Тайна от Бывшего

Глава 1

Мой мир переворачивается и летит в бездну, оставляя после себя звенящую пустоту.

Всё вокруг стирается, становится безликим. Бесцветным. Звуков тоже нет. Я оглушена увиденным. Парализована. И не могу поверить, что это происходит на самом деле.

— Хочу, чтобы ты была моей единственной девочкой, — стучит в голове хриплый низкий голос. — Я никого, кроме тебя, не вижу, Лисён…

Хватаюсь рукой за горло, рвано втягивая воздух в лёгкие. Дышать больно.

Но ещё больнее осознавать, что мой любимый прямо сейчас жадно стискивает в объятиях другую. Шепчет ей что-то на ухо, улыбается, а его ладони свободно блуждают по её телу, выдавая его очевидный сексуальный интерес.

Высоцкий абсолютно открыт в своих желаниях. Ему всё равно, что вокруг люди, и что они находятся в общественном месте. Парень полностью увлечён красивой длинноногой брюнеткой, которая льнёт к нему всем телом, игриво хихикая.

Меня тошнит, но я не отвожу взгляда. Ищу оправдание происходящему, надеясь, что всё окажется лишь плодом моей фантазии. Тщетно.

Картинка не исчезает и не меняется. Парень, которого я искренне полюбила и который стал для меня первым во всём, в эту самую секунду увлечён другой.

— Вика, — из глухой тишины меня вытягивает голос подруги. — Это Макс?

Нервно дёргаю плечами и не мигая смотрю на компанию молодежи, тусующейся под музыку на парковке среди машин. Очередной взрыв смеха заставляет вздрогнуть.

Кажется, что смеются надо мной — наивной дурой, доверившейся прожженному бабнику и местному плейбою.

Смешно. Это и правда смешно.

Только я почему-то не смеюсь, а борюсь с комом, стягивающим горло. И, кажется, медленно умираю, когда Высоцкий склоняется к брюнетке и целует её. Развязно. Жарко.

— Не ходи туда. — Милана хватает мой локоть, когда я делаю шаг в сторону толпы. — Не унижайся перед этим уродом.

— Я хочу понять, что происходит, — отвечаю одними губами.

И продолжаю идти, оставляя подругу позади.

Моё приближение замечают все, кроме него. Толпа расступается, становится тише.

— Макс, тут к тебе, как обычно, очередь! — ржёт кто-то из парней.

Его смех подхватывают остальные. Но я этого не слышу.

Ловлю на себе взгляд зелёно-карих глаз и забываю как дышать. Меня откидывает в прошлое, где эти глаза согревали теплом. Сейчас же от них веет ледяным безразличием, от которого я вымерзаю изнутри.

Словно в замедленном съемке наблюдаю, как Высоцкий нехотя выпускает из рук брюнетку, идёт ко мне. Дальше всё как в тумане… Большие ладони ложатся на мои плечи, утягивая подальше от толпы. А я даже не сопротивляюсь. Заторможено перебираю ногами, еле поспевая за широкими шагами парня.

— Короче, — раздраженно цедит Максим, останавливаясь и разворачивая меня лицом к себе, — давай обойдёмся без истерик и слёз, ладно? У меня нет на это времени.

— Я… не понимаю… — Вскидываю на него затянутые болью и растерянностью глаза. — Объясни, что это значит?

Всего на мгновенье между нами повисает гнетущее молчание. Но такое сильное, что закладывает уши.

— Все просто, Лисён, — равнодушный ответ ядом растекается по венам. — Тебе нужна была любовь, а мне секс. Каждый получил, что хотел.

Его слова бьют наотмашь и оседают свинцовой тяжестью где-то в солнечном сплетении. Сердце больно пульсирует внутри, сжимается и горит.

Не могу осознать услышанное, потому что в моём мире так не бывает. Если человек доверился тебе, разве можно с ним так подло поступать?

Чем я это заслужила?!

