Судьба самозванки

Двадцать четыре

Найт

Приглушенные звуки раздаются вокруг меня, но мои глаза не открываются.

Тьма, новая, более тяжелый вид, чем я привык, просачивается в вены, давя на меня, пока я не превращаюсь в черную пустоту. Опустошенный и изголодавшийся по чему-то, чего больше не существует.

Я, блядь, умираю. Или часть меня умирает, и это крадет мои силы, одно воспоминание за другим. Это не похоже ни на что из того, что я исследовал, когда связь разрывается или отвергается. Когда это происходит, отвергнутый сходит с ума, теряется в жажде крови или совершенно, блядь, дичает. Как будто Лондон была на пути к становлению, прежде чем я стер себя из ее памяти.

Это никогда не было доказано, но шепотки в Рате гласят, что именно так родился Убийца ‒ мужчина, брошенный женщиной, которую подарила ему судьба. Это имеет смысл, если подумать об этом. По мере того, как проходят дни после разрыва связи, и ненависть к себе превращается во что-то другое, отвергнутые начинают жаждать крови связанных. Они пируют на тех, у кого привязанные души.

Но это? Я пытаюсь сглотнуть. Эта пустота, опустошающая беспомощность, царапающая мои органы, не является разрываемой связью.

Это результат смерти хранителя твоей души, окончательное расторжение связи.

Моя пара мертва.

Моя Лондон… мертва.

Тело сотрясается, и я смутно осознаю, что это от чужого прикосновения, но я погружаюсь глубже в свой разум, ища ее. Я исследую глубины своего дара, но все, что я нахожу, это пустую гребаную дыру там, где раньше была она. Сердце без биения. Небо без звезд.

Король без своей гребаной королевы.

Детка, мне так жаль.

‒ Найт!

Я вздрагиваю, открываю глаза и вижу размытую, окровавленную версию старшего брата.

‒ Крид? ‒ хриплю я, покачиваясь.

Что за черт?

Запястья связаны огнем, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть, к чему я привязан, только чтобы обнаружить ярко-красную веревку, соединяющую меня с потолком.

‒ Черт. Где мы находимся?

Крид висит рядом со мной, разбудив ногой Ледженда. Я поворачиваюсь и вижу Синнера с другой стороны, пытающегося освободиться от веревки.

‒ Не могу. Черт.

‒ Они держат нас на поводке адских псов. То самое дерьмо, которое использовал отец, чтобы обезопасить своих зверей, пока они нам не понадобятся.

‒ Кто это сделал?

Крид, наконец, пинает Ледженда достаточно сильно, чтобы тот проснулся.

‒ Я не знаю. Последнее, что я помню, это то, что я засыпаю.

Я просматриваю свои воспоминания, пытаясь вспомнить последнее, что видел.

‒ Я убил Алекс, затем тело почувствовало, как связь покинула меня, и я… ‒ я зажмуриваю глаза. ‒ Черт. Тогда я не знаю. Я ничего не помню после этого.

‒ Я знаю, кто это… ‒ рычит Синнер, наконец, признавая свое поражение. ‒ Гребаное Министерство. Только у них был доступ к папиным адским псам, и только для них мы являемся гребаной угрозой.

‒ Мне похуй. Они будут мертвы.

Я оглядываю пространство, пытаясь найти варианты, но притупляющаяся боль в груди отказывается отпускать. Как гребаная постоянная пульсация вины, следы когтей Лондон, которые она оставила на сердце, не имеют шансов исчезнуть. Я не уверен, что хочу этого. Если боль от ее потери ‒ это все, что у меня осталось, то я буду чувствовать это всю оставшуюся жизнь.

‒ Выхода нет. Если я правильно догадываюсь и это Министерство, то мы заперты в хранилище под залом заседаний, поскольку это единственное место, куда никто не может войти, если вы не являетесь членом Министерства.

‒ Итак, другими словами… ‒ Ледженд маниакально смеется. ‒ Мы, блядь, застрянем здесь, пока мы им больше не понадобимся.

‒ Или убьют нас… ‒ говорю я сквозь стиснутые зубы.

‒ Какого хрена им нас убивать? ‒ Синнер спрашивает со стороны, и мне приходится бороться со всем внутри себя, чтобы не сказать им, о чем я думал все это время. Или, может быть, они уже знают. Нет. Они этого не знают.

‒ Кто-нибудь из вас заметил, какой спокойной стала мама с тех пор, как убили папу? ‒ я не спускаю глаз с единственной двери в комнате. Жду когда она откроется, когда кто-нибудь из членов Министерства войдет и, наконец, расскажет нам, что, черт возьми, происходит.

Хотели ли они этого с самого начала, ‒ убить нас, ожидая только смерти короля? Возможно. Наиболее вероятно.

‒ Поподробнее об этом, ‒ Крид пытается повернуться ко мне. ‒ Ты хочешь сказать, что она поместила нас сюда?

‒ Нет, я говорю, что она совсем не расстроена тем фактом, что ее пара мертва.

