Глава 9. Ж

Когда кто-то старается не шуметь, то шума от него всегда становится ещё больше.

Через поверхностную утреннюю дрёму Максим расслышал осторожную возню в коридоре. Была суббота и, судя по бледной серости окна, ранее утро. Поэтому шуметь в коридоре было некому. Разве что барабашке.

Барабашек Максим не боялся, поэтому повернулся на другой бок. Резко и коротко ударило об стену — как если бы вешалка описала полукруг и врезалась в твёрдую поверхность.

Возможно, это не барабашка, а грабители. Но с грабителями должна разбираться полиция. Или, по крайней мере, взрослые.

Максим открыл глаза и проморгался. Кажется, собственное сознание сыграло с ним злую шутку: потому что он тоже вроде как взрослый.

Поэтому, презрев сонливость и всякий страх, Максим поднялся с кровати и тихо приоткрыл затворённую на ночь межкомнатную дверь.

Ни барабашек, ни грабителей в квартире не оказалось. Максим не без предательского облегчения обнаружил в коридорном проёме маму, занятую утренними сборами.

Не видя его, она подошла к зеркалу и стала красить губы, внимательно глядя на собственное отражение. Максим уже собирался ложиться обратно, но тут из соседней комнаты, не спеша, вышел отец. Вид его полностью соответствовал виду только поднявшегося человека — растрепанные волосы, пижамные штаны и домашняя футболка. Кстати, стиль его, только вставшего, как-то неуловимо гармонировал с маминым, собирающейся на люди.

— Ты куда?.. — приглушённым и хриплым голосом вопросил он.

— Я? — Лиса рассеянно отвела взгляд от зеркала. — На субботник. Я разве не говорила?

Она посмотрела на Игоря удивленно-круглыми глазами, отчего лицо её каким-то неимоверным образом скинуло разом пяток лет.

— Какой ещё субботник в конце сентября? — явно не поверил Игорь.

— Тот, который мы весной прогуляли, — не повела бровью Лиса и, не глядя, забросила в сумку тюбик помады.

Игорь долго и с явным недоверием продолжил на неё смотреть. Лиса была настроена выиграть эту игру в гляделки, но примерно на середине партии махнула про себя рукой и сказала:

— Куда я ещё могу так вырядиться?

Для наглядности она развела руки в стороны, демонстрируя свой наряд. Который очень гармонировал с пижамой мужа. Признаться, даже Игорь с его пониженным восприятием имиджевых тенденций видел, что вид у Лисы совершенно непрезентабельный. Совершенно не соответствующий обычному строговатому костюму преподавателя английского в университете.

Эти джинсы она, кажется, носила, когда Максим ходил в начальную школу, и с тех пор они претерпели все возможные изменения. Лисиных ног они больше не облегали, а висели наподобие шаровар, безбожно складываясь гармошкой на щиколотках и уходя в золотистые ботинки на шнуровке. Ботинки те тоже были из разряда, что если вдруг увязнут в болоте, то все только порадуются. Футболка так же не выбивалась из общего «гранжевого» стиля — бежевая, с вытянутым горлом, украшенная рисунком горделивой кошки. В общем-то, у футболки вид был самый приличный, если бы не скатавшаяся мелкими бусинками ткань на кошачьем бантике.

Положа руку на сердце, в таком виде можно было либо наниматься на работу огородным пугалом, либо действительно идти на субботник.

— Ладно… — рассеянно согласился Игорь. И всё-таки уточнил: — И что вы там делать будете?

Лиса сделала вид, что не заметила лёгкого оттенка подозрения в его голосе.

— Не знаю, — легко пожала плечами она. — Окна мне всё равно мыть не доверят — я до верха не достаю, и они наполовину грязные остаются. Наверное, буду что-то красить или листья со двора сгребать. Хотя, по-моему, желтые листья во дворе альма-матер — это очень романтично и по-английски. Не знаю, чего этим завхозам не нравится.

На последней фразе она закатила глаза, выказывая своё отношения к старомодным завхозам и всем, кто их до такого довёл. На что Игорь хмыкнул и вроде бы окончательно успокоился. А потом опомнился:

— Давай я с тобой съезжу? Помогу там…

— Вот ещё! — фыркнула Лиса. — Мою субботнюю душу они получили, но твою мы должны уберечь!

В подтверждение слов она победно сжала кулак над головой и со всей своей серьёзностью кивнула Игорю. А потом, не выдержав, всё-таки засмеялась. Тем самым смехом, на который у Игоря ещё ни разу не получилось не улыбнуться в ответ.

— И вообще, ты вон наследника разбудил, — Лиса кивнула в сторону Максима, который так и стоял в дверях и сам не понял, когда начал улыбаться, глядя на родителей. — Иди, укладывай.

