Судьба самозванки

Два

Найт

Ненависть течет в моей крови горячее, чем любая другая эмоция. Было неизбежно, что там, где дело касалось нас с ней, это никогда не давалось легко. Ничто из того, что предназначалось мне, никогда не давалось легко. Мне пришлось бы вырвать ее из дома и выжать из нее жизнь. Заставить ее умолять. Пресмыкаться. Тосковать по мне. Она не отличается, блядь, от других, так что не знаю, почему меня удивляет, что она такая, какая есть.

‒ Ты собираешься заканчивать с этим или как? ‒ спрашивает Сильвер, сидя напротив меня, широко расставив ноги и его стакан наполовину пуст от того яда, который он пьет сегодня вечером.

Я нуждался в этом. Больше, чем когда-либо.

Поднося край стакана к губам, я позволяю жидкости обжечь горло. Это была она. Чертовски долго, это была она. Я должен быть зол. Черт возьми, я зол… но чем больше проходит времени, тем сильнее притупляющаяся боль превращается в огненный шар, и боль, которую я чувствую в груди, не имеет ничего общего с предательством, когда я узнал, что она убила мою тройняшку. Ничего. Дело в том, что ее здесь нет, со мной, у меня на коленях и на моем члене.

Что это за чушь?

‒ Найт! ‒ Сильвер похлопывает меня по ноге, как раз в тот момент, когда я допиваю свой напиток.

Стол между нами усыпан темной пудрой, и каждый раз, когда на заднем плане вспыхивает стробоскоп, он падает на маленькие блестящие частички волшебной пыльцы. Чем темнее пыльца, тем сильнее магия, а это дерьмо черное, как смоль.

Я шиплю на своего лучшего друга, оскалив зубы.

‒ Что?

‒ Черт возьми… ‒ он откидывается на спинку дивана, и я наблюдаю, как он оборачивается через плечо и хватает одну из официанток-драконов за талию, усаживая ее к себе на колени.

Когда он убирает ее длинные голубые волосы с плеч, ее глаза превращаются в щелочки, и останавливаются на мне. Сильвер ухмыляется, шепча ей что-то на ухо, и она спешит прочь, прихватив несколько пустых бокалов по пути обратно к бару.

Неудивительно, что Подземелье после ремонта стало выглядеть намного лучше, чем было до взрыва. Багровые отблески горят на каменных трещинах пола, стекая с лавового водопада, который перекатывается через стену за баром.

Я откидываю голову на спинку дивана, отчаянно нуждаясь в отвлечении. Что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о последних двадцати четырех часах.

Потолок лишен какого-либо покрытия, что обеспечивает прямой обзор темной ночи наверху. Планеты подсвечиваются на фоне цвета оникса. Интересно, насколько громко мне нужно кричать, чтобы один из богов спустился и выбил все дерьмо?

‒ Даже, блядь, не думай об этом, Ледженд.

Отсюда я чувствую идеи брата. Он хочет, чтобы я отвлекся по самые яйца и отказался от связи, которая связывает меня с Лондон.

‒ Значит, ты согласен с тем, что она твоя пара? Та что, блядь, убила нашу сестру?

Я так крепко сжимаю зубы, что, клянусь, слышу, как они хрустят.

‒ Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.

Я наклоняюсь вперед, беру свернутую золотую купюру и засовываю в одну ноздрю, вдыхая идеальную полоску пыльцы Фейри. Это поражает меня внезапно, и голова плывет в разноцветном омуте. Цвета, которых даже нет в палитре. Яркие пурпурные линии окружают тело Ледженда, когда он наклоняется к молодому оборотню, которая несколько мгновений назад танцевала в лаве. Я смотрю, как он перемещается между ее огромных сисек, посасывая проколотый сосок и проводя языком вокруг маленького набухшего бутона.

Я не хотел выходить сегодня вечером, но и Сильвер, и Ледженд знали, что мне это нужно. Отвлечение. Просто это не то, что, по мнению Ледженда, мне нужно.

‒ Я не хочу говорить о ней, ‒ говорю я, доставая из-за уха скрученную траву Пикси. ‒ И мне не нужно отвлекаться подобным образом.

Я прикуриваю и затягиваюсь, позволяя дыму лавандово-мятными волнами осесть в горле, прежде чем выдохнуть.

