Сводные... Запрет на любовь...

Глава 17. Яр.

Гордый, да, Никитин? Даже мысли себе не позволял проверить эти чертовы сообщения… и родители...

– Почему мне ничего не сообщили? – смотрю на отца, пытаясь не сорваться. – Достаточно было всего лишь позвонить, пап. Я через сутки был бы уже дома, рядом с вами!

– И одним ударом выбил бы все мозги из этого чмыря! – хмыкает он, остужая. – Мне на вас троих как потом разорваться?! Ты даже сейчас меня практически не слушаешь! Думаешь, как его вычислить... Оставь это в прошлом, Яр, понял?!

В каком таком, сука, прошлом?!

– Мелочь дергает от каждого упоминания о нем или моего прикосновения! – повышаю на несколько тонов голос. – Не хочет возвращаться на учебу и считает, что это она виновата в произошедшем! В каком прошлом это все, пап?!

– Вот и приведи ее в чувства, если действительно беспокоишься! – рычит на меня, туша окурок в пепельнице. – Хоть раз узнаю, что обидел ее – лишишься собственных родителей. Это, надеюсь, объяснять не нужно? И к мудаку тому тоже не лезь, ясно? Если решил остаться ради мелкой, займись тем, что действительно сейчас важно.

Раздраженно уходит в дом, оставляя меня одного на улице.

Важно… Важно было не доводить до всего этого!

Сука!

Хотел узнать, что там у нее с бывшим произошло? Радуйся! Какого хера с недовольной рожей стоишь?!

Поднимаю голову кверху, вдыхая холодный ночной воздух. Старательно успокаиваю колотящиеся внутренности.

Безумно хочется курить и орать. Благим матом, от беспомощности… А еще разорвать эту скотину на куски. И ведь я действительно с легкостью справился бы сейчас с этой задачей, имея его имя и прошерстив слегка связи и компанию мелкой в Москве… Но я себя останавливаю, оборачиваясь на смех Стаси и мамы, выходящих из дома с пакетами еды.

– Сумасшедшие, – выдавливаю из себя улыбку, отбирая тяжелые ноши из женских рук.

Складываю их в багажник, обнимая маму напоследок.

Отец стоит на пороге дома и снова курит. Чувствую, попадет ему от мамы за разговор со мной, как только мы уедем.

Обнимает крепко мелкую, чмокая в щеку и отмахивается от меня, как от назойливой мухи.

Мы с ним сейчас оба, как одноименно заряженные частицы. Чем ближе подходим, тем дальше шарахаемся друг от друга.

Загружаемся в машину.

Начало второго… Выезжаем за ворота и мелочь мгновенно клонит в сон, заваливая голову к дребезжащему стеклу. Умащивается поудобнее. Стаскивает обувь, подтягивая к себе колени. Упирается о них локтем, подставляя ладошку под щечку.

Прошу водителя включить какую-то спокойную радиостанцию, разгоняя нагнетающую тишину и изредка поглядывая на нее.

– Мне понравился сегодняшний вечер, – проговаривает тихо, выдергивая меня из собственного шторма мыслей. – Нужно собираться так чаще. Ты только предупреждай меня заранее, хорошо?

Киваю молча в ответ.

– Папа тебе все рассказал, да? – выдыхает расстроено. – Я это сразу поняла, как только вас на улице увидела…

– Ты сама должна была это сделать, Стась… – растираю виски руками. – Еще тогда… Когда все только произошло, понимаешь?

– Зачем? – сглатывает, робко глядя на меня сквозь длинные ресницы. – Ты только не кричи на меня, ладно?

Смотрю на этот крошечный беззащитный комочек, умостившийся на маленьком клочке автомобильного сидения, и все сжимается внутри. Не понимаю, как она в принципе смогла все это вынести?

– С чего вдруг мне на тебя кричать? – отвечаю тихо, но орать действительно хочется. Вытрясти из ее башки всю ту дурь, что скопилась… и обнимать крепко, до хруста костей.

– Всегда знала, что не создана для семьи… – шепчет тихо. – С детства бракованная… Сама виновата... Нечего было даже пытаться начинать…

Улыбается, а у самой глаза блестят от наполняющихся слез.

И мне снова больно… до ломоты в мышцах больно… Готов убить любого, за каждую хрустальную слезинку, скатившуюся из ее глаз.

