Талиесин Анвэл Кансгнос Коннахт расхаживал по своим покоям. Он отослал своих трех любовниц и охранников прочь. «Не доверять никому. Даже самому себе!» Он проверял свою невесту… да? Или отпустил ее?
«Не могу вспомнить». Потом он…
Син сделал глубокий вдох. Неужели он действительно сделал то, о чем подумал?
В его голове крутились подозрения, так много подозрений. Должно быть, он это сделал. Только у него были возможности.
На протяжении веков Син собирал магию. Он хранил каждую силу, мощь и способность в коробках, подобных той, в которой Красная Королева когда-то хранила Безразличие. Для него коробки стали батарейками.
Он использовал эти батареи только дважды. В первый раз, чтобы создать и укрепить лабиринт вокруг земли Коннахт, защищая свой народ.
«Я лидер, которому нет равных. Почему они меня презирают?»
Во второй раз… чтобы создать мощную бомбу.
Это было правильно! Он использовал бомбу против Посланников во время одной из их церемоний, разрушив их любимый храм и убив большинство их элитных солдат.
Почему, почему? О, да. Чтобы спасти себя и свой народ. Конечно, свой народ. Это был их дом, а Посланники планировали вторгнуться сюда, уничтожить всех и саму Амарантию. Оракулы его предупреждали.
Или, может быть, они сказали Сину, что Посланники уничтожат Амарантию, если он установит бомбу? Порядок событий его смутил. Но это не имело значения. Что сделано, то сделано.
Ему нужно было снова поговорить с Оракулами и решить, что делать дальше.
Если Посланники надумают отомстить…
Он хотел убедиться, что они не смогут войти в Амарантию.
А теперь, что делать с Пьюком? С каждой секундой брат Сина приближался к крепости Коннахт. Он чувствовал его присутствие.
«Люблю его… не хочу ему вредить…»
Но Пьюк хотел навредить Сину, убить его. И теперь у Пьюка была связанная жена. Покорительница Дюн. Любит ли она Пьюка? Может да, а может, и нет. Но возможно. Пророчество…
«Не смогу преодолеть это. Должен преодолеть».
Син должен был убить девушку, как только узнал о ней… еще много веков назад. Но убить ее означало убить Пьюка. Он не был готов покончить с жизнью своего брата. Может быть, никогда не будет готов.
«Одно или другое. Я или он».
Син ударил кулаками по вискам, а затем швырнул гнусные проклятия в потолок. Слишком долго он был веревкой в ужасной игре перетягивания каната. Сделай это. Нет, это. Нет, то. До сих пор ни один из поступков не помогал ему, его брату или их людям. Син только вызывал разрушение.
Так почему же он продолжал воевать с самим собой? Почему бы не сдаться и не умереть?
«Потому что! Не мог сдаться». Пьюк нуждался в нем, всегда будет нуждаться. У его брата были враги, и Син должен ему помочь. Убить всех. Если он убьет всех жителей Амаратии, никто не причинит боль Пьюку. Дополнительный бонус: не остается никого, кто предал бы Сина.
И горожане заслужили его злобу. Еще как! Каждый день они пытались что-то украсть у него, чаще всего деньги, детей, магию. Никому нельзя было доверять.
Сколько раз женщины в его гареме пытались отнять у него семя? Сколько стражников замышляли его падение? Сколько врагов прятались в тени, наблюдая за ним, ожидая подходящего момента для удара? Слишком много, чтобы сосчитать.
Син слышал шепотки среди своего народа. «Безумный. Параноидальный. Подозрительный».
Он расхаживал взад и вперед, взад и вперед. В этой самой комнате после боя он часто лечил раны Пьюка. Пьюк Непобедимый, однажды решивший править всей реальностью вместе с Сином. Но однажды Пьюк поддался бы искушению. Он бы убил Сина. Вероятно, во сне. Любовь брата не могла превзойти жажду править.
«Лучше предать, чем стать преданным».
Лучше ли?
Ему нужно поговорить с Пьюком. Но сначала с Оракулом.
Вооружившись мечами, кинжалами и ядами, Син воспользовался магией, чтобы изгнать других из своей спальни, и пересек созданные им тайные проходы, спускаясь все ниже и ниже, чтобы добраться в подземелье под крепостью.
— Ты вернулся наконец-то. — Знакомый женский голос эхом отразился от окровавленных стен.
Син остановился у клетки, из которой раздавался голос, и взялся за прутья.
— Привет, Оракул.
Она съежилась в дальнем углу, покрытая грязью, укрывающий ее туман испарился. С ее безупречной темной кожей, волосами голубыми, как стремительная река, и глазами зелеными, как оазис, она была красавицей, не похожей ни на кого другого.
