Тайна от Бывшего

Глава 19

Я словно попадаю в вакуум.

Не слышу ни обезумевшего рёва толпы, ни агрессивной музыки, которая сопровождает выход Высоцкого.

В моей голове лишь белый шум. Оглушительный. Парализующий. Жуткий.

Разум отказывается воспринимать то, что вижу. Зажмуриваюсь до рези в глазах и, рвано выдохнув, распахиваю веки. Но картинка не меняется.

Появление Максима в клетке — не галлюцинация, а страшная реальность, в которую я не хочу верить.

Он ведь обещал, что не будет участвовать в боях. Обещал!

Выходит — соврал. Снова.

— …Вот он! Вот он наш красавец! — продолжает восторгаться ведущий. — Вы тоже видите эти мощные мускулы? Да! Что говорить про силу, скрывающуюся в них?! Потрясающе! И знаете… я поставил на этого парня! Да, чёрт возьми! Я это сделал!..

Народ реагирует на признание бурными овациями и криками. Со всех сторон Высоцкому летят слова поддержки. Но он не реагирует на это, разминая шею и плечи.

Его лицо кажется безразличным. Никаких эмоций, лишь холодная собранность и абсолютное равнодушие к происходящему.

Тяжелым мрачным взглядом он медленно проходится по вип-зоне, выцепляя меня, и его глаза наполняются злостью. Бешенством.

Владимир в этот момент зачем-то накрывает своей ладонью мои ледяные пальцы, которыми я впиваюсь в обивку кресла, и шепчет на ухо:

— Что с лицом? Улыбайся. Никто ведь не умер. Пока.

Одёргиваю руку, не скрывая неприязни.

— Не трогайте меня.

— Сбавь гонор, — рыкает он недовольно. — И общайся вежливо.

Не свожу глаз с Максима, который бесится, наблюдая за нами. Его ноздри агрессивно раздуваются, желваки приходят в движение.

— …Перед началом боя хочу повторить правила. Вдруг кто забыл? — в то же время продолжает общаться с толпой ведущий. — Сегодня у нас тут всё по-взрослому, поэтому прошу людей со слабой психикой покинуть помещение. Гладиаторский бой включает в себя всего один перерыв и ведётся до первого поражения. Как только один из бойцов теряет способность продолжать поединок — его судьбу решают главные гости сегодняшнего вечера, — он почтительно кивает сидящим на креслах мужчинам. — Большой палец вверх означает оставить неудачника в живых. Но если мы увидим такой жест, — большой палец ведущего указывает вниз, а зал, как по команде, затихает. — То на наших глазах будет исполнен смертный приговор, который не подлежит обжалованию…

Парализовано слушаю его, ощущая по всему телу мурашки ужаса, и не верю своим ушам.

Безумие… Это безумие!

Смотрю на Максима, читая на его лице готовность пойти до конца, и ошеломленно оглядываю толпу, заполняющую зал.

Кто все эти люди? Что с ними? Неужели, они позволят случиться подобному зверству? В это просто невозможно поверить. Невозможно даже вообразить, что в мире существует подобная жестокость.

Пребывая в шоке, возвращаю взгляд на Высоцкого и непонимающе качаю головой.

Он не пошёл бы на такое ради денег. Не пошёл бы!

Остаётся лишь один вариант…

— Максим там из-за меня? — выдыхаю, обращаясь к Макару. — Вы его заставили! Вы…

Сердце колотится как бешеное. Хватаю ртом воздух, прижимая руку к груди.

Осознание картины в целом вызывает тихую истерику. Я не могу выдавить из себя ни слова.

— Успокойся, — строго шипит Ризванов. — Макс разорвёт этого дятла.

Я не хочу, чтобы Максим кого-то рвал! Не хочу, чтобы он вообще участвовал в этой чудовищной схватке!

Не отдавая отчёта своим действиям, дёргаюсь в сторону Владимира и стискиваю его руку.

— Остановите это! — шепчу срывающимся голосом. — Прошу! Пожалуйста! Умоляю вас! Вы же можете…

— Могу, — лениво кивает он, глядя на наши руки. — Знаешь, что еще могу? — ловит мой взгляд. — Приговорить твоего мальчика, — щелкает пальцами перед моим носом, — одним щелчком. Поэтому будь умницей и не порть мне настроение своими соплями.

