Странная дружба

Глава 18. Не паук

С этой фразы начинаются все проблемы. Всегда. По крайней мере — в отношениях. У Максима это, видимо, вшито в подкорку. Пусть фраза лично для него никогда и не звучала. Но когда Женя её произнесла, холодом сразу подвело что-то в Максимовом нутре.

«Нам надо поговорить».

Хоть Макс и не слышал такого раньше, но какие тут могут быть варианты? Глядя на уверенно подбирающую подол платья, чтобы присесть, Женю, он машинально начал припоминать все свои большие и малые косяки. К несчастью или к счастью ничего хуже забытых в стиралке носков в голову не приходило. И от этого становилось тревожнее вдвойне. Тем более ещё и Таньки не было — с самого утра ушла домой. Чувствуя себя от этого ещё беззащитнее и подозревая, чего может коснуться разговор, Максим механически кивнул, усаживаясь в кресло. И рука его сама нащупала на подлокотнике пачку сигарет в глянцевой бумаге. Не его. Это Женя с недавних пор начала курить. Что ж, вполне возможно, теперь начнёт и Максим. Только узнает, где зажигалка.

Женя тревожно глянула на него из-под длинной светлой чёлки. И Максим, кажется, уловил все белые вкрапления в её голубых зрачках. Инстинктивно сжал в ладони пачку сигарет.

— Максим… — начала Женя с его имени, взяв долгую паузу. За время которой Макс почти что возненавидел собственное имя. — Понимаешь… Ты о нас с Танькой не всё знаешь…

Ох, уж эта неизвестно откуда взявшееся стремление брать театральные паузы. И чудовищно медленно подходить к сути вопроса. Максим успел зло прокрутить несколько вариантов, чего он о них не знает, пока Женькины пальцы сминали ткань подола на её коленках. Они с Танькой на самом деле актрисы бродячего цирка? Или были рождены мужчинами?

У Максима явно было не очень с чувством юмора в моменты напряжения.

— Понимаешь… У нас с ней… разные мамы…

Максим несколько раз непонимающе хлопнул глазами. Разные мамы должны что-то сказать ему о Таньке с Женькой? Вообще-то такой термин как «сводные сёстры» он знал. Ерунда и чушь, не стоящая внимания. Но почему тогда Женька так тушуется?

— Ну и что? — сдавленно спросил Максим, поняв, что Женька ждёт его реакции. — У людей же бывают разные отцы. Так почему не быть разным матерям?

— Нет… — безнадёжно прервала Женька. — Ты, кажется, не понял…

Сделав, глубокий вдох, она выпрямилась. И уже твёрдо, почти смело посмотрела на Максима. А тот уже был готов начать жевать сигарету, как жевательный табак. Наконец, Женька вздохнула и, словно она перед школьной доской, начала отвечать заученный урок.

— Мою маму зовут Лера, а Танькину — Света. Они — сёстры-близняшки. И папа у нас один, — Женька запнулась, уводя взгляд к полу. Но решила пока не говорить, кем ещё приходится Лере со Светой её папа. — И мы живём все вместе. Ну, есть ещё Славка с Вовкой… Ну, они тоже с нами.

Уточнять, кто и кого рожал из мальчишек Женька не стала. Наверное, это сейчас лишнее. Тем более, что Максим и так хлопает перед ней глазами.

— Подожди… — Макс постарался ухватить за хвост сумбурные, разбегающиеся в стороны мысли. — То есть у тебя что-то вроде шведской семьи?

— Ну… да… — такого названия по отношению к семье Женька не употребляла. Но, наверное, оно было самое точное.

Максим задумался. Потому что почувствовать, что творится внутри, было сложновато.

С одной стороны, вроде ничего страшного — это известие не самое жуткое, могло быть и что-нибудь похуже. С другой… Всё-таки такой формат семьи отличается от других. От нормальных. И в голове волей-неволей мелькнуло что-то пошлое, связанное с развратом и всякими извращениями.

Хотя с какой стати? У Максима ведь с девчонками то же на то же практически. Только у них не семья… Поэтому данное известие ещё и вроде как угрожало Максиму — будто ему намекают на такую же семью. А кто задумывается о семье в девятнадцать лет? Это слишком серьёзно. Да и тайна… Всё-таки, не очень приятно, когда от тебя держат что-то в тайне. И неважно, насколько эта тайна мала или велика — скрыли одно, скроют и другое. А кроме того, Максим считал себя кем-то эксклюзивным, если две девушки согласились на отношения с ним. Чем-то лучше других парней, возвышающих его над остальными. А, оказывается, для этих девушек в таком формате нет ничего необычного. И на его месте вполне мог бы оказаться кто-то другой.

