Глава 31

Для встречи с Моникой я собиралась особенно тщательно: надела рабочий костюм (дешевый, темный и невзрачный, но неплохо скроенный), прихватила сумку (ту самую подделку под «Шанель») и, конечно же, сунула ноги в удобные ботинки (не «хаш паппиз», но из той же оперы). Все это не могло остаться незамеченным. Сложности последних лет отразились на моей внешностью: фигура опять расплылась, цвет кожи испортился, ногти давно забыли, что существует такая штука, как маникюр, а волосы после многократной окраски в домашних условиях больше напоминали парик, чем естественную шевелюру. Не скажу, чтобы я выглядела непрезентабельно, но каждый, кто знал меня прежде, счел бы перемены разительными. Это было как нельзя более кстати — ведь Моника больше всего мечтала затмевать других. Показуха была ее второй натурой.

Ожерелье Марии Антуанетты коротало дни в морозильной камере на кухне. Чтобы добраться до него, пришлось расклеить пластиковую коробку для завтраков и развернуть несколько слоев упаковочной бумаги. Открыв футляр, я полюбовалась своим счастливым талисманом, что поблескивал в бархатном гнезде. Мне было больно расставаться с ним, даже зная, что это временная мера. Вместо того чтобы положить ожерелье в сумочку, я снова упаковала его и спрятала на прежнее место.

Некоторое время я бродила по квартире, то взбивая подушки, то проверяя, выключен ли свет, когда же наконец двинулась к двери, то вспомнила об одной важной детали. Нож для колки льда. Он так и лежал на столе, куда я выложила его, чтобы не забыть. Я завернула его в газету и положила в сумочку.

Теперь все было готово, требовалось лишь немного удачи.


Как обычно, я воспользовалась подземкой и прибыла на работу в половине одиннадцатого. Слава Богу, день выдался хлопотливый — это помогало отвлечься. Я приняла несколько заказов по телефону, в том числе один солидный: пять комплектов спальной мебели вишневого дерева в колониальном стиле для гостиницы в Нью-Гемпшире.

По дороге на обед я оставила в приемной конверт с моим адресом. Он не содержал ничего, кроме нескольких листов чистой бумаги.

— За ним придут, — сказала я секретарше, сочной блондинке с коэффициентом умственного развития ниже допустимого (она напряженно работала — наклеивала цветочки на свежий лак). — Мужчина. Просто передайте ему конверт.

— Мужчина? — заинтересовалась она, подняла голову и выдула мне в лицо пузырь розовой жевательной резинки.

— Да, дорогая, мужчина. Скорее всего шофер, значит, на нем будет униформа и картуз. Он подойдет и спросит, нет ли конверта на мое имя. Вот он, этот конверт. Видите, на нем написано: «миссис Джо Слейтер». Это значит я. Так вот, когда он спросит, отдайте конверт ему.

— Ага.

— И не вздумайте поехать в Сингапур.

— А?

— В Сингапуре за пузыри из жвачки сажают в тюрьму. Как раз поэтому я собираюсь перебраться туда на старости лет.

Ровно в одиннадцать пятьдесят пять я была на улице, там меня уже ждал старый добрый Каспер — в первоклассной шоферской униформе, у дверцы черного «мерседеса». Он был все тот же — непробиваемый, как бетонная стена. Мы обменялись рукопожатиями, причем я одарила его теплой улыбкой.

— Каспер, как приятно снова вас видеть!

— А мне — вас, миссис Слейтер, — сказал он, отворяя для меня дверцу «мерседеса».

Я устроилась на заднем сиденье, среди оттенков кофе с молоком и запаха новой кожи, и пока Каспер усаживался на свое законное место, заглянула в сумочку, чтобы убедиться, что нож еще там. Пока все шло хорошо. Как только машина тронулась, я завела светскую беседу.

— Ну, Каспер, как вам жилось в последнее время?

— Спасибо, миссис Слейтер, хорошо.

Мне показалось, что я слышу в его голосе меланхолический оттенок. Возможно ли, чтобы этот тупица не был в восторге от службы у Моники? Чтобы скучал по прежним временам?

— Давненько мы не виделись, правда?

— Да, мэм…

— Все хорошо?

— Неплохо.

Мы уже были почти на углу.

