Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной…

Глава 4

И все было хорошо и даже замечательно, пока черт не принес на эту поляну директрису.

— Так–так–так, — покачала маской эта гнусная мымра, обходя меня по кругу. — Нарушаем, значит? На колени!

Я промолчала, опускаясь на колени. А что тут скажешь, если и говорить–то нельзя?

— Третье нарушение, Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать, — злорадно сообщила мне эта кикимора. Приказала выпавшим на полянку охранникам во главе со Скаром: — В комнату наказаний. Тридцать плетей! И помни: еще одна выходка, и ты у меня попадешь в зиндан. Это такая дыра в земле, где темно и не дают воды и еды. Думаю, тебе понравится.

— Пошли! — положил мне на плечо тяжелую руку Скар. — Я исполню твое наказание сам.

И что я могла на это сказать? «Ой, мама!» — мне бы не слишком помогло. Поэтому я просто поднялась с колен и неохотно поплелась за ним в комнату наказаний.

Перед тем, как поставить к позорному столбу, мне выдали черную распашонку с разрезом на спине, чтобы я, видимо, не смущала своим телом палача. А то, что тыл будет полностью открыт, никого не волновало. А вот меня эти странности беспокоили!

Ну, в общем, как время не тяни, а оголяться все равно пришлось. Осторожно ступая босыми ногами по холодному, вымощенному каменными плитами полу, я приблизилась к столбу, находившемуся посредине громадного помещения с трибунами. На которых, кстати, уже сидели встревоженными стайками воробьев молодые девушки и довольные наставницы.

— Приступай! — злорадно кивнула директриса Скару. — Пусть все видят, что мы не допускаем нарушений! А преступившая правила должна это ощутить на своей шкуре. Только не калечь ценный экземпляр, То–от!

— Да, разумеется, — кивнул охранник, за плечо подводя меня к столбу и пристегивая к наручникам, свисавшим сверху. Мои руки оказались высоко задраны.

Мужчина распахнул черное одеяние, обнажив спину и легко провел по моей спине рукой, чем–то смазывая. Потом наклонился и прошептал, практически не разжимая губ:

— Начинай кричать, как от боли, после пятого удара, если не хочешь меня подвести!

Я еле заметно кивнула, справившись с удивлением. Зачем ему это? Но со всеми странностями и непонятностями я буду разбираться потом…

Раздался свист плетки… А по спине как погладили. На всякий случай я дернулась.

— Три икса тринадцать–тринадцать–тринадцать! — заорала директриса. Да чтоб эта паскуда гадюку живую проглотила и переварить не смогла! — Начинай считать удары! Ты должна прочувствовать свое наказание! Иначе я прикажу начать все сначала!

— Один! — проскрипела я, решив не строить из себя героиню.

Снова свист и поглаживание.

— Два! — взвизгнула я, соображая, как нужно правдоподобно реагировать на боль ударов, даже если меня никогда до этого не секли. Решила, что громко и с выражением. Вернее, с выражениями.

Ну и разошлась. И даже не слегка.

После пятого я орала в голос. К десятому проклинала директрису во всех позах. К шестнадцатому перешла на всю систему и поставила ее раком. К двадцатому из зала выгнали всех студенток, чтобы я не оскверняла их слух неприличными выражениями и не учила плохому, которое быстро усваивается. На двадцать пятом ударе директриса сломалась и велела прекратить, потому что оглохла и получила слишком реальное представление о себе.

— Оттащи ее в медицинский отсек, — велела напоследок эта стерва, выскакивая за дверь, — пусть проверят на повреждения, но особо не лечат. Девке нужно усвоить свой урок.

— Слушаюсь, — спокойным голосом сказал… мой спаситель? Защитник?

В голове билась, как птица в силках, лишь одна мысль: зачем ему это надо? Вот на кой ляд ему со мной подставляться?

Мужчина осторожно освободил мои руки от наручников и бережно подхватил, когда я начала оседать на пол.

