Светские преступления

Глава 27

Те несколько месяцев, что миновали со дня клятвы, я прожила в состоянии некоторого душевного подъема, ради одной-единственной цели: низложить захватчицу и попутно вернуть присвоенное достояние. Памятуя о том, что цель оправдывает средства, я была готова на самые радикальные меры, хотя и не представляла, какие именно. Так писатель или художник вынашивает идею великого произведения, еще не зная, в каких словах или красках его воплотит. Мысль моя лихорадочно работала в поисках беспроигрышного варианта, и потому все, что попадало в поле зрения или касалось слуха, оседало в памяти до той поры, когда сможет пригодиться в борьбе против Моники.

Я жила ожиданием минуты, когда великая идея обрушится на меня, как Ньютоново яблоко, но дни шли, ничего не происходило, и я начала понимать, что осуществима лишь часть моей грандиозной задачи, а именно устранение Моники. Стоит ли ради этого ставить на карту все? Что я получу, кроме удовлетворения? Возможно, хватит и его.

Между тем приходилось как-то существовать: ежедневно спешить на ненавистную работу, а вечерами торчать одной в нищенской квартирке. По-настоящему я жила лишь тогда, когда плела заговор против Моники.

Прошел год. За это время я подала официальное уведомление о банкротстве. В январе, заглянув на пресловутую шестую страницу, я обнаружила такой вот шедевр пера:

«Моника де Пасси, самая общительная и коммуникабельная графиня в мире, и Натаниель П. Натаниель, эсквайр, самый занимательный и популярный холостяк в городе, вчера вечером объявили о своей помолвке. Это случилось на сенсационном приеме, который был задан для этой пары Нейлом и Агатой Дент. Весь Нью-Йорк собрался для того, чтобы поднять бокалы в честь этого радостного события. Венчание назначено на сентябрь и состоится в Саутгемптоне, в великолепном особняке…» и так далее.

Новость почти не тронула меня, невзирая на то что заметку я прочла под люминесцентными лампами оптового рынка, где все еще работала. Казалось странным, что эти двое так долго собирались, и мне пришло в голову, что Моника, быть может, пыталась пойти на попятную. Интересно, думала я, что у них на первом месте: страсть или зло — и что чем подогревается? Меня давно уже не интересовало, кого из них осенила идея подставить Люциуса и кто сделал первый шаг. Если эти двое когда-то шли по жизни разными путями, то теперь они были вместе.

Наступил март. Однажды, необычайно теплым для этого месяца вечером, я шла с работы домой по Пятой авеню (я предпочитала этот маршрут всем прочим потому, что здесь можно было вволю поглазеть на витрины, пусть даже цены казались теперь заоблачными). Проходя мимо отеля «Сент-Реджис», я решила зайти и выпить чего-нибудь стоящего в баре, хранившем столько воспоминаний о прежних днях. Хотя мне нельзя было транжирить деньги, я махнула рукой на благоразумие.

Бар «Кинг Коул» был невелик, но внушителен. Я поймала косой взгляд метрдотеля ресторана «Леспинас», что находился дверь в дверь с баром. Этот взгляд говорил, что мне здесь не место. Я только крепче прижала локтем дешевую сумку, подделку под «Шанель». «Когда что-то собой представляешь, аксессуары не важны». Метрдотель, конечно, был другого мнения — ну и черт с ним! Если тянет доказывать прислуге, что вы настоящая леди, то ничего стоящего в вас нет.

Итак, я проследовала к стойке, заняла табурет в самом дальнем углу (подальше от остальных посетителей), заказала двойную порцию водки со льдом и расслабилась, скользя взглядом по красочной фреске Максфильда Париша, тянувшейся вдоль всей противоположной стены. На фреске был запечатлен Кинг Коул со своими тремя скрипачами. Развеселый старый толстяк немного напоминал негодяя Люциуса. Это некстати повернуло мои мысли к жестоким превратностям судьбы, из-за которых я вынуждена в пятьдесят лет (бесперспективный возраст!) в одиночку восседать в баре с «хаш паппиз» на усталых ногах.

Я старалась не слишком налегать на водку — пропустив ее залпом, пришлось бы выложить еще десять долларов или покинуть бар. Освежив в памяти фреску, я принялась разглядывать публику и обнаружила перемены. В мое время «Кинг Коул» служил местом встреч и знакомств для состоятельной молодежи, теперь, похоже, сюда приходили заключать сделки — в основном мужчины, но не только.

Внезапно я увидела за дверью бара Монику и от неожиданности чуть не слетела с табурета. Я опустила голову пониже, чтобы не быть замеченной. Секундой позже я решила, что обозналась, но не сразу осмелилась бросить взгляд в сторону двери.

Да, это была Моника. Она оставалась у входа, погруженная, как мне показалось, в разговор с метрдотелем «Леспинас», который почему-то маячил теперь перед дверью бара. Из осторожности я прикрылась рукой. Нельзя, чтобы эта змея снова заметила меня в непрезентабельном виде! Ей и без того хватает поводов для злорадства.

