Спаситель

Глава 39

Спустя два часа после начала убийственной вечеринки, Мёрдер заколол третьего лессера. Монтировкой. А потом бросил орудие Джону Мэтью, который отправил четвертого по счету к Омеге.

Они были во многих кварталах от того места, где они вступили в бой с первыми двумя, в полутора милях, не меньше, может в двух, и он поражался тому, насколько мало лессеров сейчас встречалось на улицах. Раздражает, когда стремишься к количеству... и, П.С., качество также хромало. Все попавшиеся им на пути были новообращенными, и такими же дилетантами, как и первый.

Дареному коню и все такое.

Когда вспышка от руки Джона озарила пустую улицу, Мёрдер рассмеялся.

Просто запрокинул голову и позволил себе громкий смех.

В доме напротив зажегся свет в окнах, люди выглядывали из них, но Мёрдеру было плевать.

Джон выпрямился и подбросил в руках монтировку, ловя ее с улыбкой. Мёрдер кивнул парню, не задавая прямого вопроса: было ясно, что им нужно больше.

Свобода пьянила, город был открыт перед ними, служил полем для поиска и выслеживания врага, игровой площадкой для уничтожения ублюдков, убивающих невинных... по одной лишь причине, что Омега желал разрушить то, что сотворила Дева Летописеца.

Мёрдер снова посмотрел на небо. Судя по положению звезд, прошло несколько часов, но еще оставалось время до рассвета, который поставит перед ними жирную точку. Но пока рано. Он хотел повторять это ночь за ночью, эту погоню и бой, еще раз пережить чувство причастности к важному делу.

– Куда они исчезли? – Мёрдер жестом обвел улицу. – Этой ночью нам должно была встретиться дюжина лессеров, но попалось всего четверо.

Джон провел рукой по своему горлу.

– Их ряды сокращаются? – Когда Джон кивнул, Мёрдер нахмурился. – Омега не может умереть. Он бессмертен, как и Дева Летописеца.

Джон снова покачал головой.

– Погоди, что? – Он краем глаза видел, как люди двигаются в окнах, и отступил в тени в начале переулка. – Не понимаю. Омега умер?

Опять движение головой.

– Дева Летописеца умерла? Что здесь, черт возьми, происходит...

– Вы двое ушли в самоволку. Вот что здесь, черт возьми, происходит.

Мёрдер оглянулся через плечо и сказал с ухмылкой:

– Тор, дружище! Как жизнь?

Брат, известный своей хладнокровностью, сейчас был далек от сдержанности и самоконтроля. Тор был откровенно взбешен, он поджал губы и подался всем телом вперед, словно хотел вмазать кому–нибудь.

И, вот неожиданность, Мёрдер был первым в его списке.

– Джон, – обратился к нему Брат. – Отправляйся домой. Сейчас же.

Мёрдер нахмурился.

– Прошу прощения?

Тор ткнул пальцем в грудь Мёрдера.

– Держись в стороне. Джон, уходи, черт возьми, отсюда...

– Не разговаривай с ним таким тоном.

– Джон, это приказ!

– Он тебе не ребенок. Он – взрослый мужчина, который волен поступать так, как ему заблагорассудится...

Тор подошел к Мёрдеру вплотную, нос к носу.

– Он ранен... а ты совсем умом поехал, раз вывел его на поле боя. Думаешь, это шутки – что вы вопреки системе рискуете жизнями, и подвергаете опасности всех нас?

– Вопреки системе? Какой системе? – Мёрдер склонил голову на бок и повысил голос. – И мы не берем на себя риск, с которым не в состоянии справиться. Мы все еще стоим на своих двоих, а четыре лессера отправились к Омеге. Что с тобой не так? В мои годы мы не нуждались ни в какой системе...

Тор ударил его по плечу.

– Мы больше не работаем без четкой системы. И, если ты не заметил, мы, наконец, побеждаем в этой войне... без твоей помощи.

Мёрдер ударил в ответ:

– Ты, лицемерный кусок дерьма...

– Сколько у вас оружия на двоих?!

Мёрдер помедлил, выбирая наиболее адекватный ответ, и Тор продолжил:

– Сотовых телефонов? Он есть у кого–нибудь из вас двоих? Потому что я знаю, что с ним пытались выйти на связь, и Джон либо проигнорировал свою шеллан, либо оставил мобильный дома. Она беспокоится о нем, а ты вот где, хочешь свести его в могилу...

Громкий свист заставил их повернуть головы. Когда Джон Мэтью привлек их внимание, мужчина топнул по снегу. Потом кивнул на Тора и показал жестом, что собирается уйти.

