— Я тебя вчера с девушкой видела, — как бы между делом сообщила Лиса, прежде чем сделать глоток из огромной кружки, которую для удобства приходилось держать двумя руками.
— С какой? — на автомате уточнил Максим, прежде чем сообразить всю суть материнской фразы. И то, как он бездарно на неё палится.
— Ну, с твоей, видимо, — усмехнулась Лиса, приняв вопрос сына за игру в дурачка. И не заподозрив, что девушка-то у сына на самом деле не одна.
Игорь с интересом глянул на Максима, забывая о печенье, которое он только-только взял из вазочки и не успел донесли до рта — ладонь так и зависла в воздухе, словно змея перед заклинателем.
Семейные чаепития пару раз в месяц становятся, наверное, почти единственным досугом, который ещё можно назвать семейным. В смысле, когда собирается вся семья. Так-то папа периодически приходит помогать с мелким ремонтом в съёмную квартиру. А мама всё грозится прийти убираться, иначе чужая квартира превратится в Нарнию. Но потом обычно сообщает, что «щас тебе — убирайся сам» и ограничивается телефонными звонками. Так что у Максима нет причин отлынивать от выходных в родительской компании.
Лиса поставила чашку на стол и задумчиво посмотрела в окно.
— Она красивая, — будто свету вечерних фонарей сообщила она.
Раз «красивая», значит видела мама его с Женей. Просто Таня в глазах общественности, а иногда и в собственных — обычная. И Максиму за неё немного обидно. Но сейчас этого лучше не показывать — наверное, не время полемики о том, что такое красота.
— Как её зовут? — с интересом подключился Игорь, откусывая, наконец, несчастный крекер.
— Таня, — непонятно кому назло соврал Максим.
И дальше подвергся небольшой вопросной экзекуции на тему где учится, как познакомились и вообще, почему раньше не сказал.
— У нас пока несерьёзно, — пробурчал Максим и тут же почувствовал боком взгляд отца с оттенком упрёка. Он, не скрывая, был из тех, кто против несерьёзных связей. И, наверное, Игорь собирался свою позицию непременно озвучить и привести весомые аргументы в её пользу, если бы не вмешалась Лиса.
Обращаясь вроде к Максиму, но хитровато поглядывая на Игоря и медленно помешивая ложкой уже остывший чай, она проговорила:
— Оно сначала у всех несерьёзно… А потом — бах! — и сидишь в машине. И ждёшь, пока любовь всей твоей жизни сбежит к тебе от злобного дракона.
Максим не понял смысла сказанного, а вот Игорь — очень даже. Пару секунд они переглядывались с Лисой, словно решили устроить беззвучную и безжестовую дуэль. Победителей в которой не было — оба почти одновременно расцепили зрительный контакт и уткнулись себе в кружки. Синхронно и очень похоже улыбаясь чему-то своему.
И Максим не признался себе, но немного позавидовал этому умению вести диалог даже не взглядами, а чисто мыслями.
— Ну… в итоге ведь дожидаешься, — пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку отозвался Игорь. И развернулся к Максиму:
— Ладно. Но не затягивай со своей несерьёзностью.
Тот кивнул. И сдержал рвущийся наружу вздох. Если отец так себе относится к несерьёзным отношениям, то как он может отнестись к нестандартным?..
***
Солнечный свет ровной полоской ложился Таньке на щёку и волосы, рождая в них тёплый, почти каштановый перелив. Она щурилась, встряхивала головой, но пересаживаться даже не думала. Уж слишком ей нравилось именно это место в электричке — у окна, лицом по ходу движения. Чтобы по правую руку сидел Максим, а напротив — Женька. Правда, не совсем напротив. Танька всё-таки оттеснила её чуть дальше от окна. Не из душевной вредности. Просто из соображений личного комфорта.
Сидеть с опущенными ногами Таньке никогда не нравилось — всё время хотелось задрать их куда-нибудь повыше. Поэтому в школьные годы за домашним заданием её любимой позой всегда была «американская» — чтобы боком к столу, а скрещенные ноги закинуть на угол. За что она вечно получала от матери-медика нагоняй и обоснованную лекцию о том, почему из-за подобного сидения можно заработать сколиоз, склероз и лёгкое слабоумие. Но привычка — вторая натура, а шибко «сильноумной» Танька не была никогда, так что эти лекции проходили безвозвратно мимо.
И теперь она, наступая носками на задники ботинок, скинула туфли — всё равно сегодня жарко. Настолько, что они с Максом и Женей дружно решили ехать загород на речку. Танька потрясла начавшими было затекать лодыжками и приподняв их, уперлась пальцами в сиденье напротив. На котором сидела Женька. Плотно упёршись правой лодыжкой в чужое голое бедро — на сестре сегодня сверхкороткие шортики, которые вполне сойдут и за низ купальника, если вдруг Женька забыла облачиться в трусы.
Женька глянула на неё неодобрительно. Она всегда так смотрела, если, по её мнению, младшая делала что-то не так. Но и в детстве Женька для неё особым авторитетом не была, а с возрастом у неё и вовсе, кажется, не осталось авторитетов. Так что Танька начала ещё и подталкивать Женьку, намекая, что той на мешает и подвинуться. Всё равно на их «шестёрке» сидений никого больше нет. Но Женька в ответ только двинула бедром, сильнее вжимая чужие стопы в пластик поезда.
