Глава 5

В зале меня перехватывает Нагорный и сразу выводит на улицу.

Молча иду с парнем к его машине и забираюсь на заднее сиденье. А увидев там Милану, сдавленно спрашиваю:

— Ты не сказала Яру?

— Нет, я…

— И не говори! — мой голос звенит от напряжения. — Никому ничего не говори! Высоцкий не в курсе.

— Но почему?!

— Потому! Я не хочу, чтобы он знал!

— Это глупо! — спорит подруга.

— Глупо — бегать за ним и унижаться! Сама разберусь.

Замолкаю, потому что Нагорный открывает дверцу и садится за руль.

Парень не произносит ни слова, но по играющим желвакам и напряженным плечам понимаю, что он с трудом сдерживает злость.

— Я не представляю, как можно скрывать такое, — шепчет подруга.

Шиплю на неё, вынуждая замолчать. И тут же ловлю прищуренный взгляд Яра в зеркале.

— Чё за суета опять? — недовольно цедит он.

Качаю головой, но Милана не унимается и снова взволнованно шепчет:

— Если не хочешь сама говорить, можем Яра попросить.

— Да хватит уже, Мила! — обрываю её тоже шёпотом. — Не надо ничего придумывать! Забудь об этом!

— Но я хочу, как лучше.

— Не получается у тебя как лучше, — мой голос срывается. — Наоборот — всё только хуже становится! Не заставляй меня жалеть, что я тебе доверилась! Проболтаешься кому-нибудь — нашей дружбе конец!

Не хочу быть грубой, но эмоции берут верх, а обида разъедает сердце. Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько одинокой. Ощущение, будто весь мир ополчился против меня, и никому не понять, что сейчас творится в моей душе.

Там безысходность. Страх. Полнейшее непринятие.

А мнимая поддержка подруги всё только усугубляет.

Милана даже близко не представляет, насколько ужасно моё положение. Она не знает подробностей наших последних встреч с Высоцким. Не знает, как он из раза в раз проезжался по моим чувствам. Как унижал меня…

Я не хочу переживать это снова и снова! Хватит!

Утыкаюсь лицом в ладони, тяжело вздыхаю. Пытаюсь отключить эмоции и рассуждать логически.

Сейчас от меня ничего не зависит. Я дождусь заключения врача и уже потом буду думать, что делать дальше.

Кажется — всё просто.

Но лишь на первый взгляд.

В реальности же я схожу с ума, изнемогая от нервного напряжения. Провожу ночь без сна, уставившись в потолок. И уже к утру убеждаю себя, что тесты могли выдать ложный результат.

Производители предупреждают о том, что «точность девяносто девять» — это вполне допускает вероятность ошибки. Так ведь?

Пусть это всего лишь одна сотая процента, но всё же.

Цепляюсь за слабую надежду, как за спасательный круг, и немного расслабляюсь.

«У тебя сегодня запись», — приходит днём смска от папы.

«Я помню», — коротко отвечаю.

И стараюсь не обращать внимания на то, как подрагивают руки.

Я не сказала папе о тестах — не хочу волновать его раньше времени. Ведь ещё ничего неясно.

Поэтому всю дорогу до женской консультации настраиваю себя на благоприятный исход. И в кабинете врача тоже продолжаю надеяться на лучшее.

Даже когда меня заставляют забраться на ужасное гинекологическое кресло, я жду, что совсем скоро все мои страхи останутся в прошлом. И ради этого я терпеливо выдерживаю осмотр, а после, затаив дыхание, вся обращаюсь в слух.

— Ну что я могу сказать… — задумчиво тянет женщина-врач. — Налицо все признаки беременности, но для подтверждения нужно сходить на УЗИ.

— Подождите… — растеряно бормочу. — Я беременна или нет?

— Девушка, я же сказала — сначала УЗИ. А потом уже всё остальное.

— Но вы разве не можете так определить?

— Как? — приподнимает она бровь.

— Ну… Осмотром.

— Во время осмотра я определила лишь увеличение матки, что характерно для маленьких сроков. Остальное мы узнаем с помощью ультразвуковой диагностики. Идите! — поторапливает, вручая мне направление. — Сегодня пятница. Узист может уйти в любое время.

