Судьба королевского наследника

Пятнадцать

Найт

Маленькие часы на ее прикроватном столике показывают три часа ночи, то есть три часа до того, как я должен буду явиться на каток.

Три часа ночи.

Там, откуда я родом, время — символ расплаты, и возможно, это правда. Кто черт возьми, знает? Я стараюсь дышать тихо и с трудом наблюдаю, как одеяло на ее теле поднимается и опускается каждый раз, когда она делает вдох. Что с тобой, маленькая Лондон, и какого черта я хочу чувствовать тебя в своей власти?

Она сонно стонет, выбрасывая ногу из-под простыни. Полная луна осветляет ее кожу, создавая идеальное освещение, когда я слегка наклоняюсь вперед, стягивая толстовку через голову. Если она проснется, что она будет делать?

Ее кожа идеальна. Ни единого гребаного изъяна, и хуже всего то, что я знаю, какова она под моими прикосновениями. Какая она на вкус у меня на кончике языка. Однако этого недостаточно. Она как доза «Капли дьявола» — вызывает привыкание, поглощает и определенно ведет к смерти.

Она снова ерзает. На этот раз белая простыня соскальзывает с ее тела, и я смотрю на нее, полуобнаженную. На ней маленький бюстгальтер и обтягивающие попу шортики, которые облегают полумесяц ее задницы. Я чувствую, как мой член твердеет под молнией на джинсах, и я снова отодвигаюсь назад, широко расставляя ноги. Чем больше я погружен в транс, тем больше ловлю себя на отчаянном желании прикоснуться к ней. Потребность слишком велика. Ее задница слишком идеальна.

Я расстегиваю пуговицу на джинсах, не сводя с нее глаз, и расстегиваю молнию, обхватывая пальцами свой толстый член и позволяя ему покоиться в моей ладони так, как я хочу, чтобы она сделала. Сначала я играю с ним, с гладкостью моей кожи, потирая подушечкой большого пальца головку своего члена, чтобы смочить его моим предсеменем, прежде чем скользнуть им вниз по основанию и обхватить яйца.

Она снова стонет, и член дергается в моей хватке. Клянусь, я чувствую ее запах отсюда. Я глубоко вдыхаю, впитывая сладкий аромат розы и лаванды.

Мне чертовски сильно нужно прикоснуться к ней. Почувствовать, как ее кровь стекает по моей коже, хотя бы для того, чтобы я мог снова попробовать ее на вкус.

Я мягко двигаюсь, когда мое дыхание перехватывает в горле. Я хочу сдвинуть ее трусики в сторону и зарыться лицом в ее киску. Я дергаюсь сильнее. Быстрее. По моим вискам стекает пот, пока я продолжаю зацикливаться на ней. Срываю с нее нижнее белье и загоняю свой член так глубоко в нее, что это оставляет мой след для всех остальных, кто попытается прикоснуться к ней после меня.

Я хочу сделать ей чертовски больно, вылизать ее и высосать досуха. Мои яйца напрягаются, пальцы ног сжимаются и горло сжимается, когда я чувствую, как взрыв оргазма вырывается из моего члена рывками.

Я медленно отпускаю свой член, позволяя ему находиться в неподвижном положении несколько секунд, пока восстанавливаю дыхание. Наклоняясь к полу, я поднимаю сброшенную футболку. Поднося ее к носу, я глубоко вдыхаю и рычу от улавливаемого запаха. Отчаяние и дешевый одеколон. Ее дерьмовый друг Бен.

Я вытираю ей свой член, но немного спермы попадает на большой палец, я бросаю футболку на пол и отодвигаюсь, прежде чем встать во весь рост. Я даже не пытаюсь скрыть свои тяжелые шаги, потому что в этот момент я хочу, чтобы она проснулась. Чтобы увидела, как я стою над ее телом, прежде чем, блядь, возьму ее себе.

Ее светлые волосы разметались по подушкам, маленькое личико повернуто в сторону, а губы слегка приоткрыты. Мой рот растягивается в мрачной ухмылке, когда я подношу свой покрытый спермой палец к ее рту, погружая его внутрь.

— Ты чувствуешь это, малышка?

Клянусь, девушка одобрительно мычит, и звук слишком чертовски соблазнительный, чтобы остановиться, поэтому я нажимаю еще немного. Черт возьми, если она не откроется для меня, и ее губы, и ее ноги.