Танька решила не сдаваться, а наоборот, усилить физическое воздействие. И, набравшись наглости, закинула обе ноги Женьке на коленки. Очень, кстати, удобно. Лицо той непередаваемо вытянулось, а возмущение, кажется, застряло на подступах к горлу. Только розовые губы собрались небольшой буквой «О». Но Танька не успела толком этому порадоваться. Потому что совершенно неожиданно почувствовала, как теряет опору.
Нет, кое-какая оставалась. Но это было больше не мягкое, нагретое Танькиной попой сиденье электрички. А чужие руки под коленками и на спине. Ладно, не совсем чужие — это были руки Макса. Которые совершенно против Таниной воли забирали её с насиженного места. Коротко вскрикнув, она замерла, группируясь. От неожиданности даже не сразу сообразив, что в их с Женькой «разборки» до этого никто особо не лез.
Вообще Максим планировал пересадить Таню на крайнее сиденье — около себя. Но с непривычки не рассчитал силы, и пришлось усадить её к себе на коленки.
Танька, поняв, что её больше никуда не перемещают, развернулась к Максиму. И послала ему полный предельного возмущения взгляд. Возмущаться вслух не стала — в вагоне всё-таки был народ. Но постаралась двинуться у Максима на коленях так, чтобы в отместку задеть его чувствительное место. У неё этого не получилось, но попытку Максим оценил, так что за талию зафиксировал её на месте.
Женька победоносно на неё посмотрела, отчего у Таньки прилила к лицу вся кровь. Надо же, Максим встал на её сторону, а не на Танькину. В принципе, конечно, объяснимо. Но всё равно не очень приятно. А Максим ещё, как назло, начал прикалываться, покачивая её на коленках, как покачивают малышню, играя в «лошадку». Ещё бы языком поцокал, придурок.
— Перестань, — сквозь зубы шикнула Танька.
Видимо, по её тону Максим понял, что продолжать игру бессмысленно, и остановился. И даже выпустил из рук разом как-то задубевшую талию. Почувствовав свободу, Танька не стала ни на секунду задерживаться на чужих коленках и, собрав в кулак всю свою ловкость, переместилась на свободное сиденье около Максима. Может, надо было бы уйти вообще на соседний ряд — там было как раз свободно. Но Танька решила подождать и использовать этот приём в крайнем случае. А пока просто сидела рядом с прямой спиной и гордо демонстрируя всем своим видом недовольство.
Женька с Максимом тоже ничего не говорили, косясь на неё. И Таньке это очень даже нравилось — иногда приятно поиграть в обиженку. Что она несколько минут и делала. Даже демонстративно не закидывая ног на впереди стоящее сиденье, а держа их плотно и чопорно сжатыми.
А потом вспомнила, что до сих пор так и осталась разутой, и в случае вынужденной капитуляции шлёпать по вагону ей придётся босиком. Что по большому счёту не радовало — всё-таки мама-медик смогла привить некие нормы гигиены.
Танька глянула вниз, на свои голые ноги. Шевельнула пальцами с блестящим синим лаком на ногтях. И коротко глянула в сторону Женьки с Максимом. Которые синхронно отвели от неё глаза. Потом посмотрела обратно на голые стопы. И выцепила под окном свои одинокие туфли. В голове начали созревать варианты, как бы их достать и не запачкаться. Не прося помощи Макса с Женькой. Один вариант, конечно, краше другого.
Решив, что по спинке сиденья она всё-таки не пойдёт, Танька решительно глянула в сторону цели. Максим с Женькой снова переменили направления взглядов. А Танька, внутренне осенив себя знамением, решительно встала на прохладный пол. И, приподнявшись на цыпочки, двинулась к брошенным обуткам. По пути толкнула коленки Максима. Потом коленки Жени. Не будут отращивать свои ходули и выставлять их в проход.
Добравшись до цели и стоя лицом к окну Танька, глядя только на своё суровое отражение, обулась. И, встав на полную стопу и делая вид, что налипший сор ей совсем не колется, развернулась и решительно двинулась обратно. Сначала пихнув Женькины коленки. Потом Максимовы. И, наконец, победно усевшись на край последнего в ряду сиденья.
Всё это в полной тишине.
Первым не выдержал Максим. Предательский смешок вырвался из его горла в попытке хоть как-то осмыслить ситуацию. За ним засмеялась Женька. Тихо и сдавленно, чтобы не привлекать излишнего внимания полупустой электрички. И последней, наконец, не выдержала Танька. Глядя на смеющихся Макса с Женькой, она против воли попыталась представить всё их глазами. И не смогла не развеселиться. Наметившаяся было обида растворилась в этой картинке. А ещё она почти решила, что ведёт себя глупо. И от этого ещё сильнее рассмеялась.
Максим выдохнул. Кажется, начинающаяся было ссора растворилась в мелькающих за окном пейзажах и солнечном свете. Признаться, она взбодрила его — как если бы кто-то пощекотал спокойные до этого нервы. Всё-таки, когда всё ровно, гладко и почти идеально — это временами скучно. Не те, чтобы Максим был поклонником эмоциональных качелей, но иногда кровь хочется и взбудоражить.
