Шаг через порог.
Шаг через незримую линию, отделяющую одну часть моей жизни от другой, – переступишь через неё, и возврата назад не будет.
Шаг к Стефану, застывшему вполоборота ко мне. Он приподнимает руку, и я подаю свою, позволяю его пальцам обхватить мои, привлечь себя ближе к государю. Встаю подле него, держу спину прямо, подбородок повыше, а плечи расправленными и улыбаюсь, как наставляла когда-то мама.
По другую сторону парапета прямоугольная зала, освещённая огнёвками, и люди, сгрудившиеся перед балконом. Смотрю на них и вижу этакое неровно обрезанное полотно, пёстрое, блестящее, с причудливым узором. Оно безлико, я не различаю лиц и не пытаюсь – не только потому, что никого не знаю. Даже если бы знала хоть кого-то, всё равно не смогла бы найти этого человека глазами. Они сливаются в одно, все эти люди, взирающие на меня снизу вверх, недоумевающие, кто я такая и откуда взялась.
Поверили ли они в сказанное императором?
Отчасти.
В зале собрались благородные фрайны, для многих из них императорские резиденции, место при дворе и при государе, поиск милостей, интриги – вся жизнь, иной они не знают. Их не проведёшь сказкой о божественном предназначении и потерянной суженой, им слишком хорошо известно, что в выборе жребием божественной воли не больше, чем при заключении любого другого брачного договора.
Я слышу тишину. Чувствую её кожей, чувствую, как она давит, душит, сгущается грозовыми тучами.
Наконец далёким рокотом грома звучат первые приветственные выкрики. Они множатся, нарастают, дробятся, рассыпаясь по зале дождевыми каплями.
– Да хранят Четверо суженую Его императорского величества!
Улыбка на моих устах застывает, словно плохо нарисованная роспись на дешёвой маске. Мне кажется, она вот-вот сползёт, точно та маска, и всем внизу предстанет истинное моё лицо, искажённое гримасой ужаса от происходящего, снедающего страха, беспрестанной тревоги.
Стефан стоит рядом, близкий и равнодушный, слушает гул голосов, улыбается той скользящей полуулыбкой, благосклонной, официальной, с которой надлежит принимать поздравления от своих подданных. Я думаю, мы никогда не уйдём с этого балкона, так и застынем здесь навеки, будто ледяные скульптуры, однако Стефан чуть сильнее сжимает мои пальцы и поворачивается к проёму позади. Вновь трубят фанфары, обрывая выкрики, я следую послушно за мужчиной, которого отныне с полным правом могу называть своим суженым. Мы возвращаемся в комнату, слуги опускают за нашими спинами занавески. Понимаю, что больше не улыбаюсь, она всё же сползла, вымученная эта улыбка, и люди в комнате видят настоящее моё лицо. Впрочем, слугам нет большого дела до чужих гримас, пока они не касаются их напрямую, а фрайн Бромли сразу деликатно отворачивается. Стефану отпускает мою руку, манит слугу и тот наливает в бокал воды из графина и подносит императору.
– У нас есть несколько минут, дабы перевести дух, – поясняет Стефан, осушив залпом содержимое бокала. – Поэтому если ты желаешь…
Я желаю немедля вернуться в свои покои, провести остаток вечера с Миреллой, уложить её спать и после немного посидеть над схемами, но кто ж мне дозволит подобную вольность?
– Нет, благодарю, – я наблюдаю, как Стефан отдаёт пустой бокал слуге, смотрит выжидающе на часы, и уточняю: – Что дальше – танцы?
– Да. Одного более чем достаточно. Сколь помню, ты прекрасно танцевала…
– Ты мне льстишь. Танцую я преотвратно, к тому же давно не практиковалась.
– Но мы танцевали… – напоминает Стефан.
– Всего однажды.
На том самом приёме в замке фрайна Люиса, устроенном в честь приезда императора. Кажется, это был предпоследний день – и визита Стефана в Эату, и нашей недели тайных встреч. Завери пригласили весьма неохотно, помню, как отец удивлялся, что фрайн Люис вовсе не забыл о нашем существовании, как делал обычно, а мама настаивала на принятии приглашения. Считала, что грех не воспользоваться возможностью показать дочь свету, ведь на празднике будут не только фрайны Эаты, но и те, кто сопровождал государя, люди, не знавшие ни правды о нашей семье, ни слухов. Как же я была счастлива, что могу танцевать со своим возлюбленным на виду у всех, что он обнимает меня, прижимает к себе в фигуре танца, смотрит только на меня и словно говорит всему миру, что я принадлежу ему.