Игорь машинально обернулся, а Лиса завернулась в лёгкую ветровочку и, встав на цыпочки, чмокнула его в щёку. После чего подхватила сумку и, выскользнув за дверь, щёлкнула замком. Игорь на секунду глянул ей вслед и снова сосредоточился на наследнике, решая, видимо, что делать с ним дальше.

— Спать иди, — вынес он отцовское решение. — Рано ещё.

И сам, не спеша, через зевок направился к себе, машинально приглаживая тёмные, растрепавшиеся волосы.

Не то, чтобы Максим был слишком послушным, но дел у него на самом деле не было, так что он бухнулся обратно на диван и возвёл глаза к белому «небу» потолка.

Никогда он в этом не признается, но родителей Максим любит. И ему нравится наблюдать за такими вот сценками между ними — когда папа делает вид, что чем-то не слишком доволен, а мама — что его переубеждает. Хотя, Максим знал, папу просто так ни в чём не переубедить.

И всё же та находка — свадебная фотография, где папа жених, а мама не невеста — будто не давала окончательно успокоиться.

После возвращения из лагеря Максим всеми силами пытался разглядеть в отношениях родителей что-нибудь не то. И, несмотря на всё своё упорство, ничего не находил. Но что-то на границе сознания всё равно мешало и будто бросало тень недосказанности на родителей. Особенно на отца. Отчего Максим чувствовал себя подлым. И всё равно не мог ничего с собой поделать.

Снова заснуть у него так и не получилось. В голову, как обычно, когда он думал о той фотографии, влезали воспоминания о лагере. Ведь именно из-за неё Максим и согласился туда поехать. А там…

Сердце сладко сжимало, когда он вспоминал о Жене.

Родителям никто так ничего и не рассказал. И Максим не знал, радоваться этому или огорчаться — была в нём какая-то гордость собой. Хотя если это могло повредить Жене, то лучше не надо.

Женя…

На следующий день встретиться у них не получилось — их с Таней родители увезли чём свет. Тогда Максима это не сильно расстроило — он был уверен, что легко найдёт Женю в соцсетях. И не нашёл.

Солдатеевых Евгений и Жень оказалось пруд пруди. И ни одной, которая бы хоть отдалённо напоминала его ту самую Женю, которую он среди ночи учил плавать. И целовал.

Даже Татьяны, Тани или Таньки с той же фамилией найдено не было.

Или они какие-то спецагенты-конспираторы, или являются коллективной галлюцинацией. Максим очень надеялся на первое. И с этой надеждой всё-таки поднялся — жить свою субботнюю жизнь.

Уроков задали немного, так что, сев за них сразу после завтрака, он освободился уже к одиннадцати.

И уже думал, кому бы написать, но у отца оказались на него свои планы.

— Иди сюда, поможешь мне, — он заглянул к Максиму в комнату, уже выбритый и переодевшийся.

Максим поплёлся следом, в зал, где окна зияли серой пустотой осеннего дня. Штор здесь не было, так как комната была нежилой — только для ночёвки непрошенных гостей. Но Лиса в последнее время стала намекать, что без тюля и штор ей здесь не уютно. Вдруг кто-то с улицы будет на неё смотреть. Кто будет смотреть на восьмой этаж, она не уточняла. Но всё равно — шторы, тюль и даже карниз были куплены. И сейчас, пока Лиса отсутствовала, была неплохая возможность его повесить.

На полу лежал отцовский чемодан с дрелью. По краям окна на полу уже стояли стулья. На один из них Игорь загнал Максима и протянул ему рулетку, напоминающую чёрную улитку с любопытной головкой на вытянутой жёлтой шее.

— Держи сантиметров на десять выше окна, — велел он.

Максим прижал пальцами ленту рулетки и почувствовал, как она натягивается от уверенного отцовского рывка — Игорь уже забрал чёрную «раковину». Присев на корточки, он дотянул ленту до пола и задрал голову, посмотрев на Максима. Тот посмотрел в ответ. Игорь вопросительно кивнул. Максим непонимающе хлопнул глазами.

— Долго тупить будешь? — не выдержал Игорь. — Сколько?

Максим покосился вверх на рулетку. Потом снова воззрился на отца, который, кажется, постепенно терял терпение. И, выдержав театральную паузу, всё-таки ответил:

— Ноль.

Теперь главное не засмеяться. Что угодно, только не засмеяться. Не дрогнуть ни единым мускулом лица.

Игорь глянул на конец рулетки в собственной руке. Грудная клетка его коротко дрогнула. И лицо не смогло сохранить серьёзного выражения — пытаясь удержаться, Игорь всё равно сдался. Плечи его затряслись, и он рассмеялся сам над собой.

Всё. Теперь можно.

Максим перестал сдерживаться.

Если над отцом начать смеяться первым, то он обижается. Но вместе с ним вполне себе можно.