Женька так не умеет — от неё хоть каких-то вспышек за два года отношений ещё не было. Видимо, не её формат. Это формат Таньки. Который, наверное, уже успел свести бы Максима с ума, не будь в этих отношениях третьей «уравновешивающей» стороны.
Голос из динамика равнодушно объявил, что следующая остановка — их.
Женька потянулась и заранее привстала — мышцы немного сковало от однообразной позы, ведь в отличие от сестры она метаниями между сидений не занималась. Так что Женя не преминула возможностью по приличному поводу встать и, не спеша, двигаться к в сторону выхода. Конечно же, качнувшись от толчка притормаживающей электрички и цепляясь за спинку сиденья. Координация у неё с возрастом не улучшилась, а вот любовь к обуви на каблуке осталась — даже если это лёгкие летние босоножки. Мама до сих пор удивляется, как при таких вводных Женька ещё не переломала себе ноги. На что папа флегматично отвечал: тот, кому суждено быть повешенным, не утонет. А Женька просто привыкла к приподнятой пятке и не могла представить, как Таньке было удобно ходить на плоском ходу — назад ведь заваливает.
Электричка плавно остановилась и механически лязгнула дверями. Максим, закинув на плечо их общий рюкзак, уже нагнал девчонок в едва не закрывшемся прямо перед носом тамбуре. Но девчонки выходить не спешили, даже бойкая Танька, которая уже могла бы быть на полпути к речке. И Женька никуда не спешила, только держалась рукой за поручень. На него девушки не смотрели, а судя по положению их голов, взгляды устремлялись куда-то вниз. Максим начал догадываться, в чём дело. И подошёл вплотную к Танькиной спине — за Женькой всё равно ничего толком не разглядишь.
Так и есть. На станции нет платформы.
Судя по мятой и редкой траве среди обширного тёмного пятака, она когда-то была. Но то ли провалилась под землю, то ли её просто хотели менять и в процессе перехотели. Так или иначе, путь до земли был не близким. А время стоянки ограничено.
Чувствуя себя незаменимым спасателем, Максим протиснулся между Танькой и Женькой, тихо переговаривающихся и явно не решающихся ступить на не слишком надёжные, судя по виду, ступеньки. Кажется, Танька предлагала поискать парашюты. Что ж, Максим справится и без них.
Отважно дойдя до нижней ступени, он на всякий случай схватился за лямку рюкзака, болтающегося за спиной. Расстояние до земли небольшое — по виду не больше метра. Хоть Максим и никогда не мог похвастаться хорошим глазомером. Но грунт выглядит не так, чтобы надёжно. И вообще Максим не слишком уважает высоту, так что в лётчики его, скорее всего, не возьмут. Но нельзя же показывать этого перед двумя девушками, с надеждой — Максиму хотелось в это верить — глядящих ему в спину. Так что Максим сделал тихий вдох и, сгруппировавшись, ринулся вперёд.
Опоры не было неожиданно долго, Максим даже неприятно поймал телом ощущение свободного падения. А потом земля неожиданно резко ударила его по пяткам. Больновато. Ещё и рюкзак противно ухнулся вниз. Надо было его, конечно, просто сбросить. Но может, так его полёт в глазах Таньки и Женьки выглядел эпичнее.
Он развернулся, изобразив на лице победную улыбку. И уловил, что Женькино лицо, хоть и хочет оставаться спокойным, всё равно лучится приятием — видно по светло-голубым глазам, которые улыбаются будто собственной улыбкой. А Танька покачивает головой, закатив глаза, будто хочет сказать: «не выпендривайся». Но всё равно посылает ему довольно-хитроватый взгляд.
От этого ноги перестают ныть в мгновение ока. И Максим, недолго думая, протянул к дверям раскрытую ладонь. Не самим дверям, конечно, а замершим перед ними девушкам.
Первой за неё взялась стоящая ближе Танька. Маленькие пальцы глубоко легки Максиму на руку и скрылись внутри, когда тот сжал её. Танька в мгновение ока, ловко перебирая аккуратными ногами, оказалась на нижней ступеньке и остановилась, с сомнением поглядывая на Максима. Прыгать ли ей — чего не очень хотелось — или у Максима было иное решение вопроса.
И оно у Максима было. Подхватив Таньку под круглые коленки и прижав её к себе, Максим оторвал девушку от опоры. Теперь она полностью была в его власти, беспомощно повиснув, вцепившись в его плечи и сопя где-то около макушки. Хотя беспомощность эта, скорее всего, кажущаяся — попробуй Максим сделать что-то не то, Таньку не остановит даже высота и риск грохнуться. Так что он просто аккуратно поставил её на землю и сразу потянулся к Женьке.
Та уже сама дошла до нижней ступеньки и теперь в нерешительности замерла, очень сильно сжимая далёкий поручень. Лицо её напряглось, а взгляд рассеянно уставился непонятно куда в пространстве. Колени, кажется, чуть подрагивали одно о другое.
Максим поспешил перехватить её за талию. И прежде, чем что-то сделать, крепко прижал к себе. Та коротко и смущённо улыбнулась ему и заставила себя выпустить металлическую опору. Женьку Максим тоже подхватил под коленки, но не как Таньку — солдатиком — а по-рыцарски, сидячим образом. И Женька преданно обхватила его за шею. Максим почувствовал лёгкий, немного пряный запах духов. Странно, что он раньше его не ощущал.
