Тоскуя по ней

Четырнадцать 

Киан уставился на свою маленькую смертную. Тишина окутала его, оставив только учащенное биение сердца отмечать течение времени. Все остальное застыло. Мгновение в стазисе, выхваченное из потока и подвешенное на невидимых нитях Судеб.

Он уже показал Уиллоу больше, чем когда-либо должен, больше, чем показывал кому-либо. Почему? Почему он стоит здесь, обнаженный, выставляя себя напоказ перед ней? Прихорашиваясь для нее? Почему он сразу не отказал ей в просьбе? Думать не о чем.

Крылья фэйри были… священными. Могущественными. Уязвимыми. Источником огромной силы и одновременно огромной слабости.

Чтобы позволить прикоснуться к ним, требовалось предельное доверие. Это была самая глубокая форма близости, в которой мог участвовать фэйри, уступающая лишь обряду раскрытия истинного имени — оба действия обычно предназначались только для истинных пар.

Уиллоу не приняла то, что она его пара, а Киан не смирился с тем, что означала их связь. Она была нужна ему для выживания, да, и она искренне заинтриговала его… Но это казалось большим шагом.

И все же он обнаружил, что спускается со стены, несмотря на свои сомнения. Он легко приземлился на траву, встретился с ней взглядом и глубоко вздохнул. Воздух был напоен ее сладким ароматом, который так идеально чувствовался здесь, вдали от городской вони.

Как я могу это сделать?

Как я могу не сделать этого?

Его сердце забилось быстрее, когда он повернулся к ней спиной. Слегка наклонившись вперед, он оперся ладонями о каменную стену. Напряжение пробежало рябью по мышцам спины, но он усилием воли прогнал его, сосредоточившись на далеких городских огнях. Сосредоточившись на ее запахе.

Приглушенный хруст земли и шуршание травы под ногами возвестили о приближении Уиллоу.

— Они такие красивые, — тихо сказала она.

Его кожу покалывало от осознания. Он почти чувствовал ее руку, зависшую над верхним правым крылом, почти ощущал ее тепло, но она не прикасалась к нему. Пока нет. Его крыло дернулось.



— Продолжай, Фиалочка, — прохрипел он. — Но будь нежна со мной.

Она усмехнулась.

— И это говорит мужчина, который воплощает в себе все, кроме нежности.

Он хмыкнул, и огонь вспыхнул внизу его живота, по спирали распространяясь наружу.

— Помни, Уиллоу… Я чувствую твои желания. Я буду нежен, когда ты действительно этого захочешь.

Вспышка похоти, исходящая от Уиллоу, заставила его сжать губы и обхватить камень руками. Он упивался ей, отчаянно желая большего, когда член затвердел. Ее желание никогда полностью не угасало, но она хорошо справлялась, сдерживая его. Подобная ошибка была тем, что он не хотел упускать.

Пальцы коснулись его крыла. Это было нежное прикосновение, такое легкое, что он подумал, не почудилось ли ему это, но когда она провела этими пальцами вниз, дрожь пробежала по его позвоночнику. Киан не мог унять трепет, охвативший его тело. Он прерывисто вздохнул. Член запульсировал, натягивая ширинку штанов.

Уиллоу провела по замысловатым узорам на его крыле тем же нежным прикосновением. Удовольствие пробежало по крылу, стремясь слиться воедино в сердцевине. Когти царапнули камень, когда хватка усилилась. Никто никогда не касался его крыльев, никто никогда не дарил ему таких ощущений, никто никогда не заставлял его так сильно желать большего.



Каждое мгновение было блаженством и агонией, огнем и льдом, всепоглощающим удовольствием и безнадежно огромной потребностью.

Ее прикосновения были изысканной пыткой, и он хотел, чтобы она никогда не заканчивалась.

Киан хотел, чтобы ее руки были на нем — не только на крыльях, но и на теле. Он хотел снова почувствовать ее прикосновения, хотел почувствовать, как ее влагалище обхватывает его член, хотел попробовать на вкус ее губы и услышать ее крики.

Он хотел ее.

