Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной…

Глава 14

— Элли!!! — рвался ко мне из последних сил Ингвар, с трудом удерживаемый в боевом захвате Хоситой и Страшилиным, пока Лео гирей висел на его ногах. — Элли!!!

Медузы взмыли в воздух, все так же осторожно и аккуратно удерживая меня и оставляя моих спутников далеко внизу. В окружении сияющих гирлянд я проследовала куда–то.

Передо мной мелькали небеса все такого же глубокого серого цвета с фиолетовыми облаками, которые вскоре сменились пурпурными, а потом стали привычно белыми на фоне яркого синего неба.

Необычные похитители начали спускаться и вскоре уложили меня на зеленую, дурманно пахнущую траву. Она шелестела, как будто переговариваясь еле слышными голосами, обещая забвение и покой.

Но меня все это сейчас до ничтожного мало волновало. Похоже, я перегорела. Мне было даже безразлично, что со мной будет — и сейчас, и потом. Все казалось суетой сует…

Медузы создали вокруг меня плотный неразмыкаемый круг, уплотнились и выгнулись, образуя импровизированную линзу. Поймали необычный солнечный свет и перенаправили его в мою сторону.

Меня пронзило жаром и энергией, неукротимой жаждой жизни. Она потекла по каждой клеточке измученного тела, наполняя его и оживляя. Уходили прочь апатия и безразличие. Им на смену заступали воодушевление и душевный подъем. Но тут ко всем этим прелестям еще прибавилась недоверчивость и подозрительность. Так что я вскочила на ноги и спешно начала искать на себе оружие.

Мало ли какие цели были у этих непонятных похитителей!

Нет, конечно, им большое спасибо за помощь, но кто их знает: может, они любят активных жертв?

Медузы выпрямились, отпустили солнечный луч, вздрогнули и преобразовались в полупрозрачных людей, напоминающих своим видом гуманоидов из древних фильмов. Такие же большеголовые, лысые, с громадными глазами и гибкими безсуставными конечностями.

И вот эти чудики склонились передо мной в глубоком поклоне, приложив одну из четырехпалых рук к сердцу. Ну или к тому месту, где у нормального человека должно быть сердце.

Я застыла в недоумении, хлопая ресницами. Это снова проявились мои непонятные способности? Или медузы–перевертыши выбрали меня объектом своего поклонения?

Сзади раздался едва слышный шум. Я быстро обернулась на источник звука и застыла. Ко мне, не касаясь травы, шел высокий, исключительно красивый, золотоволосый мужчина средних лет с ласковой улыбкой.

И вот улыбка мне особенно не понравилась. С такой ухмылкой мне сейчас непременно должны были рассказать что–то из душещипательной мыльной оперы или, на худой конец, пообещать вырезать сердце на добрую память.

Рука все так же тянулась в несуществующему оружию. Одновременно я пыталась достать зернышко из–под ногтя и сообразить, чем можно нейтрализовать…

— Ну здравствуй, дочь, — сообщил мне на сантали[1] пришелец, останавливаясь в паре шагом и внимательно рассматривая. — Наконец–то мы встретились…

А может, сначала стоит задаться вопросом, насколько я его понимаю?

Понимаю вообще–то, моя мама говорит дома только на нем, но беседовать с незнакомцем буду принципиально на уни. Сантали — язык очень изысканный, вот только очень уж многозначный, беседовать на нем — мука мученическая…

И я сказала свои три волшебных слова, испытывая желание одновременно потереть лоб, почесать затылок, поковырять в ушах и покрутить около виска пальцем:

— Это настоящий пипец!

— И это все, что ты можешь сказать своему отцу? — приподнял золотистую бровь прекрасный обманщик. Цвет его необыкновенных глаз переливался от голубого до черного.

Я честно пыталась разумом и душой принять оглушающую новость, но не смогла. Не получалось. Одно с одним не клеилось.

Вот самозванец!

Если учесть, что моя мама всегда считалась одной из самых красивых женщин нашего района, а я тогда в кого уродилась? Всегда думала, что в папу. А тут, понимаешь, такой папа, что рядом с ним любая «мисска» кажется отстойной, как кудока с одноименной планеты. У них там другие критерии красоты. Чем баба страшнее, тем она привлекательнее. Типа не стырят конкуренты. Все равно, конечно, тырят, чтобы со своими сравнить, но стереотип все же остается.