У Максима чуть дрогнули бёдра, когда он приседал, высаживая Женьку. Но он не подал вида. Женькины босоножки коснулись земли и она, чуть замедленно поднялась на ноги. И сделала несколько «проверочных» шагов, прежде чем почувствовала себя уверенно.
А Максиму очень хотелось снять со спины рюкзак. Но Танька уже, не спеша, двинулась к затерянной в высокой, густой траве тропинке. Женька пошла следом. И обе ожидающе развернулись к нему. Наверное, они были бы не против дать Максиму немного передохнуть. Но Макс решил не портить сильный и благородный образ. И, кивнув, двинулся следом за девушками.
Пристроились они следом за небольшой разношёрстной толпой, сошедшей на этой же станции. Толпа уже успела уйти далеко, и на светло-синем горизонте, соединяющемся со спокойным салатовым люди виднелись уже размером не больше кукол. И Максим легко взял равнение на этих кукол — хоть те и становились всё меньше и меньше.
Танька явно и не думала никуда спешить и ровно, почти по ниточке вышагивала по самому краю тропы. Зелёные головки растений охотно шлёпали её по лодыжкам, а сама Танька с интересом крутила головой по сторонам. Не сказать, чтобы открывающиеся пейзажи были чем-то для неё удивительным — обычные кустарники-деревья средней полосы России. Просто в компании Женьки и Максима всё смотрелось невообразимо радостным.
— Тяжело? — «сочувственно» спросила она Максима, который мужественно пёр их единственную поклажу и приноравливался к её шагу.
— Неа, — отозвался Максим, уже приноровившийся к рюкзаку.
— Странно, — заметила Танька. — Женька туда столько косметики напихала, что крокодила можно будет накрасить и на подиум выпустить.
Максим сдержал смешок, а Женька развернулась к сестре через плечо. Острые стрелки на её глазах будто подчеркнули полнейшую уверенность в том, что всё было сделано правильно.
— Крокодил — это ты про себя? — с издевательским оттенком поинтересовалась она. И придирчиво окинула ненакрашенное личико Таньки. — Нет, не поможет. Настоящий крокодил всё равно красивее тебя окажется.
Видимо, отсутствие посторонних и спокойная природа снизили Женькино напряжение, и она начала позволять себе едкие комментарии.
Танька преувеличенно вытянулась в лице, но на Максима даже не глянула — его помощь явно была сейчас без надобности.
— Настоящий крокодил подавится твоей пудрой и сдохнет, — «по-живодёрски» сообщила Танька. — Твоя мама уже грозилась всю эту штукатурку с балкона повыкидывать!
— А твоя мама… — начала, запаляясь, Женька, но вовремя прикусила язык. И обе они спешно покосились на Максима.
Который, к счастью, то ли не прислушивался, то ли не придал особого значения их «мамканью» и упорно шёл вперёд, почти не глядя на удаляющиеся впереди человеческие фигуры — дорогу-то он не знал, так что немного опасался заблудиться без зрительных ориентиров.
А между сёстрами повисла короткая неловкая пауза, наполненная обоюдным безмолвным вопросом.
Песчаная насыпь возле пруда перемежалась с травяными наростами. Расположившись на пляжном полотенце, Танька сразу зарылась стопами в разогретый песок, шевеля пальцами, отчего песчиночья поверхность забурлила. А вот Женька сразу начала разоблачаться до насыщенно-розового купальника.
Начала она, как ни странно, с босоножек. Привстав на одну ногу, потянулась к микроскопической застёжке на чёрном ремешке, держа баланс свободной рукой. Избавившись от босоножки, она голой стопой переступила на полотенце, край которого бездумно поправлял Максим, глядя на балансирующую в нагретом воздухе Женьку. Та стала чуть ниже, оказавшись на полотенце без обуви.
Теперь она стала стягивать футболку, скрестив руки и ухватив по бокам ткань, не спеша оголяя не очень загорелый живот — к Женьке вообще плоховато лип загар. Живот начал непроизвольно напрягаться, будто помогая движению рук. Ровно по середине обозначилась вертикальная полоска. А когда футболка скользнула выше — оголились тонкие рёбра. Которые, впрочем, пропали, как только из тела ушло напряжение. Футболка была скинута комком рядом с Максимом, и верхнюю часть тела теперь прикрывал только небольшой купальник со множеством каких-то ленточек и тесёмочек, покачивающихся от Жениного неугомонного движения — та уже, втянув немного живот, принялась возиться с пуговицей на шортах.
Увы, низ от купальника Женька надеть на забыла. Не отличающимся дизайном от верха, он мелькнул высокой посадкой пояса, создавая иллюзию абсолютно бесконечных Жениных ног. Правда, кожа на бёдрах немного пошла мурашками, и это портило вид.
