Светские преступления

Глава 28

Было бы желание, а возможности найдутся, говорила я себе, размышляя над тем, как использовать подарок судьбы с максимальной выгодой для себя.

Динь!

Словно кто-то стукнул ложечкой по краю хрустального бокала.

Не усидев, я вскочила и принялась расхаживать, гоняя во рту сигарету и не замечая, что говорю сама с собой.

— Допустим, я предложу этой женщине сыграть роль Моники… например, чтобы она подписала у нотариуса новое завещание… завещание, по которому оставляет все мне…

Рискованно? Очень, но не более чем интрига, сплетенная Жанной де ла Мотт-Валуа, которая, между прочим, увенчалась полным успехом! Результат превзошел все ожидания интриганки. «Долой Бурбонов, да здравствует революция!»

До сих пор я рисовала себе изгнание Моники в каком-то общем, неопределенном смысле и, вообще говоря, имела в виду ее отъезд из Нью-Йорка. Довольно было и того, что она уберется назад в Париж или куда там ей вздумается, лишь бы не путалась больше под ногами. Теперь же я чувствовала, как в душе прорастает зерно жестокости. Пока владелец состояния жив и здоров, завещание остается бесполезным куском бумаги. Впервые моя идея избавиться от Моники была окрашена в такие черные тона.

К несчастью (или к счастью, как мне понемногу начинало казаться), я уже кое-что знала о завещаниях — Люциус дал мне первый урок, обобрав меня до нитки. Основной вопрос тогда заключался в том, является его последняя воля законной или нет. К моему глубочайшему сожалению, она оказалась грамотно составленной и имела все необходимые подписи и печати.

Интересно, что это завещание, учитывая огромные размеры состояния, было поразительно коротким. Люциус сам напечатал его на старенькой пишущей машинке, которой иногда пользовался при переписке. В том, что он так поступил, заключался самый неудачный для меня момент, потому что (как подробно объяснил мистер Салливан, адвокат, заверивший эту бумагу) в Нью-Йорке завещание, написанное вручную, не имеет законного веса, если только вы не военнослужащий на боевом задании и не моряк, находящийся вдали от дома.

По словам мистера Салливана, Люциус не считал этот документ своей последней волей, для него это был, так сказать, пробный шар. «Я только хочу знать, что упомянутая особа не останется в накладе» — вот что он сказал. Однако когда адвокат предложил составить более подробное завещание, с тем чтобы он мог явиться для подписи позднее, он отклонил это предложение, напомнив, что уже имеет личного поверенного, Нейта Натаниеля. Тем дело и кончилось — на той же неделе Люциус умер.

Перед моим мысленным взором проходили волнующие картины: вот я печатаю короткое завещание, по которому все состояние Моники в случае ее смерти переходит ко мне; вот ее двойник отправляется к адвокату и в его присутствии и с соблюдением соответствующих формальностей ставит под завещанием подпись.

Просто и вполне осуществимо, за исключением одной мелочи. Подпись.

Разумеется, у меня имелся вполне приличный образец подписи Моники — в записке, приложенной к цветам, — так что само по себе это проблемы не составляло. Проблема была в недюжинном уме Нейта Натаниеля. Он просто обязан заподозрить неладное и разобраться, что к чему. Он просто не мог не потребовать экспертизы, и вся затея лопнула бы как мыльный пузырь. Подделку подписи легко разоблачить, особенно если образец берется на глазах у специалиста.

Это заставляло призадуматься. Как подписывает завещание человек физически неполноценный: калека или недоразвитый от рождения? Ведь и богач может сломать обе руки или перенести паралич — да мало ли что бывает! Наверняка должна быть какая-то юридическая процедура и на этот случай.

На другое утро я начала необходимые исследования в области законоведения. Поскольку лично ходить по знакомым адвокатам было бы безумием, а полагаться на общедоступные статьи и эссе как-то не хотелось, я позвонила в Олбани, в Ассоциацию адвокатов штата Нью-Йорк. Оттуда меня направили в Манхэттен, в справочную по вопросам права, а те переадресовали к некоему Джеффри Бэнксу, эсквайру, адвокату по делам об опеке над имуществом, с обширной практикой в самом центре Манхэттена. Из предосторожности я связалась с ним по телефону-автомату из ближайшей забегаловки.