Я хочу проскользнуть между ними и стереть Бена и его запах с ее тела. Может быть, мне следует накрыть ее рот рукой и с силой войти в нее, пока она не начнет умолять меня о большем.

— Хммм, — бормочу я, прикусывая нижнюю губу до крови.

Нет. Пока нет.

Пока я довольствуюсь онейрокинезом и, возможно, немного королевской магией…

Лондон

Я подскакиваю в своей постели, пальцы вцепляются в простыни, ноги дрожат, а боль между ними превращается в сладкую пытку.

Я взмокла, скользкая одновременно от пота и возбуждения, когда поднимаю руки к шее, борясь за ровный вдох, как будто только что закончила эпический гребаный марафон, хотя это были не более чем зачатки влажной мечты.

Образы вспыхивают передо мной теплыми волнами, и я прикусываю губу.

Найт, стоящий в изножье моей кровати.

Найт склоняется надо мною, прикасается ко мне. Пробует меня на вкус.

Или, клянусь, Найт из страны грез собирался это сделать, прежде чем мои чертовы глаза распахнулись и испортили все веселье. Я бы предпочла еще один кошмар с убийством тому, чтобы меня дразнили, но обо мне не позаботились.

Кроме того, я и этот ублюдок, похожий на Мрачного Жнеца, который продолжает пытаться убить меня во сне, уже должны были называть друг друга по имени. Кому, черт возьми, вообще снится один и тот же кошмар снова и снова?

Постанывая, я потираю ноги друг о друга в надежде на некоторое облегчение, но на данный момент убеждена, что даже мой вибратор не справится с этой задачей. Прикосновение Найта, или воспоминание о нем, которое разыгралось в моем сне, настолько хорошо.

Честно говоря, я хочу трахнуть Найта, и если бы у меня был его номер, я бы умоляла о сексе.

Надувшись, я переворачиваюсь на бок, и мои глаза находят часы, их красные огоньки мигают мне в ответ. Десять минут пятого.

Господи, блядь, уже четыре часа?

В прошлом семестре я к четырем ночи не добиралась до кровати без присмотра Бена, не говоря уже о том, чтобы проснуться раньше. Нет, я не просыпалась так рано с тех пор, как была маленькой девочкой.

Странно, в течение нескольких лет я просыпалась от сна в три часа ночи, как по будильнику. Я просто сидела и смотрела на тикающие часы с таким тяжелым чувством тревоги, как будто просто ждала, что что-то должно произойти. Чтобы кто-то вошел и… я не знаю, убил меня… По крайней мере, так думал мой дядя.

После того, как он понял, что это происходит, дядя Маркус делал все возможное, чтобы проверить меня, говоря мне такие вещи, как «все в порядке», «все двери заперты», «тебе нечего бояться, маленькая ворона».

Дело в том, что я никогда не испытывала страха. Ни разу.

Это было волнение, которое проносилось по моим венам, странное волнующее нетерпение глубоко в груди, как когда щенок виляет хвостом, или это было единственное, с чем я могла сравнить это чувство, когда была ребенком. Я пыталась сказать дяде, что мне не страшно, на самом деле, ни разу не было, но он просто смотрел на меня добрыми глазами и слегка улыбался, и даже будучи маленькой девочкой, я знала, что он думал, что я пытаюсь приврать. Но нет же.

Моя маленькая вечеринка в ожидании поздней ночи продолжалась годами, пока очень медленно чувство тревоги не опустилось в мой желудок, создавая пустоту отчаяния. Чувство… потери. В этом не было никакого смысла. В конце концов, я научилась блокировать это, пока однажды мне больше не пришлось прекращать попытки.

Это не исчезло, каким-то образом я знала, но как будто более глубокая часть меня знала, что делать, и защищала меня от боли, которую я не понимала, потому что в ней не было смысла.

Мой дядя был хорошим человеком. Мой лучший друг был рядом, а его бабушка относилась ко мне, как к одной из их семьи. После того, как я потеряла своих родителей, вокруг меня была целая система поддержки.

С тяжелым вздохом я поднимаюсь с кровати и направляюсь в ванную. Я плеснула немного холодной воды на лицо, глядя на свои растрепанные волосы в зеркале.

