Только так. И никак иначе

Москва. Январь 1999 года. Вместе

В четверг, как и планировали, поехали забирать вещи Златы из Кунцева. Ей было страшно. Она с трудом себе представляла, в каком состоянии будет Гарри и как их встретит. Звонить ему и предупреждать о приезде заренее Злата намеренно не стала: слишком хорошо она знала его и понимала, что он способен на многое, когда чувствует себя уязвлённым.

Гарри открыл дверь в синем велюровом халате до пола, её давнишнем подарке (Злата сразу вспомнила, как старательно вышивала на воротнике, изнутри слова поздравления, и ей стало противно), и с рюмкой в руке. Судя по запаху – пил водку. «Ну, и то дело, подумал Павел. - Не шампанское же пить, с утра пораньше, право слово. У нас всей стране известно, кто пьёт шампанское по утрам».

Увидев на пороге Злату, а за её спиной спокойного, как удав, Павла, Гарри вытаращил слегка осоловелые глаза и попытался закрыть перед ними дверь. Когда это не удалось, он прокашлялся и обратился к Злате, Павла демонстративно игнорируя:

- Это кто?

Ответил Павел:

- Жених.

Злата оторопела, и её вмиг накрыло такое огромное счастье, что страху места уже не оставалось. Она весело кивнула и подтвердила:

- Всё верно.

Гарри таращился на них, молча раскрывал и закрывал рот и, наконец, смог пролепетать:

- Может, зайдёшь одна, поговорим?

- Зайду, но не одна, - Злата решительно шагнула через порог, - мне нужно собрать вещи.

Гарри ойкнул, метнулся к телефону, длинные полы синего халата взметнулись, обнажив белые ноги, покрытые чёрными волосами. Злате стало тошно, она отвернулась, как от созерцания какого-то непотребства, и пошла собирать одежду. Запихивая в пакеты свои немногочисленные пожитки: одежду, книги да институтские и рабочие тетради – она услышала, как Гарри истерично прокричал в телефон:

- Папа! Это я! Злата приехала… Хорошо?! Что хорошо?! Она приехала за вещами! Не одна!.. Не одна, говорю!!!.. Ты скоро будешь?.. Давай поскорее!

Злата расстроенно вздохнула. Так хотелось избежать сцен, но, видно, не получится. Свёкра и свекровь она очень любила, жалела, скрывала от них правду о поведении Гарри, но вот сейчас встречаться с ними у неё совсем не было сил. Она покачала головой и постаралась морально подготовиться.

Павел стоял, привалившись к косяку, и смотрел на бывшего мужа лучшей девушки на свете. Ему все эти дни было интересно, какой же он, этот Гарри, который не смог оценить такого редкого чуда, как Злата. В воображении рисовался знойный красавец, играющий на гитаре. А тут… Павел стоял, смотрел и вообще ничего не мог понять. Нет, уродом Гарри не был, нормальная внешность. И гитара тоже имелась, валялась в углу без футляра или чехла. Но… был он каким-то… непромытым, что ли. Чёрные длинные волосы, забранные в хвост, сально блестели, многодневная неопрятная щетина, и запах… Невыносимый запах перегара, а ещё почему-то краски и жвачки. Ах да, Злата же об этом и говорила, токсикоманил, значит… Павлу стало противно и он отвернулся, посмотрел на Злату, ожидая её распоряжений.

Она прошла по крохотной однокомнатной квартирке и вдруг испуганно замерла.

- Что? – одними губами спросил Павел, увидев её остановившийся взгляд. Злата лишь немо покачала головой, но, как только Гарри после разговора с отцом вернулся в комнату, сразу спросила:

- А где Кезик? – голос её дрогнул.