Говоря это, он стирает с моей щеки влажную дорожку и кивает в сторону октагона, чтобы я смотрела туда.

И я смотрю.

Внутренне сжавшись от ужаса, смотрю на ринг, где с первых секунд начинается бойня. Жестокая и кровавая.

Мой мир сужается до размеров проклятой клетки.

Не слышу ничего, кроме ударов собственного сердца и тяжелого прерывистого дыхания. Душа разрывается на части.

Максим и его противник — равны по силе и выносливости. А их схватка наполнена свирепостью, яростью и жестокостью.

Удары, захваты и броски быстро сменяют друг друга, выматывая бойцов. Но ни один из них не сдаётся, стремясь занять доминирующую позицию.

И пока толпа ликует, наблюдая за смертельной битвой, я зависаю в пространстве и времени. И, кажется, этому кошмару не будет конца. Но внезапно Максим наносит противнику череду сильнейших ударов, от которых тот теряется и отступает, кое-как держась на ногах.

Всего один удар отделяет Высоцкого от победы, но он не спешит отправлять соперника в нокаут, вызывая этим возмущенные крики зрителей.

Неожиданный звук гонга заставляет меня вздрогнуть. И когда ведущий объявляет о перерыве, Владимир поднимается на ноги, приглашая своих друзей пройти с ним в кабинет.

Меня он тоже тащит за собой. Не сопротивляюсь — на это не осталось сил.

Я выжата полностью и с трудом перебираю ногами.

— …Хороший бой! — восхищается один из мужчин. — Не зря ты меня подбил поставить на Дьявола, — хлопает он Владимира по плечу. — Парень знает, что делает. Красавчик!

— У него есть стимул, — звучит довольный голос, и пальцы, сжимающие моё плечо, сильнее впиваются в кожу. — Он победит. Я в этом даже не сомневаюсь...

Не слушаю дальнейший обмен впечатлениями. Мне тошно от них.

Сжимаю и разжимаю окоченевшие пальцы, чтобы справиться с дрожью, и отрешеным взглядом утыкаюсь в стену, когда Владимир садит меня на диван рядом с собой.

Моя психика не справляется с происходящим, притупляя эмоции.

Внутри всё вымерзло. Застыло в ожидании.

Я уже ничему не удивляюсь и не испытываю страха. Но в этом состоянии я пребываю ровно до того момента, пока в кабинете не появляется мой отец.

Его изможденный и болезненный вид рвёт мне сердце.

Машинально дёргаюсь навстречу папе, но Владимир хватает мой локоть, вынуждая остаться на месте.

— Вот так сюрприз! — удивляется он. — Не ждал тебя сегодня.

— Отпусти её, — цедит отец, кивая на меня.

— Я бы с радостью. Но не могу. Надо дождаться окончания боя, а там посмотрим.

— Не посмотрим, — угрожающе рычит папа. — Вика уходит. Сейчас.

— Здесь я решаю, кому что делать, — в тон ему отвечает Владимир. — И тебе лучше сразу это уяснить.

— А ты, смотрю, себе не изменяешь, — голос отца полон презрения. — Снова прикрываешься женщиной.

— Серьёзная предъява. Но я сделаю вид, что не слышал. Ты переживаешь за дочь — можно понять. Хотя твои страхи беспочвенны. Девчонка нужна мне для подстраховки. Её никто не обидит — даю слово.

— Твоё слово ничего не значит. Я понял это много лет назад.

— И когда же? — Владимир резко поднимается и подходит к папе. — Давай! Скажи. Мы никогда не обсуждали это. Может, пришло время?

— Может. Но не при ней, — отец смотрит на меня.

— Почему нет? Она наверняка захочет узнать, как на самом деле умерла её мать.

— Её мать погибла в аварии.

— Брехня! — зло рявкает Владимир, но вспомнив, что в кабинете присутствуют влиятельные гости, обращается к ним с фальшивой улыбкой на лице: — Второй раунд начнется совсем скоро. Вам, друзья мои, лучше вернуться в зал. — Он так же отдаёт приказ охране: — Организуйте напитки и обслуживание. Я присоединюсь позже. — И когда кабинет пустеет, Владимир снова обращается к папе: — Так на чём мы остановились? Ах, да! Убийство Веры…

— Закрой рот! — гаркает на него отец.