Постепенно шок сменился любопытством, и я пристальнее вгляделась в Монику. Что она здесь делает? Встречается с Нейтом? А если не с ним? Если здесь ее поджидает тайный ухажер? В таком случае нельзя ли извлечь из этого пользу для себя?

Моника немного переменилась с нашей последней встречи: обесцветила несколько прядей и самую малость набрала в весе, что, увы, пошло ей только на пользу. Господи, как же я ее ненавидела!

Разговор с метрдотелем все продолжался. Эти двое как будто танцевали менуэт, в котором она пыталась проскользнуть в дверь, а он ловко закрывал ей проход. Спор шел на пониженных тонах, однако становился все горячее. Наконец Моника уступила. Я чисто механически рассталась еще с одной десяткой, размышляя над смыслом увиденной сцены. Потом, еще больше меня озадачив, Моника вернулась и взялась за руку метрдотеля так, как это делают, когда хотят «подмазать». Оглядев ее, тот сунул что-то в карман и отошел к дверям «Леспинас».

Это уже было более чем странно. Графиня де Пасси вынуждена платить, чтобы ее пропустили в бар!

Теперь она шла к стойке, покачивая бедрами, как манекенщица на подиуме — обольстительно и бесстрастно. Я уткнулась носом в свой стакан, чтобы стать как можно неприметнее, и продолжала жадно ловить каждое ее движение. К счастью, она устроилась у другого конца стойки. Заказав мартини, она ловко скрестила ноги так, чтобы подол платья, как бы невзначай, высоко вздернулся, а разрез разъехался, обнажив бедро. Бармен едва успел придвинуть к ней стакан, как из-за ближайшего столика поднялся мужчина. Он приблизился к Монике со словами: «Привет! Можно вас угостить?» Я всегда думала, что такое бывает только в кино. Моника оглядела его, призывно прошлась языком по губам и кивнула. Мужчина сел рядом. Они заговорили.

Только тут я поняла, что это совсем незнакомая женщина, но даже после этого не могла отвести взгляда от лица, как две капли воды похожего на лицо моей Немезиды. Даже у близнецов не всегда встретишь такое сходство.

Да ведь это всего-навсего шлюха из тех, что подбирают мужчин по барам! Ей приходится «подмазывать», чтобы впустили и дали заняться своим ремеслом.

Я продолжала зачарованно наблюдать. Те двое болтали и пересмеивались с растущей фамильярностью, возможной только там, где знакомятся за рюмкой спиртного. Это было престранное зрелище. Двойник моего злейшего врага сидел в нескольких шагах, словно предлагая воспользоваться этим для собственной выгоды. Как именно? Нащелкать похабных фотографий и разослать в газеты за подписью «Шалости графини де Пасси»? Устроить так, чтобы Нейт застукал ее с другим… или даже с другой? Впрочем, это его только распалит. Но ведь можно же что-то придумать!

Довольно скоро мужчина расплатился и повел незнакомку прочь. Проходя мимо метрдотеля «Леспинас», она опять незаметно сунула ему в руку деньги и добилась поклона, с которым провожают постоянных клиентов. После этого мне уже нечего было делать в баре. Я тоже ушла.

По дороге домой я думала о том, что случайностей не бывает, а значит, и эта встреча для чего-то мне нужна. Мной владело странное, чуточку зловещее впечатление, что судьба с благосклонной улыбкой наблюдает за мной, впервые за долгое время.

Дома я уселась на диван и долго перебирала в памяти историю другого очень важного сходства — Марии Антуанетты с мадам Олива, проституткой, что сыграла ее роль в знаменитой исторической авантюре. Я вспомнила день в Париже, в мастерской Эжени, когда примеряла копию того самого колье, что подспудно спровоцировало падение монархии.

Какой это был блестящий, убийственно иронический план — нанять шлюху на роль королевы! И не странно ли, что нашлась женщина, чей вид полностью совпадал с внешностью Марии Антуанетты? Причем настолько, что кардинал Роанский, лично ее знавший, попался на удочку. Он сам, своими руками передал мошеннице драгоценность, в полной уверенности, что пересылает его королеве. Благодаря этому Жанна де ла Мотт некоторое время жила на широкую ногу. Жила бы и дольше, если бы ювелир, устав от ожидания, лично не явился к королеве за деньгами.

При всей дерзости и высокой степени риска афера увенчалась успехом. Если отбросить детали, суть ее такова: проститутка выступила в роли королевы и одурачила первого человека в государстве. Обман принес мошеннице огромное богатство. Ее единственный просчет заключался в том, что она осталась в Париже, вместо того чтобы немедленно покинуть страну.

Это был один из моих любимых эпизодов французской истории, и каждый раз, возвращаясь к нему, я находила все новый смысл. Поначалу он привлекал меня только как интересный исторический факт. Но когда я сама попала в сети опытной авантюристки, история с ожерельем обрела для меня иную, более личностную окраску. Теперь, после встречи с моей «мадам Олива», я видела в ней достойный пример для подражания.