Странная дружба

Глава 8. Королевская ночь

Танька возникла на площадке, как чёрт из табакерки. Женька даже вздрогнула, наткнувшись глазами на её невысокую фигурку. На секунду ей показалось, что сестра сейчас приподнимется над бренной землёй и, как в фильме ужасов, полетит на неё — настолько она выглядела решительной. Но Танька подошла к ней вполне человеческим способом.

Остановившись ровно на том расстоянии, чтобы сильно не задирать голову для зрительного контакта, Танька протянула ей раскрытую ладошку.

Женькина рука на автомате дёрнулась навстречу. Чтобы пожать?

Танька протягивала ей несколько разноцветных, выгнувшихся круглыми гусеницами резинок для волос.

— Поможешь мне волосы собрать? — спросила Танька чуть тише обычного. И в несмелом взгляде её читалась лёгкая нотка извинения.

Женька обрадовалась, и теплота из груди вышла через непроизвольную улыбку. Со дня той холодной помывки они ещё не разговаривали.

— Конечно, давай, — голос её прозвучал мягко, и Женька с готовностью накрыла маленькую ладонь сестры. Та на долю секунды прихватила её пальцы и тут же крутанулась к Женьке спиной.

Волосы у Таньки непослушные, особенно после недавнего окрашивания. Легко пушатся и лезут в глаза, особенно передние удлинённые прядки. Их Женька и начала осторожно собирать назад. Наощупь прошлась вдоль линии роста волос и, отделив несколько самых тонких, соединила их повыше Танькиных ушей. Завязала микроскопическую резиночку и повторила манёвр, ловко формируя вторую «мальвинку». На Танькиной шее проступили мелкие мурашки.

— Не больно? — на всякий случай поинтересовалась Женька.

— Неа, — отозвалась Танька, и плечи её чуть приподнялись, когда Женька завязывала третий хвостик.

Теперь шевелюра собрана сзади импровизированной сеточкой и не будет пушиться и мешать.

— Участвуешь в весёлых стартах? — поинтересовалась Женька, когда сестра снова развернулась к ней.

— Ага, — Танька кивнула.

Её гимнастическая карьера закончилась так же резко, как и началась. Просто она, как говорила физкультурница, быстро дошла до своего предела и дальше — никак. Вот если бы начать лет в пять, а лучше и раньше…

Танька махнула головой, отгоняя не самую радостную мысль. «Весёлые старты» вместо небольших соревнований по гимнастики — так «Весёлые старты». Нет, её никто не заставлял, но Танька и сама не захотела участвовать, заранее зная, что шансов на победу у неё нет.

«Весёлые старты» проводили в последний день. В основном для тех, кто иначе не смог найти в себе ничего спортивного, кроме этих дурацких стартов. Наверное, чтобы им было не обидно покидать спортивно-оздоровительный. А может с иными околосадистскими целями.

В последний день весь педагогический состав был напряженнее обычного — видимо, в преддверии «королевской ночи» струхнули. Хотя внешне всё было едва ли не чиннее и благороднее, чем всю смену. Недобрый знак…

Мимо Женьки с Танькой торопливо прошёл в сторону административного корпуса Лев. На Женьку он даже не покосился, а она уже даже не покраснела. Несколько дней взаимного избегания устаканило противную щекотку в горле. И теперь думать о нём совершенно не хотелось. Танька с Женькой, не спеша, стали отходить в сторону теннисной площадки. Там как раз был дружеский (или не совсем дружеский) матч между Миланой и Вероникой.

Обе они счёта не вели, больше пользуясь возможностью повыше прыгнуть в развевающейся вокруг бёдер юбке и с голосовым сопровождением выдохнуть при отбивании упругого мяча.

— Выпендрёжницы, — констатировала Танька, усаживаясь на скамейку. Но за игрой следить не перестала. Как и основная мужская половина зрителей.

— Завтра уже домой… — неожиданно печально вырвалось у Женьки.

— Ну и хорошо, — без особой уверенности, рассеянно отозвалась Танька.

А Женька чувствовала не только предвкушение возвращения домой, но и какую-то незаконченность.

И незаконченность эта силилась с каждой минутой, будто сквозь её пальцы утекает песок, а Женька всё никак их почему-то не сжимает. Она вздохнула, откидываясь назад, и едва не ухнулась — у скамейки не было спинки. Кажется, Танька в первый день почти навернулась так же. Как же это было давно…

Танька машинально дёрнулась к ней. Поняв, что падение сестре не грозит, насмешливо сощурилась. Но тему развивать не стала — они в конце концов только примирились. А без Женьки — плохо.

