Светские преступления

Глава 24

За неделю до назначенного срока запахло неприятностями. Все началось со звонка Итана Монка.

— Джо, дорогая, я просто хочу уточнить, на который час назначен твой ужин?

Такого рода вопросы следует понимать так: «Успею ли я в тот же вечер попасть еще в одно место?»

— А в чем дело?

— Ни в чем.

— Итан, без дураков, говори, что еще затевается?

— Хочу потом проехаться за город.

— Вранье тебе никогда не удавалось.

— Вообще-то не знаю, чего ради эти увертки, — вздохнул Итан. — Рано или поздно ты все равно узнаешь.

— О чем? — спросила я с замиранием сердца.

— В ту же самую субботу графиня де Пасси дает танцевальный вечер в честь Нейла и Агаты Дент.

— Не может быть! — вырвалось у меня.

— Тем не менее это так.

— В честь этих нелепых Дентов?!

— Что делать, такова светская жизнь.

— В ту же субботу?! Но в субботу все идут на ужин ко мне, разве не так?! Нет, ты что-то путаешь!

— Я только что получил приглашение. Каллиграфический почерк, приложено к вазочке с розой. Знакомо, правда?

— Ты… — я сухо глотнула, — ты шутишь?..

— «Подражание — скрытая форма лести» и так далее. Только роза на этот раз не белая, а алая. Я как раз на нее смотрю. Едва раскрывшаяся, упругая, алая, как кровь, роза.

— Оплаченная кровавыми деньгами! Редкий случай соответствия формы содержанию. Постой, постой! Ты говоришь, приглашение только что доставлено?

— Да, личным шофером.

— Я вижу, нравы совсем испортились, — съязвила я. — Когда-то считалось зазорным рассылать приглашения позднее чем за месяц до события.

— Эти разосланы сегодня. Я проверял.

— То есть она намерена все организовать за одну неделю? — Колесики у меня в мозгу бешено завертелись, и я начала думать вслух. — Так… так… вот что я тебе скажу, дорогой Итан. Теперь мне понятно, почему Роджер Лаури прислал мне отказ! Моника пригласила его на ужин, желая свести с Дентами, а когда прослышала про мой вечер, решила немного расширить это мероприятие. Она нарочно отложила приглашение гостей на последнюю неделю, чтобы все мне испортить!

— Звучит резонно.

— Говорю тебе, это правда! Моника явно неравнодушна ко мне!

На самом деле ненависть к ней испытывала я. Недаром Клара Уилман говорила когда-то: «Скажи, кого критикуешь, и я скажу, кто ты».

— Если ты пойдешь от меня к ней, — сказала я Итану тоном обманутой супруги, — то можешь не возвращаться!

Молчание длилось очень долго. Меня это нисколько не удивило: Итан был известен своей страстью ко всякого рода вечеринкам и нередко ухитрялся за один вечер обежать пять или шесть. Согласитесь, это вызывает досаду у любой хозяйки. Как-то раз я подшутила над ним, устроив так, чтобы его пригласили на три очень важных приема в один и тот же вечер, так что он волей-неволей вынужден был выбрать какой-то один. Шутка зашла дальше, чем я предполагала: прием отменили. Идти на остальные два было уже неудобно, и Итан весь вечер просидел дома, изводя себя мыслями о том, сколько потерял. Впоследствии, правда, он нашел этот случай даже забавным.

— Ладно, — наконец послышалось в трубке. — Если ты против, я туда не пойду.

— Но хотел бы, ведь так?

— Не ради нее, Джо, ты это прекрасно знаешь. Хочется посмотреть, как там все теперь выглядит. Светская жизнь — один большой спектакль, а я — беспринципный зритель.

Я открыла рот для отповеди, но вдруг подумала: даже друзья не обязаны разделять мои взгляды.

— Поступай, как считаешь нужным, Итан.

— Хочешь, я буду твоим шпионом? Дам полный отчет обо всем, что видел! Ты знаешь, когда речь идет о смачных подробностях, у меня наметанный глаз.

— Хм… — Хотя я и была задета, любопытство оттеснило обиду. — Раз уж тебя все равно не удержать…

— Отчего же? Повторяю, если ты против, я не пойду.

— Обещай, что не смоешься слишком рано.

— Клянусь!

— Раз так, даю согласие.

— Правда?!