— Хорошо, — киваю.

И выхожу в коридор, всё ещё не теряя надежды.

Врач не подтвердила беременность, а это значит, что отчаиваться пока рано. Мало ли что там у меня увеличилось. Может, вообще гормональный сбой случился. Всякое бывает.

Без труда нахожу кабинет ультразвуковой диагностики и, увидев, что туда нет очереди, стучусь.

— Можно? — несмело приоткрываю дверь.

— Вообще-то я уже никого не жду, — недовольно кидает женщина, даже не взглянув в мою сторону.

— Я по направлению и…

— Давайте сюда, — перебивает она.

Отдаю бумажку, скованно переминаясь с ноги на ногу.

— Подскажите, а…

— По пояс раздеваемся и ложимся спиной на кушетку, — снова прерывает меня женщина и добавляет себе под нос: — Просила же никого ко мне не отправлять после обеда. Что за люди?..

Стараюсь не обращать внимания на её бурчание. Делаю то, что сказали, и терпеливо жду начала обследования. Но напрягаюсь, когда вместо привычного датчика УЗИ, женщина берёт в руки странный продолговатый прибор.

— Сгибаем ноги в коленях, расслабляемся, — звучит команда.

И когда начинается процедура, я задерживаю дыхание, прикрывая глаза.

Неприятные ощущения вызывают дискомфорт. Морщусь.

— Плодное яйцо закрепилось в матке. Очень хорошо…

— Что это значит?

— Значит, что патологий нет — беременность маточная. Всё в пределах нормы...

Нервно дёргаюсь от её слов. Мне становится душно.

— Вы уверены? — спрашиваю с дрожью в голосе. — Это точно беременность?

— Мой двадцатилетний стаж работы подсказывает, что да, — в её голосе сарказм. — Вот… — она поворачивает ко мне экран. — Видите черную точку? Это плодное яйцо — ваш будущий ребёнок…

Не слушаю дальше. Отворачиваюсь, чтобы ничего не видеть. Не хочу!

— …Беременность нежелательная, да? — догадывается женщина, и её голос становится прохладным. — Тогда не тяните с абортом. Берите направление у своего врача и езжайте в гинекологию.

Она быстро заканчивает обследование и выпроваживает меня за дверь.

А я не чувствую сил в ногах. Сажусь на ближайшую скамейку и пустым взглядом смотрю на листок с результатами узи.

«Эмбриональный срок беременности четыре-пять недель» — гласит заключение.

Глаза щиплет и застилает слезами. Горько всхлипываю, пытаясь принять факт беременности.

Не получается. Я отказываюсь верить в это.

— …Да-да, дорогая, уже бегу, — торопливо выскакивает из кабинета узистка. — А вы чего здесь сидите? — удивлённо смотрит на меня, закрывая кабинет на ключ. — Вам к гинекологу надо. Давайте-давайте. Пятница! Все пораньше домой уходим... Алло? Нет, это не тебе, Ларис... Да не переживай! Успеем мы к началу спектакля. Я уже через пару минут выйду!..

Она убегает, весело стуча каблуками. А я с трудом поднимаюсь и кое-как заставляю себя дойти до кабинета гинеколога.

Дёргаю дверь — закрыто. Растерянно озираюсь.

— Доктор уже закончила приём, — сообщает мне женщина, моющая пол в коридоре. — В понедельник приходите.

— Но как же…

— В понедельник, говорю, приходите! — разражается она, но, увидев моё заплаканное лицо, смягчается. — Если у вас что-то срочное, можете ещё завтра подойти. Здесь будет дежурный врач. А если уж совсем плохо — вызывайте скорую.

Мне плохо. Очень плохо. Но скорая здесь вряд ли поможет.

Сомневаюсь, что мне в принципе может кто-то помочь. Я словно в ловушке и не знаю, как из неё выбраться.

Не помню, как покидаю здание женской консультации и оказываюсь на улице. Меня трясёт, словно в лихорадке. Морозит.

Достаю телефон, чтобы позвонить папе, но в последний момент сбрасываю вызов и реву.