— Ты тут посидишь немного — я скоро? — вдруг торопливо спросила её Женька. Судя по виду сестры, её куда-то клюнул жареный петух.

Танька, хоть и не поняла причины столь быстрой перемены настроения, кивнула. А потом, когда Женька удалилась и стала размером не больше куклы, только сама себе пожала плечами и упёрлась локтями в коленки — матч «верзил» большого тенниса продолжался. Вместе со станами и укороченными юбками.

А Женька по заученным уже тропкам направилась к корпусу девятого отряда.

Оказалось, что он очень близко и дойти до него можно всего за пару минут. Особенно если вышагивать под аккомпанемент ускорившегося сердца. У самого домика Женьке пришлось искусственно себя замедлить. Потому что что делать дальше — она не знала. Заходить в корпус было как-то боязно. А ждать на улице, наверное, как-то глупо.

По закону жанра сейчас должен был кто-то появиться и как-то разрешить Женькино замешательство. Только жанр был, видимо, не тот, потому что никто появляться не спешил. И Женьке пришлось навязчиво бродить неподалёку, считая про себя деревья. Когда она сбилась со счёта в третий раз, решила, наконец, что хватит страдать ерундой.

И всё-таки подошла к ведущей ко входу лестнице.

Туфли сухо цокали по деревяшкам, а Женя ощущала себя крадущимся тигром. А когда дошла до двери — ещё и затаившимся драконом.

Вдохнув, она переступила порожек и подошла по короткому коридору к ещё одной раскрытой двери. Было тихо и в открывающемся пространстве никого не видно. Женька подошла ближе и постучала о дверную коробку. Ей никто не ответил. Заглянув внутрь спальни, Женька убедилась, что внутри никого нет.

Сердце медленно опустилось вниз, вместе с Женькиной ладонью. И чтобы хоть как-то смягчить разочарование, пришлось сказать себе, что значит не судьба.

Женька вышла на улицу, чувствуя что-то вроде стыда и очень скрытого раздражения. И пытаясь убедить себя, что всё нормально.

— Они в столовой — дежурят сегодня, — вдруг раздалось у неё за спиной, и Женька вздрогнула. Обернувшись, увидела вожатого девятого отряда, который, не обращая на неё больше никакого внимания, шагал в сторону спортивного зала.

— Спасибо, — вслед ему пробормотала она, чувствуя, как по телу снова разгоняется кровь.

Может, жанр всё-таки тот. И она пошла в сторону столовой.

Максим с отсутствующим видом раскладывал на столах ложки. Ровными, будто небрежными движениями, столовые приборы ложились аккурат под предполагаемую правую руку будущего обедающего. Вошедшей Женьки он не замечал.

— Привет, — ей пришлось подойти ближе и самой завести разговор.

Максим дёрнулся, впиваясь в неё глазами. Быстрая тень узнавания в них — и снова взгляд вниз, на несчастные ложки.

— Привет, — ответил он.

Женька, чувствуя, как начинает охлаждать сердце, улыбнулась и постаралась придать голосу бодрости.

— Можно тебя на пару минут?

Секунда, что Максим задумчиво смотрел на оставшиеся у себя в руке ложки, показалась ей минутой. Но он, наконец, кивнул, положив их скопом прямо на скатерть. Ложки от этого разъехались и образовали что-то вроде веера.

Они вышли на улицу. Женька — чуть впереди, Максим за ней. Глядя на севшую на ветку берёзы ворону, она сделала глубокий вздох. Обернулась.

— Слушай, извини меня за тот раз, — с места в карьер начала она. — Я протупила… И да, спасибо тебе — ты был очень кстати.

Максим удивлённо на неё уставился. А потом его светло-серые глаза чуть сузились:

— Ты, значит, не хотела?..

Чувствуя, как на щеках проступает предательский жар, Женька коротко мотнула головой и опустила взгляд. А когда решилась поднять его, то в лице Максима, наконец, мелькнуло что-то доброе.

— Ну… ладно… — неловко отозвался он и, кажется, его лицо тоже немного зарозовело.

Повисла неловкая пауза, которую оба торопились чем-то занять. Но когда слишком сильно торопишься, то получается ещё медленнее.