— Сейчас пройдет, — пообещал он мне, прижимая к себе. Протянул руку к маске и заколебался: — Можно?

Я кивнула, все еще мало чего соображая. Зато хорошо понимая, что, хотя и неизвестно, по каким причинам он взялся меня беречь, он — единственный, кого я хоть как–то волную. Даже если у него исключительно червовый интерес.

То–от стащил с меня маску все с той же нерешительностью и снял головной убор. Белоснежные волосы рассыпались по моим плечам. Доктора их, пока я была в медотсеке, специально отрасти заставили, что ли?

Спаситель коснулся прядей, как погладил, и тихо–тихо недоуменно прошептал:

— Они же были черные… как ночь…

И тут до меня хоть что–то доперло!

— Это ты был на корабле?!! — Меня подкинуло. Я уставилась на него в упор, сдвинув брови: — Ты был одним из нападавших!

И только по еле заметному движению ресниц я поняла, что угадала. И не просто угадала. Он чувствовал за собой какую–то вину. Какую? И меня осенило…

— Это ты, — медленно сказала я, не сводя с него обвиняющего взгляда, — толкнул меня на реактивы алхимика…

— Я не знал, — не отводя глаз спокойно ответил То–от, — что ты пострадаешь. Я спасал тебя от смерти. Еще чуть–чуть, и в тебя бы попала плазма.

Н–да, спасал от смерти, чтобы притащить в этот ад. То ли шило на мыло, то ли мыло на шило, то ли шило в задницу. И все вроде бы правильно и благородно. Только вот почему мне так хочется ему врезать?

— И чего ты хочешь? — нахмурилась я, сжимая руки в кулаки.

— Ничего, — спокойно сказал мужчина, еле–еле, одними кончиками пальцев касаясь моего лица. — Кроме того, как вытащить тебя отсюда. Ты не принадлежишь этому миру и никогда не сможешь к нему приспособиться. Здесь тебя ждет смерть, а я хочу, чтобы ты жила, — с этими словами он нацепил на меня головной убор и маску, плотнее завернул меня в распашонку и поднял на руки, прижимая к себе.

Он понес пострадавшую к медикам, мягко ступая по коврам и вытертым плитам двора, словно нес бесценную хрустальную вазу.

Я молчала. А что тут скажешь? Глупо сопротивляться и отказываться от внезапного союзника. Но и принять чужую помощь было сложно, поскольку я не понимала мотивов его поведения. Совсем не понимала. Может, у меня уже началось разжижение мозгов от этих уроков?

К тому же мой безошибочный внутренний радар указывал на него, как… Не могу подобрать определения. Если в общем — то как на родного. Не по крови. По духу. И все это было слишком странно и непонятно. Подозрительно.

Запакованный в белое медик поелозил по моей спине пальцем в перчатке, смазал кремом и отпустил на покаяние со словами:

— Мало досталось. Надо было больше врезать.

После этих слов я чуть не врезала ему сама. Скар вовремя подхватил на руки и потащил в клетушку. Хотя зубками поскрипел.

— Только не говори, что у тебя мечта свернуть этому засранцу шею, — попыталась вяло пошутить я.

— У меня другая мечта, — тихо сказал мужчина, заруливая в мою камеру. Осторожно положил меня на матрас, укрыл одеялом и сказал громко: — Можешь отдыхать до завтра, Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать. — И очень тихо: — Я прийти не смогу, но мазь и батончики передам с ужином.

«Спасибо», — показала я универсальным жестом космодесантников. И вырубилась. А что такое? Меня все же выпороли, имею право пострадать и поспать, не принимая всяких изящных и соблазнительных поз.

И уже на грани слышимости:

— Мое имя — Ингвар, маленькая Элли…

Спорить было лень, и я просто приняла информацию к размышлению. Но имя мне понравилось. Хорошее такое имя, мне подходит…

Утром мой отдых закончился. И снова пошли бредовые уроки, которые я пропускала мимо ушей, исподволь наблюдая за Скаром, все так же не сводившим с меня глаз.

