Несколько месяцев спустя.
Макс
— …Не знаю, Палыч, — тяну с сомнением в трубку мобильника. — Я не был дома почти неделю, и мне никуда не упёрлось сообщать Вике с порога о твоей свадьбе. Сам как-нибудь давай.
— Я не могу сам! — звучит раздраженное. — Она расстроится.
— Вика? — улыбаюсь. — Да она будет рада. Сто процентов!
— Она воспримет это как предательство. Я точно знаю.
— Бред. С чего ты взял?
— У меня чуйка.
— Хреновая у тебя чуйка, — насмешливо констатирую. — Вика давно ждёт эту новость. Но не от кого-то, а от тебя лично.
— Да будь же ты человеком, Высоцкий! — эмоционирует Палыч. — Так трудно посодействовать тестю? Что сложного?
— Тебе придётся самому выкручиваться, извиняй. Кстати, ты раз на днях к нам прийти собирался. Вот и обрадуешь дочь.
Из динамика доносится сердитое бурчание, которое заставляет меня снова усмехнуться.
Ловлю в зеркале заднего вида свою довольную рожу и лыблюсь ещё шире.
Настроение — огонь!
Потому что домой еду. К жене. К сыну.
Всего неделю их не видел, а меня уже ломает дико. Не могу думать ни о чем другом.
Была бы моя воля, вообще не отходил бы от них ни на секунду. Но бабки сами себя не заработают. Поэтому периодически приходится срываться из города, чтобы контролировать движуху с грузами. Бизнес в этом направлении хоть и прибыльный, но геморроя хватает. Особенно — в первое время.
Так что держу руку на пульсе. На самотёк не пускаю.
Мне надо закрепиться в этой нише. Наладить всё, чтобы как часы работало. Тогда я смогу обеспечить своей семье достойную жизнь.
Для меня это капец как важно — дать жене и сыну всё самое лучшее. Баловать их. Исполнять любой каприз, не считая денег. Окружить роскошью и максимальным комфортом.
Я знаю, что смогу. Ресурсов хватает, мозгов тоже. Поэтому еще немного — и всё будет.
Главное, что мне есть, ради кого это делать.
Лисёна…
При мысли о ней в грудине сладко печёт, а по затылку тёплая волна мурашек проносится.
Моя девочка.
Такая сильная и в то же время нежная до невозможности. Мягкая, добрая, любящая. Уникальная в своём роде.
Она идеальна от рыжей макушки до изящных пяток. И чем больше проходит времени, тем больше я удивляюсь, как она влюбилась в меня раздолбая?
Я её не заслуживаю. Однозначно. Но и отпустить уже никогда не смогу.
Она словно часть меня. Лучшая часть.
Не могу даже мысленно представить жизнь без неё. Страшно. До нервной дрожи. До неконтролируемой парализующей ярости.
Моя. До последнего вздоха моя.
Никому не отдам. Никому не позволю тронуть.
Я жадный до неё. До её ласк, до нежных поцелуев и горячих стонов во время нашей близости. Жизни не хватит, чтобы пресытиться этим. Мне всегда будет мало.
Ревную её. Безумно ревную.
Ловлю все хищные взгляды в сторону Вики и с трудом сдерживаюсь, чтобы не дать в табло засмотревшемуся уроду.
Это моя женщина. Моя жена.
Если вдруг в моё отсутствие кто-то осмелится к ней клинья подбить, то я за себя не ручаюсь. Недоделанный пикапер сразу потеряет все зубы. Как минимум.
Моя ревность распространяется на всех представителей мужского пола. Даже Палыч меня иногда подбешивает.
Исключением является только сын. Это единственный человек, с которым я готов делить Лисёну.
Улыбаюсь, думая о малом.
Данька…
В день его рождения я пережил такую гамму чувств, что до сих пор отойти не могу.
Это началось ранним утром, когда сквозь сон я услышал болезненные стоны Вики и как ошпаренный соскочил с кровати, в поисках одежды.
Мы знали, что роды могут начаться в любой момент, и были готовы к этому.
Так нам тогда казалось.