Максим ревниво глянул по сторонам. По счастью, никого особо пялящегося на его девушку поблизости не было. Да и вообще пляж был, как ни странно, не слишком густо населён — несколько немолодых семейств с мелкими детьми. И в отдалении стайка примерно их ровесников. Штук пять девушек и трое парней. Но каких-то на взгляд Максима скучноватых — тихих, прикрытых панамами и полупрозрачными накидками на плечах или вокруг талий (Максим так и не смог запомнить, как эта штука называется). Девушки в закрытых купальниках тусклых цветов, как если бы им было что скрывать. Парни, периодически будто одним глазом залипающие в смартфон. Вроде ничего особенного. Всё мирно, чинно, благородно. Может, отношения среди этой компании даже чисто дружеские. И представители этой самой компании даже помыслить не могут, что у Максима-то как-то сама собой сложилась «lamour de troyes»*. И это как-то незримой стеной отделяет их троицу от всего остального мира.
Женька, разоблачившись, глянула на них с Танькой. Наверное, ей уже хотелось идти купаться. Но хотелось не одной. А Максим, погрузившись в свои размышления, этого не заметил. А Танька вообще не смотрела в их сторону — только на несмешно текущую водную гладь, своей сероватой синевой сливающейся с зелёной прослойкой противоположного берега и редеющим уже голубым небом. Так что Женька тоже села на полотенце, изящно вытянув вперёд ноги.
Максим с оттенком грусти окончательно понял, что никого на пляже они не интересуют. Это, конечно, неплохо. Но когда хранишь небольшую тайну, иногда хочется пощекотать себе нервы её возможным раскрытием.
Думая об этом, Максим зачерпнул ладонью чистого песка. Тот, поблёскивая разными оттенками бежевого, послушно пересыпался на ладони, словно представляя, что это не ладонь, а песочные часы. Повинуясь непонятному порыву, Максим сжал горсть в кулаке и поднёс её к стройной Жениной икре. И, видимо представляя себя кем-то вроде Хроноса, тонкой струйкой выпустил песок на бледную, чуть розоватую кожу. Лёгкие ветерок рассеял его в сторону, как только светлая пыль коснулась Женькиной ноги. Та хихикнула над ухом, поджимая от щекотки коленку. А вот Танька на подобный же жест отреагировала куда острее. В отличие от сестры, она замысла Максима не уловила — всё ещё рассеянно смотрела на развернувшийся перед ними нехитрый пейзаж. Поэтому вздрогнула, когда её лодыжку защекотало. Подумав, что какое-то насекомое решило по ней побегать. Встретившись со смеющимся взглядом Максима, она нахмурилась и шлёпнула ладонью по его запястью. Но, сделав это, торопливо сжала его предплечье, насколько позволяла длина пальцев. И снова отвернулась к реке.
Но гипнотизировать её больше не стала, а тоже стала разоблачаться. У неё, в отличие от сестры, это получалось безо всякого кокетливого оттенка. Просто рывком избавилась от блузки и, скакнув ягодицами по полотенцу, прямо сидя стянула с ног складчатую юбку. И осталась в купальнике, радикально отличающимся от Женькиного. Если у той лёгкая ткань будто и не особенно стремилась что-то спрятать, то Танин плавательный костюм будто починялся негласному правилу: ничего, никогда и нисколько. Не паранджа, конечно, но игривости минимум.
Плотный топ на толстых лямках, закрывающий декольте чуть ли не до шеи. Впрочем, всё равно ничего толком не скрывающий — при Танькиных объёмах что-то скрыть можно разве что бандажом, да и то останется достаточно пространства для фантазии. Да и о нижней части, несмотря на завышенный пояс трусов, можно много фантазировать — так упруго раздаётся таз на фоне неширокой талии.
Таким девушкам надо, конечно, соответствовать. Поэтому и Максим не забывает о культуре тела. Благо, данные позволяют. Не качок, конечно, но пропорции и небольшой рельеф когда надо имеется. Так что Максим не стал отставать от пассий и тоже остался в одних плавках.
— Ну что, пошли? — предложил он, чувствуя, что плечи уже начинает печь.
Танька с Женькой синхронно кивнули, поднимаясь.
Короткий путь к воде, и ног коснулся неожиданный холод — вода почти не нагрелась за тёплый день. Видимо, где-то в течении били холодные ключи.
Максим зашёл в воду первым и старался двигаться быстрее, несмотря на ускорившееся и как-то затревожившееся сердце — видимо, сосуды слишком быстро сжались. Но не хватало ещё прыгать от этого на месте, как кто-то из девчонок за спиной — до Максима донёсся шум и небольшие волны стали бить в район крестца. Не очень приятно. И чтобы этого избежать, Максим набрал в грудь побольше воздуха и дёрнул себя вперёд, вытянув руки и бухнувшись грудью на воду. И, торопясь привыкнуть к холоду, поплыл вперёд.
Танька злилась. Дно оказалось недостаточно гладким — какие-то камешки и прочие мусор, о происхождении которого даже не хотелось задумываться, всё время попадался под ноги и не давал нормально почувствовать сырой песок. Да и вообще вода холодила и была какой-то стеклянной и чужой наощупь. А тут ещё Максим, как ни в чём не бывало, просто поплыл по ней, словно модифицированный посланник божий. И ему хоть бы хны. Супермен.
