чем сразу заслужила уважение Пэрис. – Когда полицейские обыскивали наш дом, они проглядели вот это. – Она достала из сумочки компакт-диск. – Раз уж они конфисковали компьютер Брэдли, я подумала, что и диск надо отдать. Вдруг на нем что-то важное.

Тут в голову Пэрис пришла неприятная мысль.

– Как вы меня узнали, миссис Армстронг?

Хотя об истории Джейни Кемп трубили все газеты и рас­сказывали в каждом выпуске новостей, фотографии Пэрис напечатаны не были. Телевидение ее тоже не показывало. Уилкинс Криншоу лично вмешался и надавил на средства массовой информации. Пэрис не обольщалась на этот счет. Мистер Криншоу заботился не о ней. Он хотел защи­тить репутацию радиостанции. Как бы там ни было, город­ские средства массовой информации согласились оставить Пэрис в покое. Но она не знала, насколько хватит их лю­безности.

Тони Армстронг нервно облизала губы и опустила голову.

– Этот диск – просто повод увидеть сержанта Кертиса. Настоящая причина в том, что я не все ему вчера рассказа­ла. – Пэрис промолчала, побуждая Тони продолжать. – Сержант Кертис спрашивал меня, слушает ли Брэдли ра­дио по ночам. Я ответила, что иногда слушает. Детектив больше к этому вопросу не возвращался. Ваше имя не упо­миналось, поэтому я не стала говорить, что Брэдли и я знали вас еще в Хьюстоне.

Ее глаза с мольбой смотрели на Пэрис, она словно хоте­ла, чтобы Пэрис сама вспомнила обстоятельства знакомст­ва и ей не пришлось бы об этом говорить.

– Простите, миссис Армстронг, но я даже не помню, чтобы мы с вами встречались.

– Мы не встречались. Вы были пациенткой доктора Бейкера.

И тут Пэрис вспомнила. Как она могла забыть фамилию Армстронг? Разумеется, она весьма распространенная. Ни Кертис, ни Дин не упоминали, что их подозреваемый Брэд­ли Армстронг был стоматологом.

– Ваш муж зубной врач? Тот самый? Тони Армстронг кивнула.

Пэрис судорожно вздохнула:

– Простите меня.

– Вам не за что передо мной извиняться, мисс Гибсон. Все произошло не по вашей вине. Вы поступили так, как следовало. Разумеется, Брэдли воспринял это иначе. Он сказал, что вы… флиртовали с ним, что вы спровоцировали его. – Тони грустно улыбнулась. – Мой муж всегда так го­ворит. Но я ни одной минуты не верила, что вы его поощ­ряли.

Пэрис отправилась к доктору Луису Бейкеру, чтобы по­ставить пломбу. Когда она пришла в клинику, ей сказали, что доктор был вынужден уехать домой. Там что-то случи­лось. Она могла либо прийти в другой раз, либо посетить другого стоматолога. Пэрис уже дважды откладывала ви­зит, и раз уж она пришла, то решила пойти к другому врачу.

Она помнила Брэдли Армстронга. Приятный молодой мужчина, обаятельный. Так как ей предстояло несколько болезненных процедур, он предложил ей легкий наркоз.

Пэрис согласилась, помня о том, что «веселящий газ» быстро прекращает свое действие и что он безопасен, если применяется в условиях клиники. Ей еще должны были сделать анестезирующий укол, и она не хотела его чувство­вать.

Вскоре она ощутила спокойствие и беззаботность. Это было очень приятно. Сначала она подумала, что ей показа­лось, будто ее грудь кто-то трогает. Ласка была такой лег­кой, мимолетной. Наверняка это обман чувств, вызванный состоянием эйфории.

Но когда это повторилось, Пэрис ощутила, как чужие пальцы сдавили ей сосок. Ошибки быть не могло. Она от­крыла глаза, стряхнула сонное состояние, сдернула маску с лица. Брэдли Армстронг улыбался ей, и его улыбка убедила Пэрис в том, что она ничего не придумала.

– Что, черт побери, вы себе позволяете?

– Не притворяйтесь, что вам не понравилось, – про­шептал дантист. – Ваш сосок вас выдает.

Пэрис пулей вылетела из стоматологического кресла, хотя и полулежала в нем, и случайно сбросила лоток с ин­струментами на пол. Услышав грохот, в кабинет вбежала ассистентка, которую врач отослал под каким-то предлогом.

– Что случилось, мисс Гибсон?

– Передайте доктору Бейкеру, чтобы он позвонил мне при первом же удобном случае, – сурово сказала Пэрис и выбежала из кабинета.

Встревоженный Бейкер позвонил ей вечером того же дня. Пэрис рассказала ему о том, что случилось. Когда она закончила, Бейкер грустно ответил:

– Мне стыдно в этом признаваться, но я счел ту женщи­ну лгуньей.

– Он уже проделывал это раньше? – возмутилась Пэрис.

– Уверяю вас, мисс Гибсон, что это произошло в пос­ледний раз. Примите мои глубочайшие извинения. Я не­медленно обо всем позабочусь.

Доктора Армстронга уволили. Еще несколько дней Пэрис вздрагивала от отвращения, вспоминая этот случаи, но потом событие стерлось из ее памяти. Она больше не вспо­минала об этом до встречи с Тони Армстронг.

– Полагаю, ваш муж считает меня виноватой в том, что его уволили.

– Да. Хотя потом ему не раз приходилось оставлять практику из-за подобных случаев, он продолжал ненави­деть вас. Когда вы работали на телевидении в Хьюстоне, Брэдли всегда выключал телевизор, как только вы появля­лись на экране. Он обзывал вас. А когда ваш жених постра­дал в аварии, Брэдли заявил, что вы это заслужили.

– Он знал о Джеке и о несчастном случае?

– И о докторе Мэллое тоже. Он намекал на любовный треугольник.

Пэрис только негромко ахнула в ответ.

– Когда мы переехали в Остин и Брэдли выяснил, что вы ведете шоу на радио, его ненависть вспыхнула с новой силой. – Миссис Армстронг опустила голову и принялась теребить ручку сумки. – Мне следовало рассказать об этом сержанту Кертису вчера, но я так боялась, что они сочтут Брэдли замешанным в этой истории с исчезновением де­вушки.

– Она уже нашлась. – Пэрис рассказала о том, где об­наружили труп Джейни Кемп. И Тони Армстронг распла­калась.