— Постойте, Каспер! Боюсь, я кое-что забыла на работе. Поворачивайте за угол и там остановите машину.

Каспер беспрекословно повиновался — привычка подчиняться мне за столько лет вошла у него в плоть и кровь. Я сделала вид, что роюсь в сумочке.

— Боже мой, как некстати! Я оставила в приемной важное письмо. Вас не затруднит дойти туда?

— Нисколько. Но, миссис Слейтер… как же я оставлю вас одну? Лучше объехать квартал и вернуться.

— Нет, это займет слишком много времени. Не думаю, чтобы кто-то побеспокоил меня в этом тихом переулке. Скажите секретарше, что пришли взять письмо на имя миссис Слейтер, и она отдаст его вам без проблем. Дело на пару минут, не больше.

— Хорошо, мэм. И минуты не пройдет, как я вернусь.

Судя по всему, Каспер не изменился. Его все так же легко было убедить в чем угодно. Должно быть, он был смущен тем, что переметнулся к моей обидчице, и обрадовался случаю искупить проступок небольшим одолжением.

Как только он исчез за углом, я достала из сумочки газетный сверток и сдвинула газету с острого конца (но не с рукоятки, за которую держалась, опять же из-за отпечатков). Затем я выскользнула из машины и огляделась, не видит ли кто. Переулок был пустынным, так что можно было без помех проколоть обе задние шины. Вся операция заняла двадцать секунд. Нож вместе с газетой полетел в урну, а я вернулась на свое место и только успела расслабиться, как вернулся Каспер. Ему потребовалось целых две минуты — более чем достаточно, чтобы, если надо, вывести из строя целую шеренгу «мерседесов».

— Большое спасибо! — воскликнула я и с пафосом добавила, пряча конверт поспешно, как нечто важное. — Вы мой спаситель!

Мы тронулись вторично. Машина тотчас клюнула задом.

— Ну вот! — расстроился Каспер. — Колесо спустило.

— Только не это! — Я схватилась за часы. — Что же теперь делать? Ведь я опоздаю!

Он остановил машину и пошел выяснять, в чем дело, а я, опустив окошко, следила за ним.

— Ну что?

Каспер поднялся с колен, одернул форменные брюки и развел руки с выражением полной растерянности.

— Спустили сразу оба колеса.

— Боже правый!

— Но как это могло случиться?

— Битое стекло? — предположила я.

Каспер внимательно оглядел проделанный нами отрезок в несколько метров.

— Стекла я не вижу. Миссис Слейтер, вы не заметили, никто не вертелся возле машины?

— Я думала о конверте и не смотрела по сторонам. Мне так жаль!

— Одно колесо я бы мог поменять и сам, но два сразу… Придется вызвать тягач. Работенка на целый день!

Что и требовалось, подумала я.

— Целый день?! Тогда я возьму такси.

Каспер бросился отворять для меня дверцу.

— Извините, миссис Эс.

Когда-то меня называли так каждый день, и сейчас я поняла, как сильно недоставало мне этого все последние годы.

— Это не ваша вина, Каспер, и вам не за что извиняться. Жизнь непредсказуема. — Я помолчала, как бы в приступе легкой ностальгии по прошлому. — А помните, как мы засели на скоростном шоссе с Лонг-Айленда в Саутгемптон и как я помогала вам менять колесо?

— Еще бы, мэм!

— То-то были золотые денечки, верно?

— Верно, мэм, — подтвердил Каспер, понурившись.

— Что ж, приятно было повидаться, пусть даже мельком, — вздохнула я и мимолетно коснулась его локтя.

— Миссис Слейтер, я страшно сожалею… обо всем.

Судя по тому, каким угрюмым был тон, в виду имелся всеобъемлющий закон подлости, а не только спущенные шины.

— Я тоже сожалею, Каспер, и очень вам благодарна. Не могли бы вы известить графиню, что я заеду за ней в такси?

— Сейчас же этим займусь, мэм.

Садясь в такси на Третьей авеню, я с удовлетворением думала о том, что Каспер выведен из игры на весь этот день, то есть уже не сможет поклясться под присягой, что Моника не была у адвоката и не подписывала завещания. Он просто не будет знать, где она была, когда и с кем.