— Ноль, — передразнил его Игорь, отчего Максиму стало ещё смешнее.

Примерно через полминуты оба угомонились. Но, встретившись глазами, засмеялись снова, будто переговариваясь без помощи слов.

— Ладно, хватит, — через улыбку велел Игорь, глядя на циферблат рулетки и отмечая его значение. — Отметку поставь.

Игорь вынул из-за уха простой карандаш и протянул сыну. Тот поставил точку на уровне ноля.

С другого конца внизу уже стоял Максим, а отмерял нужное расстояние Игорь. И обошлось без эксцессов.

Держать карниз на нужной точке — то ещё испытаньице. Хоть он и лёгкий, но от длительной статичной нагрузки бицепсы начинали предательски подрагивать. Надо бы снова начать отжиматься.

Отец дрелил стену и прикручивал шурупом крепление, загоняя его в дюбель. А Максим мужественно считал про себя секунды. У отца-то руки не дрожали, несмотря на тяжёлый инструмент.

Наконец, дело было сделано, и оба отошли подальше, любуясь плодами совместного труда. Синхронно склонив головы влево.

Погода разгуливалась — вместо туч и даже облаков осеннее небо синело насыщенным цветом, явно скрывая солнце углом зрения, а не белым слоем. Вместо с погодой и само собой разгулялось настроение. Игорь, довольный спорой работой улыбался и даже потрепал Максима по затылку.

И Максим вдруг почувствовал — сейчас или никогда.

Отец уже засовывал дрель под ремешок чемодана, когда Максим начал.

— Па-ап…

— М? — отозвался Игорь, кивая в его сторону.

— Я тут… Фотографию недавно нашёл… — отец всё ещё слышал его вполуха, и говорить Максиму стало сложнее. Но раз уж начал… — Там ты с мамой. Только мама мелкая, а ты на ком-то другом женишься.

Выдохнув, Максим выпрямился, во все глаза глядя на отца. Он ожидал, что тот разозлится. Или переведёт тему. Или вообще его проигнорирует. По большому счёту, Максим ко всему этому был готов и, наверное, даже не обиделся бы. Просто в душе осталась бы холодная пустота, которая по прошествию времени непременно заполнилась бы. Просто одна недосказанность, подумаешь…

У отца обе брови синхронно дёрнулись вверх. Он торопливо глянул Максиму прямо в глаза, будто испытывая. Тот не отвёл взгляда. Тогда Игорь едва слышно хмыкнул и оставил в покое инструменты.

Поднялся с корточек. Только для того, чтобы пересесть на диван. И приглашающе хлопнул Максиму по диванной кожзамовской обивке. Максим тихо опустился рядом, слушая, как приминается её поверхность.

— Я действительно сначала женился не на маме, — говорить отец старался ровно, но вся интонация из его голоса пропала начисто, так что в спокойствии его заподозрить было непросто. — А на её маме. Твоей бабке.

Игорь покосился на сына. Спина его сама собой сгорбилась, а пальцы сцепились на коленях, будто он проштрафившийся школьник.

Максиму обожгло затылок. Чего-то такого он и ожидал, но всё-таки надеялся. В желудке неприятно заныло. Но у отца был настолько непривычно робкий вид, что под его взглядом тот не смог ничего сказать. И даже не отвернулся в сторону.

Кажется, отца это немного ободрило — плечи его чуть распрямились, и продолжил он немного ловчее:

— Не могу сказать, что у нас была прямо любовь. Или хорошие отношения. Мы развелись.

— А мама? — уточнил Максим.

— А маму я любил, — вырвалось у Игоря с оттенком теплоты. Но понимая, как это можно трактовать, он собрался и, откинувшись на спинку дивана, продолжил уже суше. — Это было не так, как ты сейчас думаешь.

Он покосился на сына, и тот пристыженно опустил голову.

— Она к тому времени была уже взрослой. И вообще… Там всё было сложно. Ну, не у нас, а с матерью её потом. В общем, об этом можно было бы написать книгу. И совсем не ту, о которой ты сейчас подумал.

Игорь криво усмехнулся, и Максим сдавленно фыркнул. То, что отец просто разговаривает с ним на такую щекотливую тему, хотя явно и не горит желанием, заставляло Максима ощущать что-то вроде гордости. За то, что он уже взрослый и от него не пытаются ничего скрывать. Но всё-таки кое-что прояснить нужно. Чтобы уж окончательно разогнать тучки в груди.

— А тебе всегда… моложе нравились? — осторожно спросил он, снова ожидая какой-нибудь не такой реакции.

Отец посмотрел на него, как на дурака, и Максиму уже от этого стало легче.

— Нравились бы всегда моложе — чего бы я на её матери стал жениться? — чуть раздражённо ответил Игорь. Но почти сразу смягчился, пытаясь перевести всё в шутку. — Я ж велел тебе не думать о той книге.