И какую сейчас реакцию надо выдать Женьке? Сказать, что всё в порядке и это даже классно? Попросить познакомить с семьёй? Наверное… Но почему-то не только язык, даже губы не двигались, чтобы натянуть на себя хоть какое-то подобие улыбки. А Женька между тем ждала, внимательно глядя на него. И с каждой секундой её ожидания Максим чувствовал себя всё хуже. Но всё равно не мог выдавить из себя никакой реакции. Даже пачку сигарет выпустить не получалось.

— Ладно… — Женька первой прервала тишину и улыбнулась. Одними губами, отчего лицо её приобрело непривычно жалкое выражение. И которое неприятно кольнуло Максима. — Я думаю, тебе нужно это переварить.

Голос её звучал тихо и заботливо. Женька поднялась с дивана, машинально поправив юбку. И попыталась напустить на себя весёлости:

— Я пока пойду домой.

Она будто ещё что-то собиралась сказать, но передумала и сама себе кивнула. И лёгкой походкой направилась в коридор. Максим сообразил подняться, только когда Женька почти обулась.

Он стремительно вышел в прихожую. Женька подняла голову. Их взгляды пересеклись. Но Максим всё ещё не знал, что хочет говорить.

Женька коротки кивнула и, не спеша, вышла за порог, не закрывая двери. Максим взялся за дверной косяк и только смотрел, как Женина высокая фигура останавливается возле лифта.

Сколько-то времени она прождала, периодически поправляя сумку на плече и не глядя на него. И только когда металлические двери лязгнули, глянула на Макса.

— Пока! — будто ни в чём не бывало улыбнулась она и шагнула в невидимую Максиму кабину. А тот ещё с минуту хлопал глазами на пустую лестничную клетку.

***

Женька себя ругала. И шла, почти не видя дороги, домой.

Наверное, не стоило ему говорить. Пока. Надо было ещё подождать. Или обронить как-нибудь случайно. Или вообще не доводить отношения до такого. Кто его знает…

У Женьки перед глазами стояло его лицо. Серьёзное. С очертившимися скулами. С как-то отяжелевшими бровями, отчего в глазах явственно проступил металл. Наверное, теперь он считает их семью сборищем извращенцев. И от этой мысли Женька злилась — кто он такой, чтобы судить? И что он вообще знает? Да и вообще — как он мог согласиться на такие отношения, если их не приемлет?

Но эта злость перемежалась с приступами отчаяния: да любой бы, наверное, отреагировал так же… Иначе зачем их всех с детства приучают врать и скрывать? Для нормальных людей это не норма. Но зачем тогда нужно было соглашаться на отношения втроём?.. Из сексуального интереса?.. В таком случае всё объяснимо — сексуальный интерес удовлетворён.

Женька беспомощно поёжилась. И уже почти подошла к подъезду. Интересно, он теперь так и останется жить в этом районе? Тогда они наверняка будут пересекаться… Ладно… Хорошо хоть родители ничего не знают.

Женька поднялась на свой этаж и, вставив ключ в замочную скважину, почувствовала усталость и тупую головную боль. Хотелось бухнуться на кровать и просто полежать.

Она открыла дверь. Тишина. Непривычная тишина. Значит, дома никого нет. Какое счастье. Но, почти сразу, как только Женька защёлкнула дверь, ей на плечи навалилась тоска. Почти что захотелось взвыть. От одиночества.

Короткие, тихие шаги. Значит, дома всё-таки кто-то есть. Женька не спешила оборачиваться.

— Ну? Как? — осторожный, с тщательно замаскированным напряжением вопрос.

Женька обернулась. Наткнулась на почти олений взгляд Таньки. И непонятно повела плечом. Танька одним движением отвела глаза. И, к счастью, больше не стала ничего спрашивать.

— Ты одна? — на всякий случай уточнила Женька, разуваясь и убирая туфли с пути.

— Ага, — немного чужим голосом отозвалась Танька. — Папа с Лерой и Вовкой уехали в парк, а маму вызвали на смену.

Повисла пауза. Вроде бы обычная фраза. Если не уточнять, кто такая Лера. И как бы всё сложилось, будь это всё по-другому.