Ощутив внезапную волну гнева, размахиваюсь и влепляю Высоцкому пощечину, которая обжигает ладонь. Но мне мало… Хочу, чтобы ему было ещё больней! Хочу, чтобы он испытал то же, что сейчас испытываю я.

Не контролирую себя. Вскидываю руки и луплю парня по груди, плечам… А он словно из камня сделан. Мышцы стальные, непрошибаемые. Ему от моих ударов никакого вреда, а я сбиваю ладони, игнорируя ноющую боль в запястьях.

Не справляюсь с эмоциями, они меня поглощают. Слепят. Уничтожают.

Но всё резко заканчивается, когда Высоцкий хватает меня за плечи, разворачивает спиной к себе и блокирует железным захватом.

Замираю в его руках и беспомощно всхлипываю. Бороться с ним нет сил. Да и смысл? Максим — опытный боец, который в ринге укладывает на лопатки стокилограммовых спортсменов. Я против него — жалкая букашка.

— Ненавижу… — выдыхаю, подрагивая от злости.

— Это я уже понял, — звучит насмешливый голос возле уха. — Жаль, что мне плевать, — парень прижимается теснее к моим бёдрам. — Кстати, можем переспать на прощание. Хочешь?

От его унизительного предложения я вытягиваюсь струной.

— Пусти! — цежу сквозь зубы.

И через секунду оказываюсь на свободе.

Затравлено смотрю на Высоцкого и не узнаю в нём парня, который покорил моё сердце. Передо мной другой человек. Отстранённый, безразличный, пустой.

Не зря ему дали прозвище — Дьявол. Он такой же многоликий и коварный. Истинное зло во плоти.

— Макс, долго тебя ждать? — кричит кто-то из толпы. — Погнали.

— Ща, — коротко бросает он, не сводя с меня взгляда.

Я едва сдерживаю слёзы. В груди болит, словно мне в сердце нож всадили. Дыхания не хватает.

— Лучше бы я тебя никогда не встречала, — выдавливаю сквозь ком в горле.

Вкладываю в свои слова как можно больше презрения, на что парень лишь криво усмехается. А потом разворачивается и уходит, ни разу не обернувшись.

Зато девица, с которой он обжимался, сверлит меня немигающим победоносным взглядом и улыбается. И когда Максим подходит к ней, сразу повисает у него на шее.

Мне тошно смотреть на них.

— Вик, — на мои плечи ложатся ладони Миланы. — Давай уйдём отсюда? Пожалуйста.

Чувствую, как подруга дрожит. Или это меня так сильно колотит? Не понимаю…

В мыслях сумбур, в душе выжженное поле. Но я не хочу позорно сбегать, захлёбываясь слезами. Выпрямляюсь и с гордым видом дожидаюсь, когда шумная компания уедет. И лишь потом выдыхаю и утыкаюсь лицом в плечо Милы.

— Расскажешь? — осторожно спрашивает она.

— Ты разве сама не видела?

— Я всё это время видела только спину Высоцкого. И остальные тоже. Знаешь, как страшно было за тебя. Я уже хотела звать кого-нибудь на помощь…

Подруга продолжает взволнованно делиться впечатлениями, но я её не слушаю. Отгораживаюсь, замыкаюсь в себе. Мне хочется лишь одного — побыстрее добраться до дома и избавиться от внутренней дрожи, которая покрывает все во мне ледяной коркой.

Мои мысли и эмоции тоже будто заморожены. Я ничего не чувствую. Это даже хорошо… наверное…

Зайдя в пустую квартиру, останавливаюсь перед зеркалом в коридоре. Рассматриваю себя.

Я уходила из дома нарядная — в платье, с макияжем и прической. Сейчас ничего не изменилось. Только глаза стали пустыми. В них нет больше блеска. Нет жизни. Я закончилась.

Не отдавая отчета своим действиям, открываю комод и беру ножницы.

Медленно веду ладонью по волосам, пропуская длинные пряди между пальцами. В голове звучит мой собственный беззаботный голос из прошлого.