— А пойдём сегодня «Весёлые старты» смотреть? — Женьке удалось первой подыскать хоть какую-то тему. — Там Танька будет участвовать. Хотела, чтобы ты поболеть пришёл, — на ходу выдумала Женька и тут же испугалась — как бы Максима это не отпугнуло.

— Хорошо, пойдём, — но Максимова улыбка стала только шире.

Женьку это и обрадовало, и насторожило одновременно. И сразу припомнилось, как на дискотеке он танцевал и кружил именно её. Но Женьке удалось этого не показать.

— Давай тогда после обеда встретимся? — предложила она.

Максим кивнул.

— Давай, — он, кажется, хотел ещё что-то сказать, но в этот момент двери столовой заскрипели и наружу вылезла лохматая голова Вадика.

— Макс, долго ты будешь… — наткнувшись глазами на Женьку, он не стал продолжать и даже, насупившись, скрылся обратно. Но Максим, коротко засмеявшись, извинился и пошёл обратно, к трудовым подвигам. Шаг его был крепок и бодр. А когда у самого входа в столовую он обернулся, Женьки уже не было — убежала, уносимая потоком чувств.

Дежурная работа пошла быстрее. И вообще — это очень здорово, быть дежурным. Правда, разговаривал с Женей Максим, конечно, как дурак. И это немного злило. Но всё равно хорошо.

***

На победу Танька особенно не рассчитывала. Просто хотелось отыграться за несбывшиеся гимнастические начинания и доказать самой себе, что неуспех в чём-то — это ещё не повод сидеть в уголке и переживать. Поэтому бодро проходила змейкой между обручами, без страха и упрёка метала мячи (временами в трибуны) и без зазрения совести скакала, наполовину засунутая в мешок.

На скамейке болельщиков она выцепила взглядом Женьку и махнула ей рукой. А тому парню, что спасал её от маньяка и танцевал с ней на дискотеке, махать не стала. Просто из вредности. Но всё равно была рада, что Женька и Максим вроде помирились. Так что стала ещё активнее перепрыгивать верёвку, когда играли в «Хищника в море». И в итоге осталась последней не-выбывшей, принеся команде очко.

Очки эти набегали незаметно — не на них обращаешь внимание, когда выполняешь очередную эстафету. А только о том, как бы обогнать соперника. Или вести себя спортивно, если обогнать всё-таки не удалось. Поэтому Танька быстро сбилась со счёта.

И для неё стало некоторой неожиданностью, когда по результатам подсчёта выигрыш присудили именно их команде — а не дурацкой «дружбе». Но гордость на грани с тщеславием пробудило. Так что аплодисменты победителям она приняла как свои собственные. И всё-таки махнула Максиму.

***

В этот раз Женя танцевала с ним. В таких случаях принято хвалить грацию партнёрши и её лёгкость, но Максим при всём желании сделать этого не мог. Он, конечно, и сам был не ахти каким танцором. Но движения Женьки беспросветно запаздывали, отставая и от ритма музыки, и от Максимовых па.

И Максима это нисколько не печалило. Потому что, направляя её, можно было без стыда и под приличным предлогом задерживать на талии или предплечье так и норовящую стиснуться ладонь.

Эта дискотека нравилась Максиму больше прежней. По крайней мере до тех пор, пока не припомнилась мелкая фигурка Таньки, кружащейся куда легче. Наверное, из-за того, что после короткой музыкальной паузы по танцплощадке стали расползаться звуки медляка.

Женя, будто почувствовав в Максиме перемену, приблизилась почти вплотную. И от острого запаха её духов из Максима вылетели все лишние мысли.

Но приглашать его на танец Женя не собиралась.

— Извини, — настолько тихо, насколько можно было перекрыть жалостливый голос солиста, сказала она. — Я что-то устала. Может, передохнём?

Стараясь не показывать разочарования, Максим кивнул — он-то только вошёл в раж.

Около скамеек (не иначе как для запасных) Женя, как ни странно, не остановилась — пошла дальше. Уходя из-под мерцающего, подёрнутого дымкой дискотечного освещения в непонятную темноту. Максим ускорил шаг, чтобы не потерять её в редеющей, затихающей толпе.

Остановилась она только у самого своего корпуса, где сейчас было тихо, а от мрака ночи спасал только голубоватый свет высокого фонаря. На свет слетелись ночные мотыльки, и их подвижные тени теперь копошились на земле.