— Что-то есть хочется. Пошли перекусим? — тихо предложила Женька. На что Танька быстро кивнула и двинулась на кухню.

Правда, за большим столом сидеть на захотелось — как-то он напоминал об их общем и глухом одиночеством. Так что вместе с чашками и тарелкой пирожных сёстры переместились в свою комнату. Хорошо, что в этом доме всегда есть пирожные. Света их вроде бы с первой беременности полюбила, и теперь они не переводились.

Песочные полоски завлекательно поглядывали на них богатым и аккуратно уложенным кремом, образующим витиеватые розочки и чуть ли не подмигивающим яркими мармеладками. Правда, недолго — Танька со всей решимостью впилась ложкой в мягкую кремовую поверхность. На ребре ложки остался гладкий маслянистый след.

Что ни говори, а сладкое всегда улучшает жизнь. Даже когда кажется, что она просто пролетает мимо, и ты не в силах хоть как-то на неё повлиять.

Женька откусила пористый бочок, мягко прошедшийся по губам. И слизнула с уголка губ сахарную крошку.

Пирожное свежее, мягкое. И не слишком приторное — как раз, чтобы только подсластить горький, перезаварившийся чай. Мягкая масса во рту как раз пропиталась его пряным, гвоздичным вкусом. А после глотка осталось приятное кремовое послевкусие и сладковатая плёнка на кончике языка. Который буквально сам потянулся к очередному укусу.

Танька расправлялась с пирожными ещё быстрее — уже дожёвывала первое и не без приятия посматривала на второе. Женьке даже захотелось спросить, куда в неё лезет. Но рот был занят розовой розочкой плотно-воздушной консистенции. А Танька меж тем начала расправляться с тяжёленькой «картошкой». Молочный крем с которой так и остался на кончике её носа. Но та этого не замечала. И нырок в чайную кружку ничего не изменил — кремовая пенка так и мозолила Женьке глаза.

Та уже машинально потянулась, чтобы смахнуть её, как Танькин нос вдруг виртуозно и шустро убрался с траектории Женькиной руки. Вместе с практически всей Танькой — потому что та, зачем-то дёрнув вверх коленками, мотнулась назад и впечаталась спиной в стенку. Чашка, оставшаяся в её руках не удержала чая внутри и выплеснула его на не успевшую прикрыться Женьку. Перепуганную. Пока неизвестно чем.

Круглые, как «Киндер-сюрпризы» глаза Таньки, не мигая, смотрели вперёд. И, кажется, с каждой секундой «киндер» становился всё «сюрпризее». А Женька всё не горела желанием смотреть, что же так впечатлило сестру. Может, если Женька притворится статуей, оно просто исчезнет? Чем бы оно ни было…

Но, судя по не меняющемуся выражению Танькиного лица, никуда оно деваться не собиралось. И, поняв, что не имеет выбора, Женька посмотрела в ту же сторону. Мысленно перекрестившись и готовя себе какую-нибудь крутую прощальную фразу.

Честно, она не поняла, в чём сыр-бор. Никаких призраков, зомби или скелетов в комнате не материализовалось. Но Танькин ужас не проходил — та была всё такой же бледной. И Женька сощурилась. И, наконец, поняла, что крупное пятно на обоях — это вовсе не элемент узора. А паук. Паучок.

Весьма симпатичный. С длинными ровными лапками и аккуратным пузырём на попе. Совершенно обычный, даже не размером с футбольный мяч. Но на Таньку это не влияло. Она до одури боялась любых пауков, даже самых мелких. Видимо, поездка в Австралию ей не грозила.

Переводя дух и стараясь не смеяться, Женька подошла к членистоногому и бесстрашно взяла его на ладонь. Сзади раздался испуганно-благоговейный вздох. Напустивший на Женьку непривычного куража.

Развернувшись, она протянула раскрытую ладонь сестре, словно собиралась добродушно продемонстрировать ей милого бельчонка. «Бельчонок» тем временем сестру не порадовал.

Наверное, не будь эта стена несущей, Танька продавила бы в ней дыру к соседям. Кажется, у неё даже рыжие корешки волос — пора краситься — приподнялись. Наверное, задержись Женька ещё на секунду, в неё бы полетели и чашка, и пирожное, и чьи-то трусы. Но Женька всё же не была кровожадной и вполне насладилась испугом младшей. Так что, обходя сестру по параболе, двинулась в коридор.