А он – мне.
Ничто не имело значения, ни отравленная кровь, ни старое платье мамы, давно вышедшего из моды фасона, подшитое наспех по моей фигуре, ни крах маминых чаяний, что на меня обратит внимание фрайн из свиты императора, будто кто-то из них желал взять в жёны дикарку, у которой из приданого лишь яд в жилах да отцовские долги.
Потом танец закончился – и счастье моё тоже. И начались взгляды. Странные, страшные взгляды присутствующих, не понимающих, почему вдруг государю вздумалось встать в пару именно с этой фрайнэ замарашкой.
Шепотки за спиной.
Замаскированные оскорбления в лицо.
А на следующий день при встрече Стефан признался, что это по его настоянию были приглашены все фрайны в округе, без исключения.
Не знаю, о чём думает Стефан, пока смотрит на меня после моего ответа. Сегодня я не могу его прочитать, нет у меня сил, чтобы пробиваться ещё и за его стену. Свою бы уберечь.
Вспоминает ли Стефан тот вечер? Или жалеет, что не догадался загодя прислать ко мне учителя танцев? Ведь благородные фрайнэ обучены танцам наравне с манерами и правилами приличий с малых лет, быть не может, чтоб не ведали юные девы элементарного…
На сей раз минуты пробегают быстрее, и мы покидаем комнату, спускаемся в залу. Стража, герольд и фрайн Бромли сопровождают нас. Герольд объявляет императора и его суженую, мы переступаем порог. Вокруг тут же собираются люди, теснятся и едва ли не пихаются локтями в открытую, лишь бы оказаться в первом ряду, первыми поздравить государя, первыми посмотреть вблизи на эту суженую из ниоткуда. Стефан принимает поздравления с той же благосклонной полуулыбкой, не выделяя никого в частности, и продолжает идти через залу, неспешно, но и не останавливаясь.
– Ваше императорское величество!
Из людского полукольца, перемещающегося вместе с нами, выступает седовласый мужчина в чёрных одеждах, сопровождаемый темноволосой девушкой в платье цвета утренней зари. Мужчина кланяется, насколько это возможно в общей толчее, девушка приседает в быстром реверансе, смотрит на меня с удивлением, мрачным, пытливым.
– Позвольте мне лично поздравить Ваше императорское величество с обретением вашей прекрасной суженой. Да хранят вас Четверо, фрайнэ Астра, и да одарят они вас своею милостью!
Стефан кивает, как, впрочем, и другим желающим поздравить, однако мужчина не отступает. Подхватывает девушку под локоть, тянет вперёд себя.
– И разрешите представить вам, фрайнэ Астра, мою дочь, фрайнэ Брендетту.
Девушка повторяет реверанс, однако даже мне, почти не бывавшей в свете, заметно, что он менее глубок и более суетлив, нежели предыдущий. Стефан не задерживается – и ради Витанских тоже, – и отцу с дочерью приходится посторониться, приотстать.
Я не тешу себя иллюзией, будто это какая-то другая фрайнэ Брендетта, не та, что стала частью моей свиты, ещё в глаза мною не виденной. Кузина императора, неизбранная дева жребия – кто следующий на очереди?
Фаворитка императора?
Жена или дочь ещё кого-то из доверенных советников?
Мы продвигаемся постепенно, рука об руку, фрайн Бромли за нами, и наконец человеческое кольцо размыкается, выпускает нас на заранее освобождённую часть залы. Звучавшая до того музыка стихает, мы со Стефаном выходим в центр свободного широкого круга. Люди растекаются вокруг, но, хвала Благодатным, им волей-неволей приходится придерживаться незримой границы, не становиться слишком близко. Стефан мягко тянет меня за собою, и я замираю сбоку от него. Официальный приём в присутствии монарших особ открывают неспешным церемонным танцем, ничего быстрого и дерзкого, поэтому меня мало заботит полузабытый навык. Мне кажется, будто я слышу женский крик, доносящийся с другой половины залы, я даже пытаюсь повернуть голову и поискать глазами источник, однако музыканты начинают новую мелодию и крик теряется, точно его и не было.
* * *
Два шага вперёд.
Один назад.
Снова.
И снова.
Смотрю прямо перед собою, повторяю раз за разом все степенные движения, всё, что сохранилось в памяти после маминых уроков. Кроме мамы, некому было учить меня танцам, принятым при дворе. Сама я к тому моменту знала лишь незатейливые сельские танцы, а отец полагал неслыханной глупостью тратить и без того стремительно тающие деньги на обучение изящным искусствам. Ежели найдутся родственники, готовые принять меня под свою опеку, тогда и будет резон в получении умений, традиционных для благородных фрайнэ…
Стефан рядом, по-прежнему близкий и равнодушный. Мои пальцы в его ладони, но он держит их легко, еле ощутимо.