— Здесь вроде поспокойнее, — извиняющимся тоном произнесла Женя.

— Ага, — отозвался Максим, неволей прислушиваясь к стрёкоту ночных сверчков.

Те, казалось, бросали шумовые ниточки из тихой травы, чтобы подать звуковой маячок друг другу и тем, кто их слышит. Очень тонкие и будто дрожащие на холодеющем воздухе. Которые вот-вот оборвутся.

Наверное, Максиму очень этого не хотелось. Потому что, прерывая сливающуюся со светом тишину, он неожиданно для себя выпалил:

— А пойдём на речку?

Женя подняла на него больше глаза, и сердце Максима укололо ужасом: рехнулся он что ли? Она же сейчас откажет…

— Пойдём…

Как-то странно прозвучал отказ. Будто согласие.

Максим недоверчиво уставился на Женьку, и щёки той мгновенно заалели. И тень мотылёчного крыла мгновенно легла на лицо.

Дурацкие паузы. Дурацкая неловкость.

Не зная, что ещё сделать, Максим потянулся к Женькиной ладони. Та оказалась холодной и замерла. А в следующее же мгновение осторожно сомкнулась тонкими пальцами поперёк его руки. Как бы не стиснуть…

До речки шли молча. Женя, чуть покачиваясь на высоких каблуках, с каждым шагом всё увереннее опиралась на его ладонь. А Максим на автомате замедлял шаг.

Женя протянула в бок свободную руку. Высокие стебли трав осторожно принимались, оглаживая её, соскальзывали тёмной зеленью с пальцев.

У речки было прохладно, и Максим пожалел, что не захватил с собой джинсовки. К тому же, сидеть было не на чем. Но Женю это совершенно не смутило. Аккуратно выскользнув из его хватки, она, придерживая юбку, опустилась прямо на не успевшую распрямиться с утра траву. Максим последовал её примеру. И рука его как-то сама собой оперлась позади Жениной спины с небольшими аккуратными изгибами талии. Конечно, не коснувшись её.

— А я так плавать и не научилась, — чуть виновато сказала Женя, глядя на тёмную, спокойную гладь воды.

— Ну, ничего — мы же не в Венеции живём, — немного натужно отозвался Максим — близость Жениной спины мешала голосу звучать в полную силу.

Женя тихо засмеялась.

Откуда-то издалека ветер принёс весёлые голоса. Какие-то приглушенные и будто взрослые, никуда не спешащие. Наверное, речным течением привлекло разговор из окрестных посёлков. По-вечернему уютный.

Женя подтянула к себе коленки и сложила на них ладони. Они забелели на фоне тёмной ткани. Максим несмело посмотрел на Женино лицо.

Лишённое дневного цвета, оно приобрело лунный оттенок. Нос ровно, как по линейке, выступал на тонком профиле. Губы пухлыми бугорками нарушали гладкость овала. Подбородок обратной волной устремлялся к впадине шеи.

Женя всё так же смотрела вперёд, не мешая Максиму себя рассматривать. Глаза её не двигались и взгляд, наверняка расфокусировался. Максим помнил, что радужка у Жени светло-голубая, с тонкими поперечными вкраплениями. Но сейчас был в этом совершенно не уверен. Потому что свет ложился так, что надёжно прятал их — Максим видел только темноту, как если бы на Жене были линзы-склеры. А чуть вытянутая к вискам форма глаз только усиливала ощущение.

На миг в его душе возникла мысль, что такие глаза в сказках всегда утягивают в себя… Но они ведь не в сказке, и всё это — просто игра светотени.

Речной ветер недобро налетел на них. Женя едва заметно поёжилась, и Максим снова пожалел, что не захватил с собой джинсовки. Снова почувствовал запах цветочных духов и, будто ободрённый им, всё-таки поднял одеревеневшую ладонь и коснулся Жениного плеча.

Она не вздрогнула, не засмеялась и не завертелась. И Максим позволил себе опустить ладонь полностью.

Чужое плечо было очень тёплым. Сердце от этого ускорилось раза в два, а в голове не осталось ни единой мысли. Только какая-то глупая, совершенно неощутимая мелодия, бьющая по мозгам.

Женя вдруг ожила, развернулась к Максиму, и щеки его коснулось лёгкое, щекочущее дыхание, от которого по шее побежали мурашки.

