Судьба самозванки

Десять

Найт

Волосы на затылке встают дыбом, давая знать, что она наконец прибыла. Не то чтобы я ждал. Кулак сжимает стакан.

Я все еще не могу поверить, что после публичного отказа от Лондон меня заставляют играть в эту игру. Поиск королевы среди четырех избранных наверняка был бы кошмаром, а не развлечением, но выбирать королеву среди них, когда та, кто была создана для меня, находится в пределах досягаемости? Так чертовски близко, что я буквально чувствую сводящий с ума аромат ее плоти?

Я качаю головой.

Почему она потеет?

Она горячая штучка?

Мгновенно я смотрю в дальний левый угол бального зала, где огненная Фея раскачивается высоко в воздухе, каждым взмахом ног раздувая пламя, обрамляющее корону. Я должен сказать Лондон, чтобы она придвинулась поближе, чтобы она могла почувствовать энергию, которой корона наделяет избранных…

Что за хуйня?

Мои брови сходятся на переносице, и я допиваю то, что осталось от напитка, уставившись на дно пустого стакана и желая, чтобы хватило сил щелкнуть пальцами и снова наполнить его.

Мог бы, и прислуга подорвалась и быстро сделала необходимое. Я бы и глазом не успел моргнуть. Но каким подарком было бы иметь возможность сделать это самостоятельно.

‒ Еще один, милорд? ‒ Офира ‒ рыжеволосая Сирена, хрипит, ее длинные ногти поглаживают золотую змею, обвившуюся вокруг ее горла.

‒ Оно и спит так? ‒ спрашиваю я, замечая, что тело кажется твердым, как настоящее золото.

Ее край губ изгибается, уголки глаз пылают красным.

‒ Она никогда не спит, мой господин. Если бы она спала… многие мужчины погибли бы, ‒ мрачная улыбка появляется на ее лице. ‒ Большинство из них были бы ненужными смертями.

Мой взгляд скользит влево, останавливаясь на самых чистых белых волосах, которые я когда-либо видел, и я не могу отвести взгляд, когда Лондон поднимается по ступенькам к бару.

Ее платье распахивается, показывая обнаженную кожу бедра.

Она показывает другим, что принадлежит мне, и я должен, блядь, убить ее за это.

Она замирает, голова поворачивается в мою сторону, и наши взгляды встречаются. Она сглатывает, и я опускаю глаза, только когда ее взор опускается на мои руки.

Покрытые засохшей кровью и большими осколками битого стекла, зажатые между кулаками.

В груди возникает небольшая боль, но она исчезает прежде, чем я успеваю понять, откуда, черт возьми, она взялась и почему она здесь.

‒ Возможно, я могу попросить разделить комнату с молодой отвергнутой? Я могла бы избавить тебя от твоей проблемы в течение одной луны…

Прежде чем я понимаю, что делаю, я бросаюсь к шее рыжей, мои когти вытянуты и изголодались по ощущению разорванной плоти.

Глубокий стон Сильвера наполняет мои уши, и когда я моргаю, в ноздри ударяет его запах, его тело обвивает мое в крепких объятиях, лицо Крида над его правым плечом, Син ‒ над левым.

Как один, они толкаются вперед, оттесняя меня, пока мы полностью не выходим из комнаты. Руки Сильвера находят мои плечи, и мне требуется секунда, чтобы понять, что он тянет меня, чтобы отстранить.

Мой взгляд падает на зияющие дыры в его груди, и я смотрю на свои руки, острого оружия, которое живет в них, нигде не видно.

Кожа Сильвера начинает светиться, раны затягиваются по мере того, как он исцеляет себя изнутри. Когда его глаза снова открываются, он указывает пальцем на меня, прежде чем отступить через открытый портал, закрывая его прямо за собой.

Я остаюсь со своими братьями в комнате в королевском поместье. Я вскакиваю на ноги, щелкаю пальцами и создаю портал, но я так взвинчен, что, блядь, ничего не вижу. Я не знаю, в какое дерьмо они все играют, но я здесь не для этого.

Крид небрежным движением руки закрывает портал.

‒ Расслабься, ‒ требует он. ‒ Сейчас.

‒ Пошел ты.

Затем Ледженд присоединяется к нам, появляясь у меня за спиной.

‒ Трахаться будет не с кем, если ты не сможешь себя контролировать.

‒ Это не я! ‒ я кричу, и мои братья останавливаются, все трое придвигаются ближе друг к другу, замешательство указывает в мою сторону. ‒ Это не я.