Когда пальцы коснулись чувствительной кожи у основания его крыла, Киан оскалил зубы, не в силах сдержать рычание, вырвавшееся из горла, и его крылья затрепетали.

Уиллоу поспешно отстранилась.

— Извини. Я не хотела причинять тебе дискомфорт…

Когда Киан повернулся к ней, в нем не было никаких сознательных мыслей, только движущая, инстинктивная потребность. Он обхватил ее лицо руками, повернул к себе и наклонился ртом к ее губам. Огонь заплясал на его губах, приправленный ее неотразимым вкусом. Ее удивление быстро уступило место удовольствию. Он проглотил его, опустив руку ей на талию, чтобы притянуть ее тело к себе. Киан застонал, когда ее живот прижался к члену, и его глаза закрылись.

Руки Уиллоу обвились вокруг его шеи, и пальто, свисавшее с ее плеч, упало на землю. Пальцы зарылись в его волосы, сжимая пряди, и она встала на цыпочки, прижимаясь к нему всем телом. Ее губы приоткрылись, и она провела языком по его пирсингу, прежде чем втянуть его в рот, чтобы подразнить.

— Черт возьми, Уиллоу.

В ответ на ее поддразнивание он прикусил ее губу клыком, вызвав удовлетворяющую дрожь восторга у своей маленькой смертной. Он углубил поцелуй, язык ласкал и уговаривал ее, каждое движение было шепотом обещания грядущих наслаждений. Волнующий жар разлился прямо под его кожей, и красная дымка окутала темноту под его веками.

Энергия, которую она излучала, была такой чистой, такой мощной, такой уникальной. Если у него и были какие-то затаенные сомнения, то в тот момент они развеялись вдребезги — он никогда больше не сможет питаться от кого-либо другого.

И это не имело значения. Она была всем, чего он хотел и в чем нуждался. Всем, чего он жаждал.

Он опустил другую руку, обхватив обе ее ягодицы, и прижался к ней тазом. Экстаз накатывал на него волнами, каждая из которых была окрашена, парфюмирована и усилена Уиллоу. Ее дух, ее желание, ее сущность, ее тепло, мягкость и осязаемость, ее дыхание, ее голос, ее аромат.

Она была всем.

Боль, такая сильная, что из его горла едва не вырвался крик, пронзила его член. Трение было слишком сильным и при этом даже отдаленно недостаточным. Но это было не то, чего он хотел. Ему нужно было погрузиться в ее тепло, нужно было почувствовать, как ее внутренние стенки сжимаются вокруг него. Ему нужно было, чтобы ее эссенция покрыла его член. Ему нужно было смотреть ей в глаза, когда их тела соединятся, и знать, что она тоже этого хочет, что ей это нужно так же сильно, как и ему.

Уиллоу застонала. Ее руки переместились на его плечи, пальцы сжались, ногти впились в кожу. Боги, он хотел, чтобы эти руки скользнули ниже, погладили каждый дюйм плоти на пути к его штанам.

Киян пробормотал проклятие и провел ладонью к ее животу, просунув руку между их тел. Пальцы скользнули между ее бедер, охватывая промежность. Даже через джинсы он ощутил жар ее желания. Он надавил, проводя пальцами по клитору.

Она ахнула. Ее желание усилилось вместе с удовольствием. Он чувствовал запах ее возбуждения, и через несколько мгновений почувствует его на своем языке, когда войдет глубоко в нее, утоляя свою жажду.

Киан поднял руку к пуговице ее джинсов.

Уиллоу напряглась в его объятиях. Ее руки легли ему на плечи, и она оттолкнулась, отрывая лицо, резко прерывая поцелуй. Она отшатнулась, грудь вздымалась, губы припухли от поцелуя, а глаза блестели.

Дрожа, она прижала руку к груди и покачала головой.

— Нет. Нет, мы не можем сделать это снова. Я… я не готова, Киан.