Но наши ожидания не имели ничего общего с тем, что происходило следующие несколько часов.
Это был ад.
Для меня точно.
Я никогда не задумывался над тем, как тяжело даётся жизнь. И мне всегда казалось, что это нечто естественное и понятное. Как же я ошибался…
Перед глазами до сих пор стоит образ измученной и смертельно бледной Вики, которая плачет и кричит от боли, но не смотря на это исполняет все рекомендации акушеров.
Она делала всё от неё зависящее, чтобы дать жизнь нашему ребенку. А я в тот момент просто мысленно охреневал и на автомате выдавал какую-то неразборчивую чушь, пытаясь поддержать жену.
Хотя сам не отказался бы от поддержки!
Видя муки Лисёны, я чувствовал себя никчемным и слабым. Моментами мне было страшно. Потому что, казалось, никто не способен пережить то, что переживает моя жена.
Я бы точно сдох.
Мне легче поймать еще пару десятков пуль, чем вот это всё!
Но Вика… она просто нереальная. Бесстрашная, смелая. В ней столько силы, что я даже рядом не стоял.
Эта маленькая хрупкая девочка мужественно переживала процесс рождения нашего сына, в то время, как я чуть не поехал крышей.
Меня бросало то в жар, то в холод. Мой рассудок был на грани, и я смутно помню последние секунды родов. Это было максимально страшно.
Я даже мысленно молился. Кажется. И не сразу понял, что всё закончилось. Лишь громкий детский крик вывел меня из состояния глубокого ступора. И то — не до конца.
— …Ну какая умничка! — хвалила акушерка Вику. — Сама справилась! Вы только посмотрите, какой у нас тут богатырь!..
И осторожно положила новорожденного Лисёне на грудь.
А я смотрел на них во все глаза и недоумевал.
Богатырь? Где?..
Там был комочек размером чуть больше моей ладони. Беззащитный. Беспомощный. И я даже в теории не представлял, как к нему подступиться.
Мной овладела паника. Но поймав взгляд Вики, я в тот же миг пришел в себя.
Она улыбалась.
Моя измученная, прошедшая ад, девочка улыбалась. Лучезарно. Безмятежно. Счастливо.
Зеленые глаза излучали столько эмоций. Столько тепла и любви, что меня просто снесло этим бешеным потоком. Грудину сдавило. В горле пересохло и невыносимо заскребло.
В тот момент я, наконец, осознал, что стал отцом. И почувствовал, что всё меняется.
Меняется моё сознание. Мои приоритеты. Моё отношение к жизни. И смерти.
Я будто впервые задышал полной грудью. Переродился. Обрёл смысл своего существования.
Все чувства обострились. Любовь, благодарность, поклонение, обожание… Я не мог подобрать слов, чтобы выразить всё это.
Поэтому я целовал Лисёну. Целовал её взмокшие виски и влажное от слёз лицо. Целовал её нежные руки, которые бережно сжимали нашего сына.
Мне хотелось бросить весь мир к её ногам.
И сейчас хочется.
Ведь она подарила мне то, что дороже всего на свете — семью.
— …Если что-то пойдёт не так, ты меня подстрахуешь, — вырывает из мыслей голос Палыча.
— Ты о чём? — пытаюсь вспомнить тему нашего разговора.
— Издеваешься? Я битый час перед тобой распинаюсь. Планом действий делюсь! Ты меня не слушал?!
— Слушал, — вру. — Только зря ты так запарился. Вика будет рада твоей свадьбе. Не нужен никакой план. Скажешь, как есть и всё. — На этом считаю разговор законченным, но в трубку летят возражения, поэтому по-быстрому сливаюсь: — Короче, Палыч. Некогда мне. Я уже к дому подъезжаю. Давай.
Скидываю вызов и ставлю мобильник на беззвучный режим. Не хочу, чтобы что-то отвлекало от семьи.
Я капец как истосковался по жене и сыну. Пусть все остальные лесом идут.
Бросаю тачку на парковке, быстро поднимаюсь на нужный этаж и открываю дверь квартиры, стараясь не шуметь.