– Мозги у тебя бракованные, Романова! – рычу, стягивая с себя куртку. – Что значит «не создана»? На каждого бракованного есть свой такой же… двинутый… Знала об этом? И будут они вместе жить долго и счастливо. Заруби себе это на своём курносом носу, поняла?!

Мудила… Как его там? Марк? Внушил девчонке всякой чуши в голову, хрен знает, как теперь расхлебывать.

– Сюда иди, бестолочь, – перетягиваю мелкую к себе на руки, прижимая к груди вместе с коленями. – И прекращай наконец улыбаться, когда тебе хочется плакать, поняла? У меня когда-нибудь из-за тебя сердце остановится! А оно тебе надо?

Смеется, заливая мне плечо слезами.

Жмется крепче, стягивая пальчиками ткань батника.

Беззвучно рыдает, вздрагивая всем телом, и я позволяю ей это сделать полноценно. Один раз. Выплеснуть все, что накопилось. Чтобы больше не сдавливало цепкими оковами и без того маленькое сердечко.

Мне как-то совсем не хочется выпускать ее из собственных объятий... Хотя бы сегодня...

Стираю губами слезы с влажных щек и ресниц. Понимаю, что рано, поэтому не позволяю себе ничего лишнего, но отпускать ее домой в таком состоянии тоже не лучшая идея.

Сонно трет глаза, постепенно успокаиваясь.

– Спать хочешь? – шепчу ей в макушку.

Молча кивает, и я тянусь к дорожной плоской подушке за спинкой сидения.

Не хочу больше пытать ее вопросами. С нас обоих достаточно того, что знаем друг о друге.

Устраивается на креслах, умащивая голову у меня на коленях. Укрываю ее курткой, как одеялом.

– Яр, – зовет меня тихо, осторожно притягивая за шею к себе. Смотрит внимательно, на что-то решаясь. – Я скучала.

Целует робко в щеку, и я мгновенно расплываюсь в улыбке.

– Приятно это слышать от трезвого человека, – смеюсь, вспоминая ее пьяное признание в клубе.

– Дурак, – смешно морщит нос, обиженно хмурясь.

Мягко провожу большим пальцем по ее щечке, убирая закрученные пряди светлых волос с бледного лица.

– Я тоже по тебе безумно соскучился.

Осторожно касаюсь припухших от слез губ своими, замирая на мгновение и спрашивая ее разрешения.

Не отшатывается. Слегка подается вперед, будто пытаясь разобраться в собственных ощущениях.

Вкусно… Настолько, что мгновенно хочется большего. Но все-равно отстраняюсь, пока все еще в состоянии контролировать мысли и собственное тело.

Чмокаю в зареванный нос.

Со Стасей спешить нельзя. Она как фарфоровая кукла с драгоценным напылением. Несколько сантиметров в сторону и доверие развеется, как золотая пыль от легкого дуновения ветерка, оставляя на земле лишь осколки разбитой крошечной статуэтки.

Улыбается в ответ, исследуя кончиками пальцев контур моих губ.

Щекотно… и кожу слегка покалывает, требуя продолжения.

Прижимаю хрупкую девичью ладошку к губам, оставляя на ней мягкий поцелуй.

– Если ты сейчас же не ляжешь спать, ничем хорошим для тебя это не закончится, – предупреждаю, засовывая ее руку под импровизированное одеяло.

– Отшлепаешь меня? – хохочет, припоминая мне мою угрозу.

– Нарываешься, – едва сдерживаю себя от смеха.

– Уже сплю, – умащивается у меня на коленях, практически мгновенно отключаясь.

Аккуратно придерживаю кроху, чтобы не упала.

Смотрю на часы, устало откидываясь на спинку кресла.

У нас обоих есть еще минут сорок прежде, чем попадем домой, и я отыщу эту скотину среди ее контактов в соцсетях.

Мразь трусливая! Как девочку беременную абьюзить, так это он с удовольствием… А как пару раз по морде засветили, так дорогу сразу к мелкой и забыл.

Несколько раз беспомощно бьюсь затылком о спинку сидения машины.

На коленях прощение вымаливать будет, тварь.

А еще стоит поскорее разобраться с проблемами фирмы отца... И вплотную заняться спасением «Дома Амфибий». Благо связей и опыта у меня теперь в этой сфере хватает.

Стася крутится на мне юлой, умащиваясь поудобнее. И может быть, стоило остаться с ночевкой у родителей, но я сейчас совсем ни о чем не жалею, обнимая притулившуюся ко мне малышку и все еще чувствуя сладкий вкус поцелуя на собственных слегка воспаленных губах.