— При условии, что прихватишь с собой видеокамеру и магнитофон. Будешь моими глазами и ушами.

— В смысле «надо знать своего врага»? Не Нью-Йорк, а какой-то Древний Рим!

Я повесила трубку и выругалась в адрес Моники. Как умно она сделала ставку! Если кто и был идеальной кандидатурой на роль почетного гостя, то Нейл Дент. Ник Трубецкой олицетворял собой побитое молью прошлое русского дворянства, чей звездный час был незатейливо прихлопнут из револьвера в сыром подвале еще восемьдесят лет назад, а Нейл Дент — реальное величие нового времени, произрастающее из способности делать деньги.

Можно было суетиться, позвонить Бетти или Джун и выяснить все до конца, а можно — махнуть рукой и действовать по прежнему плану так, словно ничего не происходит. Второй вариант был не в пример благороднее, но я, конечно же, предпочла первый.

— Ты что-нибудь получала от нее? — с ходу спросила я Бетти.

— Ну да! Из-за розы, мать ее, я думала, что это второй тур твоего приглашения! Хотела позвонить и узнать, не спятила ли ты.

— Пойдешь?

— Конечно, нет. А вот Гил пойдет — Нейл покупает у него тот коллаж Матисса и «Стог» Моне.

— Может, Гил не заметил, что ее танцульки назначены на тот же день, что и мой ужин?

— Бизнес обязывает. Не волнуйся, Джо, сначала Гил появится у тебя.

— А нельзя, чтобы он у меня и остался?

— Джо, ради Бога! Это всего-навсего вечеринка.

— Мы обе знаем, что в Нью-Йорке не бывает «всего-навсего» вечеринок.

Субботнее утро началось с телефонных звонков: двое из числа приглашенных слегли с гриппом. Очевидно, начиналась эпидемия, потому что в течение дня звонки множились с пугающей быстротой, пока общее число заболевших не достигло двадцати девяти. Я склонялась к мысли, что это не грипп, а чума, и что имя ей — Моника де Пасси.

Каждый раз, когда звонил телефон, сердце у меня замирало при мысли, что это Брэд Томпсон. Черт возьми, ведь ради него и было задумано это мероприятие! Только бы он пришел! Тогда и затраты, и нервотрепка будут оправданы!

Пришлось сломя голову нестись в ресторан ради неизбежной перестановки, так что подкрасилась и причесалась я наспех. Единственное, что я проделала с тщательностью, — это ритуал надевания ожерелья Марии Антуанетты. Застегнув замочек, я прижала его обеими руками к груди и взмолилась, как к языческому талисману:

— Огради меня от стрел и ловушек светской жизни!

В «Пуассон» меня ожидала новая груда отказов, теперь уже в письменном виде. Первоначальные пятьдесят человек свелись к семнадцати. Загнанные официанты в спешном порядке переставляли мебель: пришлось разобрать и унести три из пяти круглых столов на десять персон. Оставшиеся два жалким образом терялись среди моих «тематических декораций».

Я в растерянности стояла на развалинах своей грандиозной затеи и ломала голову над тем, как посажу оставшихся семнадцать гостей. Восемь человек за один стол и девять за другой? За каждым будет маловато. Десять за один и семь за другой? Разница будет слишком заметной.

Отчаявшись, я обратилась за советом к метрдотелю. Он сказал, что практичнее всего будет убрать и эти два стола, заменив их на один длинный, что означало отказаться от гирлянд из полураспустившихся роз, специально сплетенных в тон узору на круглых шелковых скатертях, и заменить последние на простой ресторанный лен. Изящные лампы под розовым абажуром потеряли бы тогда всякий смысл.

— Спасибо, Чарлз, но давайте, насколько возможно, придерживаться первоначального плана.

Я сказала так, но подумала иначе: «Дорогой мой Чарлз, если вы думаете, что я заплатила шесть тысяч долларов за дизайн столов, которые никто не увидит, то вы тупее, чем кажетесь!»

С меня сошло семь потов, пока удалось заново разложить карточки: бесчисленные отказы не оставили камня на камне от точно рассчитанного баланса мужских и женских имен. Теперь женщин было больше, чем мужчин, причем настолько, что пришлось посадить кое-кого из них рядом, а это считается дурным тоном. Утешаясь тем, что моей вины тут нет, я «посадила» себя рядом с Брэдом Томпсоном в компании из восьми персон, а Ники, моего почетного гостя, в компании из девяти, в надежде, что так никто из гостей не сочтет себя обделенным.