Два шага вперёд.
Один назад.
За нами тянется яркий шлейф других танцующих пар, я вижу их краем глаза при повороте. Мы сходимся, расходимся, поворачиваемся вновь, следуя рисунку танца, столь же строгому, официальному, как и мужчина предо мною. Сверкающие алые юбки кружатся, вьются вокруг моих ног, дамы приседают перед своими кавалерами, мужчины кланяются. Новый поворот и мы со Стефаном оказываемся за спинами тех, кто прежде был за нами, но взоры людей, собравшихся со всех сторон, преследуют неотступно, скрещиваются на нас, изучают придирчиво.
Два шага вперёд.
Один назад.
Опять и опять.
Их не так много, придворных, наблюдающих за танцем государя и его избранницы. Мне казалось, здесь должны столпиться все, кому хоть сколько-нибудь любопытна императорская суженая из ниоткуда, однако очевидно, моя особа вызывает меньше интереса, нежели предполагалось.
Или дело в ином?
Лицо Стефана неподвижно, взгляд устремлён в пустоту. Мужчина заученно повторяет движения, шаги, в то время как меня начинает терзать беспокойство, смутное понимание неправильности происходящего.
И тот крик… ведь не почудилось же мне, в самом деле?
Внезапно замечаю среди собравшихся Мадалин, она то ощупывает нас колючим взглядом, то норовит повернуть голову и посмотреть в другую сторону, на что-то, невидимое с нашей точки обзора. Хмурится, поджимает губы с откровенной досадой. Даже находясь на некотором расстоянии от фаворитки, я понимаю, что она разрывается между желанием продолжить изучать меня, словно закатник новую разновидность артефактов, и поддаться любопытству, пойти своими глазами посмотреть, что там творится. Мадалин ловит мой взгляд, качает головой и отступает, исчезает за спинами стоящих впереди.
По ткани мира вокруг пробегает рябь, расходится кругами по воде. Я не вижу её, но чувствую кожей, чувствую, как прежде спокойное пространство дрожит, наполняется чужой силой.
– Стефан, что-то происходит, – говорю тихо.
– Что именно? – он даже не поворачивает ко мне головы. Он человек, ничего подобного он не видит и не чувствует, пока чужой дар не начнёт материализоваться во внешнем мире.
– Кто-то использует силу, – презрев правила, я останавливаюсь, рывком высвобождаю руку и делаю шаг в сторону, дабы не оказаться невольно на пути пар перед нами. – Много силы.
Стефан тоже замирает, наконец удостаивает меня пристальным взглядом, и я вдруг догадываюсь.
Он знает. Если не о том, что сейчас происходит, то подозревает, что – или кто – могло стать причиной, отчего это происходит.
– Благодатных ради, у тебя на оглашение было запланировано что-то ещё?
– Не у меня, – следует уклончивый ответ.
– А у кого?
– Тебе не о чем тревожиться, Астра. Среди гостей присутствует магистр Бенни…
– Закатник?!
– …и он прекрасно справится с поставленной задачей, – продолжает Стефан негромко, но твёрдо, с нажимом. – В конце концов, такова их работа – выявлять тех, кто скрывает свой дар от ока Заката.
Сила разливается в воздухе тонким запахом дождя, подмигивает заревом вспышек на другой половине залы.
Её много.
Слишком много для осознанного использования.
Кольцо людей редеет стремительно, и только танцующие пары ещё движутся взад-вперёд ленивой змеёй.
– Здесь есть скрывающийся от Заката?
– Не меньше полудюжины.
– Я не имею в виду твоих доверенных советников, или как ты там предпочитаешь их называть, – огрызаюсь.
Вспышки всё ярче, всё ближе. Их видят все, они уже чересчур осязаемы, чтобы было возможно и дальше реагировать на них как на забавный ярмарочный фокус. Музыка обрывается, и становятся слышны крики с другой половины залы, топот, звон посуды. Танцующие замирают, вертят головами в запоздалой попытке сообразить, что происходит. Огнёвки начинают мигать, реагируя на хаотичный, чрезмерный выброс силы, и я неожиданно узнаю её, эту силу, вышедшую из берегов, обратившуюся наводнением, способным затопить всю залу и каждого, кто тут находится.
Это та девочка, которую прислал Стефан в нашу обитель с просьбой проверить её дар. Как же её звали?..
Лия.