— …Надо длину немного подрезать, — заявляю, когда Высоцкий в очередной раз зарывается рукой в мои волосы, гладит их.

— Даже не думай об этом, — мрачно качает он головой.

— Почему?

— Потому, — парень тянет меня за прядь и целует в губы. — Мне нравится так…

Легкое движение ножницами — и отрезанная рыжая прядка летит на пол. Через секунду к ней присоединяется ещё одна. Следом ещё…

Вспоминаю каждый миг, проведённый с Высоцким. Нашу первую встречу, первый поцелуй, первую близость… И режу. Остервенело. Безжалостно. Назло.

Мне хочется вырвать из себя всё, что связано с подлым предателем. Чтобы ничего о нём не напоминало. Хочу бесследно стереть его из памяти и выкинуть из сердца.

Ненавижу…

Срезав последнюю длинную прядь, откидываю ножницы в сторону и, недоумевая, трогаю лицо ладонями — оно почему-то мокрое от слёз.

Иду в ванную, умываюсь. А потом шагаю в свою комнату и ложусь на кровать.

Холодно.

Укутываюсь в одеяло, прикрываю глаза. И вдруг отчетливо слышу душераздирающий женский крик, от которого бегут мурашки по коже.

Он оглушает. Наводит ужас. Сводит с ума.

Сквозь него пробивается тревожный голос папы. Но я не могу разобрать слов. Крик настолько громкий, что мне хочется заткнуть уши. Убежать. Спрятаться. Исчезнуть.

Приложив немало усилий, всё же распахиваю тяжёлые веки и рвано глотаю воздух, будто только что вынырнула из воды.

Сердце колотится как бешенное, в ушах шумит, горло горит огнём.

Вокруг темно. Не сразу понимаю, где я. Пугаюсь. Но, почувствовав знакомый с детства запах папиного парфюма, расслабляюсь и дышу ровнее — я в безопасности.

Удивляюсь тому, что отец прижимает меня к своей груди и укачивает, как маленького ребёнка. Слышу беспокойный частый стук его сердца и взволнованно отстраняюсь.

— Что случилось? — непонимающе хриплю. — Кто-то кричал…

Несколько секунд папа напряжено молчит, затем, прочистив горло, отвечает:

— Ничего не случилось. Просто сон плохой. Ложись, — он укладывает меня на кровать и трогает лоб. — Температуришь, — сообщает, поднимаясь на ноги. — Если к утру не пройдёт, врача вызову.

Киваю, ощущая слабость во всём теле, и мутным взглядом провожаю отца до двери.

— Пап, — зову, заставляя его обернуться. — Всё наладится, да?

— Обязательно, — звучит уверенный голос.

И, почувствовав облегчение, я снова отключаюсь.

Сплю крепко, без сновидений. И когда открываю глаза, не сразу вспоминаю вчерашний день.

Но память обманчива и жестока. Подарив несколько секунд покоя, она безжалостно ошпаривает меня прошлым, пронзая сознание острой болью потери.

Глаза мгновенно наполняются слезами, и я реву навзрыд. Задыхаюсь.

Вчера я испытывала ненависть и злость, сегодня эмоции другие — непонимание и непринятие ситуации. Обида. Страх.

Кажется, что жизнь уже никогда не будет прежней, а впереди лишь тоска и беспросветный мрак.

От понимания этого я тихо плачу до жжения в глазах и, когда силы заканчиваются, снова погружаюсь в спасительный сон.

Не хочу взаимодействовать с другими людьми.

Но приходится.

Из-за того, что моя температура не нормализовалась, папа вызывал на дом врача. И я с неохотой позволяю ему осмотреть себя.

— Признаков вирусной инфекции нет, — сообщает доктор, окончив осмотр. — Какая была максимальная температура?

— Тридцать семь и три, — отвечает за меня папа.

— Жаропонижающие пили?

— Нет.