Взгляд устремляется к клетке, которая парит в небе над Подземельем, обращая внимание на громкие приветствия и вопли. С другой стороны… это то, с чем я могу смириться.

Я вскакиваю со стула и отталкиваю девушку, которая танцевала сбоку. Она падает на пол, но быстро берет себя в руки, стряхивая уголь со штанов.

Ледженд переводит взгляд с нее на меня, посмеиваясь сквозь облако дыма.

‒ Передумал? Ты действительно хочешь погрузить пальцы в какую-нибудь новую киску?

Я игнорирую его, представляя, как отрываюсь от плоской поверхности и плыву. Прежде чем успеваю разобрать, что кто-либо из них говорит, ноги отрываются от пола, а тело поднимается все выше и выше, пока я не миную кольцо Юпитера и не открываю входную дверь клетки.

‒ Вау, вау! Что у нас здесь, леди и джентльмены? ‒ объявляет судья, и я обхожу его фигуру без рубашки, чтобы взглянуть на стулья, заполняющие колизей.

Бетонные колонны обрамляют внешнюю сторону восьмиугольника, а скамейки со стульями уходят вверх, все дальше в небо. Снизу, из Подземелья, это выглядело не очень, если вообще там что-то было.

Судья медленно обходит меня по кругу, проводя накрашенными красным ногтями по щеке, в его глазах вспыхивает огонек. Деревенщина. Без сомнения, взволнован тем, что кто-то вроде меня вошел в Кровавую Камеру.

‒ Скажите, это королевский… ‒ ревет толпа наверху так громко, что это было бы почти пронзительно, если бы кровь, стучащая у меня в ушах, не была настолько оглушительной. Он убирает микрофон ото рта, наклоняя голову, когда приближается ко мне на дюйм. ‒ Мой Лорд, мы с вами оба знаем, что я не могу впустить вас сюда. Вы убьете всех и каждого, и как бы сильно мы все ни любили кровопролитие… ‒ его голос понижается, когда он наклоняется к моему уху, ‒ это вредно для моих карманов, вы понимаете?

Я выхватываю у него микрофон, подношу его ко рту и смотрю на яркие огни, льющиеся на нас сверху. Повсюду старые и новые пятна крови, в воздухе витает тяжелый запах пота и слюны.

‒ Миллион золотых банкнот первому, кто сможет вырубить меня на одну секунду.

Тишина. Долбаные сверчки. А потом давка.

Судья выхватывает у меня микрофон, нервно смеясь в него.

‒ Просто чтобы вы знали, вы все охотно соглашаетесь с тем, что ваша жизнь поставлена на карту из-за участия в этом фиаско.

Я хватаюсь за ворот рубашки, стаскиваю её с себя и бросаю на землю. Развожу руки в стороны, хрустя шеей.

Поворачиваюсь к входу и провожаю взглядом цепочку тел, тянущуюся к зрительским креслам. Один за другим — мужики, изголодавшиеся по деньгам. Жаждущие их. Не осуждаю. У большинства из них есть семьи, и если бы мне было не наплевать, я бы сделал вид, что нокаутирую каждого из них, кому это нужно, но я, блядь, не аргент, и мне этот бой, нужен куда больше.

Кровь.

Бойня и отвлечение внимания.

Когда связь горит так же жарко, как та, которую я разделяю с Лондон, требуется такое же количество хаоса, чтобы погасить это дерьмо.

Прежде чем я успеваю повернуться лицом к своему первому противнику, чей-то кулак касается моей щеки. Треск! Я даже не вздрагиваю. Ни один гребаный волос не приподнимается с моей головы, когда я медленно поворачиваюсь лицом к тому, кто сделал первый удар. Заурядный человек, примерно одного роста со мной, прикусывает нижнюю губу и взмахивает рукой в воздухе, как будто это причиняет боль.

Думаю так и есть.

‒ Серьезно? ‒ я сохраняю невозмутимость, прежде чем протянуть руку и щелкнуть его по лбу. ‒ Стоп! ‒ я кричу, как только его тело падает на землю.

Я смотрю по сторонам на каждого человека, стоящего в очереди, ожидая их шанса наполнить свои пустые карманы миллионом.