Красивая, но не такая уж всезнающая. «Никогда не видит, что я иду…»
Никто и никогда этого не делал. Он же с легкостью захватил Оракула.
Теперь у него мелькнуло подозрение: «А что, если она хотела, чтобы ее схватили?»
Кровь застыла у него в жилах. Он должен её убить. Прежде чем она сможет предсказать ему худшую судьбу.
Нет! Ему нужно знать будущее, чтобы лучше защитить себя от него.
— Изменилось ли первоначальное пророчество? — спросил Син. Он слышал, что Пьюк посетил Оракулов много веков назад и предложил тогда свое сердце. Что там было сказано? Какими способами бы он ни мучил эту девушку до сих пор, она отказывалась рассказать. — Меня заставят убить брата?
— Ты знаешь цену моим видениям, король Син.
Жадная девка. Неважно. Он пришел подготовленным.
— Конечно. — Он взял кинжал и погрузил его кончик в глазницу. Не обращая внимания на жгучую боль, он резал до тех пор, пока его глазное яблоко не вывалилось.
Оракул ошеломленно наблюдала за происходящим.
— Возможно, ты сможешь использовать его, чтобы увидеть мир моими глазами, — сказал он. Стиснув зубы и чувствуя, как теплая кровь струится по его лицу, он бросил жуткое подношение к ногам девушки.
Несмотря на несколько недель голода, она обладала грацией змеи, когда скользнула к нему, чтобы поднять небольшой по весу глаз на ладони.
— Из этого получится хорошая серьга. Я даже представляю — яркая деталь у каждой женщины любого королевства. Никогда не выйдет из моды. — Она засмеялась, как будто увидела секрет, которого он не знал. — Ты бы подумал, что это смешно, если бы знал, какой ужас тебя ждет.
— Хватит! Расскажи мне то, что я хочу знать.
Она улыбнулась белой, зубастой улыбкой, возможно, самой жестокой, которую он когда-либо видел.
— Глупый Син. Возможно, наши предсказания всегда сбываются, потому что восприятие — это реальность. А может, и нет. Разве Посланники планировали напасть на тебя до того, как ты нанес им удар? Ты никогда не узнаешь. Стал бы твой брат играть против тебя, если бы ты сам не играл против него? Опять же, ты никогда не узнаешь. Но ты хочешь знать, изменилось ли первоначальное пророчество из-за твоих поступков. Очень хорошо. Я тебе скажу. Нет. Один из вас умрет от руки другого. Но теперь есть поправка.
Он ничего не говорил, просто смотрел.
Ветер пронесся по подземелью, свистя сквозь металлические прутья и играя длинными лазурными волосами, когда она приблизилась к нему.
— День придет, день придет скоро, верхом на крыльях ярости. Месть для тебя отмерена. В конце концов, ты найдешь свою возлюбленную, но не сможешь претендовать на нее, потому что останешься без головы.
* * *
Будучи одним из девяти князей Преисподней, он нес слишком много обязанностей, но пакет льгот по медицинскому обслуживанию не мог быть исчерпан. Если Гадес хотел жить, он жил.
Он прошелся по залам Великого Храма, запасному месту встречи Посланников. Его рука небрежно покоилась в кармане брюк, пальцы сжимали маленький осколок стекла. Теперь он никогда не выходил из дома без него. Без ее части. Враг и желанный союзник. Однажды он ее завоюет. Должен, иначе все, за что он боролся, будет потеряно.
Но он не собирался о ней думать.
Как и любой хороший хамелеон, он менял свой «вид» в зависимости от того, с кем сталкивался. Сегодня он выбрал облегающую черную футболку, черные кожаные штаны и заляпанные грязью берцы. Именно этого от него и ждали. Пусть Посланники думают, что знают его.
Лучше устроить им засаду позже.
Он редко посещал третий уровень небес, несмотря на его репутацию развратника, и никогда не был на этом — втором уровне, где обычно собирались Посланники.
Никогда… до сегодняшнего дня. Отчаянные времена, отчаянные меры.
Крылатые убийцы демонов не любили его, и это чувство было взаимным. Его бы здесь не оказалось, если бы жизнь его сына не была в опасности.
Уильям Темный понятия не имел об опасности, нависшей над ним.
По крайней мере, выглядел Гадес хорошо. В храме были самые большие витражные окна, когда-либо сделанные, разноцветные лучи проникали в здание, освещая его путь.
За ним шла целая армия. Восемь других князей Преисподней, а также сын и дочь Гадеса, Баден Ужасный и Пандора Сладкое Угощение. Прозвище, которое она презирала, вот почему все особенно часто так её называли.