‒ Где, черт возьми, мама? Она была с нами, в холле, ‒ Ледженд хмурится. ‒ Думаешь, они убили ее, как, вероятно, убили папу?

‒ Нет, ‒ выплевывает Синнер. ‒ Они бы заставили нас смотреть, если бы знали. Скорее всего, она где-то заперта с когтями в висках, чтобы они могли украсть у нее все до последней крупицы информации, чтобы использовать против нас.

Я снова дергаю за веревку, хотя огонь обжигает кожу. То, как я продолжаю исцеляться, слабо отвлекает от суматохи, бушующей внутри меня. Я думаю о людях в Министерстве.

Я убил Шторма, лидера Ординарцев, так что остается только три других варианта.

Магдалена, лидер Магов и директор колледжа. Но. Она слишком слаба. Ее потребность во внимании перевешивает стремление к хаосу и разрушению, и у нее есть сын, о котором нужно думать. Не то чтобы его существование перевешивало ее положение.

Один, лидер Монстров. Тихий. Молчаливый лидер в углу, который наблюдает, как другие люди принимают решения, очевидно, составляя внутренне собственное мнение. Я никогда особо не обращал на него внимания, пока король не умер. Подозреваемый.

Агро говорит от имени Фейри. Мне нихуя не нравится ни он, ни его комплекс бога. Определенно он, но он не смог бы сделать это в одиночку.

И королевский монарх ‒ мы ‒ правители всех Темных Созданий, которые управляют каждым кошмаром, рассказанным вам в детстве.

Кто. Черт возьми. Из этих людей это сделал бы. Только двое. Агро и Один.

Кто-то пинает меня по ноге, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть как Синнер смотрит на меня.

‒ Убирайся нахуй из своей головы.

‒ Я ее больше не чувствую, ‒ я позволяю словам слететь с моих губ, хотя мне хочется прожевать их и выплюнуть.

В комнате воцаряется тишина.

‒ Ты уверен, Найт… ‒ Ледженд заговаривает первым. ‒ Ты уверен, что тебе просто… наконец-то не удалось разорвать связь, как ты хотел?

Я не хотел этого. Или хотел, но это было раньше, это было в самом гребаном начале. Даже когда я ненавидел ее, когда я забрал ее и запер, когда я думал, что она забрала у меня того, кого я любил, и когда она хотела оставить меня, чтобы уйти к Бену, я все еще хотел ее, я просто не знал, что это я. Я думал, что это связь, заставляющая меня чувствовать то, кем я был.

Я был чертовски неправ.

Это был я.

Я действительно хотел ее.

Я действительно люблю ее.

‒ Он не разрывал связь, ‒ Крид привлекает всеобщее внимание, но его глаза не отрываются от двери. ‒ Он завершил ее.

Наконец его глаза перемещаются на мои.

‒ Я увидел это в его голове в тот день, когда он впустил меня, чтобы поделиться со всеми нами правдой о смерти Темперанс.

‒ Найт? ‒ в тоне Синнера больше разочарования, чем я когда-либо слышал, поэтому я смотрю на него. Он смотрит долго и пристально, на его лице появляется легкая хмурость.

Я не рассказал своему близнецу, а я рассказываю ему все. Ему больно, и он хочет знать почему. Он заслуживает этого. Все мои братья заслуживают.

‒ Я знал, что если люди узнают, кто она такая, для нее все будет кончено. Они никогда не примут ее как свою королеву. Была только одна вещь, которую я мог дать ей в этой жизни, и я дал это.

‒ Ее дух, ‒ дышит Ледженд.

Я киваю, переводя взгляд обратно на дверь.

‒ Ты видел его? ‒ удивляется Син.

Несмотря ни на что, моя губа подергивается.

‒ Она была бы свирепой, если бы у нее была хоть малейшая возможность выяснить, что живет у нее под кожей.

Острая боль пронзает ребра, и я глубоко вдыхаю, приветствуя ее.

Мать никогда не подавала признаков боли, у нее тоже никогда не было черных вен.

Голова Крида резко поворачивается в мою сторону.

‒ Мы собираемся выбраться из этого, и когда мы это сделаем, мы найдем того, кто забрал ее у тебя, брат. Им это с рук не сойдет. Это, блядь, начнется, как только мы покончим с этим, ‒ Ледженд указывает на потолок. Как только я собираюсь открыть рот, чтобы ответить, шаги эхом отдаются от стен. Сапоги шлепают по лужам, а затем раздается отчетливый стук каблуков по бетону.

‒ Их двое. Женщина. Магдалена? ‒ шепчет Синнер, прислушиваясь к лязгающему звуку веревки, ударяющейся о потолок.

‒ Не-а. Не может быть. Она мстительная стерва, но ей есть что терять.

‒ Верно, ‒ отвечает Крид, как раз в тот момент, когда дверная ручка дрожит, и все остальное вокруг меня исчезает, потому что тот, кто войдет в эту дверь, только что подписал себе смертный приговор.

‒ Здравствуйте… братья.