‒ Это не для слабаков. Я буду сопротивляться, мне это нужно. Никаких обычных людей, ‒ я смотрю, как очередь редеет, пока не остается только половина. Может быть, двенадцать или двадцать. Мне было, блядь, все равно.

Следующий парень, который выходит вперед, одаривает меня коварной ухмылкой, острые кончики его клыков сверкают в лунном свете.

‒ Ну и дерьмо. Я здесь, чтобы хорошо провести время, но ненадолго, Найт!

Я его не узнаю. Я не знаю, кто эти ублюдки, но они чертовски уверены, что знают меня. Я принимаю свой следующий бой. Плечи покрупнее, на губах запекшаяся кровь. Вампир. Это точно. И к тому же грязный, поскольку он даже не может вытереть со рта остатки вчерашней еды.

Он материализуется передо мной со скоростью света, но прежде чем успевает нанести удар, моя рука оказывается на его невидимом горле, и медленно все остальное тело возвращается в поле зрения. Он потрясенно смотрит на меня сверху вниз, и я приподнимаю бровь.

‒ Хорошая попытка. Вроде того.

Поднимая с земли, я швыряю его в толпу и давлюсь смехом.

‒ Ладно, это становится все интереснее. Но все еще недостаточно.

В комбо руки летят к моему лицу и груди. Удар за ударом, пока подходит следующий. Я даже не видел его. Удары приятны, но их недостаточно. Я хочу чувствовать, как боль сочится из открытых ран, хотя бы для того, чтобы все, что, черт возьми, происходит внутри меня, показалось ничтожным.

Смех покидает меня с каждым ударом, который я принимаю. Снова и снова он перемещается от моего лица к груди и животу. Взмахнув тыльной стороной руки, я отбрасываю Оборотня в сторону, и он взлетает в воздух, перелетает через стулья, расставленные в колизее, и летит в какую-то бездну, лежащую в пределах солнечной системы Рат.

Проводя кончиком большого пальца по губе, я пожимаю плечами.

‒ Даже ни царапины, ‒ смотрю на оставшуюся очередь.

На тех, кто все еще стоит.

‒ Все сразу, ‒ я жестом приглашаю их выйти вперед, как раз в тот момент, когда слышу позади себя кудахтанье Ледженда.

Они бросаются вперед с энергичным ревом. Еще. Мне нужно больше боли…

Как будто, одна только мысль каким-то образом вызвала это чувство, острый укол пронзает позвоночник, словно свежее лезвие проходит сквозь плоть и задевает кость.

Я на мгновение напрягаюсь, сдвинув брови, когда зрение затуманивается, а в груди разгорается жар. Я моргаю, и Одаренные мужчины, идущие на меня, появляются в поле зрения за долю секунды до того, как полетели их удары. Я раскрываю объятия, приветствуя то, что они могут предложить.

Громкий пронзительный звук пронзает воздух, и все замирают посреди боя. Раскаленные провода скручиваются у меня в животе, и я чувствую, как время замедляется. Это почти отдается эхом в пространстве. Как напоминание о боли или предупреждение о ее приближении. Звук заглушает пульсацию моей собственной крови, струящейся по телу, и волосы на затылке встают дыбом, когда я осознаю, что это такое.

Этот сигнал тревоги звучал лишь трижды. Первым было объявление о том, кто выиграл войну ‒ мой отец. Второй раз объявление о рождении первого наследника Темной Короны, ‒ рождении Крида и третий? Когда умерла моя сестра.

Это нехорошо.

Чьи-то руки хватают меня за руку, и я шарахаюсь от них, не понимая, что это Ледженд. Я, блядь, не хочу, чтобы кто-нибудь прикасался ко мне. При мысли о том, что кто-то, даже просто дышит слишком близко ко мне, по коже бегут мурашки.

Она сделала это со мной.

‒ Найт! ‒ Крид щелкает, и все снова становится видно.

Дыхание замедляется, когда я натыкаюсь на безумные глаза брата.

Его руки касаются моей щеки.

‒ Нам нужно идти. Это может означать что угодно.

‒ Я знаю, ‒ я моргаю, преодолевая гнев на секунду, прежде чем Крид лезет в карман, и я оглядываюсь вокруг, чтобы увидеть, что все остальные делают то же самое. ‒ Что такое?