Для начала я объяснила, что телефон мне дали в справочной по вопросам права, и это было единственное, о чем я сказала честно. Я представилась сиделкой пациента со сломанными в результате аварии верхними конечностями. Испуганный случившимся, он якобы желает составить завещание.

— А способен он лично явиться ко мне в контору?

— Вполне. Однако он не может владеть руками.

— Закон гласит, что в подобных случаях клиент не обязан лично ставить подпись.

— Вот как? Но что это будет за документ, без подписи? Разве такое завещание действительно?

— Достаточно, если сотрудник фирмы подпишет документ под его надзором и в присутствии свидетеля. Вот почему я спросил, может ли ваш пациент явиться сюда лично.

— И вы утверждаете, что завещание будет законным?

— Абсолютно! Существует прецедент. Видите ли, есть целый ряд людей, получивших травмы и увечья в результате несчастного случая. Они также имеют право завещать свое имущество.

— Иными словами, в нездоровом теле — здоровый дух! — Попытка пошутить разбилась о монументальную серьезность мистера Бэнкса. — Сэр, я готова выслушать, что требуется от моего пациента.

— Мистер Шварц должен предварительно обсудить со мной время своего визита, чтобы я мог лично присутствовать при подписании. Разумеется, я не могу проходить одновременно и как свидетель. Клиент обращается ко мне со словами: «Мистер Бэнкс, вам предоставляется право подписать это завещание от моего имени и по моему указанию». Я ставлю под документом его имя, в кавычках расписываюсь сам и ставлю дату. Если в дальнейшем возникнут сомнения в подлинности завещания, я смогу поклясться, что в момент подписания клиент находился в том же помещении и дал мне словесное распоряжение к данному юридическому акту. Свидетель также сможет это подтвердить.

— Надо же, как интересно! Даже я, сиделка, впервые об этом слышу! А почему этим занимается… Боже мой, как же это?..

— Вы имеете в виду суд по делам об опеке над наследством?

— Ну да. Почему именно этот юридический департамент? Значит, возникают проблемы?

— Только не в том случае, если вся необходимая процедура соблюдена до мельчайших деталей, а именно это я вам и гарантирую, если мистер Шварц решит обратиться в нашу контору, — напыщенно заявил мистер Бэнкс. — Поверьте, у нас в этом деле большой опыт — три клиента уже обращались к нам с подобной просьбой. Да вот хоть последний из них! Бедняга чуть не лишился правой руки. Одним словом, я готов хоть сейчас взяться за подготовку документа. Если мистер Шварц желает лично уточнить какие-то детали, я к его услугам.

— Я непременно спрошу его, как только он проснется. Искренне благодарна за исчерпывающую информацию.

И прежде чем адвокат опомнился настолько, чтобы поинтересоваться номером телефона, я повесила трубку.

В тот же день вечером я снова входила в бар «Кинг Коул», высматривая мою «миссис Олива» (я дала ей это прозвище в надежде, что оно окажет на события доброе влияние). На этот раз я прилично оделась и заменила надоевшие «хаш паппиз» на нормальные туфли.

Прошел час, а интересующая меня особа все не появлялась. Я решила навести справки у метрдотеля, хотя мне не слишком нравился его кислый вид и взгляд, в котором подобострастие странным и неприятным образом сочеталось с высокомерием.

— Вчера примерно в это же время сюда заходила женщина. Моего роста, брюнетка с осветленными прядями и в узком черном платье с разрезом. Не могли бы вы передать, что у меня к ней предложение?

Метрдотель окинул меня равнодушным взглядом и неопределенно повел плечами. Я сунула ему в руку двадцатидолларовую бумажку. Это помогло — я получила кивок.

— Скажите, что я буду ждать ее здесь завтра в шесть часов вечера.

