Глава 16

Вика

Моё тело всё ещё горит и подрагивает от перенесенного наслаждения, а я уже понимаю, какую ужасную ошибку совершила.

Это полный крах. Катастрофа. Армагеддон.

Я вешалась на Высоцкого, как гулящая кошка. Сама разделась и практически изнасиловала его!

Стыдобища. Просто позор!

Смотрю в потолок застывшим взглядом и не могу найти ни одного логического объяснения своим действиям. Это было похоже на безумное наваждение. Гормональный всплеск, с которым я не смогла справиться. Но сейчас жаркий морок рассеялся, и осознание случившегося медленно уничтожает меня.

Закрываю лицо ладонями, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. Бесполезно. Истерика накатывает с такой силой, что я даже дышать не могу. Громко всхлипываю, сжимаясь в комок, и мечтаю отмотать время назад.

— Я не хотел жестить, — хрипло произносит Высоцкий. — Прости. Больно сделал?

Чувствую его хватку на своих запястьях и дёргаюсь, едва не падая на пол.

Как же мне хочется обвинить во всём Максима! Повесить на него ответственность за то, что он соблазнил меня и был груб.

Но это не так.

Я сама хотела близости с ним. А он был таким чутким и нежным, будто мы не сексом занимались, а любовью. Чувственно, пронзительно, трепетно…

Как теперь выбросить эти воспоминания из головы? Они же сведут меня с ума!

Я только начала отходить от разрыва и уже почти привыкла воспринимать Высоцкого, как абсолютное зло. А теперь что? Чувства вновь обнажены, а я совершенно беззащитна и уязвима.

Сажусь на кровати и дрожу от внезапно вспыхнувшей злости. На себя. На него. И на то, что случилось.

— Не трогай! — шиплю, ощутив его прикосновение к плечу. — Между нами ничего не изменилось. Я по прежнему ненавижу тебя.

И снова рыдаю, не в силах справиться с водоворотом эмоций.

Не понимаю, что со мной происходит. Это какой-то эмоциональный шторм, который швыряет мои чувства из стороны в сторону.

— Кажется, я схожу с ума, — жалобно всхлипываю, не замечая, что говорю вслух. — Совершенно не отдаю отчёта своим действиям. Будто не принадлежу сама себе.

— У тебя гормоны шалят. Поэтому психика реагирует перепадами настроения.

— Ты резко стал психологом?

— Прочитал статьи про беременность.

Внезапно понимаю, что мы затронули опасную тему, и напряженно сглатываю.

— То, что ты читал, меня не касается, — стараюсь говорить безразлично. — Ведь я не беременна.

И схватив одеяло, быстро закутываюсь в него.

— Я знаю правду. Знаю, что Палыч купил справку, и фактически аборта не было, — раздражается Максим. — Какой смысл каждый раз убеждать меня в обратном?

— Какой смысл? — психую, соскакивая с кровати. — Твоя мать практически силой тащила меня на аборт! И ей было плевать на то, что я не прохожу по здоровью. Последствия её не волновали!

— Так ты её боишься? — хмурится он, тоже поднимаясь на ноги. — Она к тебе на пушечный выстрел не подойдёт. Можешь не сомневаться.

— А я сомневаюсь, Максим! В каждом твоём слове сомневаюсь. Потому что ты предатель и лжец! А ещё безответственный эгоист. — Меня вдруг осеняет тревожной мыслью, и я паникую. — Господи... Из-за тебя мне придётся возвращаться в город и идти в больницу!

— Зачем тебе в больницу? — спрашивает Высоцкий, окидывая меня взволнованным взглядом.

— Чтобы сдать анализы, конечно, — выдаю очевидный ответ. — У нас был незащищенный секс. Мне только инфекций не хватало, которые ты насобирал по городу.

— Какие на хрен инфекции? Я чист!

— И я должна поверить на слово? — недоумеваю. — Если я что-то подхватила от тебя — это отразится на ребёнке. В ближайшие дни я должна сдать анализы и провериться.

— Тебе нельзя в город, — категорично режет он.

— Знаю. Но какие ещё варианты остаются?

— Сидеть здесь.

— Ты, видимо, мало статей читал, — складываю руки на груди. — Прочти о патологиях, которые развиваются у плода из-за венерической заразы. Я не собираюсь рисковать здоровьем ребёнка. Если вдруг...