Убивать пауков нельзя. Но и разводить в квартирах нежелательно. Лучше выпустить гостя на лестничную клетку, и пусть он сам дальше разбирается.

Жизнь в душу Таньки вернулась. И она даже успела на проводы, когда Женька собиралась закрывать дверь. Убедившись, что паук выдворен с ареала её обитания, Танька перевела дух.

— Фу, ну и гадость, — дар речи к ней тоже вернулся. — Откуда они только берутся?

Женька не стала читать ей лекцию о происхождении видов. А вместо этого, улучив момент полной для Танюхи неожиданности, щекотнула её по плечу, имитируя пальцами паучьи лапки. Та натурально взвизгнула, выразительно посмотрев на Женьку, и ушла обратно в комнату. Сестра пошла следом.

Там вдруг стало грустнее. И будто холоднее. Женька машинально подтянула коленки к груди и положил на правую локоть. Танька сунула стопы под диванный валик.

— Как думаешь… Он ещё выйдет на связь?

Женька задумалась. Вроде бы сейчас надо подбодрить сестру. Сказать, что всё будет нормально и Максим обязательно передумает… Мысль навалилась тяжестью ей на грудь. Нет, она явно не умеет врать о том, во что не верит. Поэтому Женька честно пожала плечами. А Танька кивнула — она и не ждала иного ответа.

Женька заметила, что клочок крема так и остался на кончике Таниного носа. И даже ментальная схватка с пауком ему не повредила — только размазала по чуть загоревшей коже. Женька протянула ладонь и кончиком большого пальца убрала белёсую «шапочку», машинально растерев её подушечками.

Танька вздрогнула — видимо, настолько погрузилась в свои мысли, что не ожидала такого жеста от сестры. Сфокусировала глаза на Женькином лице. Та невольно улыбнулась — в этот раз уже по-настоящему, хоть и не сильно.

У Таньки сейчас был очень наивный вид — большие карие глаза, в которых радужка почти сливалась цветом со зрачком придавали лицу детскости. Высоко вздёрнутые тонкие брови подрагивали на каждый взмах пушистых ресниц. Аккуратно собранные губы с острыми уголками будто немного по-пчелиному потянулись к Женьке.

Которая чему-то хихикнула. Танька тоже.

Они одновременно разорвали зрительный контакт. И так же одновременно встретились глазами снова.

Женька снова растёрла пальцы — на них оставался липкий след. И фантомное прикосновение к чужой коже.

Какая она была? Тёплая? Или прохладная? Гладкая или бархатистая?

Женька сама не заметила, как взгляд её сполз вниз по Таниному лицу. И остановился на губах. Розовых. Покрытых мельчайшими продольными заломами. Через которые, если присмотреться, можно различить тень бирюзовой венки.

Танька вдруг двинулась к ней. Не совсем. Как-то наполовину. И теперь она сидела на коленях, опираясь обеими руками на кроватное покрывало около Жениного бедра.

Спина её прогнулась, образуя маленький трамплинчик. Теперь Женька смотрела на неё снизу, отчего лицо приобрело какое-то наивно-просящее выражение. Глаза стали ещё круглее, а подбородок — уже. Тёмные волосы аккуратно и мягко свесились вниз, прикрывая по бокам шею. Всё это делало Таньку похожей на куклу. Очень симпатичную. И интересную.

Губы Таньки дрогнули, изгибаясь уголками вверх. И кукольное лицо приобрело какое-то не самое приличное выражение. Распутное. Наглое. Красивое…

Женька хотела было отпрянуть, чувствуя, как закипают щёки — сестра наверняка прочитала все её мысли. А о чём она думала?

И вдруг Танька стала ещё ближе. Всем телом подалась вперёд. По Женькиной щеке скользнуло тёплое дыхание. А потом — торопливое прикосновение. К самым кончикам губ. Которое почти сразу исчезло. Но которое было сразу же воскрешено памятью.

Такое нежное и мягкое… Такое, которое мечтается ощутить снова. И Женька, не успевшая опомниться и себя остановить, инстинктивно двинулась следом за ускользающим теплом. И, будто стараясь удержать его, схватилась за Танькины твёрдые плечи.

Лицо сестры — близко. Настолько, что его не различить — глаза теряют фокус, отчего Танька становится похожа не на себя, а на кого-то другого. Кого-то, кому можно коснуться ладонями Жениной талии, перебрать по ней пальцами и гладко скользнуть по спине, согревая своим движением.