— Давайте так… — задумывается мужчина. — Сегодня-завтра наблюдаем. Если температура растет — пьём жаропонижающие. Не сбивается — вызываем скорую. А пока только общие рекомендации: пить побольше жидкости, проветривать помещения… И анализы сдайте. Сейчас направление выпишу…

Отворачиваюсь к стене и не вникаю в дальнейший разговор. Мне снова хочется спать.

Остаток дня провожу в постели, а на следующее утро чувствую, что мне стало легче. Но только физически. Морально я уничтожена и не хочу выбираться из скорлупы.

Так проходит неделя моей жизни — в полусне, в полубреду… Ещё и со здоровьем непонятно что происходит. Температура так и продолжает скакать, но выяснить причину не получается. Врачи разводят руками, а папа с каждым днём становится всё мрачнее.

И кажется, что мне уже никогда не выбраться из этого порочного круга, но в один из дней я вдруг понимаю, что больше не хочу отгораживаться от мира. Не хочу больше страдать.

Осознание приходит неожиданно. Резко. Оно заставляет меня выбраться из постели и сразу отправиться в парикмахерскую, чтобы привести волосы в порядок.

— У меня только один вопрос, — недоуменно перебирает обкромсанные пряди парикмахер. — Зачем?

— Так получилось, — безразлично отвечаю. — Сможете сделать ровный срез?

— Смогу, но длину получится сохранить только до плеч.

— Мне без разницы.

— Не делай так больше, — строго просит женщина. — Такие волосы красивые… Жалко ведь.

Ничего не отвечаю — не хочется. Хотя атмосфера в салоне располагает. Остальные посетительницы охотно болтают между собой, делятся сплетнями.

— …Даже в новостях об этом говорили, — непроизвольно слышу диалог двух девушек. — И в пабликах писали. Я вообще в шоке.

— Там, говорят, вся полиция города съехалась. Кого-то арестовали, а кого-то даже в реанимацию увезли…

— Что вы там за ужасы обсуждаете? — вклинивается в их разговор моя парикмахерша.

— Да мы про потасовку на набережной. По слухам, там две местные группировки не поделили что-то и устроили настоящее побоище. Резвановские и Артёмовские, кажется…

— Ой, а я об этом читала, — подключается ещё одна женщина. — Кошмар, что творится! Как в девяностые живём! Никакого порядка!..

— Не говорите! Городом управляют бандиты, а мэр закрывает глаза!..

От услышанного сердце тревожно ёкает.

Даже я — человек, казалось бы, далёкий от криминала — чувствую свою причастность. Ведь Максим напрямую связан с этой темой. Его незаконная деятельность и участие в подпольных боях всегда были камнем преткновения между нами и…

Стоп! Мне должно быть всё равно!

Мы с Высоцким больше никто друг другу. И меня не должно волновать, чем он занимается, где он и что с ним.

Но, вопреки этим мыслям, я волнуюсь. Очень.

Оставаться безразличной не получается. Поэтому сразу после парикмахерской звоню Милане и выпытываю у неё подробности.

— Сама ничего толком не знаю, — делится она. — Но по словам Яра — Высоцкий окончательно съехал с катушек. Что неудивительно. Я всегда считала его отбитым на голову…

— Он участвовал в разборках на набережной? — перебиваю её. — Там кого-то в больницу увезли…

— Точно не его. Я сегодня слышала, как он Ярику звонил. Живой, невредимый и пьяный в стельку… — подруга внезапно замолкает и спрашивает: — А ты что… переживаешь за него? После того, что он вытворил?! Вик, серьёзно?

Не хочу обсуждать с Миланой свои чувства — слишком больно.

Быстро завершаю разговор и спешу домой, потому что у меня снова поднимается температура. И мне очень не хочется расстраивать этим папу. Хочется, наоборот, порадовать его. Приготовить что-нибудь вкусное, например. Дать понять, что я потихоньку оживаю.

С этими светлыми мыслями захожу во двор своего дома и тут же врастаю в асфальт, увидев на парковке знакомый тонированный джип.