Разозлившись достаточно и дойдя примерно до пояса, Танька сделала глубокий вдох. И, кулаком стиснув нос, назло всему миру бухнулась под воду. Та бездушно сошлась над её макушкой, погружая бедную Таньку в пучину холода и темноты. Сердце инстинктивно зашлось, норовя устроить организму панику. Которую пришлось купировать резким толчком вперёд, который в воде всё равно показался слишком слабым и плавным. Но ото дна Танька всё равно оттолкнулась и, доверившись умениям, поплыла вперёд, расталкивая руками непослушные водные потоки. И, проплыв насколько хватало дыхания, вынырнула, отплёвываясь и убирая с лица отяжелевшие волосы — собрать их Танька не догадалась.
Женька, в отличие от остальных, всегда побаивалась того, что может таиться в водной глубине. Там, куда не достаёт солнца. Поэтому если под водой её касалось что-то вроде водоросли (а точно ли это была водоросль?), то Женьку неизменно настигал приступ брезгливого страха. И лавкрафтовские монстры в миниатюре неизменно представали перед внутренним взором. Собственно, поэтому Женька до сих пор и не умела плавать.
В детстве папа, как и всех, пытался её научить. Но стоило ей оказаться на его руках и понять, что дно под ногами нет… Наверное, слыша её визги, можно было прийти к выводу, будто ребёнка топят или иным способом истязают. Непроизвольная реакция организма, за которую Женьке потом, на берегу, становилось очень стыдно. Особенно когда Славка или Танька начинали её подкалывать. Или, ещё хуже — когда мелкий Вовка начинал утешать. Но преодолеть себя так и не получалось. Так что при необходимости Женька всегда паслась на уровне «лягушатников». Примерно, как сейчас. А вот Максим, наверное, преодолел уже две трети расстояния до противоположного берега. Танька же, не подплыв до середины, бодро и по-собачьи бултыхалась назад.
Внутренние страхи удалось немного унять тем, что всех водяных крыс давно распугали эти два гребца. А монстры посерьёзнее наверняка сожрут сначала Максима, потом Таньку. Так что самой Женьке пока ничего не грозит. И можно всё-таки окунуться — иначе зачем вообще было сюда ехать.
Скрестив на плечах руки, Женька присела, погружаясь до шеи в воду. Зажмурилась. И волевым усилием заставила себя не подскакивать обратно, а привыкать. И, хвала небесам, достаточно быстро привыкла. И так и осталась сидеть на корточках, выглядывая из воды, словно лягушка.
Смешно подёргивая перед собой руками к ней подплыла Танька. С явным намерением обрызгать. Так что Женьке пришлось спешно выныривать и торопливо дрыгаться от неё в сторону. Едва не завалившись, запинаясь о собственную ногу.
Довольная тем, что сковырнула сестру с места, Танька передумала её брызгать. А вместо этого легла спиной на воду, растопыривая руки и ноги, словно она — морская звезда. На зависть Женьке, которая, видимо, боялась утонуть. Танька этого страха не понимала — по природе своей была «поплавком».
— Что, долго ещё будешь пузом по дну елозить? — нагло поинтересовалась она у Женьки, лениво проплывая на течении мимо.
Убедившись, что вокруг нет никого, кто бы решил их подслушать, Женька сообщила сестре, по чему животом она собирается елозить конкретно этим вечером. И та, от неожиданности хлебнула воды — так непривычно было слышать от Женьки пошлую шутку. Хотя Женька в последнее время делала много чего непривычного. Танька машинально провела рукой по губам, словно прогоняя телесное воспоминание.
Максим, видимо, продемонстрировав всю силу, что хотел, вернулся обратно. И очень вовремя вспомнил, что плавать Женька так и не научилась. Поэтому и предложил покатать её на спине. Возможно, по пути планируя научить. Либо не скидывать в воду в обмен на исполнение какого-нибудь желания. Но Женька становится и хитрой тоже. Так что от щедрого предложения она отказалась.
— Да ладно тебе, — подключилась Танька. — А вдруг наводнение? Или мы поедем в Венецию? Нельзя же бояться шагнуть дальше лягушачьих домиков.
Почему-то «лягушачьи» домики Женьку обидели — из них двоих лягушкой больше была определённо Танька. Но и она без страха плескалась на речной поверхности. Так что Женька, презрев малодушие, всё-таки поднялась на ноги и сделала независимый шаг вперёд, на глубину. Потом ещё один. И ещё. И так, пока вода не поднялась до тяжёлых чашек купальника.
Поняв, что она не знает, что делать дальше, Женька обернулась. И наградила Максима с Танькой выразительным серьёзно-призывным взглядом. Танька подавила желание поднырнуть и дёрнуть сестру за щиколотки. Всё-таки она не настолько жестока. Хотя о своём намерении и сообщила вслух.
— Мы сейчас тебя утопим, — буднично сказала Танька. — И я одна буду встречаться с Максом.
Женькины глаза сощурились до очень узких щёлочек. Которым она подозрительно глянула на Макса, как если бы это нерациональное предложение исходило от него. Тот же, борясь со смехом, мотнул головой и пожал плечами, подчёркивая, что к Танькиной идее он не имеет никакого отношения. И даже на всякий случай брызнулся в неё водой.
— Ещё чего! — запротестовал он. — Я не буду с тобой одной встречаться. Мы найдём себе ещё кого-нибудь.