Это раньше я мог с грохотом заваливаться в дом. Сейчас всё иначе. Данька своим появлением внёс коррективы, и теперь в квартире царит спокойствие и умиротворённость.
Мне это по кайфу.
Тихая семейная атмосфера дарит покой, который больше нигде не найти. Наполняет силой. Согревает.
Вот и сейчас, застыв на пороге спальни, я чувствую, как внутри разливается уже знакомое тепло. Мышцы расслабляются, а из головы вылетают все мысли, связанные с внешним миром.
Втягиваю носом детский запах, который витает в комнате. Смесь ванили и молока.
Я безумно соскучился по этому уже родному аромату. Он будто исцеляет меня изнутри. Восстанавливает после долгой дороги.
Вижу, что мои спят. Лисёна свернулась клубком на кровати. Малой у себя в люльке сопит.
Подхожу к детской кроватке, и залипаю, разглядывая сына.
Подрос, пока меня не было. И щёки пухлее стали. Но всё равно совсем ещё кроха. И такой сладкий, что хочется схватить его и зацеловать с головы до ног. И нос этот малюсенький, и светлый пух на макушке, и каждый мягкий пальчик.
Так я и сделаю. Но позже. Сейчас не хочу тревожить крепкий детский сон.
— Максим? — слышу шепот и оборачиваюсь.
— Привет, — расплываюсь в улыбке, глядя на свою красавицу-жену.
А она соскакивает с кровати и уже через секунду повисает на моей шее.
— Наконец-то ты дома! — радуется она. — Как же я соскучилась!
И обнимает крепко. Отчаянно. Словно мы не виделись не неделю, а целую вечность. И я обнимаю её так же. Потому что тоже чертовски соскучился.
Хочу сказать ей об этом, но близость Лисёны ударяет в голову. Пьянит.
Пытаюсь контролировать себя, но мои руки уже скользят по стройному телу. Проходятся по тонкой талии и, опустившись на округлые ягодницы, сминают упругую плоть.
Нетерпеливо накрываю сочные губы своим ртом и мычу от кайфа.
Сладко. Вкусно. Я сейчас её сожру.
Слепну от желания, окатывающего тело горячей волной. Чувствую, что Лисёна тоже горит, и уже предвкушаю крышесносный секс.
Как вдруг комнату наполняет детский плач, который конкретно меня обламывает и вынуждает оторваться от желанных губ.
— Даня-я-я… — тяну вымученно и жалобно.
Клянусь, мне самому сейчас хочется разрыдаться.
Я так ждал момента, когда Лисёна наконец окажется в моих руках. Ждал её нежности. Ласки. Любви.
Но желания сына в приоритете.
Поэтому я с неохотой выпускаю его мамочку, не забыв слегонца шлепнуть её чуть пониже спины. А после падаю на кресло и откидываюсь на спинку, пытаясь унять адскую ломоту в теле.
— Последние три дня его животик беспокоит, — делится Вика, беря малого на руки. — Я капли дала. Сегодня уже лучше.
— Ты не говорила об этом, когда мы созванивались.
— Потому что ничего страшного не случилось. Обычные колики. Я не хотела тебя волновать.
Раздраженно тру глаза, подавляя тяжёлый вздох. Потому что мы это уже проходили.
Не хотела волновать…
А сама но-любому сходила с ума от волнения. Переживала всё в одиночку, думая, что этим облегчит мне жизнь.
— Я же просил, чтобы ты так больше не делала. Ты должна беречь себя, а не меня.
— Со мной всё нормально, — улыбается она, прикладывая сына к груди, и меняет тему: — Как дорога прошла? Хорошо?
Киваю, внимательнее присматриваясь к жене.
Устала маленькая.
Под глазами тёмные круги залегли, лицо бледное, плечи поникшие.
Со сном у неё в последние дни явно была напряженка. Данька все силы вытянул. Но не смотря на это она нежно улыбается, глядя на него. А я залипаю на светящемся любовью лице, и в который раз убеждаюсь, что Лисёна — это самое лучшее, что могло случиться в моей жизни.