— Убийство? — непонимающе переспрашиваю. — Пап, о чём он?

— О том, как твой папаша однажды подставился. А твою мать за это убили.

В неверии смотрю на отца, ожидая, что он опровергнет слова Владимира. Но папа молчит, избегая моего взгляда.

— Это неправда, — качаю головой. — Неправда.

— Какая трогательная, я бы даже сказал — душещипательная история, — звучит издевательский голос. — Жена звездного боксёра разбилась на машине, а он не смог пережить боль потери — бросил блестящую карьеру в Штатах и вернулся в родную дыру, чтобы зализывать раны в сердце. Ты заставил весь мир поверить в эту чушь. И скрыл правду даже от собственной дочери.

— Почему это чушь? — выдавливаю, едва дыша. — О чём вы говорите?

И то, что слышу в следующее мгновение, выворачивает мою душу наизнанку.

— Вера умирала в муках, — произносит Владимир, в упор глядя на отца. — Её смерть была медленной. Жестокой. А перед тем, как её глаза закрылись, она молила за мужа и дочь…

Папа не даёт ему договорить. С громким рёвом он хватает Владимира за горло и припечатывает к ближайшей стене.

— Удавлю! — звучит утробный рык. — Ты сдохнешь сейчас! Скотина!

Но несмотря на гнев и ярость, физически отец очень слаб. Поэтому Владимир с лёгкостью отцепляет от себя его руки и толкает на диван рядом со мной.

— А теперь слушай сюда, Лисовец, — рычит он, склонившись к папе и схватив его за грудки. — Никогда! Ты слышишь?! Я никогда не причинил бы Вере вреда! Я хотел вытащить её! Но не успел… Она умирала на моих руках, слышишь, идиот?! Она умирала! А я ничего не мог сделать!..

— Враньё! Она боялась тебя. После того, как ты освободился из тюрьмы, она жила в страхе! Боялась, что ты начнёшь мстить за то, что она не дождалась и вышла за меня! И она была права — ты отомстил. Снюхался с упырями, которые тогда меня прессовали, и устроил кровавую баню…

— Ни черта подобного! Я даже не знал про их существование вплоть до её смерти!..

— Пошёл ты на хрен со своими оправданиями! — папа с силой отталкивает Владимира от себя. — Кому они сдались теперь? Ты привёз мне изувеченное тело жены. Не надо рассказывать о своей непричастности. Никогда этому не поверю!

— Ты упускаешь одну важную деталь, — спокойно произносит Владимир. — Я привёз тогда не только Веру. Но и твою дочь. Заметь — живую и невредимую. Если бы я хотел отомстить, то убрал бы всех. Без исключения. — Его губы вдруг растягиваются в пугающем оскале. — Ведь именно это я сделал с теми мразями. Я нашёл их и вырезал, как свиней. Одного за другим. Моя месть настигла всех причастных. Всех до единого. Как видишь — я не сторонник полумер.

Он замолкает, идёт к столу и твёрдой рукой наливает в стакан янтарную жидкость. Выпивает содержимое и со стуком возвращает стакан на стол.

Вздрагиваю от резкого звука и пытаюсь осознать услышанное, сглатывая сухость в горле. От полученной информации мой устоявшийся мир рушится буквально на глазах.

Моя мама, которую я всю жизнь считала погибшей в аварии, оказывается была зверски убита. Отец, которому я безоговорочно верила, оказался лжецом.

Но это и остальные моменты я еще смогу когда-нибудь принять. Наверное.

Пугает и вызывает панику наличие Владимира во всей этой истории. Ведь он гораздо опаснее, чем я предполагала.

Жестокий. Хладнокровный. Безжалостный.

Ему ничего не стоит лишить человека жизни. И в данный момент мы все — папа, Максим и я — зависим от безумца, на которого нет управы.