Несмотря на холод, пробежавший по его коже в тот момент, когда их тела разделились, Киан горел. До нее он никогда не испытывал такой потребности. Никогда не испытывал такого желания… не от себя. Было бы так легко шагнуть вперед и поцеловать ее снова. Он знал, что ее решимость сохранится ненадолго, знал, что она хотела именно того, чему изо всех сил пыталась сопротивляться. Он знал, что она хотела его.

Все, что ей было нужно, — это небольшой толчок.

Но когда он заглянул ей в глаза, то увидел нечто большее.

Страх.

Боялась ли она Киана, того, кем он был? Или она боялась того, что он заставлял ее чувствовать? Какой бы ни была причина, этого было достаточно, чтобы погасить огонь и разогнать красный туман из его разума. Ему не нравилось видеть страх в ее глазах. Он беспокоил его так же сильно, как и печаль, которую она испытывала в ночь их первой встречи.

Несмотря на влечение к Уиллоу, несмотря на его желания, Киану не нужно было обладать ею сейчас. Она подпитывала его каждое мгновение, пока они были вместе, поддерживала его каждым смехом, каждой улыбкой, каждым пылким взглядом. Как бы сильно он ни жаждал ее, он не был голоден.

Он не стремился к тому, что она могла ему дать… он стремился к ней.

Киан поднял руки, показывая ладони.

— Тебе не нужно бояться меня, Уиллоу. Я же сказал, что не причиню тебе вреда.

— Нет… Я не… — она тяжело вздохнула, провела рукой по волосам и посмотрела в землю. — Я боюсь.

Хотя ее слова только подтверждали его подозрения, слышать их было не легче. Каждое из них подобно тискам сдавливало его грудь, затрудняло дыхание, заставляя сердце сбиваться и замедляться.

Страх. Всю свою жизнь он был сосредоточен на желании и удовольствии. Ни разу ему не приходило в голову внушать страх, ни разу он не хотел, чтобы его боялись, даже в те давно минувшие дни, когда Лахлан пытался привлечь его к этому.

И все же страх, возможно, не беспокоил бы его так сильно, будь она кем-то другим.

С медленным выдохом он вернул чары гламура на место и спрятал крылья. Пространство вокруг него потускнело. Только в его отсутствии он осознал количество света, которое излучал в своей истинной форме. Уиллоу, должно быть, тоже это заметила, потому что тут же подняла на него глаза, скользнув взглядом по лицу.

— Я не боюсь тебя, — поспешно сказала она, — или твоей внешности. Я также не боюсь того, кто ты есть, не совсем. Но я боюсь того, что это значит, и того… того, насколько сильными становятся отношения между нами. Я боюсь… того, что я чувствую, когда я с тобой.

— Ах, Уиллоу, — что-то шевельнулось глубоко внутри него, теплое и странно успокаивающее.

Она снова опустила взгляд, нахмурив брови.

— Я как будто тону, и каждый раз, когда выныриваю на поверхность, мне не хватает воздуха. Но когда я снова погружаюсь, я… я хочу бороться с этим немного меньше. Я хочу поддаться, просто отпустить и позволить воде сомкнуться вокруг меня. То, что я чувствую с тобой, глубже и сильнее всего, что я когда-либо чувствовала раньше. Это пугает. Потому что я знаю, что чем больше я чувствую… тем больнее будет.

Смятение Уиллоу, ее бурные, противоречивые эмоции захлестнули его, и холод победил его внутренний жар. Он не должен заставлять кого-либо чувствовать себя так, особенно свою пару. Но что он мог сделать, чтобы утешить ее? Что он мог сказать, чтобы успокоить ее?

Это все не только из-за меня. Шрамы, которые она носит в себе… Илай и другие до него. Они оставили их там.

Гнев, который скрутил его внутренности от осознания этого, не принес бы ни Киану, ни Уиллоу ничего хорошего. Бесполезное, бессильное чувство — идеальное описание того, что он ощущал в этот момент.

Он отвернулся от нее, чтобы собрать свою одежду, натянул рубашку и жилет, не потрудившись застегнуть их. То, что он стоял к ней спиной, не защищало от ее чувств. Закончив, он снова повернулся к Уиллоу, присел, чтобы поднять упавшее пальто, и сократил расстояние между ними несколькими медленными, обдуманными шагами.