Как я уже поняла, на этой планете с такими увечьями мужику после сорока светили только лаборатория или утилизатор. Хотя… подумаешь, пара шрамов. Кто ж на них смотрит?

Поздно вечером меня разбудили голоса в коридоре.

— Она еще не готова! — блажила директриса. — Особь только начала свое обучение.

— Ничего, — отвечал ей кто–то. По голосу — незнакомый. — Продолжит на месте, если понравится наследнику. Главное, вбейте ей в голову, чтобы не выпендривалась и была покорной. А с остальным сиятельный разберется.

— Это против правил, — верещала злобная мымра. Все они тут мымры. Различаются только степенью своей мымристости.

— Для сиятельного нет правил! — отрезал ее собеседник. — Завтра утром приведешь ее к нему. Разговор окончен! Исполняй приказ!

Раздался шум удаляющихся шагов.

— Мудизм не лечится, — прошипели у меня под дверью. Неужели сама директриса высказалась, или кто из ее помощниц так излил наболевшее? И все стихло.

Мне все это не то чтобы сильно, мне это вообще не понравилось. Мое заднеспинное чутье уже не намекало, а четко указывало на громадные неприятности. Потому что именно я еще только начинала свое «обучение». И бежать мне было некуда. Хотя запасы боеприпасов все еще при мне.

И что? Смысл устраивать побоище, не зная конечного результата? Сложить свою буйную головушку я всегда успею, а вот сохранить…

Я подумала, что утро вечера мудренее, и подкоп за ночь мне все равно не вырыть, поэтому заставила себя уснуть.

— Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать! — ворвалась ко мне в камеру утром недопившая чужой крови директриса. И, видимо, по этому случаю дама была расстроена. — Одевайся! — швырнула она мне новый комплект одежды. — Быстро!

Я молча натянула на себя принесенное барахло, надела маску, головной убор и застыла, склонив голову.

— Ну, чему–то ты все же научилась, — тяжело вздохнула стерва. Приказала: — Пошли!

— Твоя задача — быть покорной! — тащила меня по коридору на заклание директриса. — Выполняй все требования господина, и будет тебе счастье!

И чего мне в это верилось с трудом? Уж не знаю, у кого какое счастье, а я свое совсем не так представляла.

— Если понравишься, — наставляла меня мымра, — он тебя отсюда заберет. Будешь жить в роскоши и довольстве!

И как долго жить? Пока ему не надоест?

— На твой вопрос: «А если не понравлюсь?» — вдруг остановилась женщина и повернулась ко мне маской, — отвечу прямо. Тогда либо извращенец… господин намного ниже рангом, либо лаборатория, либо смерть! — Ткнула мне в грудь пальцем: — Я доходчиво объяснила?

Я молча кивнула в ответ, размышляя. Не то чтобы я пеклась о своей неприкосновенности или боялась секса, но становиться чужой игрушкой совсем не хочется и противно. А если на кону жизнь? Тогда еще противнее, но деваться некуда.

Стала подниматься тошнота. Ощущения радовали своей непредсказуемостью и нестабильностью. И еще, у меня возникло стойкое чувство, что я изменяю Скару, хотя мне на эту тему даже не намекали, не говоря уже о разговорах или признаниях.

Кстати, а где он?

— Стой! — удержала меня твердой рукой директриса перед украшенной узорами дверью. Женщина (хотя я в этом сомневалась) придирчиво меня осмотрела. Поправила мне халат на груди, подтянула пояс, по–моему, перекрестила (видимо, у меня уже глюки на нервной почве) и, наклонившись, еле слышно прошептала: — Наследник, по слухам, не извращенец. Так что попытайся с ним договориться, Элли! — и пока я отходила от шока, втянула меня внутрь испытательной палаты.