‒ Найт…

‒ Это, блядь, не я, Крид! ‒ я кричу, ярость нарастает. ‒ Ты думаешь, я бы вел себя, как гребаное обезумевшее животное во время полуночного совокупления, из-за нее? Предательницы? Слабой девушки, которая любит людей так, словно они стоят больше, чем кровь в их венах? Гребаная Одаренная, которая даже не знает, как открыть чертову дверь, не взявшись за ручку?! ‒ я откидываюсь на подушки. ‒ К черту, нет и нахуй ее. Я, блядь, ненавижу ее.

Когда я говорю это, острая боль пронзает грудину, как будто земная Фея на сегодняшней вечеринке протянула свои колючие лозы прямо в нее.

Крид свирепо смотрит, качая головой, в то время как Син просто смотрит, вероятно, задаваясь вопросом, не следует ли ему помучить ее немного сильнее, чтобы я почувствовал себя лучше, но это мой младший брат сгибает колени, приближая свое лицо к моему.

‒ Неправильно, ‒ говорит он как ни в чем не бывало. ‒ Это ты, и ты это знаешь. Это более глубокая часть тебя. Самая настоящая, блядь, часть. Часть, которая знает, кто ты на самом деле, и чего она хочет, ‒ и эта девушка, которая принадлежит тебе. Этого нельзя отрицать. Лондон принадлежит тебе. Буквально. Ты можешь ненавидеть это и можешь ненавидеть девушку, но пока ты полностью не разорвешь связь, таковы факты. Ложь самому себе только разозлит тебя. Поверь мне.

Я рычу, злясь, потому что, блядь, не могу говорить. Не могу признать. Я сделал это. На долю гребаной секунды я отпускаю. Я захотел и уступил, и она была совершенством в моих ладонях.

И тогда я узнал правду.

Лондон, нет, Виллайна Лакруа, не предназначена для того, чтобы быть королевой Рата. Нет, она ‒ испытание для его будущего короля. Меня.

Судьба дала мне дочь Убийцы, чтобы проверить мою состоятельность. Испытать не только монстра под моей кожей, но и мужчину, который ее носит; и я, черт возьми, не потерплю неудачу, поддавшись слабости, которая закралась в мои кости из-за нее. Не ошибитесь. Это именно то, что она собой представляет.

Слабость.

Чума, способная уничтожить все, к чему прикасается.

Медленно я поднимаюсь на ноги, и брат поднимается вместе со мной.

Ответ прост.

Сначала я просто должен уничтожить ее.

И я это сделаю.

Лондон

Официантки надевают на соски серебряные конусы, а полоска полупрозрачного блеска прикрывает их щелочки, в то время как остальные части тел полностью обнажены. Блестящий макияж элегантно нанесен вокруг глаз, у некоторых густыми завитками прорисован до линии роста волос, у других изгибается вниз по острым косточкам щек.

Кончики ушей тонкие и кажутся мягкими, вдоль мочек у большинства, хотя и не всех, проходят серебряные зажимы. Как будто это выбор. Приятно знать, что некоторые люди в этом мире все еще получают что-то из этого.

‒ Может быть, я единственная, кто этого не делает, ‒ бормочу я.

‒ Не делает что? ‒ шелковый голос шепчет на ухо.

Глаза закрываются, и мурашки пробегают по коже.

‒ Я… ‒ голова падает набок.

‒ Ты что?

‒ Мм, ‒ тихо стону я, веки трепещут. ‒ У меня нет выбора.

‒ И что бы ты сделала, если бы был? ‒ горячий язык пробегает по обнаженной коже моего плеча. ‒ Скажи мне, милая девочка.

Я сжимаю бедра при первом касании тепла, а при втором впиваюсь зубами в нижнюю губу. Раздается треск, а затем вздох, и я моргаю, туман перед глазами рассеивается.

Я резко разворачиваюсь, сталкиваясь лицом к лицу с хаосом с дикими глазами и оскаленными клыками, но не вид Одаренной, которая может в конечном итоге стать сучкой Найта, которая, блядь, явно вампир, кстати, крадет дыхание из моих легких.

Это невесомый, потрескивающий мираж между нами. Он прозрачный, как стекло, но не…

Мои глаза слегка сужаются, ее широко распахиваются.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться, и пальцы легко скользят по нему, и в тот момент, когда кожа соприкасается с ним, тело загорается. Миллион бабочек вспыхивает в груди, и напряжение в плечах спадает.