— Фух. — С расческой в руке я возвращаюсь в свою комнату, натягиваю спортивные штаны и тянусь за футболкой, которую сбросила прошлой ночью во сне, но вскрикиваю, когда мои пальцы касаются чего-то липкого. — Черт.

Я отбрасываю ее в сторону, и мой взгляд падает на футболку, аккуратно сложенную на комоде, черную футболку, в которой я проснулась прошлой ночью. Я натягиваю ее через голову, расчесываю гриву, как у Дейенерис, и на цыпочках иду на кухню, осторожно, чтобы не разбудить Бена, пока быстро засовываю капсулу, чтобы приготовить чашку кофе.

Я хватаю одеяло со спинки дивана и набрасываю его на плечи, прежде чем вернуться, чтобы забрать свой напиток. Только после того, как дымящийся кофе наполняется коричным сиропом, я выхожу из комнаты и спускаюсь на первый этаж, а затем выхожу за двери общежития.

Как я и подозревала, кампус — мертвая зона, поэтому я осматриваюсь по сторонам, направляясь к столам для пикника примерно в двадцати футах от нас.

Я забираюсь на ближайший стол к моему зданию, не обращая внимания на то, что моя задница мгновенно становится мокрой от влаги, скопившейся на облупившейся краске, и плотнее закутываюсь в одеяло.

Я смотрю на небо, и мое настроение портится еще немного.

Просто в уходящей темноте есть что то такое, что выводит меня из себя. Ночью все лучше.

— Я должен был бы удивиться, обнаружив тебя здесь, но я не удивлен.

Я вздрагиваю, мои ноги отрываются от того места, где они были согнуты, когда горячий кофе выплескивается через край. Моя голова поворачивается через плечо, ища голос в тени деревьев.

Мои глаза сталкиваются с парой голубых, и я слежу за каждым его шагом, пока он кружит вокруг меня, как охотник, одна нога перед другой, руки глубоко засунуты в карманы.

— Крид.

— Почему ты здесь? — он задается вопросом.

Моя голова откидывается назад.

— Я живу здесь. Почему ты здесь?

— Я ищу своего брата. Он не вернулся домой.

Он подозрительно смотрит на меня, сокращая дистанцию.

Значит, они братья! Подождите.

— Ты думаешь, он был со мной?

— Я сказал, что ищу своего брата, не так ли?

Мои брови взлетают вверх.

— О, ты хочешь быть мудаком. Отлично. Можешь отваливать.

— И ты должна прикрывать свою спину.

— И ты должен убраться восвояси, пока тебе не набили морду, а что я хочу, так это выпить теплый кофе.

Его губы изгибаются в медленной ухмылке, и я хмурюсь, медленно поднося кружку к губам. Ебать. Крид горяч так же, как и остальные, но я не знаю. Что-то в нем мне не нравится. Мне нужно разобраться в этом.

Он наблюдает, как я делаю несколько маленьких глотков, когда ставлю кружку на стол. Его темно-синие глаза встречаются с моими, когда он делает еще один шаг ко мне. Я не смею отвести взгляд. Этот парень, он как горный лев, отслеживающий каждое мое движение с территориальным блеском во взгляде.

— Что в тебе такого, что сводит его с ума, хм? — он медленно опускает голову, окидывая меня жарким взглядом. — Я вижу привлекательность, конечно. Изгибы, идеальные сиськи и эти губы… — его глаза встречаются с моими, и вот он здесь. Прямо передо мной.

Мои согнутые колени прижимаются к его груди, когда он наклоняется над скамейкой, на которой лежат мои ноги. Он упирается ладонями в мои бока, и я сглатываю, преодолевая комок в горле. Его глаза загораются, язык обводит нижнюю губу.

Господи, эти парни — ходячие чудо-палочки, воздействующие на меня каким-то вудуистским дерьмом, от которого у меня мурашки по всему телу, как у нуждающейся сучки.

Взгляд Крида скользит по моему лицу, надолго задерживаясь на моем лбу, вдоль его собственного образуются небольшие морщинки.

— Что я упускаю, маленькая Лондон? — он мурлычет. — Что ты скрываешь?

Внезапно его голова поворачивается, внимание переключается с меня, поэтому я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, но там никого нет, и когда я оглядываюсь, Крида тоже нет.