Покончив с этим, я отошла к дверям, чтобы оценить ущерб.

Добро пожаловать на поминки по Версалю!

Поразительно, как количество порой переходит в качество. Два оставшихся стола теперь напоминали погребальные. Так и казалось, что на них среди роз вот-вот водрузят по гробу.

В ожидании гостей я постаралась приободриться, повторяя себе: «Это всего-навсего вечеринка!» Чтобы успокоить расходившиеся нервы, пришлось выпить пару бокалов шампанского. Ники, этот приятный, учтивый и пунктуальный человек, прибыл чуть раньше назначенного часа, как и подобает почетному гостю. Когда мы заняли места у двери, я не без усилия растянула губы в улыбке и сказала как бы между прочим:

— Поразительно, что доктора до сих пор бессильны против гриппа! Надеюсь, эта эпидемия не испортит нам праздник.

Ники, неизменно галантный, поцеловал мне руку.

— Праздник там, где ты, Джо.

Кааны и Уотермены прибыли, конечно, одними из первых. Бетти оглядела зал и заметила, источая сарказм:

— Веселенькая картина!

Я ткнула ее под ребра, чтобы держала язык за зубами.

Постепенно подтянулись и другие. Миранда Соммерс осталась только на коктейль. Так как она приняла приглашение именно на таком условии, я не могла поставить это ей в вину. Подобно Итану, Миранда носилась с вечеринки на вечеринку. Работа и светские обязанности сплетались у нее воедино и хорошо оплачивались, в отличие от тех из нас, кто надрывался бесплатно. Последними явились Бромиры и Итан. Ни следа Брэда Томпсона. Гости бродили по залу и сдержанно восхищались убранством. Декораций было самым прискорбным образом больше, чем зрителей. Похоже, каждый был в курсе того, что кворум не соберется, и всеми владело чувство некоторой подавленности.

— Посмотри на дело ее рук! — с горечью сказала я Итану, отведя его в сторонку. — Последние отказы поступили за час до назначенного срока. За час, можешь ты поверить? Что бы сказал на это твой друг Уорд Макаллистер? Наверняка он перевернулся в гробу!

— Старику Уорду не привыкать — он там вертится как пропеллер с начала восьмидесятых годов.

И Итан отошел перемолвиться словом с Ники.

Наконец, когда я уже перестала надеяться, появился Брэд Томпсон. Увидев его в дверях, я повеселела. Он выглядел бодрым. Очевидно, все еще могло повернуться к лучшему. Я взяла миллиардера под руку и повела за собой к гостям, воркуя на ходу:

— Рада снова видеть вас, Брэд. Как мило, что вы здесь.

— Триш говорит, что вы хозяйка из хозяек. — Он одарил меня белозубой улыбкой. — С моей точки зрения, это комплимент из комплиментов.

Я оценила попытку Триш сделать мне рекламу.

— Позвольте вам представить почетного гостя этого вечера, князя Николая Трубецкого. Вы о нем слышали?

— Конечно! Я ведь теперь в совете директоров «Чапелза».

— Да что вы говорите! — воскликнула я, стараясь не переиграть. — Надо же, какое совпадение! Знакомство придется очень кстати.

К моему большому облегчению, мужчины как будто понравились друг другу. Брэд сразу заговорил об Эрмитаже и своей дочери, а я, стоя рядом, незаметно его изучала. Вне всякого сомнения, он был незаурядной личностью. Он чувствовал себя уверенно. У него были изысканные манеры. Я не могла взять в толк, почему Триш назвала его «алмазом неограненным». В безупречном фраке, со слегка зачесанной назад рыже-каштановой шевелюрой и оживленным выражением лица, Брэд Томпсон казался скорее бриллиантом чистой воды.

Я стояла, слушала и восхищалась моим кандидатом в мужья, когда в дверях началось какое-то оживление. Поймав его краем глаза, я повернулась и увидела, что в зал пытается пройти незнакомая пышная блондинка. Метрдотель, похоже, объяснял ей, что это частный ужин. Я решила, что незнакомка заблудилась по пути из дамской комнаты, и ждала, что она уйдет. Она, однако, настаивала. Тогда я сочла нужным узнать, в чем дело. Убедившись, что мужчины увлечены беседой, я потихоньку ускользнула к дверям.