Киан нежно накинул пальто ей на плечи, прежде чем, подцепив пальцем подбородок, приподнять ее лицо. Он встретил ее взгляд, неуверенный в том, что искал, жалея, что у него нет нужных слов. Ни одного.

Поэтому он выразил свои чувства по-другому, наклонившись, чтобы коснуться губами ее лба. Уиллоу вздрогнула.

Опустив руку, он взялся за лацканы пальто и стянул их вместе, плотнее укутывая ее.

— Давай отвезем тебя домой, Фиалочка.

Они вернулись к машине в молчании, и это молчание продолжалось, пока Киан управлял машиной по извилистым лесистым дорогам, которые вели обратно в город. Так много раз его губы приоткрывались, и слова почти слетали с языка, но он не издавал ни звука. Как он мог развеять ее страхи, когда сам был так же неуверен? Все это было ново и для него тоже.

Его мир безвозвратно изменился, и он не знал, как справиться с этими чувствами. Он ничего не знал об отношениях. Для него все сводилось к мгновенному удовлетворению, к вспышкам удовольствия. Заставить кого-то чувствовать себя хорошо физически было простым делом, в котором он отлично разбирался. Конечно, помогало то, что его выживание было напрямую связано со способностью доставлять удовольствие.

Но сделать кого-то счастливым? Заставить кого-то чувствовать себя довольным, целостным, реализованным, заставить его чувствовать себя в безопасности…

Он, черт возьми, не знал, как все это сделать.

Слишком быстро они подъехали к дому Уиллоу. Когда он припарковался у обочины, острый приступ печали сдавил его грудь. Он сжал руль.

Впервые за все время своего существования он обезумел при мысли о расставании со смертной. Скольких он оставил позади? Но он не хотел, чтобы Уиллоу уходила, не хотел, чтобы она покидала его.

Не то чтобы я это допущу. Она, блядь, моя.

— Прости, если я испортила вечер, — сказала она.

— Ты ничего не испортила, — ответил он. — Мне понравилось твое общество. И чизбургер.

Когда Уиллоу посмотрела на него, у нее вырвался легкий смешок.

— Сомневаюсь, что ты почувствовал вкус, с такой скоростью запихивая его в рот.

Он улыбнулся, трепеща от радости, которую она излучала.

— В следующий раз я не буду торопиться.

— Спасибо за не-свидание, Киан, — она наклонилась к нему и прижалась губами к его щеке.

Поцелуй был целомудренным, сладким и закончился прежде, чем он успел осознать его значение. Ее глаза встретились с его, и она с улыбкой отстранилась. Отстегнув ремень безопасности, Уиллоу открыла дверь и вышла из машины с сумочкой в руке. Она сняла его пальто, перекинула его через руку и положила на сиденье.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Уиллоу, — его щеку покалывало при воспоминании о поцелуе, когда она закрыла дверь и направилась к дому. Он наблюдал за ней, завороженный, его мысли лихорадочно метались, при этом странно спокойные.

Каждый ее шаг усиливал его желание последовать за ней. Он вцепился в руль, заставляя себя оставаться на месте, пытаясь понять, что означал этот поцелуй. Такой нежный, ласковый, такой теплый поцелуй, не похожий ни на один из тех, что он когда-либо получал.

Она открыла входную дверь и проскользнула внутрь. Как раз перед тем, как закрыть ее, она взглянула на него, и их глаза снова встретились.

Тогда он понял. Это было в ее взгляде, в ее легкой, застенчивой улыбке, в ее легком колебании перед тем, как закрыть дверь.

Она целовала его так, словно заботилась о нем — не о том, что он мог для нее сделать, не о том, что он мог дать, а о нем. Больше, чем когда-либо, он жаждал подойти к ней, обнять, поцеловать, прижать к себе. Но не мог сделать ничего из этого.

Киан переключил передачу. Уехать было самым трудным решением в его жизни, и он смог сделать это только потому, что одна мысль, сильная и неоспоримая, звучала у него в голове.

Она моя.