Танька едва не захлебнулась от возмущения и, дабы выместить его, торпедой ринулась в нему. Макс успел только выставить вперёд ладони, на которых Танька и повисла, о чём-то бессвязно ругаясь. Пока Женя громким голосом не призвала их к порядку. И к тому, что надо решать более актуальную проблему — учить её плавать. Утопить друг друга можно будет и позже.
Максим, оказавшись рядом, простым и уверенным движением уложил Женю на воду. Округлые ягодицы, перетянутые ярко-розовой тканью и длинными бантиками, выступили над водной гладью. Не удержавшись, Максим вроде как случайно и ненавязчиво прошёлся по ним ладонью. На что Женька вроде и не обратила внимания. А вот Танька очень даже обратила и ехидно сообщила, чтобы Максим придержал руки — тискать чужую попу надо без посторонних. А в воде, пусть и на расстоянии от них, было уже полно народу.
Сама Танька пристроилась рядом с сестрой и, рассекая лёгкую воду, без перерыва давала Женьке советы о том, как можно не тонуть. Советы эти, надо сказать, временами противоречили сами себе. И, наверное, хорошо, что Женька к ним особенно не прислушивалась, а сама, лёжа на руках у Максима, пыталась установить водные контакты. Самому Максиму оставалось только следить, чтобы Женька ненароком не соскользнула. И только временами забираться пальцами под ткань её купальника.
Кажется, минут через двадцать Женьку перестало непреодолимо тянуть ко дну морскому, и она даже начала удерживаться несколько секунд на поверхности без чужой поддержки. И даже не очень громко орать от этого. Но дальше заходить она наотрез отказалась — и так слишком много впечатлений для человека, недолюбливающего плавание. И уже почти научившемуся. Так что, покачиваясь на нетвёрдых ногах, Женька двинулась к берегу. Как если бы она была рождающейся из пены богиней. Максим даже непроизвольно залюбовался, глядя как ровные ноги по очереди поднимаются, меняя угол обзора на мокрые ягодицы. Пока на него не наплыли сзади, крепко обвивая вокруг шеи.
— А меня на спине покатаешь? — в самое ухо шепнула Танька, отчего по хребту побежали мурашки. Чувствуя толчок где-то пониже солнечного сплетения, Максим ловко развернулся и перехватил девушку за талию. И коротко коснулся мокрых губ, что должно было быть жестом согласия.
Максим опасался, что Танька ненароком, либо по злому умыслу, будет его придушивать. Но та, памятуя миф о лебеде и скорпионе, вела себя смирно. Только прижималась грудью к его спине чуть сильнее, чем было необходимо. И мокрый бюстгалтер задрался вверх, отчего двойное прикосновение осталось без малейшей преграды между ними.
Выгадав место, где было примерно по грудь, Максим остановился. И Танька наивно расцепила руки, забывая, что в воде объекты только кажутся легче. А на деле не меняют своих физических параметров. Так что, отцепившись от Максима, почти сразу ушла под воду. Правда, настолько ненадолго, что даже не успела испугаться. Но на всякий случай снова вцепилась в Макса. Уже спереди.
— Ну? Чем займёмся? — напустив на себя светский вид, она мокрыми пальцами стряхнула с его плеча несуществующую соринку. И, сощурившись на солнечный свет, оказалась очень близко с его лицом. Лёгкая волна бултыхнула по его груди. И Максим впился губами во влажный подбородок. Чужие пальцы с силой впились в его плечи. А потом резко расслабились, уже оглаживая его кожу.
Танькины губы тоже оказались сначала резкими, почти лишающими дыхания. А потом смягчились, позволяя ласкать и проникать вглубь себя. А язык пытался угадывать и подчиняться его движениям.
Накрыв его рот своим, Танька с тихим плеском вынырнула наверх, оказываясь выше Максима. И вплотную приникла к его телу. Опираясь на его предплечья. И прижимаясь коленками к бокам. Отстранилась лицом. И потянулась к его уху.
Максим инстинктивно обхватил её за талию. Не столько для усиления физического контакта, сколько чтобы ненароком опять не занырнула. Над ухом раздался тихий смешок. А потом Танька всем телом сделала движение вниз. И резкая волна прошила его пах.
Танины ноги пришли в движение, отпуская бока Максима. Чтобы сойтись, сжимая с обеих сторон его поднявшийся член. Прямо через ткань плавок.
— Тебя не перевесит? — с тенью насмешки, прямо в его губы спросила Таня, не давая ответить — закрывая рот поцелуями. — Не лишишься опоры от счастья? А то оба потонем…
Максим сзади вцепился в её шею, крепче притискивая к себе и сжимая в кулаке ткань лямок от лифчика. Жаль, что от них сейчас нельзя избавиться — всё-таки пляж со всеми обитателями не слишком далеко. Но хотя бы нырнуть под них, прикасаясь к голому телу. Которое скрыто ото всех. Кроме него.
Танькина рука тоже пришла в движение. И тоже уверенно, к удовольствию Максима, двинулась в сторону единственной на его теле ткани.
Отстранившись, Танька замедленными из-за воды движениями нащупала резинку его плавок. И, стараясь не задевать чувствительную головку, стала спускать их вниз. Чтобы обнажившийся орган сразу попал в упругое тепло — его плотно обхватили Танины бёдра.