— Я ни с кем не спал, — напряженно перебивает меня Высоцкий.

— В смысле?

Не понимаю, что он имеет ввиду.

— После тебя у меня никого не было, — звучит твёрдый голос. — Поэтому даже в теории никаких инфекций быть не может.

Смотрю на Максима так, будто у него выросла вторая голова. Хотя нет. Вторая голова не ввела бы меня в такой глубокий ступор и не заставила бы забыть о теме нашего разговора.

Открыв рот, часто моргаю, и мысленно проматываю слова Высоцкого в голове. Я правильно поняла — он утверждает, что последний секс у него был со мной? Ещё до расставания? До всех его попоек, публичных обжиманий и тусовок с легкодоступными девицами?..

Ну конечно!

Прикрываю рот ладонью, потому что из него вырывается глупое хихикание. Пытаюсь удержать эмоции, но они выходят наружу истеричным смехом. И я громко хохочу, утирая выступающие на глазах слёзы.

Это ж надо такое придумать! И каким надо быть мерзавцем, чтобы надеяться, что я куплюсь на этот бред.

— Знаешь… — выдыхаю, подавляя нервный смех. — У меня в голове просто не укладывается. Думаешь, я настолько дура, что поверю твоему вранью?

— Это не враньё. Я серьёзно.

— Хватит! — обрываю зло. — Лучше не продолжай. Твои слова — пустой звук!

— Но тебе всё равно придётся меня выслушать.

— Ты уже всё сказал. И я сыта этим по горло! Уезжай, слышишь? — мой голос срывается. — Тебе надо уехать немедленно! Позвони друзьям. Пусть они помогут с машиной и...

— Я не могу звать сюда знакомых, Вика. Это мы с тобой и должны обсудить. И не только это. Нас с тобой тоже…

— Нет никаких нас! — ощетиниваюсь. — Или ты забыл, что бросил меня? Ты сам всё испортил. Сломал! Растоптал!

— Потому что так было надо.

— А сейчас резко стало не надо? — усмехаюсь. — Это из-за беременности? Решил поиграть в заботливого папочку? Не получится! Это только мой ребенок, ясно? Ты не будешь участвовать в его жизни! Он никогда тебя не узнает! Никогда не будет называть тебя отцом и…

— Отличный план, — мрачно кивает Высоцкий, ввергая меня этим в шок. — Я и сам не хочу, чтобы наш ребёнок знал, кто его отец. Не хочу, чтобы ты рассказывала ему обо мне. Не хочу, чтобы он стыдился меня. Пусть лучше вообще не знает.

Сглотнув ком в горле, ошарашено смотрю на Максима и не понимаю, что происходит.

Он говорит странные вещи.

— Ты собираешься куда-то уехать? — озвучиваю внезапную мысль.

— Можно и так сказать, — усмехается он невесело. — Но сейчас речь не об этом. Ты должна меня выслушать. То, что я скажу, прозвучит дико и капец как тупо. Но тебе придётся в это поверить.

Ощутив внезапную усталость, отворачиваюсь от него, понимая, что у меня больше нет сил.

— Я не хочу ничего знать, — произношу бесцветным голосом. — Мне просто нужно в больницу, чтобы провериться на инфекции. И не волнуйся, тебе не нужно возиться со мной. Я сама всё сделаю. Вызову такси и…

Замолкаю, потому что Максим кладёт ладони на мои плечи, заставляя вздрогнуть.

— Мне несложно отвезти тебя в больницу. Но это бессмысленный риск, — убеждает он меня. — Клянусь — я чист. Ты ничего от меня не подхватила.

— Не надо клятв! — снова взрываюсь и скидываю с себя его руки. — Я помню, как ты себя вёл и с кем таскался! Видела собственными глазами! И мне не нужны твои объяснения. Я устала и чувствую себя плохо! Опять дурацкая тошнота начинается. Хватит меня мучить! Уйди, пожалуйста. Или уйду я.

Всхлипнув, с трудом сдерживаюсь, чтобы не зареветь, и пытаюсь справиться с дрожью во всём теле.

Нервы натянуты до предела. Мне хочется просто лечь и не шевелиться. Сил совсем не осталось. Ни моральных, ни физических.

Хорошо, что хоть Максим больше не доводит меня.