И, чуть помедлив, добавил:

— Мне, по-моему, до мамы вообще никто по-настоящему не нравился.

Отчего Максиму стало жарковато лицом. Но тут уж сам виноват. И, осмелев, раз уж зашла такая откровенность, задал последний вертящийся в голове вопрос:

— А… ты всё начал?

На этом Максиму окончательно стало жарко, особенно под серьёзным взглядом отца. Наверное, это был совсем уж интимный вопрос, и задавать его не стоило — нельзя же слишком сильно злоупотреблять откровенностью. Но Игорь смог ответить и на него:

— Не совсем. Я бы, думаю, тогда вообще ничего не смог начать.

Он легко улыбнулся, видя, что сын расслабляется и явно становится веселее. Кажется, он смог подобрать правильные слова для не самой простой ситуации. И от этого испытал гордость.

— А что потом было с её матерью?

Оказывается, вопрос всё-таки был не последним, но его Максим задал абсолютно спонтанно и ответ для него был не так, чтобы важен. Обычное праздное любопытство.

— Анька-то? — Игорь, как и сын, не спешить называть Лисину мать бабушкой. — Кажется, замуж опять вышла и в другой город уехала. Но лучше у мамы спроси — она, может, больше знает.

Максим машинально кивнул и не подумал что-то спрашивать у мамы.

Которая, кстати, уже вернулась — в прихожей зазвенел открываемый родным ключом звонок. Игорь встал с дивана и, касаясь Максимова плеча, легонько двинул его вперёд.

Вид у зашедшей Лисы был бодрый и весьма довольный жизнью. Швырнув сумку на тумбу, она принялась вылезать из ботинок, которые так и не завязли в болоте.

— Как дела? — поинтересовался Игорь, опираясь на дверной проём.

— Нормально, — ответила Лиса. — Из окна не выпала.

Коротким резким зи-ип она расстегнула ветровку.

— Что это у тебя? — спросил Максим, глядя на засохший красный след там, где недавно была кошачья морда.

Лиса растерянно опустила голову, не сразу поняв, о чём он.

— А… это… Мы убили ректора, — она подняла на Игоря с Максимом до пронзительности честные глаза. — Но это ерунда. Нам уже назначили нового.

И сама перешла в наступление:

— А вы чего оба такие довольные? Натворили чего без меня?

Она подозрительно сощурилась сначала на мужа, потом на сына. Но те дружно помахали головами. Лиса сделала вид, что не поверила и заглянула в зал, где ещё оставались следы ремонта. И был готов настоящий карниз.

— Ого! — вырвалось у неё. — А говорите не натворили.

Прямо в ветровке она прошла в комнату, оглядывая с высоты своего невысокого роста чудо строительной мысли. И сказала, что сейчас же пойдёт вешать тюль.

Максим решил не мешать родителям договариваться, кто и когда будет вешать шторы и с чувством выполненного долга ушёл к себе. Бухнувшись на диван, который по ночам раскладывался в кровать, он вперился глазами в книжную полку. Душу тут же шатнуло напоминанием — надо бы почитать заданное к следующей литературе. Как же не хочется… Но и иметь бледный вид на уроке тоже не хочется. Так что, скрепя сердце, Максим поднялся и подошёл к книжному пристанищу.

Эту самую книгу он брал с собой в лагерь. Как выяснилось, абсолютно зря — читать он её так и не стал. Или не совсем зря — всё-таки в ней он засушил тот странный трехглавый цветок. Который, скорее всего, оценит только биологичка, но никак не русалка. И тем не менее, Максим решил оттянуть текстовый момент и поискать там свой гербарий.

Страницы одна за другой перескакивали в его пальцах с коротким бумажным треском. Текст, чёрный мелкий текст… Как вдруг что-то, нарушающее монохромное единство. И это совсем не цветок…

Максим, отчего-то замирая, отлистал несколько страниц назад и обнаружил что-то вроде закладки. Явно не его — в виде небольшого листа в клеточку. Он таким не закладывает, а предпочитает варварски загибать страницы.

Листок свёрнут посередине. Отложив книгу, Максим взял бумажку. Развернул её. И сердце его окончательно ёкнуло.

На листке, чуть сморщенном, как бывает, если на нём засохла влага, были цифры. Выцарапанные карандашом. Очень неровные, как если бы писать их было неудобно.

Телефонный номер, разбитый короткими тире на две и три цифры.

И буква.

Одна.

Похожая на разлапившегося жука.

Или на правильную снежинку.

С точкой после. Скрывающей от Максима продолжение слова.

Но он и так знал, что дальше. Радостный молоточек застучал в голове, раза в два ускоряя движение крови по телу.

Сейчас это была его любимая буква алфавита. И любимая книга. И вообще всё любимое.

Потому что это была буква «Ж.»

Загрузка...