Глава 10

Макс

— Что между вами опять произошло? — тревожный голос Машки разрывает динамик мобильника. — Мама целыми днями рыдает и ничего не рассказывает.

— Не напоминай мне о ней, — рычу, ощутив прилив ярости.

Ненавижу. Презираю. Так сильно, что внутри всё огнём горит, а глаза красной пеленой застилает.

Мать пробила дно, и я теперь даже слышать о ней не хочу. И то, что она там слезами умывается, — по хрену. Раньше надо было думать — когда за моей спиной Вику на аборт отправляла.

— Почему ты злишься? Что она сделала?

— Тема закрыта, я сказал! — рявкаю.

— Так нельзя. Это наша мама…

— Ещё слово — и я отключаюсь.

— Не надо, — тараторит сестра. — Хорошо, не будем о ней. Ты где? Можешь со мной встретиться?

— Нет. Занят.

— Врёшь. Я слышу музыку…

— Музыку слышишь, а то, что я сейчас занят, нет?

— Макс, пожалуйста. Я очень хочу увидеться.

— А я не хочу, — бросаю грубо. — Всё, давай.

Нажимаю кнопку отбоя и откидываю голову на спинку дивана.

Громкая музыка долбит по ушам. Раздражает. Но лучше так, чем тишина, в которой я вижу чёртовы сны, сворачивающие кровь. Вика, аборт, наш ребёнок. Мне снятся кошмары. Реалистичные и кровавые.

Я убегаю от них, как последнее ссыкло, прячусь за шумом клуба, толпой людей и алкоголем.

Слабак, трус, тряпка — это всё про меня.

Оказавшись на самом верху пищевой цепи, я не чувствую себя победителем. Былого азарта нет. Ощущения триумфа тоже. Я сделал ставку и проиграл. Просрал всё, что имело реальную ценность. И заменить это властью и бабками не получится. Никогда.

За что боролся, на то и напоролся, мать вашу. И теперь горю за это в аду. Заживо. Заслуженно.

— Скучаешь, Макс? — приземляется на мои колени тело. — Сделать тебе хорошо?

Разлепляю веки и вижу одну из местных стриптизёрш. Загорелая, сочная и почти голая. Трётся о меня задницей в стрингачах, пытаясь завести, и проворно тянется к ширинке на джинсах.

— Потеряйся, — раздраженно приказываю.

— Ты напряжен, — шепчет она с придыханием на ухо. — Расслабься…

Продолжая елозить на мне, девка влажно целует мою шею. Гладит грудь через футболку и заводится.

А меня воротит от чужого приторного запаха. Бесит, что наглая идиотка игнорит мои слова.

Резко хватаю пятернёй острый подбородок и сильно сжимаю, ловя затянутый похотью кошачий взгляд.

— Я что тебе сказал? — рычу ей в лицо, теряя самообладание. — На хрен пошла!

Скидываю её с себя, не церемонясь. И случайно замечаю, что на телефон падает смска. Открываю, с опозданием понимая, что она от матери.

«Аборта не было. Лисовец купил справку».

Чё?..

Несколько раз перечитываю, потому что это похоже на очередной глюк.

Я чуть не вытряс из той врачихи душу. Разгромил кабинет к чертям и запугал тётку до такой степени, что на следующий день она написал заявление по собственному.

Только всё это было зря. Врачиха до последнего клялась, что сделала Вике аборт. Тогда что это значит?

Снова фокусирую взгляд на сообщении.

Перед глазами плывёт всё. Двоится. Мне надо на воздух.

— Макс, ты куда? — интересуется кто-то из моих пацанов, когда я резко поднимаюсь с дивана. — Только пришли ведь.

Не отвечаю. На автопилоте двигаюсь к выходу, вываливаюсь на улицу и нахожу свою тачку.

В ней жарко. Врубаю кондёр на всю мощность, тру лицо ладонями. Снова перечитываю смску. И снова.

Чёрт!

Не было аборта. Не было!

Осознание этого стреляет в упор, прямо в башку. Сижу, охреневая. Перевариваю новую реальность.