Раздраженно играя желваками, он хватает мастерку и выходит из комнаты, оставляя меня одну. А я сразу падаю на кровать и, свернувшись клубком, зажмуриваю глаза.

Надо успокаиваться. Нельзя нервничать. Иначе, малышу будет плохо.

Вдох-выдох, Вика. Не думай о Высоцком. Выключай мозг и засыпай…

Не сразу, но всё-таки погружаюсь в сон. А утром, открыв глаза, вспоминаю события прошедшей ночи и обречено утыкаюсь лицом в подушку.

На свежую голову столько мыслей сразу накатывает. Думаю о том, что говорил Высоцкий. Каждое его слово анализирую, и столько вопросов в голове зарождается.

Зря я его не выслушала.

Хотя что нового он мог сказать? Залить мне уши очередным враньём?

А вдруг это было бы не враньё?..

Нет. Всё. Хватит!

Я не буду думать об этом. Просто не буду.

— Доброе утро, — бодро приветствует бабушка, когда я захожу в кухню. — Как ночка прошла? Выспалась?

И мои щёки тут же загораются. С опозданием понимаю, что бабуля наверняка слышала всё, что было между мной и Максимом.

Так стыдно становится, что словами не передать.

— Я выс-палась, — заикаюсь, мечтая провалиться сквозь землю. — А как тебе спалось?

— Мне-то? — улыбается она загадочно. — Я спала, как младенец. Вчера у Марии до поздна засиделась. Да и осталась у неё с ночевой. Вот недавно только вернулась.

— Ты ночевала у соседки?

— Ну да. Не пошла уже домой по темноте.

— Ясно, — не могу скрыть облегчения. — Хорошо. А то…

Осекаюсь, поймав внимательный взгляд бабули, и стыдливо прячу глаза.

— Максим всё пытается машину починить, — меняет она тему. — С утра какого-то мужика вызвал. Не местного. Копаются там. Но, думаю, бесполезно это. Придётся твоему жениху ещё задержаться.

— Он мне не жених, — напоминаю, нахмурившись. — И даже если Максим здесь останется на какое-то время, то в гостевой он будет спать один. Я сегодня возвращаюсь в свою комнату. Краска на подоконниках наверняка уже высохла.

— Сомневаюсь, — звучит скучающий ответ. — Запах до сих пор сильный. Видимо, я просроченную краску купила. Очень долго сохнет.

Не поверив словам бабушки, иду в комнату и, открыв дверь, чувствую едкий запах. Расстраиваюсь.

Подхожу к подоконнику и трогаю подушечкой пальца поверхность. Она даже не липкая. Влажная, будто её только что покрасили. Странно всё это. В голову закрадываются сомнения…

— Это ты сломала машину! — возмущённо бросаю бабушке, влетая в кухню на всех парах.

— Бог с тобой, — испуганно качает она головой. — Я даже подойти к ней боюсь. Не машина, а монстр. Огромная такая…

— Прекрати! Притворяться больше нет смысла.

— Но я правда…

— Ба, ты попалась, — хмуро подбочениваюсь. — Признавайся! Это ты всё подстроила! Задержала здесь Высоцкого и всеми способами пытаешься сблизить меня с ним!

Бабуля нервно закусывает губу и тоже хмурится.

— Что меня выдало? — спрашивает недовольно.

— Только что покрашенные подоконники! Это просто смешно!

Жду, что на её лице мелькнёт хоть тень раскаяния. Но нет. Она продолжает невозмутимо попивать чай, похрустывая конфетой.

— Ну да, я немного подсобила, — наконец, признаётся, смахивая несуществующие пылинки со своего цветастого халата. — А что мне оставалось? Ваши отношения совсем плохи.

— И на то есть веские причины. Зачем ты вмешиваешься?

— Потому что вы должны быть вместе, — непреклонно заявляет бабуля. — Вам ещё дитё поднимать, а вы сами, как дети.

— Ты и про беременность знаешь? — удивляюсь. — Откуда? Папа сказал?

— У меня свои методы, — звучит сердитый ответ. — Глаз-алмаз. Я всё подмечаю. И то, как вы с Максимом смотрите друг на друга — тоже вижу. Это любовь. Крепкая. Истинная. Это…

— Бред, — режу, перебивая. — Я не хотела посвящать тебя в подробности нашего с Высоцким расставания. Но твои заблуждения не оставляют мне выбора. Он меня бросил — это первое, — загибаю пальцы. — Гулял направо и налево. А потом…

— Не надо мне никаких подробностей, — бабуля машет руками. — Я совсем другое вижу. Он страдает.