— Чего молчишь, Лисовец? — нарушает тишину насмешливый голос. — Предательство я твоё схавал, жену твою не трогал. Еще и дочь вернул в целости и сохранности. Ты, считай, мой должник. Как теперь смотришь на наше дальнейшее сотрудничество?

— Я уже дал ответ. Условие осталось прежним — не впутывай в это Вику. Она сейчас уйдёт. И больше ты её не тронешь.

— Твоё условие противоречит моим интересам. Забыл, кто у меня в клетке стоит? Мне нужно приручить этого упёртого быка. А ручным он станет только благодаря ей, — Владимир кивает в мою сторону.

— Ты плохо знаешь парня. Он тебе голову откусит при первой возможности.

— Не откусит. Более того — со временем ему придётся смириться с тем, что его женщина принадлежит другому.

— В каком смысле? — агрессивно повышает тон папа.

А я настороженно замираю.

— Я вижу в ней Веру, — невозмутимо жмёт плечами Владимир. — Вижу в ней шанс, который ты у меня отнял.

— Совсем охренел?! — отец резко соскакивает на ноги. — Ей восемнадцать. Для тебя здесь нет никаких шансов!

— Я не собираюсь принуждать её к чему бы то ни было.

— Ещё бы ты принуждал! — папа срывается с места и шагает тараном на Владимира. — Не смей даже думать в эту сторону! Ты меня понял?!

— А если подумаю, что ты сделаешь, Лисовец? — летит усмешка. — Что ты можешь, м? Ты же мой со всеми потрохами. Уймись уже! В чём проблема?

— Проблема в том, что Вика — твоя дочь.

Признание папы застывает в пространстве, вызывая абсолютную тишину.

Воздух становится тяжёлым. Хватаю его ртом, чувствуя, что близка к потере сознания. В горле скапливается ком.

Шок, неверие, непринятие, боль…

Эмоции молниеносно сменяют друг друга, и мне хочется кричать от адского напряжения в голове. Мозг пытается усвоить полученную информацию, но разум отказывается это делать. Я не хочу верить отцу! Не хочу!

— Невозможно, — глухо произносит Владимир и медленно переводит на меня сканирующий взгляд. — Это исключено. — Он внимательно всматривается в моё лицо, будто видит впервые, и нервно оттягивает пальцем ворот рубашки. — Вера не стала бы скрывать от меня такое. Она…

— Она боялась, — напоминает отец. — Боялась жизнь, которую ты выбрал. Твоё окружение. И тебя.

— Я бы смог обеспечить её безопасность. И нашему ребенку — тоже.

— Никакого ребёнка не было бы, узнай ты о беременности. Отправил бы Веру на аборт и всё.

— Это ты ей внушил! — рычит Владимир. — Убедил её, что я подонок, который способен убить собственную плоть и кровь!

— Это сделал не я, а ты сам. Вспомни, какие условия ей выдвигал. Никаких детей. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ты запугал Веру до такой степени, что она даже перед смертью не открыла тебе правды. Унесла свою тайну в могилу.

— Какая же ты всё таки мразь, Лисовец, — злобно скалится Владимир. — Ты присвоил мою жизнь. Отнял у меня не только женщину, но и ребенка. А ведь я тогда мог забрать дочь. Это было моим правом.

Он снова смотрит на меня, раздражено играя желваками. Затем идёт к столу. Опять пьёт.

Наблюдаю за всем будто со стороны. Мне сложно переварить происходящее.

Всё это похоже на ужасный сон. Хочется просто проснуться. Открыть глаза и оказаться в той реальности, где я не знаю правды.

Да. Именно этого я хотела бы — оставаться в неведении.

Я ни сколько не осуждаю отца за то, что он скрыл от меня страшные подробности прошлого. Наоборот, благодарна ему. Как и благодарна за то, что он не отдал меня Владимиру, когда я была ребенком.

— Только я несу ответственность за то, что ты не знал о дочери. И я готов ответить за это, — нарушает тишину папа. — Но её отпусти. Ей не место здесь. Ты и сам это понимаешь.

— Сейчас я понимаю одно, — звучит мрачная усмешка. — Наличие дочери — это шикарный бонус, который можно использовать в бизнесе. И я не намерен от него отказываться.