Не представляю, как сообщить ему новость. Мне ужасно стыдно.

На негнущихся ногах иду через парковку и вздрагиваю, когда рядом из открытого окна машины звучит уже знакомый голос узистки:

— …Да не ругайся ты, Лариса! — хохочет она. — У нас еще тридцать минут есть. Поехали!..

Мой взгляд бессознательно падает на женщину за рулём. На её лице массивные солнцезащитные очки, но кажется, что сквозь них она буквально вгрызается в меня глазами.

Бред, конечно. Зачем незнакомому человеку так пристально глазеть на кого-то?

Наверно, дело в моём зарёванном лице. Стараюсь взять себя в руки и успокоиться, чтобы не привлекать внимания. Но слёзы продолжают течь, а из горла рвутся всхлипы отчаяния.

На моих плечах будто лежит груз всего мира, сложно даже ноги переставлять. Поэтому до дома добираюсь совершенно разбитая и вымотанная. Сил хватает лишь на то, чтобы лечь на кровать и свернуться калачиком.

Но я не сплю.

В коматозном состоянии жду прихода отца, чтобы рассказать новость, которую ещё сама не до конца осознала. У меня идёт полнейшее отторжение и непринятие. Я в тихом ужасе и не вижу выхода.

Поэтому не сразу реагирую на звонок телефона, на экране которого высвечивается незнакомый номер.

— Да… — глухо отвечаю.

— Добрый вечер, Вика, — звучит строгий женский голос. — Нам с тобой надо серьёзно поговорить.

— Кто это? — непонимающе хмурюсь.

— Это Лариса Витальевна — мама Максима Высоцкого.

Резко сажусь на кровати, теряя дар речи.

С мамой Высоцкого мы пересекались всего один раз, и эта встреча была максимально неприятной.

Меня тогда унизили, назвав подстилкой. Поэтому сейчас я не жду ничего хорошего.

— Зачем вы мне звоните?

— Странный вопрос, учитывая, что ты беременна от моего сына.

— Откуда вы…

— Мы с тобой сегодня виделись возле женской консультации. Не помнишь?

Вспоминаю узистку и то, что она села в машину к какой-то Ларисе. А та странно смотрела на меня.

Теперь всё сходится!

— Ваш сын здесь ни при чём, — пытаюсь выкрутиться и вру. — Я беременна не от него.

— Вика, — строго перебивает она. — Не надо сейчас ничего выдумывать. Я изучила твою карту и знаю, что у тебя был всего один половой партнёр. Несложно догадаться, кто это.

Её слова загоняют меня в тупик. Не знаю, что ответить. На глаза снова наворачиваются слёзы, и я беззвучно реву.

— Вы ему расскажете? — всхлипываю.

— Не плачь, пожалуйста, — голос женщины смягчается. — Я никому ничего не скажу, обещаю. А ты кому-то уже сказала?

— Нет…

— Давай мы с тобой встретимся и пообщаемся в спокойной обстановке? Я подумаю, как тебе можно помочь…

— Разве можно здесь чем-то помочь?

— Можно. Хотя бы разговором. Поддержкой. Я знаю, что у тебя нет мамы, а отец… он же мужчина. Ему никогда не понять наших женских трудностей…

Она говорит это таким приятным голосом. Затрагивает что-то в душе, и я реву, уже не сдерживаясь.

— …Ну-ну, девочка. Не надо так убиваться. Ничего ужасного не случилось, ты не одна, слышишь? — успокаивает женщина, внушая доверие. — Я понимаю, как тебе тяжело и страшно. Дай мне возможность поддержать тебя.

Была бы она рядом, я бы уже кинулась к ней на шею.

Лариса Витальевна права — мне действительно не хватает мамы. И я очень нуждаюсь в участии взрослой женщины, которой на меня не плевать.

— Встретишься со мной? — слышу вопрос.

И киваю.

— Да, я бы хотела, наверное…

— Умничка.

— Но вас это не затруднит? Мне неудобно…

— Перестань, — с улыбкой успокаивает она. — Я вижу, что ты хорошая девочка. У меня дочка такая же — молоденькая совсем. И как мать я не могу пройти мимо твоей ситуации. Помогу, чем смогу.