Затянутые алкашкой мозги соображают туго, но одно ясно точно — Лисёна до сих пор беременна и собирается рожать. От меня мудака.

С другой стороны, матери верить — такое себе. Надо убедиться в достоверности её слов. И сделать это можно только одним способом — спросить напрямую у Вики.

Я даже знаю, где она может быть.

Завожу тачку и срываю её с места. Еду в кафе, где проходит вечеринка, на которой меня никто не ждёт.

У Яра и его подружки здесь проходит утренник, и портить сладкой парочке малину не хочется. Но мне нужна Лисовец.

Поэтому с наглой мордой заваливаюсь на гламурную тусовку и с порога нахожу взглядом свою цель.

Не мигая, вгрызаюсь жадными глазами в рыжулю. Короткое платье, каблуки… Слепну от её красоты. И трезвею. Мгновенно.

Все инстинкты обостряются. Чувства смешиваются в болезненный комок, давят в груди.

Вика, ожидаемо, мне не рада. Бледнеет и пятится, упирается спиной в стену.

Испугалась, маленькая.

Ещё бы…

Моя помятая рожа у многих вызывает страх. И это скорее плюс, но не в данный момент.

Лисёна вдруг обмякает и потихоньку съезжает по стене. Я грязно выругиваюсь и иду ее ловить.

Она сильно потеряла в весе. Понимаю это, когда Вика оказывается в моих руках.

Лёгкая. Невесомая, как пушинка. Боюсь не рассчитать силу и навредить. Ведь от её близости мои эмоции зашкаливают, и я себя не контролирую.

Кровь от мозгов вся уходит вниз, пробуждая похоть. Пальцы деревенеют от желания с силой сжать хрупкое тело. Хочу вмять Вику в себя, прочувствовать каждый ее изгиб. Мягкость её ощутить, податливость.

Пытаюсь отвлечься и отбросить извращённые мысли. Но изголодавшееся тело протестующе воет, требуя обозначить свои права. Утащить, спрятать от всех, заклеймить собой. Особенно когда Вика обнимает меня за плечи и сама ко мне жмётся. Тычется носом в шею, как котёнок, обжигая тёплым дыханием кожу, и дрожит.

Меня тоже трясёт. Я сейчас свихнусь просто. Съеду с катушек и натворю дел.

Нельзя.

Мне ответы нужны. Поэтому утаскиваю Лисёну подальше от шума толпы в соседний зал. Кладу её на диван и с неохотой отстраняюсь.

Надо привести малышку в чувства, но я медлю. Одержимо всматриваюсь в красивое лицо, любуюсь. И чувствую, как тоска хватает за горло, заставляя сглотнуть резь в глотке.

Касаюсь пальцами бледной щеки. Как вор, краду её нежность и прикрываю глаза от кайфа. Ловлю тёплые импульсы, растекающиеся по телу. В грудине сладко печёт.

— Высоцкий! — вспарывает мой мозг истеричный женский голос. — Ну-ка быстро руки от неё убрал!..

Раздраженно морщусь, распахивая веки, и, выпрямившись, бросаю взгляд через плечо.

Яр притащился со своей бесячей подружкой, у которой рот не закрывается ни на секунду.

Не слушаю их. Смотрю на Вику и, увидев, что она пришла в себя, рявкаю:

— Свалите все!

Миланка что-то шипит в ответ, но мне плевать. Внимательно наблюдаю за рыжулей — ей всё ещё плохо. Из-за этого мне тоже хреново.

Хочу подорваться к ней, придержать за плечи, когда она садится. Но затравленный взгляд, брошенный в мою сторону, словно прибивает к полу, не даёт двинуться сместа.

— Тебя не приглашали, Макс, — слышу голос Яра.

Пошёл ты!

— Мне твоё приглашение на хрен не упёрлось, — рычу.

Мне нужна Вика. Я не уйду, пока мы с ней не поговорим.

И пофиг, если для этого придётся втащить другу, который уже с готовностью сжимает кулаки.

Мне терять нечего.

— Нам и правда надо поговорить, — внезапно выдаёт Лисёна, удивляя меня.