— Нет, — все же определилась я с желаниями и потерла лоб. — Могу еще спросить: чего тебе надо? Какого рожна ты тут делаешь? И где ты столько лет шлялся?

— Все эти вопросы, — невозмутимо ответил мне самозваный папаша, делая жест рукой в сторону медуз–перевертышей, — требуют определенного времени для ответа. Трудно все двадцать пять лет уместить в нескольких словах.

— Да? — поразилась я, почесывая затылок с короткими волосами и наблюдая, как красиво, чуть ли не журавлиным клином улетают медузы. И с надеждой: — А если попытаться? — Призналась нехотя: — У меня времени нет. Там мои друзья… и парней из второго шара нужно разыскать.

— За ними присмотрят мои помощники, — бесцеремонно перебил меня мужчина, — пока мы будем разговаривать.

— … И муж, — закончила я фразу. И сразу об этом пожалела. Лучше бы молчала себе в скафандр.

Мужика при известии о моем муже так скрючило, что он, блин, моментально взорвался ослепляющим светом и чуть ли не на ультразвуке завопил:

— Какой муж⁈ Какой, протуберанец его дери, муж может быть у моей маленькой дочери?!! Кто посмел надругаться над моей девочкой?!! — А, главное, фальшиво–фальшиво. Как дешевая скрипка в руках ученика, к тому же настроенная не в тон.

— Ну ты и выдал, — поковырялась я в одном ухе, а потом и в другом для порядка, проверяя целы ли мои барабанные перепонки. — Если ты помнишь, то мне стукнуло двадцать пять по галактическому летоисчислению, а, следовательно, я давно совершеннолетняя и могу выходить замуж за кого хочу, когда хочу и столько, сколько хочу. И, кстати: к твоему сведению, моя личная жизнь тебя лично вообще не касается! Если ты и вправду участвовал в моем рождении, то потерял это право, когда бросил меня с мамой!

— Ты совсем не знаешь своих корней? — недоверчиво воззрился на меня мужчина, отступая на шаг. — Мать тебе совсем ничего обо мне не рассказывала?

У меня что–то больно заворочалось в груди. А имя у его, в прошлом любимой, женщины есть? Или забыл за ненадобностью?

— А должна была? — вернула я ему такой же в точности взгляд. — Зачем ей тратить время, чтобы врать, что мой отец — выдающийся космолетчик–испытатель или шпион Галактического Совета, погибший на важном задании? Для такого заурядного вранья она слишком меня любит и очень ценит мое доверие. Мама только украдкой утирала слезы, когда говорила, что по некоторым обстоятельствам ты не можешь быть рядом с нами.

— Это не совсем так, — заволновался мужчина, начиная нервничать. И с чего бы это? — Вернее, совсем не так, но мне нужно время, чтобы тебе все объяснить. Для начала я должен научить тебя пользоваться своим врожденными способностями, пока ты не выжгла себя полностью, как это было при крушении корабля…

— Ты хочешь сказать, — я уже не знала, где тереть или чесать, поэтому потерла в области сердца, — что это именно я сотворила те большие голубые сферы из плазмы, которые удержали воздух в вакууме и не дали нам погибнуть?

В груди разливалась тупая боль.

— Ты, — подтверждающе кивнул собеседник. Непередаваемое движение глазами, не то насмешливое, не то издевательское. — Разрушила корабль тоже ты. Нечаянно. И выжгла бы себя окончательно, если бы я вовремя не вмешался и не притащил вас всех на эту планету.

Сердце колотилось в груди, словно пулемет. Я хватала ртом воздух, не зная, что на это сказать. Так это я во всем виновата⁈ Информация слегка ошеломила, а еще больней ударило чувство огромной вины перед командой и жгучего стыда.