— Он что? Страдает? — истерично фыркаю. — Он?!

— Именно. И страдает даже больше твоего. Пожалела бы парня — выслушала бы его. И всё сразу встало бы на свои места.

— Не собираюсь я его жалеть. И слушать не хочу, — зло выплёвываю. — А он не пропадёт, не переживай. Я же не пропала после всего, что он со мной сделал!

— Не сравнивай, — тяжело вздыхает бабуля. — Там, где женщина гнётся, мужчина ломается.

— Это не про Высоцкого. Он толстокожий и очень даже живучий. А ещё чёрствый и эгоистичный.

— Он просто недолюбленный, — грустно улыбается бабушка. — Таких людей сразу видно. Они закрыты и кажутся равнодушными. Но на самом деле — это лишь маска, под которой спрятаны эмоции. Тяжёлые и болючие.

— Мне сложно в это поверить.

— Ты — девочка, которую с детства холили и лелеяли, — продолжает она мысль. — Любовь и поддержка для тебя — часть жизни. У Максима же всё иначе. До встречи с тобой он был одинок. И не стал бы просто так рвать отношения, где его любят. Наверняка для этого были серьёзные причины.

— Просто класс, — расстроенно качаю головой. — Ты его оправдываешь? А как же… — открываю рот, чтобы в красках рассказать бабушке, как Высоцкий обошелся со мной. Но передумываю, видя непреклонность в её глазах. — Ладно. Неважно, — устало отмахиваюсь. — Твоя позиция понятна, но она ничего не изменит. Очень прошу — иди к Максиму и скажи, что ты сделала с его машиной.

— Но…

— Никаких «но»! Иди с повинной, — строго настаиваю. — Сейчас.

Несколько мгновений бабуля медлит, но потом всё же встаёт и уходит на улицу. А на меня накатывает грусть. Хотя я должна радоваться, ведь Максим теперь уедет, как я и хотела.

Хотела ли?..

С тяжёлым сердцем смотрю в окно, видя, как после разговора с бабушкой электрик бодро кивает и быстро находит неполадку. Лицо Высоцкого при этом совершенно нечитаемо.

Наблюдаю за ним и неосознанно прокручиваю в голове слова бабули. И чем больше думаю, тем больше нахожу пересечений с тем, что сказал Максим.

Наверняка для этого были серьёзные причины, — стучит в висках голос бабушки.

Так было надо, — вторит ей Высоцкий. — Ты должна меня выслушать.

Прикрываю на миг глаза, чтобы справиться с потоком мыслей. А когда распахиваю веки, встречаюсь с изучающим взглядом зелёно-карих глаз и будто ведомая невидимой силой, иду на улицу. Шагаю за ворота и останавливаюсь рядом с Максимом.

— Я не знала, что бабушка вывела из строя твою машину, — зачем-то оправдываюсь.

— Я так и понял, — звучит ровный голос.

— Она не со зла это сделала.

— Это я тоже понял, — слышу усмешку.

Но мне не до смеха. Бабулины шалости вызывают у меня лишь возмущения.

— Когда починят, ты сразу поедешь в город?

— Мы вместе поедем, — уточняет Высоцкий. — Тебе же надо провериться на несуществующие инфекции.

— Несуществующие? — вскидываю бровь. — Ясно. Легенда о твоём целибате всё ещё актуальна, — язвлю. — Не могу только понять — какой в ней смысл?

— Никаких смыслов. Это просто факт. Я ни с кем не спал.

— Ты меня бросил. Убедил, что спишь со всеми подряд. Но при этом хранил мне верность? Что-то не улавливаю логики.

— Здесь нет логики.

— И всё? — удивляюсь, когда он замолкает. — Больше ничего не скажешь? А кто буквально несколько часов назад хотел объясниться?

Заглядываю Максиму в лицо, пытаясь поймать его взгляд. Но тщетно. Высоцкий смотрит поверх меня, избегая зрительного контакта.