— Какой ещё на хрен бонус? — рявкает отец.

— Её можно удачно пристроить, — воодушевленно тянет Владимир. — Кто откажется от такой красавицы? Найдём тебе классного жениха, — обращается он ко мне. — Хочешь? — Испугано мотаю головой, но Владимир игнорирует это. — Только сначала надо решить одну проблему, — задумчиво рассуждает он и резко достаёт мобильник из кармана пиджака. — Приведи сюда Дьявола, — кидает приказ в трубку — Да, сейчас... Мне насрать, что грёбанный перерыв заканчивается! Веди, я сказал!..

Пока он разговаривает по телефону, папа подходит ко мне и, взяв мою руку, тянет к себе.

Вцепляюсь в него мёртвой хваткой и затравлено смотрю на дверь, которая открывается спустя несколько мгновений.

В кабинет заходит Высоцкий.

Его сопровождают два охранника и какой-то мужчина. Он сразу вступает с Владимиром в спор по поводу того, что нужно продолжать бой.

Я не вникаю в суть перепалки.

Моё внимание приковано к Максиму, состояние которого вызывает тревогу.

На его лице и теле проступают следы от ударов, полученных во время боя. Глаза воспалены, белки красные.

Видно, что Высоцкий сильно измотан. Но его взгляд всё такой же — решительный и суровый. Он исподлобья сверлит им Владимира, излучая ненависть и с трудом сдерживаемое бешенство.

— Вы трое — ждите за дверью, — летит приказ охране.

— В целях безопасности нам лучше остаться, — возражает один.

— Пошли вон!

— Но…

— Ещё слово — и я вышибу тебе мозги! Клянусь! — злобно орёт Владимир, внезапно выхватывая из-за пояса пистолет. — Против ствола никто не попрёт. Он обеспечит мне безопасность!

Увидев оружие, папа и Максим обмениваются быстрыми взглядами. После чего, отец сразу задвигает меня к себе за спину. А Высоцкий напряжено выпрямляется и, не моргая, следит за пистолетом.

— Как чувствуешь себя, боец? — обращается к нему Владимир, когда посторонние выходят из кабинета.

— Пушку убери, — цедит Максим, игнорируя вопрос. — Или ты меня боишься? — мрачно оскаливается.

— У меня атрофировано чувство страха. Но не об этом сейчас, — отмахивается он. — Я позвал тебя, чтобы сообщить об изменениях в планах. Ты должен слить бой.

Не сразу понимаю, что это значит. Но постепенно до меня доходит чудовищный смысл его слов, и я истерично выкрикиваю:

— Он не будет этого делать! Максим! Скажи ему!

Но Высоцкий молчит, сверля Владимира убийственным взглядом.

— Ну так что, боец? — проходится по нервам насмешливый голос. — Убить ты за неё готов. А сдохнуть?

То, что предлагает Владимир, уничтожает меня. Ломает что-то внутри, полностью отключая инстинкт самосохранения.

— Хватит! Я вас умоляю! — надсадно выкрикиваю и, сорвавшись с места, бросаюсь к Владимиру. — Прошу! Остановите бой! Пожалуйста! Я… я сделаю всё, что скажете! Обещаю! Что захотите — всё сделаю!..

Не контролирую эмоции — реву, захлёбываясь слезам. Кричу что-то бессвязное, пытаясь достучаться до Владимира. Заглядываю в его холодные глаза, надеясь найти там хоть каплю человечности.

— Тебе не нужно ничего делать, — заботливо тянет он с улыбкой на губах. — Я сам решу все вопросы и подарю тебе жизнь, которой тебя лишили. Просто доверься мне.

— Я доверюсь, — послушно киваю. — Клянусь. Всё будет, как вы скажете. Только, умоляю, остановите бой. Прекратите мучить того, кого я люблю!

— Ты ничего не смыслишь в любви, — уверено заявляет он. — Молодая еще. Глупая. Достойных парней никогда не видела, потому что в этой дыре их нет. Но ничего… Я открою для тебя все возможности. Моя дочь заслуживает лучшего. Найдём тебе настоящего красавца. Образованного, состоятельного. И чтобы на руках носил. А с этим, — кивает в сторону Максима, — у вас всё равно ничего серьёзного. Позже ты поймешь, что я прав.