Ледженд тычет свой телефон мне в грудь, и я моргаю, услышав сигнал тревоги, который звучит на заднем плане. Это действительно нехорошо.

‒ Ты что, блядь…

‒ Смотри! ‒ Ледженд сильнее прижимает телефон к моей груди, и я наблюдаю, как все вокруг меня медленно исчезают. Я не знаю, то ли это вне поля зрения, то ли мой собственный разум выталкивает их наружу.

Я выхватываю телефон из его рук и начинаю читать слова на экране. Я перечитываю их снова и снова, пока они не начинают сливаться воедино. Глухое эхо начинает реветь в груди.

‒ Невозможно… ‒ шепчу я, весь гнев, который я чувствовал несколько мгновений назад, исчез. Пуф. Испарился. ‒ Этого не может быть…

Я снова перечитываю слова, теперь сирена действует мне на нервы.

Следующим я читаю личное сообщение, которое появилось в нашем групповом чате.

Мать: Встречаемся в Палате.

Я сую телефон Ледженда ему в грудь, глубоко вдыхаю и повторяю древний язык, пока из земли не начинают расти черные лозы, пока они не округляются в идеальный овал. Внутренняя часть приобретает глубокий обсидианово-черный цвет и распространяется подобно вирусу, пока не заполняет все пространство. Я толкаю Ледженда внутрь и быстро закрываю портал из Камеры.

Тишина оглушает, и чем больше проходит времени, тем больше растет волнение. Я открываю другой портал, простого вида, резко отличающийся от королевского, и переступаю через него, когда вижу штаб-квартиру.

Первым в поле зрения появляется трон, и все вокруг него перестает существовать. Место встречи, где мы всегда проводили Собрания Стигийцев, теперь стало слишком большим. Потолки слишком высокие, комната слишком широкая. Я чувствую запах расплавленного металла, как только ноги касаются пола.

Волна обжигающего гнева накатывает на меня. Я поворачиваю голову, и громкий треск шеи нарушает тишину. Моя скорость набирает обороты, и чем ближе я подхожу, тем больше становится видна реальность того, что передо мной, вкус крови, стекающей по горлу, как будто ей самое место там. Все остальные детали исчезают, когда я наклоняюсь, проводя пальцем по липкой красной луже у моих ног.

Я помню, как впервые по-настоящему обратил внимание на глаза отца. Я был молод. Достаточно молод, чтобы только сейчас заметить, что у них странный оттенок синего. Из тех, что похожи на заколдованные небеса или проклятые воды. Синий, белый, кобальтовый с оттенком серебра. Они были цвета всего, но в то же время совсем ничего.

Или они были такими. До этого момента. Они смотрят на меня с пустотой, которой может коснуться только смерть. Мрачные и бледные, они видели три тысячи гребаных лет ‒ и все ради чего? Чтобы их забрал какой-то кусок дерьма, который никогда даже близко не подошел бы к такой важной особе, как он.

Королевская особа.

Король.

Отец.

Я выпрямляюсь во весь рост, подходя ближе к тому месту, где его голова когда-то соединялась с шеей. Отрезанная полностью, и теперь у его ног, я изучаю кинжал, торчащий там, где должна быть голова. Рукоять упрощенная, с оплавленными кусочками серебра. Протягивая руку, я хватаю литое железо и вынимаю лезвие из плоти отца, наблюдая, как кровь вытекает из того места, где она запеклась вокруг острия. Я затыкаю его за пояс и отступаю, гнев пробегает по позвоночнику, как электрический разряд, отчаянно пытаясь вырваться на волю всей ярости, которую я пыталась сдержать.

Я не могу отвести взгляд от того, что находится передо мной.

Поверхность вольфрамового трона улавливает лунный свет через стеклянные, от пола до потолка, окна в задней части помещения. В прошлом эта комната служила убежищем. Где отец объявлял о войнах, рождениях, угрозах, обо всех других гребаных вещах, которым требовалась аудитория, в то время как остальные Стигийцы смотрели из домов, по телевизору. Массовые балы, свадьбы, все это происходило здесь. В этой комнате. Трон никогда не покидал этого места. Теперь два высоких заостренных края, которые достигают потолка, не показывают ничего, кроме убийства. Предательства. Кто-то убил Короля Тьмы, и теперь… теперь мы все отправляемся на войну.