Первая задача была с блеском решена. Наступал черед второй.


Пришлось подождать, пока Моника соизволит спуститься. Я воспользовалась этим, чтобы немного поболтать со старым швейцаром Патом, ирландцем по происхождению (его вид придавал зданию допотопную солидность Старого Света). Мы не виделись со дня вечеринки, на которой я плеснула Монике в лицо шампанским. В белых перчатках и форме с золотым позументом, Пат казался живым анахронизмом. Вряд ли хоть один швейцар в Нью-Йорке так гордился своей должностью, как он.

— Рада снова вас видеть, дружище Пат. Как дела?

— Не жалуюсь. А у вас?

Задушевно заданный вопрос заставил меня заново осознать, как ужасно я теперь выгляжу.

— Неплохо, Пат, неплохо.

— Неисповедимы пути Господни, — заметил он с убежденностью доброго католика. — Нам всем вас очень недостает, миссис Слейтер. Все уже не так, как прежде. Жильцы теперь считают ниже своего достоинства знать имена персонала. Я мог бы вам такого порассказать!..

— Все течет, все меняется.

— Только не к лучшему. Понаехало народу, без которого лично я бы с радостью обошелся. Строят из себя леди и джентльменов, а на деле — кто их разберет? — Пат встрепенулся и заметил с едкой иронией: — Похоже, ее пресветлая милость графиня вот-вот изволит перед нами предстать.

— Как вы догадались?

Он молча указал мне за спину. Я обернулась и увидела комнатку, набитую электронным оборудованием. В том числе там были шесть экранов, на которых виднелись зернистые черно-белые изображения разных частей нижнего этажа: входной и задней дверей, вестибюля, лифта. Сбоку находилась панель управления с тумблерами, кнопками и лампочками. Одна лампочка мигала.

— Квартиру девять «эф» ограбили примерно год назад. Пришлось установить систему слежения. Лично для меня это прямо-таки гвоздь в… вы знаете в чем. Ничего уже нельзя сделать просто так, все нужно программировать! Правда, можно определить, откуда спускается лифт. Вообще говоря, я не против такого новшества, учитывая, что здесь обосновалось столько сброда.

Это была неприятная новость. Теперь я уже не могла и надеяться незаметно выскользнуть из здания.

Тем временем лифт остановился, дверь открылась, и вышла Моника, вся в черном. Я поздравила себя с тем, что остановилась именно на этом цвете для Оливы. Вид у Моники был блестящий, почти в буквальном смысле как у змеи, что скользит через осоку к берегу. Высокие каблуки так энергично и целеустремленно цокали по мрамору пола, что я еще раз спросила себя, по силам ли мне уничтожить такое создание.

Мы с Патом стояли в ожидании почти у самой двери. Приблизившись, Моника по-европейски коснулась моей щеки поцелуем, и я ответила тем же исключительно ради Пата (что, если однажды ему придется рассказать об этой встрече со свидетельской скамьи?).

— Как глупо вышло с машиной, — заметила Моника и небрежно бросила швейцару: — Мне потребуется такси!

Пат адресовал мне красноречивый взгляд типа «что я говорил?». То, что он едва терпит Монику, согрело мне сердце.

— Снова вместе, Джо, — сказала та, когда мы уже были в такси. — Совсем как в былые времена.

— Не совсем, — возразила я с бледной улыбкой. — Но я вижу, у тебя все в полном порядке. Выглядишь потрясающе.

— Правда? — Она произнесла это почти как утверждение. — Пожалуй, немного утомлена. Вчера пришлось побывать на долгом и нудном ужине.

— Где? — не удержалась я.

— У Лаури.

— Ну и каково в совете директоров?

— Скучно, но сказочно.

— Разве? Ты в самом деле находишь, что заседания скучны? Вот уж никогда бы не подумала…

Моника повела плечами и сменила тему.

— Как вспомню, сколько ты натерпелась, сердце так и разрывается! — сказала она липким, как патока, голосом. — Я тебе глубоко сочувствую. Есть какие-нибудь хорошие новости?

— Нет. Сделай одолжение, не касайся этого, — пробормотала я, встревоженная тем, что вымышленная болезнь успела совершенно вылететь у меня из головы.

Остальную часть пути мы ехали в молчании.

Загрузка...