Кезиком звали очаровательного лохматого ангорского морского свина, которого она уговорила Гарри взять сразу после свадьбы. Увидела таких у портнихи, которая шила ей платье, и влюбилась. У неё и купила за пятьдесят новых, деноминированных рублей крошечного поросёнка, выросшего в довольно крупную морскую хрюшку. Вообще-то Кезика нарекли гордым именем Ирокез: на головке у него воинственно торчала вверх шиншиллового окраса шёрстка. Но он и на домашнее имя Кезик отзывался без капризов.

Он вообще оказался чудесным компанейским парнем. Когда Злата выпускала его из клетки, носился по всей квартире, смешно топая голыми чёрными пяточками, забирался с ногами в миску с едой Банзая и, доставая прямо из-под себя, лопал его сухой корм. Ещё он обожал сидеть мохнатой попкой вперёд на плече у хозяйки, когда она готовилась к экзаменам или урокам, прижиматься к её щеке шелковистым бочком и издавать звуки, больше всего похожие на курлыканье. Уезжая в тот злосчастный день к бабушке и деду, Злата побоялась брать Ирокеза с собой. Ей говорили, что морские свинки не любят холода и могут заболеть, а на улице в конце декабря было хоть и не очень морозно, но ветрено. Она собиралась взять его позже. И вот теперь Кезика в клетке не было.

- А где Кезик? - испуганно повторила Злата.

Гарри молчал. Она всё уже поняла и, боясь услышать ответ, тем не менее спросила ещё раз:

- Где Кезик? Егор, где Кезик?!

- Ушёл. – Гарри стоял, повернувшись к ней боком, и, скрестив руки на груди, задумчиво смотрел в окно на унылый серый пейзаж.

Рисуется – неожиданно для себя понял молчавший Павел. Эк его разбирает лорда Байрона изображать. Павел покачал головой и подошёл поближе к поражённой новостью Злате.

- Как?! Как ушёл?! Как это он ушёл, Егор?! Что, оделся, обулся, отпер дверь своим ключом и пошёл погулять?! - Злата шептала, но лучше бы она кричала.

Гарри было неловко и обидно. Пришла с каким-то… Непонятно с кем. Вещи собирает, да ещё и вопросы неприятные задаёт.

- Вот так и ушёл! Я дверь открыл, а он убежал!

Она молчала, и Гарри заговорил громче, сам заводя себя, чтобы заглушить неожиданно поднявшее голову чувство вины:

- Это гончая какая-то, а не морская свинья! Я догнать пытался, но разве ж успеешь?! Я не спринтер! Поназаводила тут зверья и уехала, а я за ними следи, ухаживай! Я не нанимался! Я не зоотехник! И не называй меня этим простецким именем! – вспомнил он некстати.

- Хорошо, не буду. Я всё поняла. Ты чудовище, Гарри. Тебе совершенно наплевать на всё и на вся, кроме самого себя. – И чудесное имя Егор, действительно, не твоё. Всё правильно, какой ты Егор, ты – Гарри. – Злата отвернулась и, глотая слёзы, продолжила собирать книги. Было невыносимо жаль бедного Ирокеза.

Павел подошёл, отобрал у неё увесистую стопку книг, вынул из кармана безупречного вида носовой платок, вытер ей слёзы и даже сделал попытку высморкать, но Злата не далась, забрала платок и с носом справилась сама, благодарно глядя на него. Следующие десять минут они дружно собирали вещи, а Гарри стоял у окна и неодобрительно косился на них.

Свёкор приехал быстро: он работал неподалёку и сейчас сорвался по зову сына и примчался. Злата вышла ему навстречу:

- Здравствуйте, дядя Олег! – она с тоской подумала, что так и не смогла назвать его «папа», хотя он заслуживал.

- Ну, здравствуй, цыплёнок.

Он так её звал: «цыплёнок мой маленький». Злата не обижалась. Ей даже нравилось. Она вообще любила своего доброго весёлого свёкра. А теперь он грустно посмотрел на неё и спросил:

- Значит, всё?