Чувство и то, что было между нами, исчезает, когда руки обхватывают голову девушки, одна упирается ей в подбородок, другая ‒ в лоб.

Голубые глаза встречаются и удерживают мои, и, не разрывая контакта, он сворачивает вампирше шею, оставляя ее тело с резким стуком падать к его ногам.

Символ веры.

Он перешагивает через нее, так что теперь он нависает надо мной. Брат, который ненавидел меня с самого начала, долгое мгновение изучает меня, и я вздрагиваю, когда вибрация отдается у меня на виске.

Пытается залезть мне в голову, и, если гнев, который нарастает с каждой секундой, говорит что-нибудь, он не может.

С этими словами он собирается уйти, но как раз перед тем, как он проходит мимо моего уха, он говорит яростным шипением:

‒ Она на грани того, чтобы одичать. Кровь у тебя на губе ‒ всего одна гребаная капля, и все равно она не сможет устоять,‒ затем наклоняется ближе, шипящим шепотом. ‒ Представь, что было бы, если бы от тебя пахло чуть сильнее?

Я поворачиваюсь, наблюдая, как он шагает по комнате с той же уверенностью, что и его брат, его слова прокручиваются в голове, кажется, часами. Прошло совсем немного времени, и слова его отца всплывают в сознании.

Если ты хочешь пережить это, забудь, кем ты стала, и помни, кем ты была.

Я никогда не смогу спросить его, что он имел в виду под этим, но поскольку я почти перешла к завораживающему, кровожадному ‒ если брат, от которого я меньше всего ожидала какой-либо пользы, пытался сказать мне то, что я думаю, он пытался сказать мне о вампирше, в настоящее время сражающейся за метку моей пары, у меня нет выбора. Дело не в том, что я плаксивая стерва. Это факт.

Я важная фигура на игровой доске, но не хочу играть, как пленница королевского двора.

Мое внимание переключается на левую часть комнаты, где Найт и Син смеются с группой девушек, и лед наполняет вены, обжигая кожу, как при обморожении.

Ощущение настолько сильное, что я опускаю глаза и хмурюсь, глядя на мерцающую волну голубых оттенков, исходящую из-под кожи.

Я быстро завожу руки за спину, мой пристальный взгляд бегает по сторонам, когда я делаю глубокий вдох.

Ну, это… что-то новенькое.

Лондон.

Я задыхаюсь, мышцы сжимаются, когда приглушенный голос проникает в разум. Я стою молча, и как только убеждаю себя, что мне это померещилось, незваный гость возвращается.

Лондон, если ты слышишь меня, ты должна прислушаться. Тебе нужно бежать. Научись и уходи.

Мои нервы накаляются до небывало высокого уровня, руки взлетают к голове и удерживают ее, пока я поворачиваюсь, глядя справа налево. Слева направо.

‒ Кто… Кто ты…

Когда я замечаю, что люди пялятся на меня, я закрываю рот, заставляя себя успокоиться.

Я не могу сходить с ума. Не здесь.

Никогда.

У меня нет причин прислушиваться к голосу в голове, особенно когда это, скорее всего, Синнер, разыгрывающий свои фокусы с разумом или не другой брат Деверо, но, если это один из них, их план напугать меня приведет к обратным результатам.

«Научись и уходи», ‒ вот что он сказал.

И он чертовски прав.

Это то, что мне нужно.

Не прятаться и не съеживаться, не тонуть в печали от всего, что я потеряла, или просто пытаться выжить. Мне нужно научиться.

Я не Бездарная. У меня есть дар… Я просто не совсем уверена, что это такое, но пока это даже не имеет значения. Мне нужно научиться основам, всему тому, чему остальные люди моего возраста научились десять лет назад. То, чему я училась до того, как совершила ошибку и убила Темперанс, после чего меня вырвали из моего дома и бросили в новый. Если бы я тогда училась быстрее, возможно, она все еще была бы жива.

Меня охватывает печаль, но я отгоняю ее. Я не могу вернуться, но могу использовать время, которое вынуждена проводить здесь, в своих же интересах.

Просто так, решаю я.

Я собираюсь научиться, а затем собираюсь выбить дерьмо из Деверо.

Фальшивый смех обжигает уши, когда я, прищурившись, смотрю на чертову вампиршу, которая больше не лежит временно мертвой на полу, а вернулась на сторону Найта с остальными его шлюхами.