Она замечательная мама, идеальная жена. И в ней столько любви, что она без остатка растворяется в этом чувстве. Слепо. Порой даже безрассудно.
Но мне не нужны такие жертвы.
Для меня важно, чтобы Вика была здорова и счастлива.
Когда я надел кольцо на её безымянный палец, то поклялся, что сделаю для этого всё возможное.
— Пойду переоденусь и руки помою, — сообщаю, поднимаясь на ноги. — После кормления отдашь мне Даньку, а сама ляжешь спать.
— Но ты ведь только приехал. Тебе отдохнуть надо, и я хотела на стол накрыть. Там всё готово…
— Мы сами разберёмся, — заверяю, поймав взволнованный взгляд. — Не спорь. Ладно?
Вика растерянно кивает, и я иду приводить себя в порядок. А вернувшись, неукоснительно следую плану — забираю сына и, пресекая возражения, выпроваживаю жену в соседнюю комнату.
— А с тобой у нас сейчас будет серьёзный разговор, — строго обращаюсь к малому, положив его перед собой. — Ты зачем маму нашу вымотал? — грозно нахмуриваю брови. — Она у нас одна. Её беречь надо, а ты что устроил?
В ответ Данька лишь хлопает зелёными, как у матери, глазами и улыбается мне беззубым ртом.
Удержать на лице строгость не получается. Мои губы сами собой растягиваются в улыбке, и я целую маленькие ладони, умиляясь крохотным пальцам.
Данька — моя гордость. Я до сих пор не верю, что причастен к созданию этого чуда.
Он чистый и светлый, как Лисёна. Но внешне похож на мелкого меня. Только цвет глаз взял от Вики.
И, да, рядом с ним я превращаюсь в мягкотелое существо — факт. Но судя по моим пацанам, которые тоже недавно стали отцами, я такой не один.
Вагнер вон песни поёт мелкому, если верить рассказам его жены. А Царёв, походу, так кайфанул от отцовства, что сразу второго ребёнка заделал.
Теперь они с Машкой девчонку ждут. Тоже отлично. А то одни пацаны в компании рождаются. Никакого разнообразия.
— Мне кажется, или у нас проблемы? — с подозрением веду носом и заглядываю в памперс сына. — У-у… Пошли мыться.
Подхватываю Даньку на руки и несу его в ванную, уверенно разруливая ситуацию с грязной попой.
Уход за мелким для меня обычное дело. Я с первых дней включился в процесс, желая разгрузить Вику, и не вижу в этом ничего стрёмного.
Не понимаю, как некоторые мужики морозятся от своих детей. Меня всего семь дней не было дома, и уже кажется, что я пропустил всё самое важное.
Поэтому я кайфую, проводя время с сыном, и нормально справляюсь со всем, кроме кормления. С этим важным делом мы заглядываем к нашей мамочке. И после последнего раза Данька засыпает, погружаясь в крепкий ночной сон.
А я сразу иду в душ, о котором мечтал со вчерашнего дня.
Горячая вода расслабляет. Снимает усталость и дарит релакс.
Мне бы еще Лисёну сюда и вообще идеально было бы, но...
— Ты с ума сошёл?! — внезапно звучит из-за душевой перегородки возмущенный голос Вики.
— Не понял, — нервно дергаюсь. — Что такое? Данька проснулся?
— Даня спит. Речь о тебе! Почему ты меня никогда не слушаешь?
— Да что, чёрт возьми, случилось? — рявкаю, не выдержав.
И смахнув с лица воду, распахиваю створку, вклиниваясь в жену немигающим взглядом.
— Ты ничего не ел! — обречено разводит она руками. — Всё, что я наготовила, стоит нетронутое. Как так?
— Я ел, — оправдываюсь. — Бутерики.
— Это не еда, Максим, — Лисёна качает головой.
И продолжает разоряться на тему полноценного питания.
Слушаю её вполуха, блуждая взглядом по соблазнительному телу. Останавливаюсь на аппетитной груди и хищно облизываюсь. Рот наполняется слюной.