— Что происходит, Чарлз?

— Эта дама утверждает, что приглашена сюда на ужин, однако, насколько мне известно, все гости уже собрались. Ведь это так, миссис Слейтер?

— Миссис Слейтер? — Блондинка адресовала мне улыбку, типичную для конкурса красоты.

— Да, — ответила я настороженно.

— Таффи Фишер. — Она протянула мне руку для пожатия. — Брэд Томпсон сказал, чтобы я подъезжала сюда, что мы встретимся прямо в зале. Надеюсь только, что он не забыл вас предупредить, — объяснила она с обезоруживающей прямотой и заметным южным акцентом.

Я почувствовала, что краснею от раздражения, и оглядела блондинку, стараясь не выдать своих чувств. Судя по белизне и упругости кожи, ей было не больше тридцати. Круглое личико было довольно хорошеньким, туалет был подобран так, чтобы выставлять на обозрение значительную часть роскошных форм, драгоценности не оставляли сомнения в их подлинности. Все в ней казалось мягким, бархатным: и плоть, и манеры, и улыбка — но я интуитивно угадала, что под мягкостью кроется жесткое неуступчивое ядро.

— Он и не подумал предупредить, ведь так? Вот шалун! Если вы мне откажете, я нисколько не обижусь. Я ведь, знаете, и сама хозяйка небольшого салона и отлично понимаю, каково это, когда гость без предупреждения является на ужин со строго определенным числом мест. Мне очень жаль, что так вышло, миссис Слейтер!

— Вам совершенно не за что извиняться. Наоборот, вы появились как нельзя более кстати. Несколько гостей заболели гриппом, так что с местом проблем не будет.

Я не могла разжать до боли стиснутые зубы и говорила чужим скрипучим голосом.

— Вы просто лапочка! — воскликнула мисс Фишер с восторгом. — Мне нисколько не хочется возвращаться в отель и ждать Брэда там. Сегодня нам предстоит еще один вечер — танцевальный.

Это меня настолько доконало, что не осталось сил на вспышку эмоций. Нетрудно было догадаться, о каком танцевальном вечере идет речь. Ну и черт с вами со всеми, подумала я тупо и проводила мисс Фишер к мистеру Томпсону, который с видом собственника не замедлил привлечь ее к себе за талию.

— Брэд, ты забыл предупредить о моем приходе, скверный мальчик! — промурлыкала она.

Он буркнул что-то о нерадивости секретарши, я вежливо кивнула, тем более что сейчас это уже не играло никакой роли. Весь мой тщательно задуманный план пошел коту под хвост.

Я приканчивала третий бокал шампанского, когда Джун сочла своим долгом разыграть добрую самаритянку.

— Джо, милочка, ты сегодня божественно выглядишь!

— Иди ты в задницу!

По просьбе мистера Томпсона официант поставил еще один прибор рядом с его. За столом мисс Фишер и «мой» миллиардер держались за руки.

В этот вечер я познала особый вид головной боли, знакомой разве что игроку в теннис, которому приходится выдерживать матч без единого шанса на успех. От усилий разболелись даже ушные раковины, и все равно застольная беседа повернула в мрачное русло великих морских катастроф, Мистер Томпсон упоенно сыпал примерами, а я слушала и видела корабль своих надежд: объятый пламенем, он погружался в пучину.

Я пила вино стакан за стаканом, в надежде, что это поможет стереть из памяти большую часть вечера, и чувствовала себя марионеткой с улыбкой от уха до уха, чье единственное назначение в спектакле — кивать головой.

Таффи Фишер и Брэд Томпсон первыми покинули обреченное мероприятие, уже за десертом. Не зная, что его подружка проболталась, миллиардер отговорился важной деловой встречей.

Бетти посоветовала мне не расстраиваться — мистер Божественный Шанс редко оставался надолго.

— Говорят, вечерами пилот держит его личный самолет наготове, на случай если ему придет в голову поразвлечься еще и в другом городе. Одно слово, миллиардер! Как комар: насосался — и дальше.