Алекс гребаная Кова ‒ одна из них.

В последний раз, когда я видела ее, она была обнаженной на моем лучшем друге, поглощая его энергию, чтобы питать собственную. Эти люди, они думают, что могут делать все, что захотят. И берут, когда хотят. Прикасаются, когда хотят.

Убивают, когда захотят…

Гнев горит глубоко в груди, и я приветствую боль.

‒ К черту это. С таким же успехом, можно все.

С высоко поднятой головой и таким же ничего не выражающим лицом, как всегда, я направляюсь прямо к ним, снова и снова напоминая себе, что страх ‒ это человеческая черта, и в конце концов… Я не человек.

По иронии судьбы, это ужасающая мысль, но она также придает сил, потому что я, блядь, не человек.

Я нечто большее.

Вот так напряжение невесомыми волнами спадает с моих плеч.

Губы приподнимаются с одной стороны, и меня больше не ебет, останется ли это нелепое платье на месте или моя киска будет выставлена на всеобщее обозрение. Я никогда не была скромной и чертовски уверена, что не стану такой в месте, где секс воспринимается, как обычное приветствие.

Найт чувствует меня после первого шага, который я делаю, и да, возможно, я пыталась восстановить связь, которая ослабла между нами, но он притворяется, что не чувствует, пока больше не может игнорировать меня.

Пока я не стану всем, на чем он сможет сосредоточиться, и его голова не будет повернута в эту сторону.

Его глаза сужаются, но он вспоминает, что ему похуй, и так же быстро наносит на лицо непроницаемую маску.

Хватаю хрустальный бокал, полный кружащихся блесток, и выплескиваю странную жидкость, не заботясь о том, что это такое. Подхожу прямо к группе, и со скоростью, о которой я и не подозревала, откалываю дно стакана, разрезая, на открытой ладони, а затем вонзаю его в шею этой сучки Алекс, попутно размазывая свою кровь по ее щеке, чтобы мой запах смешался с ее.

Кровь бешено брызжет, и я отступаю назад, смеясь, когда глаза стервозной вампирши обрамляются темно-красными прожилками, ее клыки опускаются и погружаются в плоть Алекс. Люди кричат, произносят заклинания, но уже слишком поздно, и все это знают ‒ вампир утратил контроль над жаждой крови.

Эту суку нужно усыпить.

Найт ‒ тот, кто дергается вперед, вся его рука исчезает в груди брюнетки, поднимаясь с ее черным сердцем в руке после того, как он вырвал его из тела.

Во второй раз за вечер вампирша падает на пол, и на этот раз она не собирается вставать.

Люди ходят вокруг, но я не обращаю на них внимания.

Мои глаза прикованы к моей паре, прикованы к полному, блядь, шоку, который охватывает его лицо.

Бен хотел бы это увидеть.

Мое сердце болит при этой мысли, но я сдерживаю улыбку, потому что, если у меня не может быть моего лучшего друга, у него не может быть своего королевства. Я заберу, если понадобится.

Словно читая мои мысли, челюсть Найта сводит от ярости, поэтому я с усмешкой наклоняю голову, проводя языком по ладони, чтобы очистить порез.

‒ Одна убита… осталось трое.

С этими словами я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к танцполу.

Если онемение собирается вернуться, я могла бы с таким же успехом позволить своим мышцам чуточку сгореть.

Я даже не успеваю полностью развернуться, со все еще самодовольной ухмылкой на губах, когда чья-то рука ложится мне на затылок, парализуя. Колени превращаются в желе, когда он грубо сжимает, откидывая мою голову назад, в попытке остановить.

Губы приближаются к ушной раковине.

‒ Ревность тебе не идет, маленькая Лондон…

Я заставляю себя высвободиться из его хватки, но я не брежу. Я знаю, что если бы он не хотел отпустить меня, я бы не смогла отстраниться из его объятий.

Поворачиваясь, я медленно поднимаю на него глаза, переплетая свои пальцы с его окровавленными. Я подношу их к губам, втягивая его указательный палец в рот и одновременно взмахивая ресницами, глядя на него.

‒ Может, и нет, ‒ поддразниваю я, проводя по уголку рта движением большого пальца, одновременно опуская его руку. ‒ Но кровь помогает.