Как шептались между собой те девочки, которые жили по двое, по трое, испытательная палата служила для того, чтобы все эти «хузяины» и «господины» могли поиграться и выбрать себе новую жертву, не таская ее домой. Начинался отбор с самой верхушки власти, а потом снижался до самого незаметного, но способного оплатить. И еще: эти засранцы писали отчеты — почему не понравилась. И если проверяющие усматривали в этих документах что–то похожее на мутацию или отклонение от нормы, то хана жертве, полная и безраздельная. Так что каждая пленница старалась произвести впечатление просто из страха быть отправленной на опыты или на утилизацию.

И, кстати, мужики себе ни в чем не отказывали. Этот загон для траха был обставлен со всей возможной роскошью и удобствами.

Большущая прямоугольная комната с толстенными бордово–желто–голубыми ворсовыми коврами на полу. Стены беленые, потолок тоже. У потолка восьмирожковая хрустальная люстра. Посредине комнаты белый шелковый шатер, закрепленный вверху, самой высокой точкой, на потолке, и по периметру на восьми каменных столбах.

Внутри шатра большая расстеленная кровать. Целый одр. Под слоем матрасов и перин не разглядеть основания. Но подозреваю, что каменное. И столбики, и перильца. А без вариантов, тут вместо дерева везде камень используется. Не растет у них нормальное дерево, а нет его.

На громадной кровати, на краю, вальяжно возлежал на боку молодой парень с длинными, слегка вьющимися золотисто–рыжими волосами и поигрывал стилетом, крутя его между пальцев. Аристократическая грациозность для красавчика — его второе имя, можно сказать личная фишка. Порода, она и в Африке порода.

Совершенное тело, затянутое в черную форму с золотыми нашивками, выглядело неправдоподобно гармоничным, словно перед тобой не человек, а статуя, и было обманчиво расслаблено. Но это видимость. На самом деле этот хищник был готов в любой момент броситься на жертву.

— Ступай прочь! — властно приказал он склонившейся в низком поклоне директрисе, пока я стояла на коленях, опустив голову. — Дальше я сам!

— Буду за дверью, господин, — пролепетала мымра и вымелась отсюда задом, так и не разогнувшись.

— Встань! — Это приказали уже мне. — Сними елек и покажи мне свое тело со всех сторон!

Подавив в себе нарастающее желание показать ему что–то другое, например, средний палец или мой кулак около его носа, я встала, развязала пояс и спустила с плеч халат, оставшись в развратном, практически прозрачном платье. После чего медленно повернулась вокруг своей оси.

— Хорошо, — дотронулся до моей открытой до сосков груди легким касанием пальцев мужчина. — Сними маску и головной убор!

Я повиновалась, думая о том, что без всего этого набора для стреноживания дать по мозгам, если что, гораздо легче. Ну могу я помечтать?!!

— Великолепно! — воскликнул потенциальный покупатель, перебирая пряди моих волос. — Доставь мне удовольствие, и я заберу тебя с собой. В моем доме как раз освобождается место, — с этими словами он поднял мой подбородок рукояткой стилета, заставляя смотреть себе в глаза, оказавшиеся зелеными с продольными зрачками, как у зверя.

Тут до меня дошло, о чем он говорит. Значит, этот идеальный внешне мерзавец отправляет кого–то из своих женщин на муки или смерть?!!

Меня окатило жгучей волной ярости. Я попыталась ее скрыть, опустив ресницы и удерживая покорное выражение лица.

Мужчина поддел вырез платья кинжалом, не задев кожи, и быстрым движением располосовал ткань сверху донизу. Полюбовался делом рук своих и моим обнаженным телом и надменно приказал:

— На колени! Покажи, как ты умеешь работать ртом! Быстро!

Что–о–о⁈ Урод! Да я скорее сдохну!!! Еще разок вякнет — ей–богу, нафиг откушу!