Чувствуя, как они начинают двигаться, Максим вцепился глазами в Танькин бюстгалтер. Который сверху был чуть суше, чем снизу. И наполненный крупными, вздымающимися от дыхания грудями. С заострившимся через потемневшую ткань сосками.
Таня сдвинула бёдра плотнее. Дыхание её чуть ускорилось, и она сглотнула. После чего разомкнула губы. Грудь стала колыхаться чаще.
Вот бы сорвать сейчас с неё этот купальник. Вместе с низом. И, вцепившись в бёдра, развести их в стороны и войти уже по-настоящему. Но нельзя. Общественное место. Да ещё с людьми неподалёку. Интересно, кто-нибудь из них подозревает?
От мысли, что кто-то догадывается, Максима ещё сильнее бросило в жар. Стиснув под водой Танину ягодицу, он сильнее привлёк её к себе, ощущая, как нарастают в теле приятные волны. Если верх трогать и нельзя, то отсутствие «купального» низа уж точно никто не заметит. Так что руки сами собой и по-хозяйски оголили округлые места, плотно сжимая их.
Танька выгнулась, упираясь в него и запрокидывая голову. Тихий, очень хорошо сдавленный стон сорвался с её губ. И Максим впился в беззащитно подставленную ему шею.
От трения ткань купальника снизу отошла, и теперь Максим мог ощущать не только Танькины мышцы, но и нежные, податливые складки между ними.
Танька прижалась к нему крепче, так что Максим почувствовал её пульсирующий лобок. И то, как крепко она обхватила его за шею.
Максим плотнее прижал к себе её тело, путаясь в его ощущениях. Жар. Трепет. Любовь. Секс. Всё это накрыло его с головой. И Танькино пророчество практически сбылось — он едва не потерял опору. Голова немного закружилась. Пришлось волевым усилием заставлять себя дышать и возвращать в этот мир. А вот Таньке, кажется, хоть бы хны.
Отстраняется. Смотрит на него прищуренными глазами. На щеках — румянец. Зубы прихватывают пухлую, ещё красную нижнюю губу. И улыбаются. Такая улыбка будто сама собой намекает на второй раунд. Но Танька будто живёт отдельно от неё — ловко изогнувшись, девушка выскальзывает прямо из его рук, в процессе натягивая низ как надо. И, не оборачиваясь, рыбкой уплывает к берегу. Будто ничего и не было.
Максима в грудь колет смешок и лёгкая обида. Вместе с желанием тут же догнать и… Но его уже накрывает гомон с пляжа, который на интим совершенно не настраивает. И как его не было слышно пару минут назад?
Так или иначе, одному тут торчать совершенно нет причин. Так что у самого берега Максим всё-таки настигает Таньку, когда она уже уверенно шагает по дну.
Оглянувшись через плечо, Танька игриво ему улыбается и начинает шутливо убегать, поднимая вокруг себя столпы разноцветных брызг. И Максиму остаётся только догонять. Зная, что никуда особо Таньке и не деться. Дальше пляжа не убежит. Тем более, когда Женька и вся её одежда ещё здесь.
Бухнувшись рядом с сестрой, Танька сразу старается замотаться в край полотенца. Максим тоже чувствует холод. Но мужественно не подаёт вида и даже не старается занять места на полотенце, которое Танька с Женькой шутливо не могут поделить.
В конце концов, уступив младшей, Женька изящно поднимается с него, позволяя Таньке заворачиваться, будто она играет в шаурму. По её хитроватому взгляду и резкой улыбке Максим понимает, что Женька обо всём догадывается. Но ничего не говорит. А только подходит ближе и коротко целует его в губы. Куда совсем недавно целовала Танька.
— Вот бы мне скорее научиться плавать, — говорит она ему в самое ухо, отчего по телу опять идёт волна мурашек. Несмотря на то, что косметичка находится в их рюкзаке, у Женьки нет следов макияжа на лице. Разве что ресницы по-прежнему тёмные — тушь её явно не боится воды. И вот всё остальное — чистая кожа, которая местами темнее, и местами светлее. И которую Женька старается никому не показывать, несмотря на то, что стесняться там на самом деле нечего. Но сегодня она не спешит накладывать смывшийся макияж.
И Максиму уже быстрее хочется оказаться дома, за закрытыми дверями. Где не нужно думать, что прилично, а что нет. Но они всё равно задерживаются на пляже до самых сумерек. И под стрёкот невидимых цикад отправляются обратно на станцию. Уставшие, но довольные.
В ожидании электрички Максим отходит, и Танька с Женькой остаются наедине. И переглядываются, стоя прямо под самым фонарём платформы. В их взглядах проскальзывает напряжение. И та, и другая явно устали от постоянных недомолвок.
— Что, может пора ему сказать? — озвучивает Женька, но о том же явно думает и Танька. Которая пожимает плечами. В тайной радости, что не ей пришлось поднять эту тему.
— Давай, — кивает она. — Только без меня, ладно?
Она с надеждой смотрит на сестру, у которой по лицу пробегает едва заметная судорога недовольства. Будто её одну бросают разбираться с общей проблемой.
— Просто… Я фигни какой-нибудь могу ляпнуть, — стесняясь, Танька смотрит только на пустые рельсы и поправляет волосы за ухо.
И Женька смягчается.
* «Любовь на троих».