Прежде чем он успевает выкинуть еще что-нибудь безумное, например, на этот раз наконец-то убить меня, я протанцовываю свой путь сквозь море людей, забирая у официанта бокал искрящегося голубого Фаэпаня. Закрыв глаза, я позволяю бедрам покачиваться в такт музыке, поднося бокал к губам. Пузырьки покалывают язык, оставляя пьянящий серебристый привкус за крепким алкоголем. Песня переходит в более мягкую мелодию, но я не останавливаюсь. Я чувствую, как когти хаоса медленно прокладывают свой путь по поверхности моей кожи, и в любой момент они могут сломаться.

‒ Я знал, что ты умеешь танцевать… ‒ рука Ледженда ложится на мою, когда он прижимает меня к груди, обе его руки принимают исходное положение для вальса. Бокал выскальзывает из пальцев, но не падает на пол, Ледженд заботится о нем простым движением своей идеальной формы брови.

‒ Почему ты такой красивый? ‒ спрашиваю я, отступая назад и следуя по его стопам. Свет тускнеет еще больше, как раз когда он опускает меня назад. Потолок движется, как млечный путь, с густыми облаками, защищающими пылающий восход. Весь бальный зал провонял магией, но вам не обязательно чувствовать ее запах, чтобы увидеть ее вокруг себя.

Он нежно поднимает меня, кладя руку на середину моей спины.

Уголок его губ подергивается.

‒ Разве ты не слышала? Я любимчик дьявола.

Я игнорирую его, не желая вступать в светскую беседу. Его глаза сужаются, и опускаются на мой рот.

‒ Скольких еще избранных нам придется призвать? Ты собираешься убить их всех? Мне нужно знать, поэтому я думаю, что нужно делать заказы заранее.

Мой рот захлопывается, и я скриплю зубами. Я ненавижу, что подпитывалась тем, что, по их мнению, я собиралась сделать, и тем, чего он от меня хотел. Неважно, насколько хорошо это было.

‒ Хммм? ‒ Ледженд наклоняется, чтобы встретиться со мной взглядом. ‒ Убивать девушек по одной за раз вряд ли удивительно. Ты не думала, что у нас есть резервные копии? ‒ Ледженд выпрямляется, на короткую секунду заглядывая мне через плечо. ‒ Честно говоря, это не первый Йемон, и почти каждый раз людям становится по восемьдесят шесть.

‒ Мне не нравится, когда ты рассуждаешь здраво, Ледженд. Скажи что-нибудь еще.

Он улыбается мне сверху вниз, прижимаясь губами к моей щеке. Он так близко, что я чувствую, как его сильный одеколон обжигает волоски у меня в носу.

‒ Когда ты закончишь играть с бесполезным, найди мой член, чтобы трахнуть…

Из меня вырывается воздух, когда песня переключается на «Skin» Рианны, и чья-то рука сжимает мое предплечье, заставляя развернуться и столкнуться с чьей-то грудью. Более крупной. Той, которую я узнаю и прямо сейчас презираю.

‒ Если ты думаешь, что я делюсь тобой, то ошибаешься.

Я не утруждаю себя тем, чтобы скрыть горький смешок, который вырывается из груди.

‒ Я не твоя, чтобы делиться.

Хватка вокруг моей талии усиливается, и, клянусь, я слышу, как хрустят ребра.

‒ Хочешь попробовать это снова? ‒ его тон чуть громче шепота.

‒ Нет. Не хочу. Потому что я не твоя, чтобы делиться. Ты лишил себя этого права, когда убил моего лучшего друга и открыто признал, что я не твоя.

‒ Ты все еще моя, Лондон, помимо того факта, что я должен найти королеву, ‒ он прекращает танцевать, и я чувствую острое жало его клыка на своем плече. ‒ Ты все еще моя пара.

На этот раз мои пальцы находят путь к задней части его шеи, заставляя опуститься до моего уровня. Его волосы касаются кончика моего носа, и мне приходится на несколько секунд задержать дыхание, чтобы прийти в себя. В отличие от Ледженда, одеколон Найта не слишком сильный. Это шепот угроз, приправленный розой, удом и рябиной.

‒ Ты можешь быть моей парой, но я никогда не буду твоей.

Я отстраняюсь от него, с меня хватит всего этого дерьма, которым была эта ночь. Как вам это. Первая ночь Йемона, и я уже убила кого-то и почти трахнула брата моей пары.

Хотелось бы, чтобы это было не «почти», чтобы я могла, по крайней мере, чувствовать себя лучше от того факта, что сегодня ночью, я уверена, Найт возьмет кого-то другого обратно в свою постель.