Милана пытается отговорить, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы собственноручно не вышвырнуть ее за дверь.

Сжимаю волю в кулак и дожидаюсь, когда мы с Викой останемся наедине.

Наконец-то.

— Я думала, мы уже всё обсудили, — тихо произносит она.

А я перехожу сразу к делу:

— Ты не делала аборт.

Приближаюсь, считывая ее эмоции. Страх, паника и растерянность выдают её.

Мне уже всё ясно — беременность не прерывали. Поэтому я отмахиваюсь от бесполезных попыток убедить меня в обратном и резко сажусь перед Викой на корточки. Ловлю её наполненный отчаянием взгляд, говорю что-то.

Мозги в кашу превращаются. Не понимаю, что несу.

Все мысли сейчас только о ребёнке. Моём ребёнке. Которого Лисёна оставила, несмотря на то, что я сделал.

Мне хочется притянуть её к себе, сжать в объятиях и зацеловать до потери сознания. Но внезапно в мозг врезается фраза, которая швыряет меня мордой в пол:

— …У меня серьёзные отношения с другим парнем. Не исключено, что в ближайшее время я выйду замуж и снова забеременею. Так что…

— У тебя никого нет, — зверею от острой вспышки ревности.

— Думай как хочешь. Я не собираюсь переубеждать. Скажу лишь одно — на тебе свет клином не сошелся. Я живу дальше и строю новые отношения. Здоровые, нормальные, честные…

Не верю ни единому слову. Это враньё.

— …Ты слишком зациклен на себе. Думаешь, что земля крутится вокруг тебя? Это не так. Когда я узнала, что беременна, даже не рассматривала сохранение беременности. Потому что ты недостоин быть отцом! — кричит она зло. — Чему ты можешь научить? Как предавать и причинять боль? Ты умеешь только это!

Чёрт!

Меня трудно задеть за живое, но Вике это удаётся.

Её обида и боль вспарывают грудину, вырывая сердце к чертям собачьим.

Ненавижу себя. Люто. Отвращение к себе чувствую. И знаю, что заслужил.

Но, черт возьми, я хотел как лучше!

Лисёне нет места в моём мире. Там слишком много дерьма. Гнили. И в случае чего — моя хрупкая нежная девочка в первую очередь окажется под ударом. Нельзя этого допустить. Нельзя, мать вашу!

Опускаю взгляд на её ещё плоский живот, и мне хочется выть.

Ставки слишком высоки. На кону теперь не только безопасность Вики, но и ребёнка, которого она вынашивает.

Две жизни. Одна попытка всё разрулить. И ноль гарантий на удачный исход.

Пока я варюсь в собственных мыслях, Лисёна продолжает выкрикивать мне в лицо слова, полные обиды и боли. Её голос срывается, из глаз брызгают слёзы, а тело сотрясает крупная дрожь.

Пытаюсь успокоить её, но она меня не слышит.

Эмоции Вики плещут через край. Она не может их контролировать, впав в истерику, которую не получится остановить ни словами, ни тем более ответным криком.

Видеть её в таком состоянии невыносимо. Меня ломает от острого чувства вины и беспомощности. Но если ничего не делать, ситуация только ухудшится. Такой бешенный эмоциональный выплеск может навредить, ведь Вике нельзя волноваться. Вообще. Совсем.

Поэтому, отбросив сомнения в сторону, делаю так, как подсказывают инстинкты — притягиваю Лисёну к себе, прижимаю её голову к своей груди и крепко держу, игнорируя попытки вырваться. Жду, когда она устанет бороться и расслабится.

— Тише, — хриплю шёпотом в её волосы. — Успокойся.

Не удержавшись, глубоко вдыхаю, вбирая в себя нежный запах, и закатываю глаза от кайфа.

Меня ведёт. Капец как.

Не соображая, зарываюсь пальцами в рыжие пряди и массирую кожу головы. Спускаюсь к шее и, лаская, сбиваю напряжение с мышц.

От этого у самого по телу разряды бегут, а по спине мурашки расползаются.