— Спасибо вам, — искреннее благодарю, чувствуя себя немного легче.

— Не за что, милая. Ты завтра сможешь часов в двенадцать подъехать в кофейню на улице Савина?

— Смогу.

— Только у меня просьба будет небольшая. Не говори пока никому о беременности, ладно?

— Но папа…

— Он расстроится, и вы, скорее всего, поругаетесь, — печально размышляет Лариса Витальевна. — Я знаю мужчин, они совершенно нечуткие в таких вопросах. Давай мы сначала всё с тобой обсудим, а потом уже ты решишь, как преподнести эту новость отцу. Договорились?

— Хорошо, — соглашаюсь.

Мне так приятно, что хоть кто-то решил проявить участие в моей ситуации. Просто поддержать, выслушать и дать совет.

Может, я слишком многого жду от встречи с Ларисой Витальевной, но это ожидание хотя бы успокаивает, и я перестаю безостановочно лить слёзы. Немного прихожу в себя и цепляюсь за слабую надежду на то, что все образуется.

А когда домой приходит папа, я выгляжу обычно, никак не выдавая своё состояние.

— Что сказал врач? — спрашивает отец с порога.

— Я пока только анализы сдала, — озвучиваю заранее придуманную ложь. — На следующей неделе придут результаты.

— В смысле? — папа подозрительно прищуривается. — Они что, не могут определить беременность или её отсутствие без анализов?

— Пап, ну откуда я знаю? Мне так сказали, — равнодушно жму плечами. — Можешь сам им в понедельник позвонить или даже съездить туда.

— Дурдом, — раздраженно цедит отец.

Но не развивает тему.

Он верит мне. А я себя ненавижу. Потому что обманывать папу — это плохо.

Но ещё хуже — прямо сейчас огорошить его новостью.

Я к этому совершенно не готова. Но очень надеюсь, что после разговора с Ларисой Витальевной найду в себе смелость и подберу нужные слова.

С этими мыслями дожидаюсь наступления следующего дня и, приехав в кафе раньше назначенного времени, занимаю свободный столик.

Очень нервничаю, то и дело вытираю влажные ладони о джинсы. И когда на пороге заведения появляется эффектная блондинка, меня вдруг прорывает на слёзы.

Во мне будто разом включаются все эмоции, которые невозможно контролировать.

Пытаюсь вежливо улыбаться, но губы дрожат, а на щеках мокрые дорожки. Заметив это, женщина торопливо садится рядом и по-матерински обнимает меня, поглаживая по спине.

— Про-стите… пож-жалуйста… — всхлипываю, испытывая стыд за свою истерику.

— Не извиняйся, — успокаивает меня мягкий голос. — Я всё понимаю. Старайся глубоко вдыхать и медленно выдыхать.

Послушно следую совету, и спустя пару минут мне удаётся взять себя в руки.

Немного успокоившись, отстраняюсь от Ларисы Витальевны, заглядывая ей в глаза. Они у неё такого же цвета, как у Максима. Зелёно-карие.

— Воды принесите, пожалуйста! — обращается женщина к официанту.

И когда на столе появляется стакан с водой, она протягивает его мне.

— Спасибо… — делаю пару глотков.

— Ты голодная? Что тебе заказать?

— Ничего не нужно. Воды достаточно.

— Будьте добры, эспрессо без сахара, — вежливо делает она заказ.

Официант оставляет нас наедине, и я не знаю с чего начать разговор. Мнусь в нерешительности, утыкаясь взглядом в свои колени.

— Честно говоря, я в шоке от невнимательности своего сына, — первая заговаривает Лариса Витальевна. — Если он так безответственно поступает со всеми девушками, боюсь даже представить, сколько у него неучтённых детей по всему городу. — Размышления женщины усиливают мою нервозность. Но она хотя бы не обвиняет меня в случившемся, что уже хорошо. — Ты думала, что будешь делать?

— Нет, — мотаю головой. — Я не знаю, что делать.