Это соприкосновение губами оказалось плотнее. И шло с обеих сторон.

Погрузиться в чужую нежность, слиться мягкими касаниями… От этого сердце может сначала замереть, а потом усилить бег. Сделать телу ещё жарче. Настолько, что начинает чувствоваться ткань одежды.

Танька отстраняется, но не сильно. Так, чтобы ещё можно было ощущать непонятные флюиды, будто исходящие от её кожи, волос и даже одежды.

Гладкая, шелковистая прядка щекотнула Женьке скулу, послав ниже по телу дорожку мурашек. Потянувшись, она осторожно положила ладонь на её макушку. Волосы там немного спутались, но позволили пальцам скользнуть почти до самой тёплой кожи. А потом ненароком двинуться вниз, к изогнутой подрагивающей под её прикосновением шее. И нырнуть под тканевый воротник, самыми подушечкам потягиваясь к лопаткам.

Танька резко вздохнула, отчего грудная клетка её приподнялась, легко задевая Женькино тело. Осторожные руки накрыли её плечи. И в этом касании Женьке почудилась защита. Не от страшных монстров, а скорее от внешней непогоды. И плечи от этого расслабились и чуть опустились вниз.

Танька коротко хихикнула и снова прижалась к Женькиным губам поцелуем. И даже чуть подалась вперёд.

Вроде мелкая, а вес её весьма ощутим. По крайней мере для Женьки. Которая машинально подхватывает её где-то пониже лопаток. Чтобы не упала?

Танино тело теперь ощущается совсем близко. Оно соприкасается с Жениным, будто даря напряжение каждой своей клеточкой. И Женя инстинктивно прижимает её к себе. Ближе. Отчего сердце ухает и будто увеличивается в размере. Делая всё пространство между ними очень тёплым. И напряжённым.

Ощущение чужих губ исчезло, оставляя Жене ощущение покалывания. И Танин лоб упёрся в её, лишая любой возможности нормально рассмотреть лицо перед собой. Вынуждая закрывать глаза. Лишая возможности и желания думать. И погружая чисто в телесные ощущения и желания.

Жар стал ощущать слишком сильным. Будто бы резко и мучительно поднялась температура. И снизить его можно было, только избавляясь от одежды.

Кожу жгло наружной прохладой. Она собиралась точечками мурашек, отдалённо колющими сознание. О том, что вроде как нельзя и неправильно. О том, что дальше всё может поломаться… Но пульсация внутри и какое-то животное ожидание близости откидывали тени этих мыслей куда-то на край сознания. Откуда они никак не могли повлиять на происходящее.

Женя с раннего детства казалась Таньке куклой. Просто ожившей куклой из сказок. И была для неё образцом и мерилом всего. Поэтому взрослеющей Таньке все остальные потом казались неправильными. Выглядящими и ведущими себя не так, как Женя. И она сама себе казалась неправильной. Потом психика совершила кульбит, и был период, когда Женька казалась ей сплошь кривой и бестолковой. Хорошо, что это со взрослением тоже прошло. И теперь Танька может просто любоваться небольшой, бодро торчащей вперёд грудью с маленькими, очень розовыми сосками. Если их коснуться, то по Жениному телу пойдёт дрожь. И Таня хочет то ли отстраниться, то ли стать ближе.

Впалый живот, позволяющий видеть симметричное расхождение рёбер, едва-едва очерчен тонкими полосами мышц. Зато кости таза выделяются очень хорошо. Женя, видимо от напряжения, начинает дышать животом, когда ладонь Тани скользит по нему вниз. К пухловатому бугорку, покрытому редкими светлыми волосами. Таня чувствует ладонью её торопливое, сбитое дыхание. И останавливается, буквально пару миллиметров и не дойдя до линии волос.

Женины длинные пальцы, не спеша, проходятся по её бёдрам. От коленок и выше. Ноги сами собой подрагивают, почти как от щекотки. Но Таня не желает прекращения контакта. А, наоборот, сама льнёт вперёд. Ласкает губами чужую шею и останавливается пальцами на ярёмной впадинке.

Всё внутри уже горит и чуть ли не бьётся током. Всё кричит о том, что одними прикосновениями дело уже явно не окончится.