— Несколько часов назад я довёл тебя до истерики, — хмурится он. — Этого больше не повторится. Я свожу тебя в больницу, чтобы ты успокоилась. На этом всё.

Максим уходит к электрику, давая понять, что наш с ним разговор закончен. Но от меня так просто не отделаться. Насупившись, шагаю следом и хватаю Высоцкого за локоть, заставляя его развернуться.

— Нет, — тычу ему пальцем в грудь. — Меня такой план не устраивает. Хочу объяснений! Я их заслужила!

— Тебе нельзя нервничать, — напоминает он. — Нам лучше не трогать темы, которые вызывают волнение…

— Раньше надо было думать об этом. До того, как ты сказал, что ни с кем не спал! Зачем продолжаешь утверждать, что это так?

— Успокойся, пожалуйста…

— Не надо меня успокаивать! Просто признайся, что тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной!

— Ничего подобного! — недовольно морщится Максим.

— Нет? Тогда почему ты систематически делаешь это? — кричу, захлёбываясь обидой. — Ты не видишь, что я и так тяжело переживаю расставание? Думаешь, мне мало твоего предательства и незапланированной беременности? Своими лживыми заявлениями ты решил свести меня с ума окончательно?

— Не заводись, Вика! — строго рычит Высоцкий.

— Буду! — зло толкаю его в грудь. — Пока ты здесь, мой психоз не пройдёт! Видеть тебя не могу! Когда чёртову машину уже починят?! — Тяжело дыша, перевожу свирепый взгляд на электрика, который вместо того, чтобы ремонтировать авто, с интересом наблюдает за нашей перепалкой. — Что-то не так?! — гневно спрашиваю.

— Кхм… Ничего, — тушуется мужчина и торопливо прячет голову под капот. — Я почти закончил, — глухо добавляет.

— Отлично! И вот, что я решила, — снова обращаюсь к Максиму. — Я с тобой никуда не поеду. Сама до города доберусь. А ты можешь расслабиться и выдохнуть. Обуза, в виде беременной бывшей, больше не твоя забота! — Разворачиваюсь и иду к воротам. — Ба, прошу! Ни слова! — выпаливаю, проходя мимо бабушки, видя, что она собирается вмешаться.

И захожу во двор, подрагивая от негодования. Направляюсь в дом, уже представляя, как падаю на кровать и даю волю слезам. Но вдруг чувствую хватку Высоцкого на талии.

— Что ты делаешь?! — возмущаюсь.

Он не отвечает. Молча заводит меня в дом, быстро утягивает в комнату и, усадив на кровать, опускается передо мной на корточки.

Смотрю на Максима во все глаза, не зная, чего от него ожидать.

— Я всё объясню, — произносит он твёрдо. — Но сначала тебе нужно успокоиться, — неожиданно кладёт руку на мой живот. — Обещай, что не будешь психовать.

— Я ничего не буду обещать, — качаю головой. — И вот этого не надо, — убираю его ладонь с живота. — Необязательно делать вид, что тебя заботит моя беременность. Тебе плевать.

— Это не так, — Максим ловит мой взгляд. — Ты и ребёнок — для меня важнее всего.

— Ну конечно, — с усмешкой закатываю глаза.

— После всего, что я творил, в это сложно поверить, но…

— Знаешь, — перебиваю, поднимаясь на ноги. — Наверное, нам лучше закончить этот разговор прямо сейчас. Очередной ушат вранья мне не по силам.

— Я обманул твоё доверие, — Максим тоже выпрямляется. — Врал и вёл себя, как последний мудак…

— С последним сложно не согласиться.

— Клянусь, сейчас я честен с тобой, — продолжает он, игнорируя мою язвительность. — То, что у меня никого не было — правда. Мне на хрен не сдались левые девки. Но я должен был…

— Зачем ты снова врёшь?

— Это не враньё! — раздраженно рычит Высоцкий. — Слушай… — он кладёт ладони на мои плечи и смотрит прямо в глаза. — Ты же помнишь Ризванова? Так вот — у меня с ним тёрки случились, которые я давно планировал и держал под контролем. Единственное, что я не учёл — это ты.

— Не понимаю…

— Макар угрожал мне тобой, — звучит пугающая информация. — Я не хотел, чтобы ты оказалась под ударом, поэтому…

— Ты бросил меня, чтобы защитить от Ризванова — так получается? — криво усмехаюсь. — Звучит благородно и красиво. Только я не куплюсь на это.