Мне не хватало этой близости. И никакого секса не надо. Достаточно просто вот так прижимать Вику к себе. Это уже какой-то запредельный космос. Нирвана полная. Спокойствие.

Как будто после долгих бесцельных скитаний домой попал, и остальной мир становится бессмысленным и неважным.

— Я тебя ненавижу, Высоцкий, — обессилено шепчет она.

— Знаю, — тоже шепчу.

А у самого к горлу отчаяние подкатывает.

Не хочу отпускать. Не хочу терять её тепло. Оно согревает меня не только физически, но и ментально.

Я как будто солнце в руках сжимаю. Моё рыжее солнце. Без неё — темно и холодно.

— Отпусти, — упирается Вика ладонями мне в грудь.

Она уже не плачет и не бьется в истерике. Я успокоил её, привёл в чувства, но не рад этому. Потому что теперь она не нуждается во мне. Пора возвращаться к прежним границам.

Не могу себя заставить.

Чувствую, как Лисёна напрягается и зло шипит, пытаясь высвободиться. Нельзя, чтобы она нервничала, поэтому расцепляю руки и отстраняюсь.

Смотрю в мокрое от слёз лицо и машинально тянусь к щеке, чтобы стереть влагу. Но получаю слабый шлепок по ладони.

Жаль, что не по морде чем-нибудь тяжёлым.

Это было бы в разы приятнее, чем видеть неприязнь в злёных глазах. И полное отчуждение.

— Не смей больше так делать, — воинственно кидает она. — Мы ничем не связаны. Ты для меня никто. Не лезь в мою жизнь!

Молчу в ответ. Потому что в башку ничего, кроме матов, не лезет.

Сейчас происходит то, что планировалось с самого начала — полный разрыв. Никаких надежд. Абсолютная пропасть между нами и прекращение отношений в любом виде.

Это казалось правильным. Вика должна была быть счастливой. Без меня. И главное — в безопасности. А я должен был отпустить, несмотря на то, что это даже в теории причиняло адскую боль.

На деле же оказалось еще хуже.

От меня как будто кусок оторвали. И рана не заживает, а наоборот — воспаляется и кровоточит, всё больше разрастаясь.

Но эта боль не идёт ни в какое сравнение с мыслью, что с Викой может что-то случиться. Я знаю, кто меня окружает. Знаю, на что способны эти твари. И что они ищут мои слабости.

Я не могу рисковать. Не имею права.

Поэтому заставляю себя отключить эмоции и, выпрямившись, иду к двери.

Выхожу в главный зал, где гремит музыка. Основная масса людей тусит, отмечая днюху. Но я засекаю неподалёку несколько человек, которые пристально за мной наблюдают. Это Яр, Милка и моя сестра Машка.

Сталкиваемся с ней взглядами. Она смотрит на меня с болью в глазах, но не подходит.

Игнорю её. Сразу беру направление на выход.

В кармане вибрирует телефон. Скидываю вызов. Тут же прилетает сообщение от пацанов:

«Мы в “Олимп” двинули. Ждём тебя».

На хрен.

Не хочу бухать. Надоело. Хватит с меня этого дерьма.

Надо мозги восстанавливать и начинать думать ими, а не жопой. Мужиком надо быть и решение искать, а не сопли на кулак наматывать.

Выхода нет только из гроба. Так что…

Поток мыслей прерывается, когда толкаю дверь кафешки и, оказавшись на улице, вижу Вагнера и Царёва.

Они стоят возле заведенного тонированного «Гелика» и, заметив меня, многозначительно переглядываются.

В последнее время я с ними потерял связь. Нет у меня друзей больше. Даже Яра я стараюсь подальше держать.

А этим чё надо? Ломать будут за то, что праздник им испортил?

Вид у пацанов решительный. Дури тоже хватает.

Оцениваю свои силы и их. Трудновато будет вывезти двух чемпионов по смешанным единоборствам. Но где наша не пропадала?

— Прокатимся? — Вагнер открывает заднюю дверь тачки.

— Прокатимся, — отвечает за меня Демон.

И с мрачным видом двигается в мою сторону.

Загрузка...