Довольный чужак склонил голову к плечу, искоса наблюдая за моими трепыханиями. Он продолжал:

Ты уже практически выгорала, и тебе была нужна немедленная подпитка. Так нельзя! Ты еще слишком юная солария…

— Х–хто⁈ Кто я? — страдальчески сморщилась я, испытывая практически непреодолимое желание исправить его слишком идеальную внешность на более человеческую. Ну там нос на сторону свернуть, глаз подбить, челюсть вывихнуть… и еще пара пустяков по мелочи. Но пока все же воздерживалась от кардинальных действий. — Как ты меня назвал?

— Ты — урожденная солария, моя дочь, — высокомерно вздернул точеный подбородок красавчик. — И ты займешь место рядом со мной в Галактическом Совете Наций, когда придет твое время. Это так же верно, как меня зовут Ахаз!

— Ты спятил, — это все, что я могла с грустью сказать по этому поводу. Замечу, сказать достаточно мягко. Не то, что этот, блин, нарисовавшийся родственник информационной кувалдой по темечку.

И любите его после этого! Да счас! Только подметки солидолом смажу, чтобы отпечаток красивый оставался!

— Я все же твой отец, — сжал зубы мужчина. — Могла бы проявить уважение.

— Чего проявить? — вытаращилась на него я. В лучшем случае, я могла бы к нему проявить то, что ему бы точно не понравилось, но сдержалась и даже попыталась объяснить: — Поверь, даже если бы моя мама привела тебя за руку и клятвенно подтвердила, что ты мой отец, я бы и в этом случае не намоталась бы тебе на шею с радостным визгом. Ты — сволочь, которая бросила мою маму, беременную мною. Такое не прощают.

Ему это явно не понравилось. Гуманоид скривил породистое лицо и собрался меня оборвать.

Но тут Остапа понесло и…

— Ты кто угодно, только не мой отец! — донесла я до него свою непререкаемую точку зрения. — Разве ты утешал меня с разбитыми коленками? Вытирал мои слезы, когда одногодки и старшие ребята меня дразнили безотцовщиной и шлюхиной дочкой? Или ты гордился мной на выпускном? Волновался, когда я отправлялась на первое свидание? Где был ты в это время?

— Рядом, — тихо сказал Ахаз, не пряча глаз. — Я всегда был с тобой рядом. Ведь во все твои значимые события жизни всегда было солнечно… а значит, я был рядом с тобой, дочь.

— Немедленно прекрати меня так называть! — попросила я, сцепляя руки вместе и глядя на него снизу вверх. — Это меня выбивает из колеи. Зови по имени. И если ты случайно не помнишь, то меня зовут Элли.

— Тебя зовут Эллиасия Соларис Первум! — отчеканил почему–то сильно разобидевшийся родственник, которого я упорно не соглашалась признавать. Ну не лежала у меня душа к этому… этому чуждому для меня существу. Смертельно чуждому.

— Пристрелите меня, — посоветовала я ему, осторожно вставая. Чувствовало мое сердце — просто так мы с ним не разойдемся. — Лучше быть мертвой, чем скончаться от удушья, выговаривая чужое имя.

— Это твое имя! — нахмурился Ахаз, и на солнце начали набегать тучки. Вот оно как. — И ты будешь носить его с гордостью и честью!

Как я не люблю эти пафосные призывы к гордости и чести, кто бы знал! Они ничего не стоят сами по себе, но после них остаются горы трупов, и как раз совсем не тех, кто лоснится пафосом! А уж от левых личностей я таких вывертов и вовсе не спущу.

— Это ты так говоришь, — сообщила ему, украдкой разглядывая все вокруг. Чует моя пятая точка, что пути отступления не помешают. Не отвяжется это маньяк от меня по доброй воле. Решил себе сразу взрослую дочь завести — и баста!

— Это твоя генетика говорит! — не сдавался самоуверенный до зеленых папуасов тип, придвигаясь ко мне поближе. Никак решил заключить в родственные объятия? Ну–у–у–у, я, конечно, обнять могу, но потом кто–то будет совсем мертвый и слегка холодный. — Ты и твоя мать так долго отвергали твою природу, что это стало весьма опасным!

— Маму не трогай! — предупредила я, начиная откровенно злиться. Я вообще никогда не любила переход на личности, а уж упоминание о маме — это запрещенный прием! Карается расстрелом через повешенье.

— Да какая теперь разница? — на голубом глазу выдал этот неприлично называемый родственник. — Сейчас ты пойдешь со мной и будешь учиться, как быть соларией и постигать основы своего будущего!