Женя с неожиданной силой и чуть ли не властностью притискивает её к себе. Оглаживать линию позвоночника, не стесняясь отходить в стороны, ища чувствительные точки. И находит самую «яркую» в самом низу крестца — там, где только-только начинаются ягодицы. Таня поджимается. И чувствует между ногами влажную пульсацию. И подаётся ещё ближе, чтобы упереться чувствительным местом в Женино колено. Отчего по телу пробегает волнительная дрожь.

У Жени замерло всё внутри живота и вверх, когда она, влекомая инстинктами и Таниными настойчивыми ладонями, откинулась назад. Кроватное покрывало приняло её спину очень мягко.

Всякое движение остановилось после того, как Таня опустилась на бок рядом с ней. Их лица снова стали очень близко. Но уже так, что друг друга можно было разглядеть.

Танино лицо — спокойное. Только дыхание сбитое. Поалевшие губы разомкнуты, по ним проскальзывает воздух. Щёки ярче, чем обычно. Женя машинально прикрывает глаза. И вздрагивает всем телом, когда ощущает прикосновение между бёдер. Такое вроде бы лёгкое и незначительное, но от него тело прокалывает остротой и почти сбивает дыхание. Женя, не открывая глаз, тянется вперёд. Нащупывает Танино тело. Изгиб бока. Если двинуться ниже, то непременно попадёшь на расширение таза. А потом снова на спад бедра. Как американские горки.

Танины движения явно отточенные и умелые. Где только отточилась? Хотя догадаться, конечно, не сложно. Женины бёдра машинально стискивают узкую ладонь, будто затягивая её ближе в себя.

А собственная рука уже во всю оглаживает Танино бедро, то опускаясь к колену, то поднимаясь выше. И норовя нырнуть туда, где ноги соприкасаются между собой. И чувствуя, какое оттуда идёт тепло.

Пальцы проникают внутрь легко — помогает вязкая влага. И те самые губы наощупь кажутся куда больше, чем на взгляд. Хочется двинуться глубже. Но Женя не спешит.

Сердце начинает подскакивать. Мелкие волны, разбросанные по всему телу, постепенно сливаются в одну. И собираются как раз там, куда сейчас направлено основное воздействие.

Таня резко выдохнула и отстранилась — видимо, Женя задела что-то не так, как надо. Извиняясь, Женя потянулась к ней и захватила губами мягкую щёку. И Таня в ответ накрыла рукой её плечи. И перехватила поцелуй, жадно проникая языком глубже.

Движения её становились всё настойчивее и быстрее. И всё сильнее давило в паху. Вроде и казалось, что слишком резко… Но замирание внутри и нарастающий пульс давили всё желание снизить темп.

Таня двинулась ещё ближе. Так сильно, что их напряжённые груди упёрлись друг в друга. Перемежаясь своей податливой мягкостью.

Реагируя на особенно сильный внутренний толчок, Таня приподнялась. И почти оказалась сверху. Над Женей.

Тело той больше не казалось привычно бледным и чуть ли не прозрачным. В нём розовела кожей жизнь. Напрягшиеся тонусом тонкие мышцы демонстрировали наполненность и какую-то особую внутреннюю подвижность. А то, как Женины ноги сжимались на каждое её движение, подтверждало скрытую внутри силу. Силу, которая позволяет вести неприятные разговоры и избавляться ото всяких паучьих монстров безо всякой посторонней помощи.

Таня опустилась ниже и прижалась к сестре плотнее. Между пальцев свободной руки попались длинные белокурые волосы. Цвета небесных звёзд. Наверное, они должны оставлять на пальцах следы звёздной пыли. Но на них не осталось ничего. Поэтому Таня бездумно стиснула прядку в кулак. Видимо, слишком сильно, потому что Женя шикнула, коротко обнажив крупные белые зубы. И Таня поспешила, извиняясь, накрыть её рот очередным поцелуем.

Какое же у Тани мелкое тело. Вроде по виду и не скажешь, а как только начнёшь трогать — компактное и лёгкое. И такое юркое одновременно. Таня дышит с ней в унисон. Или это она подстроилась под чужое дыхание? Да какая разница, если между ними двумя вытесняет все остальные ощущения?

Пальцы уже движутся самостоятельно, поймав какой-то свой внутренний ритм. Тело будто становится мало под нарастающую волну, вот-вот грозящую перелиться через грани сознания.

Таня будто стала тяжелее, придавливая Женю к кровати. И ладонь её твёрже, ощутимее. Будто норовившая подчинить себе. Женины пальцы тоже инстинктивно сжались, утопая в ощущение горячей, влажной мягкости. Такой приятной и много обещающей.