— Ты должна мне верить, Вика.

— С чего вдруг? — выкрикиваю, срываясь. — Почему я должна тебе верить?!

— Потому что ты лучшее, что случилось в моей дерьмовой жизни! — рявкает в ответ Максим, заставляя меня застыть с открытым ртом. — И я не хочу, чтобы ты пострадала! Ты должна быть максимально осторожна. Никаких самостоятельных вылазок в город, никакого риска. Это всё скоро закончится, обещаю. И ты сможешь жить нормальной жизнью, но сейчас…

— А ты? — перебиваю, ощутив, как по спине пробегает холодок. — Где будешь ты, когда всё закончится?

От моих вопросов Высоцкий хмурится и играет желваками. Он не хочет отвечать. Об этом свидетельствует затянувшаяся пауза, которая скручивает мои нервы.

— Какая разница? — наконец, звучит равнодушное. — За меня тебе точно не стоит волноваться.

Но я волнуюсь. Особенно сейчас, когда в истории с нашим расставанием появились новые подробности.

Если допустить, что Максим говорит правду, и в деле замешан Макар, то это меняет абсолютно всё. Привычная картинка переворачивается на сто восемьдесят градусов, показывая ситуацию совсем с другого ракурса. И слова Высоцкого тоже воспринимаются не так, как раньше. Хочется верить ему. Но я в замешательстве и не знаю, что делать.

— Расскажи мне всё, — настойчиво прошу. — Я должна знать, что происходит.

— Тебе незачем вникать в это и трепать себе нервы.

— После всего, что было, моим нервам уже ничего не грозит, — грустно усмехаюсь. — Если тебе важно моё доверие — расскажи, как есть.

В сомнении поджав губы, Высоцкий пристально смотрит на меня, взвешивая все за и против.

— Ризванова закрыли, — напряженно цедит он. — Я знал, что это случится, задолго до его ареста. И когда это произошло, я не стал впрягаться.

— Но мне казалось, что вы с Макаром близки.

— Он тоже так думал, но это полная хрень. Вытаскивать его из тюряги не входило в мои планы.

— Но почему?

— Потому что меня и пацанов достала его борзота. Без Ризванова лучше. Всем.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — растерянно качаю головой. — Если Макар в тюрьме, то как он может мне навредить? И зачем ему это делать, если он тебе доверяет?

— Между нами больше нет доверия, Вика. Он понял, что я его кинул, и начал мстить. По мне уже следаки работают, но это фигня. Главное, чтобы тебя не трогали.

— Так ты поэтому…

— Да. Тебе нужно находиться как можно дальше от меня — это самое верное решение. Мне нельзя пересекаться с тобой и трогать. Но я слабак, — тяжело выдыхает Максим, взяв моё лицо в ладони. — Когда ты рядом, у меня крышу сносит. Это плохо.

— Я не вижу в этом ничего плохого, — шепчу со слезами на глазах. — И мне плевать на Макара. Я его не боюсь.

— А я боюсь, — Высоцкий упирается своим лбом в мой. — Боюсь, что он дотянется до тебя.

— Этого не будет, — мотаю головой.

— Не будет, — звучит решительный голос. — Я не позволю.

Всхлипнув, судорожно обнимаю Максима, вжимаясь в него всем телом.

Мне хочется кричать на него. За то, что решил всё за меня. За то, что заставил страдать. За боль, которую причинил.

Но Высоцкий тоже страдает. Я это вижу. Чувствую.

Поэтому у меня язык не поворачивается кидаться обвинениями. И, представив себя в такой же ситуации, я понимаю, что поступила бы так же.

— Прости, — слышу возле уха хриплый шёпот. — Ненавижу себя за то, что сделал с тобой.

— Это не ты, а Макар. Он с нами это сделал, — шепчу в отчаянии. — Что теперь будет, Максим? Что ты собираешься делать?

И жду ответа с замиранием сердца.

— Я разберусь с этим, — отвечает он уклончиво.

Недоговоривает что-то. Снова.

— Не смей меня опять бросать, слышишь?! — остервенело цепляюсь за его плечи, всхлипывая. — Если ты ещё хоть раз… хоть один чёртов раз!..