– Хоть одному из вас хватает мозгов, – пробормотал Брат. – Сынок, настоятельно прошу вернуться в клинику. Ты не должен быть здесь, тебе это известно.

Джон кивнул. А потом протянул руку Мёрдеру.

Когда Тор выругался, Мёрдер пожал предложенную ладонь.

– Хорошо провели время. Спасибо, что напомнил мне о том, как я любил эту работу.

Но вместо того, чтобы отпустить руку, Джон потянул его за собой.

– О, нет, ни за что, – сказал Тор. – Он не пойдет с тобой. В данный момент ему закрыт вход на территорию Братства.

– Что ты испытывал во время превращения?

Озвучив свои мысли. Сара тут же покачала головой.

– Прости, Нэйт. Это некрасиво с моей...

– Нет, все нормально. Просто... я плохо помню превращение, на самом деле. – Парень посмотрел на свои выросшие ноги. – Мне нездоровилось какое–то время до этого. Тянуло на шоколад с беконом. Я мог получить то или другое в лаборатории, но не одновременно. Они хорошо кормили меня, но я не мог ставить им требования. В любом случае, у меня не было аппетита.

У Сары сжались внутренности при мысли о нем, сидевшим в той клетке. В одиночестве. Страдающий.

Опыты. Тесты.

– К моменту, когда мы приехали в тот дом? – продолжал Нэйт. – Я впал в горячку. Внутри все горело. Это напоминало жар. Я становился все горячее и горячее, на меня словно накатывало волнами. Казалось, что все тело разрывается, и кровь курсирует...

Сара внезапно погрузилась в себя. Она продолжала одним ухом слушать Нэйта, кивая в нужных местах и выдавая слова поддержки. Но какая–то часть ее вернулась к обработке полученной информации.

Анализы крови Джона Мэтью. Которые показывали адекватный для вампира уровень белых кровяных телец...

– ... рана хорошо зажила.

– Прости, – она встряхнулась. – О чем ты?

– Моя рана исцелилась. – Нэйт стянул покрывало с ноги. – Я споткнулся и упал в клетке, порезал себя. Они перевязали ногу... но что–то пошло не так. Сейчас все хорошо.

Сара поморщилась от очередного упоминания о его плене. Потом она наклонилась и посмотрела на гладкий безволосый участок его мускулистой ноги. С внешней стороны икры виднелась блеклая полоска, достаточно длинная и неровная.

– Ты сказал, что она исцелилась? – Сара подняла взгляд. – После превращения?

– Да, но доктор сказала, что все так, как должно быть. Вампиры, получающие регулярное кормление, отличаются феноменальными способностями к исцелению.

Сара откинулась на спинку стула.

– Мне рассказывали об этом. Я рада, что с тобой все в порядке.

– Я тоже. – Нэйт вернул покрывало на место. – Доктор сказала, что исцеление – это бонус за то, что мы теряем возможность видеть солнце. Хотя я никогда не видел его в принципе.

– Тебя не выпускали наружу?

– Нет.

Сара закрыла глаза, представляя, какой была его жизнь. Какой она будет, ведь сейчас он вырвался из плена на свободу.

– Нэйт, мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить.

– Ничего не поделаешь. Вопрос в том... что дальше?

– Я понимаю тебя. Еще как.

Они сидели в тишине какое–то время, и... она бы не сказала, что они оба озадачились тем, какая жизнь их ждет дальше. Просто это приятно – понимать, что ты не один.

Ей не нравилось направление ее мыслей, и Сара сосредоточилась на его ноге, которая сейчас была накрыта покрывалом.

– Рана исцелилась благодаря кормлению или в ходе превращения? – спросила она.

Нэйт пожал плечами и улыбнулся.

– Наверное, дело в превращении. Оно стирает все изъяны. Жизнь с нового листа...

Сара резко выпрямилась, едва не опрокинув стул. В голове сразу замелькали картинки того, как быстро менялось его тело в ходе трансформации, подобный клеточный ураган, коим являлось превращение... проходил на молекулярном уровне.

– Что такое? – спросил Нэйт.

Когда Сара не ответила, он тоже сел.

– Почему ты так смотришь на меня?

Ученый внутри нее зашел на сотни миль вперед, а человеческая сторона, которой она так гордилась, оставалась на месте.

Нет, подумала она. Это неправильно.

– Что неправильно? – спросил он.

Сара покачала головой.

– Прости. Я просто... ты слишком много пережил.

– Что пережил?

– Ну, опыты. Тебя постоянно кололи иголками ради чужих амбиций.

– О чем ты говоришь?

– Да так. Ничего такого...

– Сара, – сказал Нэйт голосом, судя по которому ему было не двенадцать и даже не двадцать лет, а намного больше. – Что у тебя на уме?