— Моё лицо выше, — напоминает Вика и, подойдя ближе, заглядывает в глаза. — Не игнорируй меня, пожалуйста. Я волнуюсь за тебя. И не хочу, чтобы ты ходил голодным…
Не даю ей договорить. Хватаю за талию и одним рывком затаскиваю к себе.
— Максим! — недовольно пищит Лисёна, попав под струи воды.
— Ты права, — прижимаю её к стене, нависая сверху. — Я очень голодный. Уже семь дней пост держу. Вынуждено.
— Тогда тебе лучше не злить жену, — парирует она сердито. — А то пост может продлиться.
Шантаж? Обожаю.
— Ты же сама будешь просить, — рычу и сильнее вжимаю Вику в кафель.
— Ещё чего?!
— Будешь умолять, — настаиваю, склоняясь к беззащитной шее.
— И не подумаю!..
— Не упрямься, — целую нежную кожу, дурея от её вкуса. — Тебе не устоять.
— Это мы еще посмотрим… — выдыхает Лисёна, теряя уверенность в голосе.
И дрожит, цепляясь за мои плечи, пока я соблазняю её горячими поцелуями.
Она не сопротивляется, когда я стягиваю с неё одежду. Зарывается в мои волосы пальцами и откидывает голову назад, часто дыша. Млеет. Распаляется.
А я безумствую, дорвавшись до её умопомрачительного тела. С жадностью ласкаю. Сминаю податливую плоть и кусаю чувствительную кожу, оставляя следы. И совсем скоро с губ Вики срывается требовательная мольба.
Теряю остатки самообладания.
Кровь долбит по мозгам, рассудок подводит. Становлюсь неадекватным. Одержимым. Резким.
Впечатываюсь в губы Лисёны жестким поцелуем, подхватываю её под бёдра и заполняю собой с диким рычанием. Она отвечает горячими стонами и отчаянно вжимается в меня, врезаясь ногтями в мои плечи.
Её страстность, податливость и нежность сносят крышу. Я не контролирую себя. Двигаюсь несдержанно, быстро, задавая бешеный темп, и дурею от острого наслаждения.
Но самый кайф наступает, когда Вика начинает крупно дрожать в моих руках, достигая пика удовольствия.
Взрываюсь вслед за ней в ту же секунду, теряясь в нирване. Отрываюсь от реальности. Вылетаю в космос.
И как только прихожу в себя, беру лицо Лисёны в ладони, заставляя посмотреть мне в глаза.
— Люблю тебя, маленькая, — хриплю, тяжело дыша. — Слышишь? Я тебя люблю.
— И я тебя люблю… — шепчет она сквозь сорванное дыхание. — Как же сильно я тебя люблю!..
Замечаю на её ресницах слёзы и немедля зацеловываю влажные глаза, пытаясь успокоить.
Лисёна у меня чувствительная девочка.
Ей нужна ласка и забота. Поэтому укутываю её в полотенце и несу в спальню. А уложив на кровать, устраиваюсь рядом, сгребая в свои объятия.
Переплетаем пальцы. Перешептываемся. Смеёмся. Но тихо, чтобы не разбудить Даньку.
В такие моменты я не замечаю времени. Оно словно останавливается, чтобы дать нам с Лисёной возможность насладиться друг другом.
Не знаю, как раньше жил без этого.
Хотя я не жил. Существовал.
Настоящая жизнь вот она — дом, где царит тепло и уют, и семья, в которой тебя искренне любят и всегда с нетерпением ждут.
Это мой мир. Моя самая большая ценность. И я клянусь, что сберегу это, во что бы то ни стало.
Размышляя об этом, прижимаю к себе задремавшую Лисёну и, уткнувшись в её макушку, вдыхаю нежный аромат. Прикрываю глаза, прислушиваясь к мерному сопению сына, и улыбаюсь, зависая в моменте.
Обожаю это состояние.
Оно было чуждо мне раньше, и в первое время я даже не мог подобрать названия. Не понимал и не знал, что это.
Теперь знаю.
Это безграничное и абсолютное счастье.