— Хорошо, мадам. Завтра вечером, в шесть. — Он сделал вид, что записывает. — Посмотрим, что удастся сделать.

На другой день работы было невпроворот, и мне не удалось добраться до бара раньше четверти седьмого. «Мадам Олива» там не оказалось. Я встревожилась, не разминулись ли мы, и снова подошла к метрдотелю.

— Вы передали?

— Разумеется. Интересующая вас дама предупредила, что задержится. Не желаете подождать в баре?

Я нашла место за одним из круглых столиков в глубине небольшого помещения, подальше от стойки. Остальные были заняты — бар по-прежнему пользовался популярностью.

Когда в дверях появилась «мадам Олива», я была снова поражена ее необычайным сходством с Моникой. Пока она шла к моему столику, я едва дышала и жадно смотрела на нее. На этот раз на ней был костюм-тройка мужского покроя с белой рубашкой, и надо сказать, в нем она выглядела еще сексуальнее, примерно как Марлен Дитрих во фраке. Усевшись, она заказала мартини. Я взяла еще вина.

— Неплохой прикид, — заметила я, чтобы разрядить обстановку.

— Хотелось подготовиться, — ответила она с недвусмысленной ноткой в голосе. — Обычно это срабатывает.

— Речь совсем о другом! — сказала я слишком быстро и, наверное, высокомерно, потому что «мадам Олива» усмехнулась.

— О чем же тогда?

— Для начала, как вас называть?

— А как бы тебе хотелось? — И она облизнула губы уже знакомым мне призывным движением языка.

Эта крошка знала толк в своем деле.

— Если вы не против, Олива.

— Олива? Что-то новенькое! Ладно, главное, чтобы это тебя заводило.

Принесли наш заказ. Я не знала, как подступиться к тому, ради чего назначила ей встречу.

— Полагаю, вы профессионалка?

— В чем?

— В своем… ну… занятии?

— Как любая деловая женщина.

Она взяла сигарету, достала из сумочки золотую зажигалку, с каким-то особым шиком щелкнула ею и закурила.

— Можно узнать, откуда вы родом? — продолжала я.

— Слушай, сладкая… — она помедлила, чтобы пустить длинную струю дыма, — я пришла сюда не на допрос. Чё те надо?

— Мне нужна хорошая актриса и настоящий французский акцент.

— Ну, это проще простого, — сказала она с заметным самодовольством. — Я отлично имитирую французский, немецкий и итальянский.

Она произнесла это как «фронч», «чёман» и «ииталиано», в каждом случае с соответствующим акцентом, и это было безупречно.

— Тогда вот что, — решилась я. — Я задумала сыграть шутку с одной из своих подруг и подыскиваю женщину, которая могла бы играть ее роль примерно в течение часа в компании нескольких адвокатов.

— Групповушки не по мне! — отрезала она.

— Это совершенно ни при чем. Секс не потребуется. Все, что вам придется сделать, это под видом моей подруги подписать завещание.

— Чье?

— Ее.

Наши взгляды на миг пересеклись, я поспешно отвела свой и схватилась за стакан, чтобы немного успокоиться.

— Она и есть Олива? — осведомилась моя собеседница.

— Нет. Это я так, в шутку.

— Ты — просто кладезь шуток, сладенькая.

У меня вырвался нервный смешок.

— Одна маленькая деталь: вы не должны подписывать завещание своей рукой.

— Вот как?

— Весь смысл проделки в том, что вам придется разыграть спектакль. Какой? Вы не владеете руками. Подпись за вас поставит адвокат.

Она откинулась на стуле, рассеянно гоняя соломинкой оливку в своем стакане. Ногти у нее были длинные, с алым лаком.

— Один вопрос, — сказала она наконец. — Адвокаты… они в курсе того, что все это просто шутка?

— То есть?

— То есть это здорово отдает криминалом.

— Что за ерунда! Никакого криминала… ну или минимум. Шутки бывают разные, и эта самую малость рискованнее других. Только и всего.