Вскоре, однако, начался массовый исход. Когда последний гость в спешке распрощался, я села за ближайший стол и допила остатки вина из тех стаканов, до которых могла дотянуться. Настроение было погребальное, и общий колорит зала его только усугублял. Вошел персонал, пришлось подняться, чтобы пожать всем руки, поблагодарить метрдотеля и подписать счет. Оставив несообразно высокие чаевые, я подождала, когда все выйдут, и допила самую полную бутылку — что-то около двух стаканов. Смутно помню, как вышла из ресторана, поймала такси и назвала свой прежний адрес. Это дает отличное представление о степени моего опьянения.

Очнулась я уже на Пятой авеню. Перед знакомым зданием стояла шеренга лимузинов. Не успела я опомниться, как Пат, старый швейцар, отворил для меня дверцу такси и протянул руку, помогая выйти. Он хорошо меня знал еще по прежней жизни и рад был видеть снова. Ни минуты не сомневаясь в том, что я тоже приглашена к Монике, он с подчеркнутой учтивостью придержал для меня парадную дверь. Мало что сознавая, словно плавая в тяжелом дурмане, я поднялась в лифте на пятнадцатый этаж и переступила порог своей бывшей квартиры.

То, что предстало моим глазам, заставило очнуться. Мой средневековый замок пал под натиском модерна. Теперь это был глянцевитый, лоснящийся мавзолей без крупицы тепла и следа очарования.

Apres moi, le deluge. «После меня хоть потоп». Что и случилось.

Обои, гобелены и фрески восемнадцатого столетия — все это исчезло вместе с изысканной обстановкой. Повсюду теперь громоздилась уродливая современная мебель с присобранной обивкой под плюш. Столовая, когда-то имевшая оттенок спелого граната, была теперь серой. Сплошной унылый, тусклый цвет. Разве я не говорила Монике, что помещения для вечеринок должны быть выполнены в теплых и ярких тонах, которые оживляют и цвет женских лиц, и беседу? Ни столовая, ни спальня просто не могут быть серыми, это недопустимо, это преступление против самой сути вещей! Серое — это «прости-прощай хороший секс и веселая трапеза»!

Два подлинника Фрагонара с изысканными сценками из провинциальной жизни (я купила их у Фотра, известнейшего парижского дилера, в первоначальных деревянных рамах с искусной резьбой и позолотой) сейчас висели на убийственном сером фоне бок о бок, в металлическом обрамлении. От этого зрелища у меня заледенела кровь.

Из гостиной вынесли всю мебель, превратив ее в танцевальный зал. Там звучала латиноамериканская музыка, и гости танцевали в соответствующем ритме. Я схватила бокал шампанского с подноса проходившего официанта и смешалась с толпой. Те, кто случайно узнавал меня, удивленно поднимали бровь: «А эта как здесь оказалась?»

Здесь были Роджер Лаури с супругой, Денты и все те, кто принял мое приглашение, а потом отговорился болезнью. Налицо был случай массового чудодейственного исцеления. Те, кто почтил своим присутствием мой ужин, тоже были здесь за исключением Джун Каан и Бетти Уотермен. Их мужья и даже мой почетный гость, Ники Трубецкой, были не столь щепетильны. Миранда Соммерс болтала с Итаном Монком, который при виде меня изменился в лице.

— Джо! Боже мой, что ты здесь делаешь? — шепотом спросил он, подходя.

— Ты не находишь это занятным, Итан? Все здесь! Буквально все. Этой женщине хватило двух лет на то, на что мне потребовалось двадцать. И что самое смешное, в этом есть и моя заслуга.

Моника превзошла свою учительницу, превратив восхождение по социальной лестнице в спорт: игнорируя ступени, она совершила прыжок с шестом и приземлилась прямо на вершине. Теперь она царила там, гордая и сияющая, как снежная шапка Эвереста. Видеть этот триумф было слишком мучительно, и когда я заметила Монику среди танцующих, в объятиях Нейта Натаниеля, что-то во мне с болью сломалось. Они извивались в жгучем ритме сальсы, терлись друг о друга и заглядывали в глаза, а я — я смотрела на них так, как только что сошедший с эшафота призрак Марии Антуанетты взирал бы на Робеспьера и Шарлотту Корде, занятых ласками в ее будуаре в Версале.