Среди восьми: Рэтбоун Единственный, оборотень, правая рука Гадеса, непохожий ни на кого другого. Ахиллес Первый, ужас, о котором большинство легенд ничего не знало. Нерон, который предпочитал жить без титула, что делало его Шер или Мадонной Преисподней. Вдовий Барон. Габриэль Безумный. Фалон Забытый. Хантер Карающий и Бастиан Незваный, которые были братьями.
Каждый мужчина носил клеймо Гадеса: два кинжала по бокам гораздо более длинного меча.
Вместе они воевали против другого мужчины, который называл себя Князем Всех Князем, с Люцифером Разрушителем. Коварным. Повелителем Мертвых. Великим Обманщиком. У него было много имен, и ни одно из них не было хорошим. Он был старшим сыном Гадеса, усыновленным, как и Уильям.
Но больше они не связаны.
Когда-то разорванные некоторые связи не восстанавливаются.
Гадес подошел к двойным дверям, одним ударом распахнул их и вошел в огромную комнату. Бесчисленные Посланники стояли рядами, готовые к битве. От лучших из лучших — Лисандра и Захариила — до новоизбранной Элитной Семерки с их золотыми крыльями, до генералов с их белыми и золотыми крыльями, до воинов с чисто-белыми крыльями.
В этой группе не было ни Приносящих Радость, ни Целителей, по крайней мере, сегодня. Кто еще отсутствует? Их предводитель, Всевышний, он же Единственный Истинный Бог… по крайней мере, Гадес его не видел.
Подняв подбородок, Гадес объявил:
— Я слышал о вашем плане напасть на реальность Амарантию.
Один из Элитной Семерки выступил вперед, говоря:
— Ты знаешь, кто я?
Кивок.
— Аксель, один из недавно повышенных до Семерки. — Гадес холодно улыбнулся. — Я все знаю. За исключением деталей, слишком незначительных, чтобы их запоминать. — Он даже знал, почему у Акселя такие же темные волосы, симметричные черты лица и прозрачные глаза, как у Уильяма.
Аксель был брошенным ребенком, найденным и воспитанным любящей семьей Посланников.
Гадес также нашел Уильяма совсем маленьким — брошенным — и взял к себе.
Эти двое никогда не должны встретиться.
— Я собираюсь сказать. Ты и твоя компания весельчаков… — Аксель подмигнул Пандоре, — …горячи. Если мы не поубиваем друг друга, я бы хотел узнать тебя лучше. — Она гневно сверкнула глазами, и он послал ей воздушный поцелуй. — Мы уже давно смотрим на «Абракадабру» или как ее название. Там творится серьёзное зло. Что и показала бомба, принесённая сюда одним из королей. — В конце его тон стал жестче.
К тому же у него была непочтительность Уильяма.
Высокий, мускулистый мужчина с белыми волосами, с покрытой шрамами алебастровой кожей и неоновыми красными глазами, подошел к нему. Его звали Ксерксес, и тайны скрывались в его очах. Ужасы, которые он скрывал от своих товарищей.
— Мы держали бомбежку в тайне, никому не говорили, — сказал Ксерксес глубоким и хриплым голосом. Когда-то, прежде чем достиг полного бессмертия, он повредил свои голосовые связки. — Половина нашей Семерки уничтожена. Других повысили в должности и поставили перед ними только одну цель. Ликвидировать Талиесина Анвэла Кансгноса Коннахта. Он один несет ответственность за нашу трагическую потерю. Возможно, он знал, что мы следим за его домом, и решил нас задержать. Там много демонической активности. Но какова бы ни была его причина, он должен заплатить.
Талиесин, младший брат Пьюка.
Через тайные каналы связи Уильям держал Гадеса в курсе всего, что происходило в Амарантии, и даже того, что они застряли в лабиринте. Если Посланники ударят сейчас, Уильям окажется ранен или еще хуже. Пьюк и девушка тоже.
Если с девушкой что-то случится, Уильям обвинит во всем Гадеса.
Кроме того, Гадес хотел завербовать Пьюка — и всю Амарантию — на свою сторону в войне против Люцифера. Скоро у Великого Обманщика не останется союзников.
— Вы не можете уничтожить целую реальность, основываясь на действиях одного человека, — объявил Гадес… несмотря на то, что сам он, по сути, уничтожил целые королевства, основанные на действиях одного человека. Дважды.
Ради Уильяма, он с радостью сменил пластинку. Его сын заслуживал счастья. Это означало, что Амарантия должна была процветать, Пьюк должен остаться женатым на Джиллиан, а Уильям должен благословить этот брак. Он работал над этим.