Мгновение предвкушения, отозвавшееся очень длинным ударом и сердца, и… ничего не произошло.

Вернее, не произошло того, на что Максим подспудно настроился. Женя отстранилась. А потом и вовсе высвободилась из его хватки, оставив после себя в правой части тела самый неприятный вид холода — тот, который ощущается на контрасте с недавним теплом.

Женя одним движением поднялась на ноги и развернулась к нему.

«Сейчас предложит идти обратно…» — безнадёжно пронеслось у Максима в голове.

Но неожиданно весёлый голос сделал совсем иное предложение.

— А ты ночью купался когда-нибудь?

Максим оторопел, решив, что у него начались слуховые галлюцинации. А, возможно, и зрительные — потому что Женя, не дожидаясь ответа, вскинула стопу вверх и, схватившись за тонкий каблук, сняла правую туфлю. Аналогичным образом избавилась и от левой. И, став немного ниже ростом, босиком направилась к речке.

Максим торопливо поднялся, так резко оттолкнувшись от земли рукой, что запястье противно заныло. Но сейчас ему было совершенно не до запястий. Он, почему-то стараясь ступать потише, направился вслед за Женей.

А она остановилась у самой кромки воды. Темная, обманчиво-ровная гладь едва-едва не касалась пальцев её ног.

Максиму ненадолго показалось, будто всё это нереально и происходит не с ним. Но видение всё никуда не девалось, и от этого в крови с каждой секундой разгоралось что-то непонятное.

Женя вдруг отстранилась. Максим мельком заметил, как она руками накрест схватилась за свою футболку и как-то очень медленно потянула её вверх. Кажется, в около-водной тишине он услышал, как шуршит мягкая ткань.

Хоть Максим себя и не видел, но сразу понял, что лицо у него покраснело — потому что мгновенная волна жара нахлынула откуда-то из недр организма. А уж когда Женя сбросила длинную, пышную юбку… Та, словно пена морская, воздушными буграми легла у её ног. Но Максиму не было никакого резона думать об этой самой пене. Потому что очертания Жениной фигуры, скрытые только проклятой темнотой, надёжно въелись в его мысли.

А Женя, как ни в чём не бывало, сделала широкий шаг, и будто и не замечая Максима, прошла мимо него прямо к воде. С несколько секунд задержалась, будто в задумчивости, а потом стала очень медленно скрываться в неспокойной уже, тёмной воде.

Движения её стали плавными и осторожными — дно в реке было не очень-то песчаным и таило в себе немало твёрдых камней. По всё равно с каждым покачивающимся шагом вода поднималась на её теле. Чтобы удержать равновесие, Женя инстинктивно приподняла руки в стороны, и теперь локти её беззащитно покачивались около изгибов талии. А округлые, по-женски расширяющиеся бёдра короткими, почти неуловимыми движениями балансировали на фоне сливающейся с небом воды.

Решив, что ещё немного, и Женя, словно в мифе-наоборот, скроется от него, Максим торопливо вылез из кроссовок. Со спины дёрнул вперёд футболку и прежде услышал звук расходящейся молнии, чем понял, что снимает джинсы.

Холод остро ощутился на разгорячённом теле, кожа на груди натянулась мурашками. Максим запоздало вспомнил, что не в плавках, а в обычных трусах. А Женя, интересно, в купальнике? Или в лифчике и трусах? Или вообще без всего? Не разглядел… Однако только от подобных размышлений внизу живота начало ощутимо тянуть.

Максим поспешил шагнуть вперёд — холод должен помочь сохранить статус кво. Но вода-предательница была даже теплее, чем днём. Хорошо хоть на её фоне ночной холод ощущался острее, что и помогло немного успокоиться.

Женина фигура уже никуда не удалялась — зайдя примерно по пояс, девушка обернулась к нему. Кажется, сквозь плеск неспокойной реки Максиму почудился её очень тихий зов. Он поспешил, не обращения внимания на мелкие, впивающиеся в стопы каменюшки.

Когда до Жени оставалось не более полуметра, ноги сами собой остановились, а громкий пульс начал мешать дыханию. Женина ладонь легла на воду и прошлась, разгоняя невысокие волны. И вдруг стая безжалостных ос впилась во всего Максима. Вздрогнув, он едва удержал себя от дурацкого: «Не брызгайся!». И вместо этого от души окатил Женьку в ответ.