Ощутив мой взгляд, Моника повернулась. Наши глаза встретились, и на ее лице, как тень, появилось выражение торжества. Что-то шепнув Нейту, она двинулась сквозь толпу. Судя по милой улыбке, она намереваясь меня поприветствовать. Быть может, я бежала бы прочь, но не могла двинуться и, как завороженная, смотрела на это воплощение зла в красном атласе и бриллиантах, на этого дьявола в женском обличье.

Моника раскинула руки. Казалось, она летит на черных перепончатых крыльях.

— Джо, дорогая, наконец-то! — вскричала она, обнимая меня. — Что за счастье снова тебя видеть! Я боялась, что ты не сумеешь вырваться, но… эй, прошу внимания! Моя дорогая Джо тоже среди нас!

Я так и оставалась в столбняке, сознавая, что музыка прекратилась и гости стягиваются в кружок, во все глаза глядя на двух таких непохожих «леди в красном». Все во мне трепетало от желания заклеймить Монику перед всеми как интриганку и убийцу. Но стиснутое спазмом горло отказалось повиноваться — эта изысканная подлость меня обезоружила. Я ограничилась тем, что выплеснула в лицо Моники содержимое своего бокала.

И ушла.

Дальнейшие события того вечера подернуты дымкой забвения.

На другое утро у меня была сильнейшая головная боль. На правой руке повыше локтя синела багровая опухоль. Я понятия не имела, откуда она взялась.

Все утро фрагменты прошлого вечера ранили меня как шрапнель, причем каждый новый впивался чуточку глубже и больнее. Где-то после обеда я вспомнила все. Телефон самым зловещим образом молчал, только ближе к вечеру позвонила Джун, чтобы узнать, как дела. До нее дошло шесть версий случившегося. По самой ужасной из них я повалила Монику на пол и топтала, пока меня не оттащили (для этого понадобились трое крепких мужчин). Выяснив ситуацию, Джун посоветовала выждать время и не терзаться попусту.

— В Нью-Йорке у людей короткая память, — сказала она напоследок.

Чего еще ждать от женщины, назвавшей распад Советского Союза «маленьким русским инцидентом».

Бетти тоже пыталась утешить меня. Безнадежный романтик где-то в глубине своей циничной души, она передала мне слова Гила.

— Этот Брэд Томпсон не задержался и у Моники. Если это успокоит тебя, он отвалил оттуда не с мисс Фишер, а с другой женщиной.

Третьим был Итан. Его звонка я ждала с особым нетерпением, потому что из всех моих друзей только он был свидетелем случившегося.

— Джо, какая муха тебя вчера укусила?

— Я выставила себя на посмешище, знаю.

— Хуже! Ты возложила на нее венец мученицы.

Потом я долго сидела, спрятав лицо в ладони. Говорят, нет ничего ужаснее сознания сделанной глупости. Не важно, был мой поступок обоснованным или нет, — главное, он был низким, вульгарным. Вчерашний вечер обошелся мне слишком дорого. Во всех отношениях.

Два дня спустя я получила от Ники Трубецкого письмо со словами теплой благодарности и большую иллюстрированную книгу по истории Российской империи с его личным предисловием. В тот же вечер мне на квартиру была доставлена огромная корзина цветов. Судя по небесной голубизне прикрывавшей их прозрачной бумаги, цветы были от Селесты. Она называла себя «дизайнером букетов» и работала только на заказ с ограниченной клиентурой. Я открыла Селесту чисто случайно, много лет назад. Когда я начала рассылать в виде благодарности ее оригинальные букеты, другие взяли с меня пример, и эта флористка вошла в моду — увы, ненадолго, поскольку любила сплетничать о своих клиентах. Многие из-за этого отвернулись от нее, а те, кто продолжал пользоваться ее услугами, были вынуждены мириться и с ее длинным языком. Надо сказать, оно того стоило — Селеста была очень талантлива.

Под бумагой обнаружилось изобилие белых цветов. Букет, оформленный в виде шара, красовался в белом с голубым узором кашпо. Такой подарок вполне мог стоить вдвое больше моей теперешней квартплаты. Я была уверена, что найду среди цветов еще одну записку от Ники (в конце концов, ведь и я как следует раскошелилась на вечер в его честь), но обнаружила только визитную карточку. То, что было на ней вытиснено, кто-то тщательно зачеркнул. На обратной стороне была надпись: «Джо, с благодарностью за прекрасный вечер» — и подпись: «Моника де Пасси».