Пары перед нами рассыпаются, разбегаются кто куда, присоединяясь к придворным, уже мечущимся по зале, что перепуганные куры в курятнике. Рядом с нами возникают несколько стражей и фрайн Бромли, они обступают нас, оттесняют подальше от кривых зигзагов молний, расчерчивающих воздух над головами людей. Стефан тянет ко мне руку, но я уворачиваюсь, выскальзываю из кольца стражей прежде, чем оно сомкнётся неприступной стеной.
– Астра, вернись!
– Фрайнэ Астра, постойте, вам туда нельзя!
Не слушая окликов, подхватываю юбки, устремляюсь к источнику, в самый эпицентр. Идти против людского течения тяжело, не все ясно осознают, куда именно и от чего бегут, но всякий желает спастись во что бы то ни стало, оказаться как можно дальше от этого опасного места. Благородные фрайны, позабыв о столь часто, высокомерно декларируемом превосходстве своей крови над прочей, пугаются, кричат и толкаются наравне с простыми слугами. Мне и самой проходится выставлять локти, отпихивать каждого, кто норовит смести меня с собственного пути. Под сводами гремит гром, люди вокруг меня вскрикивают, пригибают головы, кто взвизгивает, кто начинается молиться, кто сыплет бранными словами. Наконец я вижу её, растрёпанную, в алом платье, слишком пышном, слишком громоздком для хрупкой девичьей фигурки. Она идёт пошатываясь, окружённая широким кругом свободного пространства и россыпью серебряных молний, вспыхивающих то тут, то там. Её рука в крови, а взгляд пуст, рассеян, как у человека, чересчур близко подошедшего к краю пропасти, за которым начинается падение в неизвестность забытья.
Даже самый сильный дар не безграничен.
Даже у самого сильного одарённого есть свой предел – переступишь его и силы уйдут, отхлынут отливом, оставляя оболочку пустую, беспомощную. Конечно, рано или поздно человек восстановится, и силы вернутся, но… часть может уйти навсегда. А может, человеческое тело прежде не выдержит непомерной нагрузки.
Подхожу ближе и останавливаюсь, только когда воздух становится душным, густым, не пропускающим дальше, а молнии обжигают открытые участки кожи. Людей рядом нет, лишь по другую сторону круга двое мужчин.
Я отпускаю холод. Позволяю ему всколыхнуться, наполнить меня и сразу вырваться на волю, вонзить ледяные когти в серебристую сеть молний. Лия замирает, смотрит неподвижно, немигающе в одну точку, затем поднимает окровавленную руку. Девушка стоит боком ко мне и мне неудобно поворачивать голову в попытке понять, привлекло ли внимание Лии нечто в земном мире или взор её устремлён за пределы физического бытия.
Плотный воздушный кокон содрогается, затем раздаётся треск, звук удара и дробящаяся россыпь, какая бывает, когда по полу разлетается что-то мелкое. Даже не реагируя на эти звуки, я понимаю, что Лия сознательно – насколько подобное вовсе возможно в её состоянии – направила одну из молний. Удар пришёлся по стене или по колоннам, обрамляющим залу, но не задел никого из людей, если таковые имели несчастье там оказаться.
Надеюсь, что нет.
Когти рвут сеть, цепляют её нить за нитью, натягивают, дерут неистово, словно кошка мебель. Незримая холодная волна растекается во все стороны, накатывает на хаотичное сплетение чужой силы, накрывает его, замедляет.
– Хочешь вернуть его? – звенит незнакомый девичий голос. – Так забирай, всё равно он испорчен тобою. Ты его отравила, проклятая!
Шорох.
Звон.
Где-то перед Лией вспыхивает свет, неожиданно яркий, бьющий по глазам. Я по-прежнему не вижу всего происходящего чуть дальше, но ощущаю остро, как новая порция силы вырывается водой из разбившегося кувшина. Воздушный кокон лопается мыльным пузырём, когти путаются в рвущейся сети. Удержаться не получается, меня бьёт под дых так, что на мгновение темнеет в глазах, с лёгкостью отшвыривает назад. Чувствую удар о жёсткий пол, боль оглушает до звона в ушах, на минуту-другую отрезая от волны, сметающей, поглощающей всё на своём пути, даже самое себя.
Ощущение мира возвращается не сразу. Поначалу я просто лежу с закрытыми глазами, слушаю боль, гуляющую по телу, и размышляю отстранённо, не был ли удар чересчур силён для меня. Затем появляются звуки суетливых шагов, эхо голосов, характерные мутные вспышки дара, вылепленного и отполированного закатниками.