Неожиданно он берёт моё лицо в ладони, и я чувствую, как ледяной металл пистолета касается щеки, но мне плевать на это. У меня нет страха за свою жизнь. Зато страх за жизнь Максима и отца доводит до отчаяния.

— Я беременна, — выпаливаю на одном дыхании.

И меня трясёт от собственного сумасбродства.

Остатки здравомыслия посылают в мозг сигналы опасности. Не реагирую на них, доверившись интуиции.

— Что ты сказала? — вкрадчиво переспрашивает Владимир.

— Вика! — сквозь пелену звучит злой рык Высоцкого.

Но он не приводит меня в чувства.

От навалившихся испытаний и шока мой разум совершенно не функционирует. Я не соображаю и не отдаю отчета своим действиям. Судорожно накрываю ладони Владимира и продолжаю:

— Я беременна, — повторяю твёрдо. — Максим — отец моего ребенка. Он — отец вашего внука.

— Она не в себе… — вмешивается папа.

— Мама боялась вас и скрыла беременность, — продолжаю, игнорируя всё вокруг. — А я не боюсь. Я вам верю. Верю, что вы хороший человек. И вы, как никто, понимаете, что ребёнок должен расти в полной семье. У нас с вами этого не было. И мы не можем изменить прошлое. Но… будущее в наших руках. — Мои ногти впиваются в кожу Владимира. Я всеми силами пытаюсь удержать его тяжелый взгляд и продолжаю говорить: — Если вы отнимите у вашего внука отца, то не получите ничего, кроме ненависти. Вы хотите этого? — Владимир напряженно сглатывает, чуть заметно качнув головой, а я улыбаюсь сквозь слёзы, впервые ощутив прилив надежды. — Всё зависит от вашего решения. Умоляю! Пусть оно будет правильным.

Вижу, что мои слова находят отклик.

Владимир заметно смягчается, выпускает моё лицо и хочет что-то ответить, но его прерывает неуверенный стук в дверь.

— Извините, — в кабинет заглядывает Митронин, которого я никак не ожидала увидеть. — Там скорая приехала. Спрашивают, куда им пройти.

— Скорая? Какого хрена им надо? — летит раздраженное. — И с чего ты решил прийти с этим ко мне? Третьяков пусть разбирается.

— Понял. Но вы точно не вызывали?

— У тебя со зрением проблемы? Нам здесь не нужны врачи! Пошёл вон!

— Я прошу прощения, — в дверной проём протискивается врач с оранжевым чемоданчиком в руках. — Помогите разобраться в ситуации. В противном случае, я буду вынужден оформить ложный вызов.

— Устроили здесь проходной двор! — теряет терпение Владимир. — Где вся охрана, мать вашу?!

Он грязно ругается и, выхватив мобильник, отворачивается от двери. А я вдруг понимаю, что не слышу шума толпы из зала. Да и врач какой-то странный. Увидев, что Владимир отвернулся, он быстро отходит назад, кому-то кивая.

А в следующий момент случается неожиданное — в кабинет врываются вооруженные люди в форме, бронежилетах и масках.

— Никому не двигаться! Работает ОМОН!

Силовики за секунды рассредотачиваются по периметру и сбивают с ног всех, кто находится в кабинете. В том числе папу и Максима. А меня бесцеремонно толкают к стене, заставляя опереться на неё руками.

Происходит полная неразбериха.

Крики, маты, громкая возня и звуки борьбы парализуют. Я почти не дышу от страха.

— На пол! На пол!.. — орёт зычный мужской голос. — Мордой в пол! Руки за спину!..

Хочу обернуться, но тяжелая рука омоновца ложится на мою макушку, а вторая хватает за локоть. И меня быстро выводят из кабинета и тащат по пустому залу в сторону выхода.

Слышу хлопки за спиной и вскрикиваю, машинально вжимая голову в плечи.

Выстрелы. Кто-то стреляет! Там — в кабинете!

От этих звуков кровь стынет в жилах, а ноги отказываются идти дальше.