Танина ладонь стала почти ребром — это Женя, теряясь в накрывших ощущениях, стиснула её так, что в ином случае могла и переломать. По крайней мере, ей самой так казалось, когда что-то внутри будто треснуло, и по телу стал разбредаться поток расслабления, перемешанного с удовольствием.

А Таня протяжно всхлипнула и замерла, дыша Жене прямо в губы. И сильно-сильно двигая бёдрами. Пока не сжала их в последний раз и не успокоилась. Вяло соскальзывая на бок и на кровать.

Взбудораженная кровь успокаивалась крайне медленно, крупными толчками молотя будто бы во всё тело сразу. Немного подгоняло её только то, что вообще-то белый день, и в любой момент могут нагрянуть родители с мелким. Вот уж была бы сцена: а вы чего тут голые валяетесь? Всю одежду постирали? А уж если бы кто-то зашёл прямо в процессе…

Женька судорожно хмыкнула и без желания стала втискиваться в лифчик. Разгорячённое и всё ещё влажное тело активно сопротивлялось, цепляя ткань. Но что делать — быть совсем голой Женьке как-то не комфортно. В отличие от Таньки, которая только-только приоткрыла глаза и с ленивым кошачьим интересом наблюдала за судорожно мечущейся в своих тряпках сестрой. Ещё и закинула ногу коленом поперёк кровати, явно демонстрируя, что обратно Женьку она уже не ждёт. Раз уж той приспичило быстрее поскорее одеваться. Ей-богу, невинная девственница.

Но Женьку подгоняла даже не скромность, а всё-таки некоторая тревожность. Она же и накинула на Таньку свободный край одеяла, чтобы хоть не светила на всю комнату оголённой попой. И всем остальным.

Наверное, как раз наступило время для осознания произошедшего. Нарушение табу, запрета и что там ещё подразумевает подобный контакт? Хотя после «тройственного союза», наверное, интенсивность подобных переживаний смазывается. Это само по себе как-то сильно раскрепощает.

Женины опасения не были напрасными. Потому что стоило ей нормально облачиться и почти успокоиться, как раздался звонок в дверь. Который взвинтил страх и ужас в Женькиной голове до предела.

Хорошо, хоть не стали открывать дверь своим ключом.

Нега тут же слетела с Таньки и она, ужаленным во все места петухом подорвалась натягивать на себя не без удовольствия потерянные вещи. Кое-что задом наперёд. Дополнительно подбадриваемая Женькиным шипением.

Та уже на низком старте припрыгивала в дверях их комнаты, глядя то в прохожую, то на мелькающую по кровати Таньку.

— Быстрее давай! — в очередной раз недобро фыркнула она, ловя себя на желании уже ринуться к входной двери. Неприятно было заставлять семью ждать.

— Да успокойся, может это просто паук вернулся, — деланно спокойно отозвалась Танька, с третьего раза попадая пуговицей в петлицу шортов.

Решив, что за пару минут Танька всё-таки влезет в свою майку, Женька всё-таки унеслась в коридор.

Натягивая на лицо самое бодрое и радостное выражение из доступных, она едва не свернула от натуги дверной замок. И уже почти выпалила вопрос о том, как они покатались на каруселях. Который застрял у неё в горле, как только она увидела пришедшего.

Это были не родители и не Вовка. Даже не Славка, которого здесь быть и не могло — тот ещё нескоро вернётся со своей учёбы. Но и Славке, и Деду Морозу Женя удивилась бы меньше.

Хлопая глазами и догадавшись прикрыть рот, она молча смотрела на Максима. Который, глядя на неё, робко улыбался и будто норовил что-то обнаружить на дверной коробке — так внимательно её осматривал.

Не говоря ни слова, Женька шагнула назад, выпуская дверную ручку. А Максим, робко глянув в квартирное пространство, всё-таки переступил порог. Всё это в полной тишине. Которая продлилась ровно до того момента, пока в прихожей, хвала небесам нормально одетая, не появилась Танька.

Она глянула сначала на несмело замершего Максима. Потом на робкого истукана, которого изображала Женька. И вынесла свой вердикт:

— Н-да. Это не паук.

А потом конкретно Максиму сообщила:

— Да выдыхай уже. Нет никого.

И Максим выдохнул. Одновременно с Женей. И с Таней. Которая тщательно этого не показала.