— Покорно? — поковырялась я под ногтями удачно найденной в нагрудном кармане скафа мини–отверткой.

— Что? — не понял меня Ахаз.

— Постигать, говорю, покорно? — разъяснила я мужчине, слегка отодвигаясь.

— Да! — не подумав, согласился с моим предложением собеседник. Добавил: — И прилежно!

— Не по адресу обратился, — поставила я его в известность, кидая в него зернышко и замораживая в пене, после чего пристроила отвертку на место.

Полюбовалась делом рук своих, еле сдерживаясь, чтобы не ткнуть пальцами в сверкающие яростью глаза, и свесилась со скалы вниз, обозревая путь к спасению. Мужик чуть из шкуры от злости не выпрыгивал.

В общем–то я тоже не полыхала радостью.

— А говорил, что всегда был со мной, врун! Если бы ты был, то знал, что я и покорность — понятия из противоположных концов вселенной. Нет, дисциплину я понимаю, даже приказы по делу признаю, но вот покорной овцой пусть кто–то другой подвизается! — И, кряхтя, полезла вниз, стараясь не соскользнуть с отвесной скалы.

Минут через тридцать (на самом деле, а по мне так через пару веков!), рядом со мной на выступе появился этот чудак, вися в воздухе и брезгливо отчищая с кожаной одежды засохшие кусочки пены.

— То есть ты крутой, — сделала я закономерный вывод, стараясь не вцепиться в скалу зубами, потому что пальцы уже начали дрожать от усталости и напряжения.

Этот пыхающий злостью дракон кивнул.

— Но я честно хочу предупредить, что, несмотря ни на что, я никуда с тобой не пойду, ничего покорно принимать не буду и все в таком же духе.

— Будешь, — заверил меня Ахаз, рассматривая меня огненным взглядом.

Как, блин, горячую сковородку в пятую точку вонзил!

— И ты еще спасибо скажешь! Ты хоть представляешь, что выплески энергии соларианки опасны без присутствия рядом походящей пары-поглотителя? Пока ты не проявляла присущих нашей расе черт, мы не беспокоились, и ты жила среди людей. Но как только они начались… ты должна вернуться к нам! Жить среди гуманоидов прочих рас тебе нельзя, иначе ты одним случайным выплеском наделаешь больше бед, чем ядерная война. Я забираю тебя с собой.

— Да никогда! Я тебе не верю. Двадцать пять лет без вас жила — проживу и дальше, — уверенно донесла я до его сведения, снова начиная медленно ползти вниз.

Но тут случилась неприятность. Одна нога потеряла опору и соскользнула. Я повисла на руках, лихорадочно нащупывая новый выступ и распластываясь животом на скале. Приятного, конечно, мало, но зато все принципы в действии!

— Что за упрямая девчонка! — фыркнул мужчина, спланировал ко мне и отлепил от камня за шкирку. Так за шкирку, как непослушного котенка, и перенес наверх, откуда я с такими усилиями спускалась. Хорошо еще, что носом никуда не натыкал.

— А ты как думал? — нахмурилась я, совсем не ощущая уколов совести. Может, они и пыталась там чем–то колоть, но у меня стала такая твердая шкура, что, кроме штопора, ничего не чувствовала. — Хочешь быть отцом — получай все радости от гадости!

— Эллиасия! — рявкнул Ахаз, отпуская меня и становясь между мной и обрывом. Это он надеется, что я головой вниз прыгну? Зря. Если и прыгну, то сначала его столкну. Для компании. Вместе лететь веселей. Можно по дороге поделиться впечатлениями о прожитой жизни. — Ты взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок!

— Вот ты определись, — снова уселась я на камень. Нет, не из протеста. Просто ноги не держали. — То юная, то взрослая. Кризис родителя начался? Замуж всегда рано, а учиться никогда не поздно?

— Я начинаю думать… — медленно сказал мужчина.

— Ёпт! — восхитилась я, изучая ногти. — И есть чем? В смысле, не всё еще серое вещество усохло от тоски по брошенной в младенчестве дочери? Или у тебя на каждой космической станции по ребенку?