Омоновец практически волоком вытаскивает меня на улицу и передаёт медикам, которые тут же заваливают вопросами о самочувствии. Они пытаются осмотреть, меня утягивая в сторону машин скорой помощи.

Вырываюсь из их рук, глядя обезумевшим взглядом на главный вход «Бездны».

— …Что у вас там происходит? — сурово рычит в рацию мужчина, который стоит в нескольких метрах от меня. — Приказ был — работать тихо! Огонь не открывать!

— Буровой был вооружен и оказал сопротивление, — звучит ответ. — Пришлось реагировать.

— Трындец, вашу мать! Насколько всё плохо?

— У нас тут один раненный и два глухаря. Нужны медики…

Не слышу дальнейший разговор.

Моё сознание не в силах пережить эту информацию.

Перед глазами всё плывёт, и я стремительно погружаюсь в темноту.

Меня переполняют легкость и спокойствие.

Никаких мыслей. Никаких переживаний и страхов. Лишь эйфория, которую хочется продлить до бесконечности.

Хочу остаться в этом состоянии как можно дольше. Ведь там — в чудовищной реальности меня ждёт боль. Жгучая. Острая. Сокрушительная.

Я знаю, что не смогу её принять. Не смогу вынести. Поэтому отчаянно цепляюсь за спасительный морок, окутывающий сознание, мечтая остаться в этом состоянии навсегда.

Но мои старания тщетны.

Постепенно туман безопасности и покоя рассеивается, и я резко распахиваю глаза, которые в ту же секунду наливаются слезами.

Папа… Максим…

Перед мысленным взором мелькают кадры последних событий, и грудь сдавливает железными тисками.

Дышать не получается. Легкие сжимаются и горят от недостатка кислорода. Со свистом глотаю тягучий, как смола, воздух и с трудом сажусь в кровати, окидывая окружающее пространство потерянным взглядом.

Я в больничной палате. Из окна бьёт яркий солнечный свет. Он меня слепит.

Зажмуриваюсь и тру опухшие глаза ладонями.

— Никаких резких движений, — тут же командует отец.

И в следующее мгновение садится рядом со мной, приобнимая за плечи.

— Папа… — всхлипываю, прижимаясь к нему всем телом.

— Тише-тише, — успокаивает он. — Нельзя тебе нервничать. Дыши. Вот так… Умница, — гладит он меня по волосам. — Всё плохое позади. Ты в безопасности.

— Где Максим? — спрашиваю и замираю в ожидании.

Даже моё сердце, кажется, не бьётся в этот момент. Тело деревенеет, и напряжение настолько сильное, что я дёргаюсь, когда кто-то неожиданно заходит в палату.

Перевожу взгляд на посетителя, и меня охватывает крупная дрожь.

Митронин.

Его появление совсем не радует.

— А я вам чай горячий принёс, — весело сообщает он отцу. Но столкнувшись со мной взглядом, меняется в лице и нервно сглатывает. — Ты… уже очнулась? Супер… С возвращением!

Не слышу, что он говорит, глядя на повязку на его плече.

То самое ранение, о котором говорили омоновцы. А это значит, что…

— Где Максим?! — выкрикиваю, превозмогая боль в горле.

И не дождавшись ответа, начинаю рыдать от горя, которое безжалостно опаляет огнём всё существо.

Нет! Нет! Нет!

Пусть никто ничего не говорит! Я не хочу их слушать!

Единственное желание сейчас — чтобы моё сознание снова отключилось. Иначе, я просто сойду с ума!..

— …Успокойся! Вика! — звучит издалека голос папы. — Живой твой Высоцкий! Немного помятый, но живой!

— Нифига себе «немного», — хмыкает Ваня. — Еле откачали…

— Пошёл вон, Митронин! — раздраженно рявкает отец. — Ты ни хрена не помогаешь!

— Я просто хотел уточнить, что…

— Уйди.

Дверь хлопает, выводя меня из шокового состояния.

Максим жив!

Осознание этого вызывает головокружение и дарит чувство полёта. Мне хочется кричать от счастья и облегчения, но я не могу выдавить из себя ни звука.

Эмоции настолько сильные, что выразить их не получается. Поэтому молча стискиваю папину руку, улыбаясь онемевшими губами.