— Мы можем это сделать, — сказал Ксерксес, сжав кулаки. — И сделаем. Мы не смогли добраться до Талиесина иным путем. Его нужно остановить, прежде чем он взорвет еще один храм или даже весь наш вид.
Вперед вышел блондин. Тейн из Трех.
— Вокруг Сина существуют непроницаемые силовые поля. Если мы уничтожим реальность, мы уничтожим его. Конец истории.
— Да. Конец одной истории, — подтвердил Гадес, — но начало другой. Война, боль, смерть и потери, потому что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы наказать всех тех, кто решит действовать против меня таким образом. И давайте не будем забывать о невинных, которых вы будете убивать. Не лицемерно ли?
Послышалось неодобрительное шипение. Агрессивное рычание.
— Вам не нужно встречаться с Талиесином, — добавил Гадес. — Уильям Темный поклялся наказать воина. Сейчас он находится внутри силового поля, направляясь к Талиесину, и его слово так же твёрдо, как камень. Ему просто нужно больше времени.
— Время — не то, что мы готовы предоставить. — Раздраженный комментарий исходил от другого из Семерки по имени Бьорн, мужчины с темными волосами, бронзовой кожей и радужными глазами. — Наша месть должна быть быстрой, и уже прошли дни, пока мы делали все возможное, чтобы быстрее оправиться.
Когда другие Посланники проскандировали «Убить его!», Рэтбоун превратился в черную пантеру, свою любимую форму.
Толпа затихла, а другие князья Преисподней приготовились к битве. Серебряные доспехи заменили кожу Ахилла. В руке Нерона появилась невероятно мощная дубинка. Барон сверкнул зубами — яд капал с его клыков.
В каждом кулаке Габриэля появилось по обоюдоострому топору… одним ударам можно переломать все кости в теле человека. Татуировки на груди Фалона ожили, исчезая с его кожи и окружив его тенями. Хантер и Бастиан исчезли, внезапно став невидимыми невооруженным глазом.
Гадес усмехнулся.
— Вы дадите моему сыну две недели, или мы начнем войну прямо сейчас. Решайте. — Он намеренно не уточнил, имел ли в виду смертное время или Амарантийское. После того, как они договорятся, он сообщит им о разнице во временных пространствах.
— Ты уже воюешь с Люцифером, — сказал Ксерксес, стиснув зубы. — Ты действительно хочешь связаться и с нами?
— Что я хочу и что делаю, редко совпадает. — Он всегда делал то, что должен и когда должен. Как бы это ни было неприятно. Не было такой черты, которую бы он не пересек.
Обе стороны стояли лицом к лицу, оценивая друг друга. Посланники скоро узнают, что ребята из Преисподней никогда не отступают. Они скорее умрут за то, во что верят, чем будут жить с сожалением.
Воцарилась тишина… но только внешне.
Как и Посланники, его люди имели возможность общаться внутри своего сознания.
Нерон: «Чем дольше мы ждем, тем более слабыми они нас считают. Давайте докажем нашу силу».
Пандора: «Всегда так отчаянно рвешься в бой, Нерон. Но часто себя переоцениваешь».
Рэтбоун: «А что ты имеешь против действий, Сладкое Угощение? Не хватает в последнее время?»
Пандора: «Иди в жопу».
Рэтбоун: «Здесь или когда мы вернемся домой? Я в любом случае в деле».
Баден: «Пожалуйста, детки».
Ахиллес: «Кто из вас пил мой латте сегодня утром? Скажите мне, прежде чем я начну вскрывать животы, чтобы проверить».
Бастиан: «У Посланников есть шестьдесят секунд, чтобы принять решение, или я убью всех и вернусь домой. Я оставил женщину привязанной к моей кровати, а ее мужа прибитым к моей стене».
Хантер: «Разве ее муж не наш отец, а женщина не наша мачеха? И разве ты не занимаешься этим уже почти сто лет?»
Бастиан: «Некоторые игры не надоедают».
Габриэль: «Напомните мне не принимать пригласительные в ад на следующее семейное собрание».
Фалон: «Напомните мне разослать пригласительные на следующее семейное собрание».
Барон: «Кто-нибудь хочет захомячить бургер после всего этого?»
Баден: «Моя женщина ждет меня. Если кто-то не начнет действовать в ближайшее время…»
— Очень хорошо, — наконец объявил Ксерксес. — У Уильяма есть около двух недель, чтобы убить Талиесина Безумного.
— Две недели по Амарантийскому времени, — добавил Тейн, и Гадес выдохнул — его план разгадали. — Если он добьется успеха, Амарантия будет жить. Если потерпит неудачу, мы уничтожим реальность и всех её жителей.