— … что мать преступно пренебрегала твоим воспитанием, — не отреагировал на мой выпад Ахаз. А зря. Потому что я подсчитала свои зернышки и решила пожертвовать ещё одним!

И упаковала его с головы до пят в зеленое желе. Очень сюрреалистично получилось. Полюбовалась пару минут на красивый дрожащий куб с застывшим мужиком внутри, тяжело вздохнула и снова полезла вниз.

Повторение — мать прогресса, эволюцию за ногу!

На этот раз мы с ним встретились уже на середине пути. И особых разговоров не вели. Меня просто опять выдернули за шкирку наверх и вперились злобным взглядом, словно рентгеновской установкой просветили. И чего, спрашивается, он там мог найти, кроме отходов жизнедеятельности?

— Ты никогда не сдаешься? — рявкнул Ахаз, начиная чего–то понимать. Или прозревая. — Может, успокоишься и сделаешь так, как я хочу?!!

— Нет, — упрямо покачала я головой. Зато честно сказала, хоть и неприятно. — Во–первых, я тебя не знаю и знать не хочу, а потому слушать не буду. Во–вторых, мне нужно вернуться к своим друзьям, пока они окончательно не спятили от моего отсутствия…

— По–моему, они скорее спятят от твоего присутствия, — пробормотал мужчина, задумчиво накручивая на палец прядь золотых волос, ничуть не пострадавших от пребывания в желе. — Я не рассчитывал, что все будет так сложно… она говорила…

— Кто говорила? — сдвинула я брови, снова опускаясь на камень и давая утомленному телу передышку. — Кто эта «она»? И потом, нельзя быть настолько настойчивым. Я уже девушка взрослая, у меня муж есть…

— Скоро не будет, — как–то очень злорадно сообщил мне Ахаз, улыбаясь во весь рот. — Это вопрос времени. Мне твой муж не нужен, и вообще… ты по нашим законам не можешь выйти замуж без согласия отца или ближайшего родственника по мужской линии, а я своего согласия, насколько помню, не давал!

— И чихала я на это с высокой башни, — пожала я плечами, раздумывая над его словами. Мне все это дико не нравилось. Ну не воспринимала я этого типа ни как отца, ни как родственника, ни как кого–то еще, кроме как оккупанта и захватчика. Не возникло у меня к нему абсолютно никаких родственных чувств. Неприязнь — да. Отторжение — сколько угодно. Желания прибить — хоть лопатой греби, а вот симпатии ни на грош, хоть расстреляйте меня из дротиков!

— Хоть чихай, хоть кашляй, — все так же ехидно улыбался мужчина. — А все одно — твой брак недействителен, а твой муж подлежит уничтожению, как покусившийся на одну из дочерей нашей расы! И я его уничтожу, если ты не выполнишь то, что я от тебя хочу и то, о чем тебе повелевает твой долг!

— Самоубийца, — пожала я плечами, лихорадочно соображая, каким образом я могу обезвредить этого маньяка с правами родственника, которые я не признаю, но которые, вполне возможно, на самом деле существуют. И хрен я ему дам покуситься на Ингвара. Пусть сначала мимо меня пройдет, а потом поговорим… если этот гад выживет. Тоже мне, испорченная батарейка с манией величия! — И чего тебе надобно, старче?

— Эллиасия, — высокопарно начал Азах — ой, Ахаз! — сложив на груди руки и выставив вперед ногу, — ты обязана принять свой долг и следовать ему во благо…

Я поморщилась от новой порции тошнотворной патетики (слишком вяли уши) и швырнула в него зернышко, упаковывая в ловчую сеть. После чего тут же залила желе, сверху залакировала пеной и огляделась. Ага! Совсем неподалеку в горной породе была видна трещина.

Я не поленилась, сгоняла туда и проверила. Небольшая пещера с одним входом, но кое–кто там прекрасно поместится. Прям как по нему вырубали.

С бодрыми многоэтажными пожеланиями бездетности, здоровья и счастья в долгой одинокой личной жизни я с трудом дотащила сверток до трещины, кое–как утрамбовала, залила выход пеной и плюхнулась на задницу.