– Астра?
Стефан.
Открываю глаза и вижу его, склонившегося к самому моему лицу.
– Астра? Как ты?
– Хо… хорошо, – шепчу едва слышно.
– Уверена?
– Да… бывало и… похуже.
Боль отступает. Холод встряхивается было, готовый занять освободившееся место, но и он слишком утомлён произошедшим, чтобы терзать моё тело. Я приподнимаюсь, сажусь, и Стефан выпрямляется, поддерживает меня. Подле нас встревоженный фрайн Бромли и несколько стражей, неуверенно мнущихся за его спиной, – не каждый день они видят подобное. Замечаю удивлённые, настороженные взгляды, обращённые на мои руки. Точно снегом припорошенные дорожки покрывают не только тыльную сторону ладоней, но змеятся от запястий, вьются причудливой белой татуировкой выше локтей. Смотрю в ответ на стражников и вооружённые, крепкие мужчины тотчас отворачиваются, стыдливо прячут глаза, будто не способны выдержать мой взгляд или опасаются порчи. Удостоверившись, что суженая государя пришла в себя, фрайн Бромли начинает отдавать приказы: оцепить эту часть залы, никого не допускать без личного повеления императора. Затем кивает Стефану и уходит.
– Астра, что же ты творишь? – тихо вопрошает Стефан, глядя мне в глаза со странным выражением, видеть которое раньше мне не доводилось. – Это безумие, бросаться вот так очертя голову…
– Что с Лией? – перебиваю.
Волны силы схлынули, мир успокаивается постепенно, возвращаясь к прежнему состоянию, хотя разлитое в воздухе дрожащее эхо ещё не один час будет витать по зале запахом чересчур резкого ароматического масла.
– Лией? А-а, с Асфоделией!
– Асфоделия? Та самая фрайнэ Асфоделия, дева жребия с островов?
– Да. Ты не знала?
– Нет, откуда? Я видела Лию лишь раз, и никто при мне не упоминал, что она и есть Асфоделия, – я осматриваюсь внимательнее и замечаю двух мужчин немного дальше от места, где стояла Лия, склонившихся к алой груде. Безжизненно раскинутые тонкие руки и рассыпанные по полу длинные пряди волос не сразу угадываются среди пылающих тканей. – Что с нею?
– Похоже, потеряла сознание.
Хорошо, коли так. Если бы сердце не выдержало, то говорить уже было бы не о чем.
Стефан помогает мне встать на ноги. Стража окружает место происшествия широким кольцом, за его пределами слышится зычный голос фрайна Бромли, продолжающего отдавать приказы. Под его руководством императорские слуги выводят из залы придворных, большая часть которых, если не все, в толчее и суматохе не успела покинуть этих стен. Чуть в стороне от склонившихся к Лии мужчин стоит молодая темноволосая женщина, немного дальше, но тоже в границе кольца – четыре рыцаря ордена Рассвета в светло-синих долгополых одеяниях с гербом рассветников. Двое старших то следят хищно за девушкой на полу, то с подозрением присматриваются ко мне, и я прячу руки за спину, тру холодные ладони, торопясь избавиться от компрометирующих следов. Металл колец ледяной на ощупь, на один удар сердца кажется, будто все они вмерзли намертво в мои пальцы, но нет, проворачиваются, когда я начинаю крутить золотые ободки. Волосы мои растрёпаны, диадема, похоже, потерялась и затихающий внутри холод не так страшит, как внимание рассветников.
– С тобой действительно всё хорошо? – уточняет Стефан пытливо.
– Действительно. Состояние Лии тревожит меня гораздо больше.
Я слышу, как оба мужчины зовут её по имени, как она начинает бормотать что-то. Женщина делает шаг к ним, я тоже, и Стефан идёт за мною, стараясь держаться рядом. Однако в сознание Лия не приходит, лишь бормочет, словно в бреду. Хочу сама посмотреть, что с нею, но внезапно под сводами раздаётся женский крик, громкий, отчаянный. Пытаюсь понять, что происходит на сей раз, однако Стефан берёт меня за руку, привлекает ближе к себе.
– Не обращай внимания, – произносит тихо, с уже знакомым твердокаменным нажимом.
– Почему? Что опять стряслось?
– Это девушка, которая напала на фрайнэ Асфоделию. Она и есть скрывающаяся от ока Заката и понесёт заслуженное наказание. Магистр Бенни заберёт её в обитель закатников и, поверь, это лучше, чем если бы они забрали Асфоделию. Или тебя, раз уж ты столь опрометчиво решилась использовать свою силу при магистре Бенни.