Она молча кивнула. И он в ответ тоже рассеянно покивал и ушёл на кухню, судя по звуку, сел там на табурет и затих. Гарри убежал туда же и что-то возмущённо забубнил трагическим шёпотом. Олег Олегович молча слушал, а потом довольно громко спросил:

- А что ты хотел? За что боролся, на то и напоролся, сынок! Она и так тебя слишком долго терпела.

Вскоре сборы подошли к концу. Павел заканчивал таскать в машину книги и немногочисленные сумки с одеждой.

Злата уже обувалась, когда из комнаты вышел Гарри и швырнул ей под ноги забытую коробку с детскими поделками, подарками её учеников. Крышка открылась, и на пол полетели человечки из шишек, бархатные и сделанные из бисера сердечки, толстый снеговик, сшитый из носка, и многое другое. Злата бросилась на колени и дрожащими от обиды руками стала собирать свои сокровища.

Гарри стоял, вальяжно привалившись спиной к косяку и глядя, как она ползает по полу. На грохот из кухни вышел свёкор, сразу всё понял и тоже стал собирать, ни слова не сказав сыну. Злата благодарно улыбнулась ему сквозь слёзы.

Один из подарков, деревянный шарик, расписанный гуашью под хохлому, укатился в самый дальний угол, туда, где валялись на боку грязные ботинки Гарри. Злата присела, чтобы подобрать шарик, и замерла на секунду, потом наклонилась ниже и внимательно посмотрела на его подошву, взяла в руки другой, перевернула и изучила и его тоже. Гарри возмутился:

- Что ты там около моих ботинок возишься?

В это время вернулся за последними пакетами Павел. Он моментально оценил ситуацию и присел на корточки рядом со Златой, коротко бросив:

- Что?

Она протянула ему ботинок.

– Это он. Он был там, оба раза: когда пропала Гера и когда случился пожар.

Павел молча посмотрел на подошвы ботинок. На обоих красовалась криво и широко вырезанная буква «Г».

- Ты видела эти следы там? – он поднялся и протянул руку Злате.

- Да! Да! – она была в таком ужасе, что голос её срывался. – Мне ещё всё время казалось, что что-то не так, что я упускаю что-то важное, что-то улавливаю, но не понимаю. А сейчас увидела и сразу вспомнила. Там были его следы. Сначала я заметила их вдоль цепочки собачьих, Гериных следов, когда она пропала. Там были и другие, но и эти тоже.

Понимаешь? Теперь всё сходится. Она ушла, потому что знала его, доверяла. Я ещё всё думала: ну, как же она могла уйти, она ведь не глупый щенок, взрослая, умная собака, послушная. Чужим не доверяла. И вдруг ушла! А она не с чужим, она с ним! А он её привязал! И бросил умирать. Потому что знал, что её там никто не найдёт, что дом отдыха заброшен давно. Да ещё и зима, холод.

Я, когда мы уходили уже из того здания, где Герасю нашли, наклонилась, чтобы фонарь поднять, а там песок рассыпан. И вот на этом песке тоже след остался, едва видимый. Но я заметила. И опять ничего не поняла. Только вот сейчас осознала. – Она вскочила, перевела взгляд на Гарри и протянула ему ботинок. – Ты что? Ты с ума сошёл, что ли?! Или ты меня так сильно ненавидишь, что решил вот таким образом отмстить?

Гарри затравленно глянул на неё, на Павла, сунувшего руки в карманы и спокойно, изучающее смотревшего на него, как на какое-то редкое, но ужасно неприятное насекомое. Потом перевёл взгляд на отца. Тот стоял как громом поражённый. Теперь Злата поняла это выражение. Она и сама была потрясена. Гарри молчал. И Злата продолжила, всё так же, не выпуская ботинок из рук и с омерзением глядя на него:

- И ещё утром, после пожара, я ходила вокруг пепелища, и мне опять показалось… неладное что-то. Там тоже были его следы.

- Точно его?

Злата уверенно кивнула. Павел взял ботинок из рук Златы и внимательно разглядывал.