Та коротко вскрикнула, сжимаясь и вкидывая в защитном знаке растопыренные ладони.

— Всё-всё, на надо! — смеясь, попросила она. И Максим перестал.

— Холодно, — изменившимся тоном — более низким и тихим — сообщила Женя.

Максим шагнул к ней вплотную и нашёл под водой её ладони. Чужие пальцы без промедления стиснули его руки.

— Надо окунуться, — со знанием дела сообщил он. — Давай на счёт три?

— Давай, — в Женином голосе почувствовалась игривая улыбка.

— Раз, два, три, — просчитали они хором, не отпуская рук друг друга.

И никто из них не двинулся с места, ожидая, что другой занырнёт первым.

— Раз, два, три…

На этот раз повторилась та же ситуация, в этот раз сопровождаемая смехом.

— Ладно, давай по-нормальному, — предложила Женя. — Три!

И ушла под воду по плечи, утягивая с собой и Максима.

В воде было ощутимо теплее, и «выныривать» совершенно не хотелось. Но не будешь же до утра сидеть на карачках, даже рядом с Женей.

— Пошли на глубину, — не отпуская её рук, потянул Максим.

— Ты меня только держи! — не без опаски попросила Женя, сильнее стискивая его пальцы. Будто кто-то собирался её отпускать…

Когда ей стало по грудь, Женя остановилась. Хотя Максим и надеялся утянуть её на глубину, где держаться ей придётся исключительно за него, настаивать он не стал. И припомнил, как его самого в детстве родители учили плавать.

— Ложись вперёд и вытягивай ноги, — велел он, словно был тренером в бассейне.

Женя замешкалась в нерешительности, но всё же вытянулась на воде.

— Не, ты в эту сторону ложись, — поправил её Максим разворачивая за плечо перед собой.

И, пользуясь моментом, подхватил Женьку и под грудь и под талию. Тело в воде казалось невесомым и очень упругим. Но ученицей его хозяйка оказалась аховой — команды понимала плохо и вообще, иногда пыталась Максима, по всей видимости, притопить.

Хотя, надо признаться, это только добавляло в процесс веселья и серьёзно снижало степень смущения. Ну, и возможности «случайно» коснуться друг друга в интересных местах добавляло.

— Ладно, хватит, — Женька выдохлась и опустилась ногами на дно. Дыхание у неё сбилось, как и у Максима. Но, надо признаться, страх перед водой, который мешает всем неумеющим плавать, поуменьшился. Настолько, что она даже решилась с вскриком подсечённого бегемота бухнуться назад. Руки Максима тут же обхватили её поперёк лопаток. Женька засмеялась, с полным правом берясь за плечи своему учителю и спасителю.

И вдруг смеяться расхотелось. Близость Максима ощутилась как-то особенно остро. Совсем не так, как ощущался напор Льва, не к ночи он будет помянут.

Просто совершенно не хотелось ни отпускать, ни отдаляться. И Максим стал восприниматься каким-то крупным и что ли надёжным. Его отяжелевшее вмиг дыхание не пугало, а наоборот — привлекало. Настолько, что Женя шагнула ближе к нему.

Вода колыхалась вокруг, а между ними было всё меньше физического пространства. Пока оно не исчезло совсем — в грудную клетку Максима упёрлась мокрая ткань и то, что под нею. И кожа к коже…

Сердце будто лопнуло у Максима за кадыком. А когда Женины руки аккуратно обвились вокруг его шеи… Чужой вес, многократно облегчённый водой и полностью доверенный ему. А если…

Тёплое, мягкое касание… Которое не перепутаешь ни с чем, даже если происходит оно в первый раз.

Женька, не обращая внимания на звон в ушах, двинулась вперёд, ещё ближе. И когда её языка коснулся чужой, на мгновение захотелось испугаться. Но тело, не слушая разума, само повлеклось навстречу и углубило поцелуй. Руки крепко сжали напрягшиеся мышцы чужих плеч.

Неизвестно, когда и чем бы это всё закончилось, но вмешалось нечто из вне. В прямом смысле нечто — совсем рядом с ними по воде раздался плюх, окативший Максима с Женькой неприятными брызгами. Те машинально дёрнулись друг от друга, будто застигнутые за чем-то постыдным. А буквально через минуту с берега раздались недовольные голоса и безжалостный свет фонаря ударил Максиму и Женьки в глаза.