— Тебе восемнадцать. Жизнь только начинается. А ребёнок — это огромная ответственность.

— Я понимаю.

— Нет, милая, — слышу снисходительную усмешку. — Твоё представление о материнстве даже близко не стоит с реальностью. Это бессонные ночи, детские болезни, полное погружение в чужую жизнь в режиме нон-стоп…

Поднимаю растерянный взгляд на женщину и вижу на её лице беспокойство.

— Я попытаюсь справиться и…

Осекаюсь, когда Лариса Витальевна качает головой, поджимая губы.

— «Попытаюсь» — это не про материнство, Вика. Планируя ребёнка, надо чётко понимать, что ты готова, — она мягко проводит ладонью по моим волосам. — Ты же сейчас совершенно не готова стать мамой.

— Но я же не первая, кто…

— Не первая, но у тебя ещё есть выбор. С одной стороны — молодость, учёба, весёлая студенческая пора… А с другой — абсолютная оторванность от жизни и общества. Тебя будут осуждать, тыкать пальцем — так работают общественные нормы морали.

— Я не замечала, чтобы моих ровесниц кто-то осуждал за появление ребёнка.

— Твои ровесницы наверняка находятся в крепких отношениях, — сразу оспаривает мой аргумент женщина. — Ты же будешь матерью-одиночкой, потому что мой сын никогда не возьмёт на себя ответственность. Он продолжит гулять минимум лет до тридцати. Тебе и твоему ребёнку будет хорошо от такой жизни, как думаешь?

— Думаю, что нет, — ссутулившись, снова утыкаюсь взглядом в свои колени.

Тяжело становится.

Слова Ларисы Витальевны ложатся на плечи неподъемным грузом. Но я не виню женщину за это.

Она пытается донести до меня реальное положение вещей. Как есть — без прикрас и розовых картинок.

— Но самое ужасное, что построить новые отношения будет в разы сложнее, — продолжает она. — Мужчины не любят чужих детей. Для них они всегда обуза. Балласт. Тебе придётся всю жизнь выбирать, на чьей ты стороне. Любимый мужчина или ребёнок, которого ты не хотела, но всё равно родила.

— У меня больше никогда не будет отношений с мужчинами, — твёрдо цежу, испытывая острую обиду на Высоцкого. — Мне это не надо.

— Наивная моя девочка, — звучит ласковый голос. — Жизнь длинная. Не нужно быть такой категоричной.

Шмыгаю носом, ощутив, что к горлу снова подступает ком. Тру глаза, чтобы убрать горячую влажную пелену, но она набегает снова.

— Вы сказали, что у меня ещё есть выбор, — напоминаю. — Это…

— Аборт…

Часто киваю, пытаясь отключить эмоции. Стараюсь убедить себя, что Лариса Витальевна не предлагает ничего страшного.

— …У тебя очень маленький срок, Вика, — продолжает мысль женщина. — Это ещё не ребёнок. Просто клетка организма, которую можно вывести с помощью таблеток.

В груди сдавливает. Болит. Снова киваю.

Секунда сменяет секунду. Мысли выстраиваются в логическую цепочку. Эмоции постепенно сходят на нет, и приходит смирение. Холодное, безжизненное. От него руки леденеют и замерзают слёзы в глазах.

— Вы… мне дадите… эту таблетку? — глухо выдавливаю, глядя в одну точку.

— Это не в моей компетенции, — слышу ответ. — Процедура проходит только после сдачи необходимых анализов и в присутствии гинеколога. Но я могу обо всём договориться. Тебя примут везде без очереди, и самое главное — ни одна душа не будет знать об этом. Даже в медицинскую карту ничего не внесут. Это же здорово!

Вскидываю на Ларису Витальевну взгляд и хочу спорить, но, вспомнив наш разговор, передумываю.

Женщина действует из добрых побуждений. У неё опыт, а я ничего не смыслю в этой жизни. Какой может быть спор?

Прячу заледеневшие руки в карман толстовки, пытаясь игнорировать, как внутри что-то сжимается от страха и ужаса.

«Это не ребёнок, — уверяю себя. — Всего лишь клетка организма…»

Загрузка...