- Зачем ты подошвы уродовал, чудик? Тебе что, заняться нечем?

- Мои подошвы, что хочу, то и делаю, - с убеждённостью детсадовца буркнул из своего угла Гарри.

- Это старые ботинки, - объяснила Злата, - одна подошва сама треснула в форме буквы «Г», Гарри заметил, восхитился, решил, что это какой-то знак. А потом взял да и расширил её, вырезал, углубил. После пошёл на улицу, потоптался по снегу – понравилось. Вернулся и на второй такую же вырезал. Если бы не это – я бы в жизни не подумала на него.

- Олег Олегович, - обратился Павел к свёкру Златы, - вы меня простите, но мне нужно с вашим сыном поговорить. Серьёзно. Мне Злата о вас только хорошее рассказывала, но вы сами видите, что Гарри заигрался, и надо разбираться во всей этой ситуации.

Ошарашенный отец Гарри кивнул:

- Я понимаю. Только объясните и мне, что здесь происходит. Какой пожар? Что с Герой?

Злата ответила:

- У нас после Нового года стали твориться какие-то непонятные дела: сначала Гера пропала, а буквально следующей ночью кто-то поджёг летнюю кухню. И там, и там были следы Гарри, дядя Олег. Я не понимаю, что происходит, почему он это делал…

- Да, Егор, ты, действительно,.. заигрался, - Олег Олегович отвернулся от сына, прошёл на кухню и снова тяжело опустился на табурет, жестом приглашая остальных присоединиться. Злата с Павлом тоже устроились за столом. Гарри топтался в коридоре. Павел позвал:

- Иди сюда, болезный! – и, когда Гарри неловко, боком вошёл в маленькую кухню, спросил:

- Ты что, и вправду с ума сошёл?

- Не сошёл я ничего, - буркнул бывший Златин муж. Злата с отвращением смотрела на него. Где были её глаза? Это не он с ума сошёл, а она, когда с ним связалась. Но ей так нравились его родители, а её собственные были так далеко и так давно не приезжали надолго, что она не видела ничего, кроме хорошей семьи, весёлой матери и ласкового отца. А потом, когда разобралась и поняла, за кого умудрилась выйти замуж, было жалко всех: его родителей, своих, бабушку с дедом. Вот и терпела. Дотерпелась.

- Я к тебе приезжал, а ты со мной даже разговаривать не стала! – Гарри обвиняющее ткнул пальцем в сторону Златы. – А ты, а вы с матерью, - он с ненавистью глянул на отца, - всё твердили, что без неё мне в этой квартире жить не разрешите, что я без неё пропаду, что должен или её вернуть или к вам вернуться! А я к вам не хотел! Хватит, нажился уже с вами. Мне деньги нужны были. Ты же уехала, ни копейки мне не оставив!

Злата поморщилась, как от нестерпимой боли.

- И ты, папа, - Гарри ёрничал и кривлялся, изображая в лицах то жену, то отца, - ты тоже даже не спросил, не нужно ли мне чего, не голодаю ли я. И что я должен был делать? Жить не на что. Квартиру снять не на что. А с вами, предки, я жить не хочу! Увольте!

- И в этом всём виноваты мы. – Олег Олегович мрачно смотрел на сына. Злате было его невыносимо жалко.

- Конечно, вы! – Гарри возмутился так искренне и убеждённо, что Павел даже негромко засмеялся. Такого махрового, яркого, типичного представителя эгоистов он ещё не встречал. А Злата подумала, что Гарри ей кого-то очень напоминает, только вот никак не могла понять кого.

- И ты решил отмстить Злате? – отец был раздавлен.

- Да не собирался я мстить. Но когда я к ней приезжал, а она даже говорить со мной не стала, я встретил там Трофимовну, эту вашу соседку, - он искоса глянул на Злату, - мамашу Витька. Она мне кое-что и предложила.

Точно, Трофимовну он ей напоминает. Вот кого.