Если вы думаете, что отдохнуть, то сильно ошибаетесь. Сейчас меня волновала лишь безопасность Ингвара — а, значит, было не до расслабления. Я быстро расшнуровала ботинок и выудила из–под одного и пластырей на стопах зернышко чуть поболее остальных. Жаль, конечно, но… снявши голову по волосам не плачут. И запечатала вход какой–то бурой субстанцией, про которую Страшилин говорил, что ее никакая хрень не возьмет. Будем надеяться, что тот, кто внутри, подходит под определение «хрень» и не сможет вырваться на свободу быстро.

Пока обувалась, полюбовалась делом рук своих. Все же иногда приятно сделать что–то масштабное. Потом вспомнила, что мне сейчас масштабно предстоит добираться до своих. Вздохнула и полезла вниз.

И ведь слезла, блин. Ну почти слезла.

Где–то на полдороги зависла на склоне с матюками и пожеланиями всем и полной мерой, переводя дух. Устала как собака. Мыслей никаких, кроме желания просто спрыгнуть и больше не мучиться. Пальцы стерты до крови, в зубах крошка скрипит. Внизу красота неимоверная, но очень далеко.

«Соларии нужна наша помощь?» — отчетливо раздалось в голове.

— Не знаю, как соларии, — честно призналась я, соглашаясь с глюками сразу и безоговорочно, — а мне бы точно помощь не повредила! Но бескорыстная! А то вон уже один, блин, помог! И сразу в родственники!

«Какая помощь нужна юной соларии?» — поинтересовался голос, не вдаваясь в дискуссии и что, немаловажно, не набиваясь сразу в родственники.

— Если есть из чего выбирать… — Я с трудом удержалась, чтобы не потереть лоб. Это было бы последним, что я сделала в своей жизни. — … то я бы хотела оказаться рядом со своими друзьями.

И тут прямо, можно сказать, из ниоткуда показались медузы–перевертыши в количестве семи штук. Они дружными, слаженными усилиями отлепили меня от скалы, хотя я активно сопротивлялась, чисто на инстинктивном уровне.

А вы бы себя как чувствовали, когда две медузы ласково держат вас щупальцами за задницу, две еще нежнее обнимают за талию и, что характерно, пол у них не определяется. Остальные три пытаются удержать мои руки, лихорадочно ищущие станнер, плазмоган или, на худой конец, камень. Ну, в общем, они со мной всей толпой справились и дружно потащили куда–то.

В сущности, тащили меня медленно и печально. Я даже слегка отошла от первоначального шока и поинтересовалась больше сама у себя, чем у медуз:

— Вот интересно, за каким фигом им это надо?

«Фига нам точно не надо, — раздался у меня в голове спокойный голос, — мы просто оказываем юной соларии необходимую помощь».

Вот не стала я с ними сильно спорить по поводу того, что они ошиблись и я не всякая там солария. Решила: хрен с ними, пускай ошибаются! Лишь бы к нашим доволокли, а то у меня компаса и карты местности нету. Куда идти — не знаю, а на крик, думаю, прискачет кто угодно, только не мои. У них сейчас овса не хватит для галопирования. Хотя, зная Страшилина… он и ядерный реактор на острие иглы соорудит и в кармане хранить будет. На всякий случай. Вдруг понадобиться обед там разогреть или чаю сварганить.

Пока меня медленно перебазировали, я успела слегка вздремнуть. Вот что значит здоровые нервы, крепкий дух и невозмутимость. Хотя, если честно, то тут больше стресс, усталость и наплевательство от глубокого истощения. Но я в этом все равно никому не признаюсь. Пусть будет военной тайной.

«Как юная солария хочет попасть к своим друзьям?» — прошелестел голос.

— Да скиньте меня где–то поблизости, — не подумав, выпалила я.

ДУРА! Сказочная. Всегда стоит помнить, кому что говоришь.

И ведь скинули, заразы. Натурально. Плюхнули вниз с пары метров и, помахав щупальцами, величественно уплыли.

[1] Сантали — земной язык. В данное время относится к ветви мунда австроазиатских языков, вместе с очень близкими языками мундхари и хо и рядом других малых языков образует подгруппу кхервари, а она, в свою очередь, вместе с языком корку объединяется в одну из двух главных ветвей мунда — северные мунда праязыки.