Меня так перекосило, что все благоразумие испарилось быстрее ветра. Я распахнула глаза и уставилась в зеленые гляделки с та–акой яростью. Просто думала, из глаз и ушей сейчас потечет кровь. Неожиданно передо мной на какую–то долю секунды полыхнуло и исчезло золотистое поле.

Мужчину почему–то отшатнуло. Он замер и… стал медленно–медленно опускаться на колени передо мной, покрывая мои ноги поцелуями. В результате застыл в этой позе, уткнувшись мне лицом в бедра и сжимая мои ноги руками чуть ли не до синяков.

Я застыла вместе с ним, ожидая еще какой–нибудь подлянки. Потом попыталась пошевелиться. Не дал.

— Эм–м–м, — замялась я, нарываясь, поскольку команды говорить не поступало, но ситуация становилась все страннее и страннее. — С вами точно все в порядке… — Поморщилась и выплюнула: — … господин?

— Зови меня Лайон, харите́, — глухо ответил мужчина, не отрываясь от меня и поцелуев. Извращенец, так и знала!

— Лайон, — попыталась я еще раз, аккуратно отталкивая его ногой. — Вы бы не могли встать и объяснить мне, что делать?

— Ничего, — так же глухо сообщил моим бедрам мужчина. А глаза шалые, совершенно безумные. — Просто дыши и будь рядом.

О–ё–ё! Меня его неподвижный взгляд пугает. Вид чистокровного маньяка. Черти стоялые, да что с ним? Трется, словно хозяйский кот возле валерьяны. И весь мелко дрожит. Колотит его, как наркомана при ломке.

— Господи! — закатила я глаза, пока его нос нахально пытался залезть в мое самое ценное и дорогое. Щекотно, между прочим! Сдвинула ноги и, отбиваясь от слишком назойливого обнюхивания, проговорила: — А дышать–то как? С надрывом? Придыханием? Страстно? Тихо? Как?!!

— Просто дыши, — трогательно сообщил мне Лайон, продолжая, как большая перекормленная котяра, тереться лицом об меня.

Я стояла и чувствовала себя дура дурой. Запахом своим меня, что ли, пометить решил? Так я ему не кошка, и не предмет туалета. Придурок!

— Ты такое совершенство, харите́!

У меня задергался левый глаз.

— Оно, конечно, — не стала я спорить. — Только не совсем понятно, а вернее — совсем непонятно, что происходит? Мы что–то делать будем?

— А ты хочешь? — поднял он на меня восторженные глаза, светящиеся такой неприкрытой надеждой, что мне заранее стало нехорошо.

— Не то чтобы очень, — выпалила я, прежде чем успела подумать.

— Тогда не будем, — вздохнул мужчина, возвращаясь к прерванному занятию и снова утыкаясь мне в бедра лицом. Низко мурлыча: — Я подожду.

— Эм… А мне–то чего ждать? — озадачилась я, машинально поглаживая его по волосам и почесывая за ухом. — Второго пришествия космофлота на Сайрус? Прилета главнокомандующего на голубом крейсере?

Тут в испытательный покой ворвался Ингвар и замер каменным изваянием, наблюдая меня с Лайоном в необычной позе.

— Я думал… — нахмурился он, недоговорив. Его руки судорожно сжимали оружие.

— Я тоже, — согласилась я с ним, кивая ни на что, кроме меня, не реагирующего мужчину. — А сейчас понять не могу, что тут происходит.

— Я тоже, — обошел вокруг нас То–от. Поднял елек и накинул мне на плечи, целомудренно прикрывая обнаженное тело. Потом попытался осторожно отцепить от меня Лайона, поскольку наследник все еще был в состоянии нерассуждающего зомби. Тот мгновенно оскалился, показывая небольшие клыки и прошипел:

— Моя! Не прикасайся, если хочешь жить!

— Мне с ним теперь так и жить? — ужаснулась я. — В обнимку. А как? И, главное, зачем?