Кажется, их всё же хватились…

Уличённые, они шли под конвоем из троих человек — двух вожатых, среди которых была недовольная Марго, и воспитательницы.

Воспитательница активно стыдила Женьку, которая, понурив голову, уныло вышагивала рядом с ней и смотрела исключительно себе под ноги. Максиму очень хотелось громко послать эту старую грымзу, но он боялся вывести её на ещё больший гнев, поэтому до поры до времени просто стискивал зубы.

— Всего семнадцать лет — и такое… — сетовала недобрая Екатерина Васильевна. — Ты хоть представляешь, что с тобой могло случиться?..

Воспитательница многозначительно покосилась на Максима, и у того сжались кулаки от злости. Его ругают, как нашкодившего ребёнка. И за что?..Да и кому понравится чувствовать себя бестолковым ребёнком в шестнадцать-то лет? И будто он собирался сделать Жене что-то плохое… Раздражение стало закипать сильнее.

— Об этом, Солдатеева, завтра же узнают твои родители, — с каким-то мстительным удовольствием подытожила Екатерина Васильевна, победно глядя на Женю из-под узких очков с толстыми линзами.

Видимо, так она пыталась отыграться на красивой девчонке — красивые девчонки таким, как Екатерина Васильевна, не нравились никогда. Но вместо того, чтобы окончательно пасть духом, Женя вдруг распрямилась плечами и недобро зыркнула на воспитательницу.

Кого-кого, а родителей она не боялась, и это придало ей сил для отпора:

— Тогда ещё они узнают, что ваши вожатые занимаются растлением несовершеннолетних, — как на духу выпалила она.

Марго и второй вожатый с любопытством обернулись на Женьку, а Екатерина Васильевна будто получила пощёчину. Слухи до неё, конечно, доходили, но она предпочитала им не верить, считая это фантазиями девочек. Но, в любом случае, развивать эту тему не хотелось, да и было опасно.

— А ещё у вас около лагеря пешком разгуливают маньяки, и об этом наши родители тоже пока не знают, — подключился Максим.

Екатерина Васильевна зыркнула на него глазами, в которых читалось плохо скрываемое поражение, прикрытое излишним раздражением.

— Ты, Саянов, вообще помалкивай, — попробовала она вернуть себе бразды правления. — После такого-то…

— А что? — окончательно осмелел Максим. — И моим родителям сообщите? Так мой отец за меня только порадуется.

Женя на это поспешила закашляться и только бросила короткий одобрительный взгляд на Максима. Который настолько придал ему уверенности, что ему даже захотелось, чтобы воспитательница на него наябедничала.

— Вот завтра и посмотрим, — твёрдо произнесла Екатерина Васильевна. И больше ничего не говорила до самого Женькиного корпуса.

По пути Женя с Максимом успели попереглядываться, скрывая хитрые улыбки и явно одобряя друг друга. Разогнали их, конечно, без права прощания. Но Максима это не слишком расстроило.

Улёгшись на кровать, он упорно не отвечал на вопросы девятого и только чувствовал, как по кровотоку бежит чистая радость.

А вот Танькины чувства радостными назвать было нельзя.

Ворочаясь с боку на бок, она всё никак не могла убежать от дурацких мыслей.

Зачем она попёрлась за Женькой с Максимом? В момент, когда они уходили с танцплощадки, Танька была уверена: чтобы понять, что сестре ничего не угрожает.

За этим же она издали следовала за ними до самой речки. Ведь там этот псих мог Женьку и утопить… А поняв, что топить её никто не собирается…

Танька и тогда не ушла. А продолжала сидеть за кустами, наблюдая. Конечно, было толком ничего и не видно, но фантазия у неё всегда была хорошая. И что-то вроде злости — или радости? — билось у неё в ушах. И она не могла перестать подглядывать и представлять, представлять…

Голоса тех троих она услышала первой. Ужас сковал её тело и сознание. Надо было что-то сделать…

Сейчас-то Танька понимала, что нужно было кинуться им наперерез, попытаться отвлечь чем-нибудь. Но тогда она сообразила только схватить с земли камень и запустить в нужную сторону. Не в идущих, конечно, а в сторону Женьки с Максимом.

Теперь она убеждала себя, что так они хотя бы успели отпрыгнуть друг от друга, и это хоть немного спасло их от возмездия.

Но всё равно чувствовала себя Танька не только глупой, но ещё и бесполезной. Такая себе королевская ночь.