Было совершенно очевидно, что она не верит, и я облегченно вздохнула, когда последовал совсем иной вопрос:

— А какова будет компенсация за риск?

— Я подумываю о сумме где-то в пределах… хм… хм… в пределах пяти тысяч долларов.

— Конфетка, я от таких пределов не в восторге.

— Назовите свои.

Наступило молчание, показавшееся мне невыносимо долгим.

— «В пределах десяти тысяч» больше ласкает слух.

Уж не знаю, как я удержалась от возгласа облегчения.

— Эту сумму я могу себе позволить, так что на этом и сойдемся. Для начала придется как следует все отрепетировать. Учтите, вам придется не просто изображать мою подругу, а быть ею.

— Можешь не волноваться, конфетка. Я только и делаю, что перевоплощаюсь. Это же моя работа.

Она с усмешкой сняла с соломинки оливку.

Хотя мне по-прежнему не хотелось брать в долг у друзей, пришлось обратиться к Бетти, которая все время повторяла, что мне не стоит стесняться. Именно это я и сделала. Бетти даже не спросила, на что мне нужны десять тысяч и когда они будут возвращены. Я по собственной инициативе обещала вернуть долг при первой же возможности, даже с лихвой. На это Бетти заявила, что никогда не рассчитывает получить назад то, что одалживает, так что и говорить не о чем. Это будет наш маленький секрет. Чтобы сумма не фигурировала в банковском балансе, Бетти выдала ее мне наличными.

Где-то через неделю Олива явилась ко мне домой и получила задаток в размере пяти тысяч долларов. Тогда же я впервые показала ей фотографии объекта моей «шутки» в последних номерах газет и журналов. Судя по реакции, она слыхом не слыхивала ни о Монике де Пасси, ни о любом другом лице нашего круга, включая меня. Я нашла это приятным исключением.

Наряды моей Оливы были достаточно презентабельны, но отдавали ширпотребом, поэтому пришлось одеть ее в один из моих костюмов от-кутюр. Пусть даже я сильно сомневалась в способности адвокатов уловить разницу, врожденный педантизм не позволял упускать ни единой детали в одежде, искусстве и, если уж на то пошло, в правонарушении.

Олива безропотно согласилась придать волосам более темный, антрацитовый оттенок и сделать стрижку как у Моники. Она с усердием оттачивала ее акцент и практиковалась в ее излюбленном макияже. Обучение шло быстро. При этом Олива никогда не рассказывала о себе и не интересовалась мной. Вскоре я начала понимать, что связалась с весьма странной личностью.

Некоторое время спустя Олива поставила меня в известность о том, что на пару дней уедет — по делам. Я поверила в это не больше, чем в бескорыстную любовь Моники к Люциусу. Мир вертелся вокруг денег.

— А когда вернешься? — осведомилась я, немного нервно от опасения, что она может навсегда исчезнуть из моей жизни.

В ответ Олива дала мне номер телефона, предупредив, что пользоваться им следует только в случае крайней необходимости, и обещала позвонить сразу, как только вернется.

За свою жизнь я насмотрелась немало детективных фильмов и знала, что первый шаг полиции в случае подозрений насчет конкретной особы — это поиск списка всех звонков, сделанных и принятых по ее телефону примерно за последний год.

— Нет уж, лучше я сама к тебе наведаюсь.

— У меня нет постоянного адреса.

Возможно, это не было ложью. Существует категория людей, живущих как бы на периферии общества, пасущихся вокруг той или иной денежной акулы на манер прилипал, а когда «хозяин» выйдет из игры, переходящих к другому. Мысль о том, что я столкнулась с такой прилипалой, заставила поежиться. И немудрено — среди этой категории немало бездушных психопатов. Олива до дрожи походила на Монику, так что любопытство во мне постоянно боролось со страхом.

Мы договорились о конкретной дате следующей встречи, и я осталась ждать, изнывая от мрачных предчувствий, сожалея о возможной потере денег, страдая от того, что дело застопорилось. Хочешь не хочешь, приходилось верить Олива на слово.

Я решила воспользоваться передышкой и составить завещание.