— Другое дело, — хвалит он меня. — И чтобы больше никаких слёз.

— Где он? Я хочу его увидеть!

— Нельзя пока. Он восстанавливается после операции. Да и тебе надо окрепнуть и побыть под наблюдением врачей. Но ты не волнуйся! — спешно добавляет папа, когда я с тревогой накрываю ладонью живот. — С ребенком всё хорошо. Не смотря на пережитый стресс, вы оба оказались сильными. Горжусь вами!

— Это было ужасно, — всхлипываю от накатывающих воспоминаний. — Я так испугалась. За тебя. За Максима!..

— Теперь бояться нечего. И некого. Тот, кто устроил всё это, больше никому не сможет навредить. Он, в отличие от Высоцкого, оказался не таким живучим.

Папа мрачно хмыкает, а я передёргиваю плечами, ощутив холодок вдоль позвоночника.

— Он был моим отцом, — произношу с грустью. — Но я не могу это принять.

— И не надо. Он тебе никто, — звучит внезапное.

— О чем ты? — хмурюсь. — Ты ведь сам сказал, что…

— Мне надо было вывести тебя из здания до начала операции. Но этот старый извращенец строил планы на твой счёт и не собирался отпускать. Поэтому я на ходу сочинил историю про его отцовство. Думал, поможет. — В шоке открываю рот и не знаю, как реагировать. — Прости, — морщится папа. — Знаю, для тебя это было потрясением. Но речь шла о твоей безопасности. Я должен был…

Прерываю его крепкими объятиями, повиснув на могучей шее.

— Слава богу! — выдыхаю с облегчением. — Как же я счастлива, пап! Ты даже не представляешь!

— Я, кстати, надеялся, что ты не поверишь в эту чепуху. Ладно, придурок Буровой… Но ты-то точно должна знать, кто твой отец. Забыла, чья у тебя форма ушей?

Он усмехается, шутливо дернув меня за ухо, и я не могу сдержать ответный смешок.

Что есть, то есть — уши у меня папины. Хотя не это сейчас важно.

Главное — меня ничего не связывает с таким страшным человеком, как Владимир Буровой.

Я дочь Павла Лисовца. Доброго, любящего, заботливого. Самого лучшего!

— Так ты знал, что будет захват ОМОНа? — спрашиваю, опомнившись.

— Мы все были в курсе готовящейся операции.

— Мы?

— Я, Высоцкий, некоторые бойцы из «Бездны», Царёв и Вагнер тоже были задействованы. Ванька информатором был. Ты сильно не злись на него, — настаивает папа, когда я недоверчиво приподнимаю бровь. — Он пришёл с повинной и без лишних вопросов сотрудничал с органами. Пускай с опозданием, но он раскаялся и помог нам.

Никак не комментирую пламенную речь на счёт Вани. Я пока не готова простить его. Слишком свежи воспоминания о том, как меня похитили и держали под замком.

— Расскажи, что было в кабинете, когда меня увели? Как Максим оказался под пулями? Я не понимаю... Кто в него стрелял?

— Буровой пальбу открыл. Целился в меня, но весь огонь принял на себя Высоцкий. Идиот.

— Идиот? — возмущённо переспрашиваю. — И это вместо «спасибо» за спасенную жизнь?

— Если бы он не выкарабкался, мне эта спасенная жизнь костью в горле бы встала. Как бы я смотрел тебе в глаза после этого? А внуку? — эмоционально рассуждает он. — Лучше пускай меня застрелят, чем жить с таким грузом вины.

— Ты ни в чём не виноват, пап. А Максим он..

Всхлипываю, не договорив, потому испытываю щемящую тоску. А желание увидеть Высоцкого становится невыносимым.

— Он молодец, конечно. Тут ничего скажешь, — продолжает за меня папа. — Самое интересное, что этот хитрец умудрился выдвинуть мне условия, когда был при смерти.

— Что за условия?

— Что я дам согласие на ваш брак и безоговорочно приму его в зятья.

Меня не удивляет услышанное. Умение использовать любую ситуацию для достижения цели — это вполне в духе Максима.

— Ты согласился?

Закатив глаза, отец отвечает с напускным недовольством:

— Будто у меня были другие варианты.