— Ш-ш-ш… — укачивает он меня в своих руках. — Не надо плакать, Лисён.

— С тобой по-другому не получается! Разборки с Макаром, проблемы с законом, участие в боях… — ты постоянно в опасности! Из-за этого я никогда не перестану плакать!

— С Макаром и следаками я решу вопрос. А по поводу ринга… Если тебя это сильно волнует, то обещаю, что больше не встану в клетку.

— Правда? — отстранившись, спрашиваю.

— С этого момента ни одного боя, — утвердительно кивает он. — Клянусь.

И я снова бросаюсь к нему на шею. И снова реву, но уже от облегчения.

Хоть какой-то просвет в кромешной темноте. Слабый лучик надежды.

Крепко обняв Максима, вдыхаю его запах и мою душу первые за всё время наполняет лёгкость, не смотря на угрозу со стороны Макара.

Теперь я знаю правду, и Максиму больше не нужно отталкивать меня, чтобы спасти.

Мы вместе — это главное. И мы всё преодолеем. Справимся с любыми трудностями. Я верю Максиму. Верю, что он найдет выход и завяжет с опасностью и риском.

Но из радужного состояния меня вырывает вибрация мобильника в кармане Высоцкого. И когда он отвечает на звонок, я мрачнею, понимая, что звонит Ризванов.

— …Скоро буду в городе, — раздраженно рычит в трубку Максим. — Чё за кипишь? …Какие новости? Говори. — Резко отстранившись от меня, он хмурится и отходит к окну. — Понял. До связи.

— Что там? — спрашиваю, как только он завершает разговор.

— Ничего интересного, — летит короткий ответ. — Всё хорошо.

Но я вижу, что разговор с Макаром озадачил Высоцкого. Он выглядит загруженным и явно нервничает.

— Машину уже наверное починили, — пытаюсь скрыть грусть в голосе.

Максим не отвечает. Утягивает меня на улицу и, когда мы выходим за ворота, то видим там джип с заведённым двигателем и довольного электрика.

— Готово, — сообщает мужчина. — Принимайте работу.

— Надо ехать, — Высоцкий разворачивает меня к себе. — Что с больницей решила? Хочешь провериться?

— Уже не хочу, — мотаю головой. — В этом нет необходимости.

Мой ответ стирает с лица Максима нахмуренность.

Притянув меня к себе, он смотрит мне в глаза таким глубоким взглядом, что сомнений не остаётся — Высоцкий любит меня. Так же сильно, как и я его.

И чтобы понять это, не нужны слова. Достаточно взгляда, в котором читаются все чувства.

— Когда ты вернёшься? — глажу колючую щёку.

— Не могу сказать, — он целует мою ладонь, вызывая трепет. — Я позвоню. А ты дождись отца. Без него никуда не выезжай. Хорошо?

— Хорошо, — киваю и с тревогой прошу: — Будь осторожен.

— Буду, — улыбается он.

И, наклонившись, целует меня в губы. Осторожно. Нежно. Сладко. Заставляет меня таять в его руках, словно мороженое.


Не хочу его отпускать. Но это неизбежно. Поэтому нехотя отрываюсь от Максима и провожаю его. А когда черный джип отъезжает от дома, я с трудом сдерживаю слёзы и тяжело вздыхаю.

— У вас ещё будет время насладиться друг другом, — останавливается рядом со мной бабуля.

— Очень надеюсь на это.

И буквально живу этой надеждой на протяжении следующих нескольких дней.

Редкие звонки от Высоцкого хоть и радуют, но полностью не прогоняют тревогу. Я переживаю за него.

Но есть и хорошие новости — папина операция прошла успешно. Он быстро идёт на поправку и обещает приехать сразу же после выписки. Хотя я лично не вижу смысла в такой спешке.

Отцу надо полностью восстановиться, прежде чем ехать ко мне. Ведь в деревне безопасно.

Так я думаю ровно до того момента, пока в один из дней возле ворот не появлются два внедорожника, из которых выбираются несколько человек.

Они нагло заходят в дом, и я вижу среди них знакомое лицо.

Митронин.

— Что это значит? — встаю перед ним, пребывая в смятении.

— Тебе всё объяснят, — отвечает он, избегая моего взгляда. — Но позже. Сейчас ты должна поехать с нами, — и добавляет, немного помолчав: — Прости.

Загрузка...