Тоскуя по ней

Тридцать пять 

Ноги Киана ударились о бетон, когда он приземлился, вызвав толчок в костях. Поддавшись инерции, полученной во время полета, он пробежал последние пару ярдов дорожки и запрыгнул на крыльцо, едва сбавив скорость, когда добрался до входной двери.

Уиллоу эхом отдавалась в его голове, ее имя повторялось с каждым ударом его сердца, становясь все громче и громче. Теперь он чувствовал ее. Чувствовал ее впереди, чувствовал ее страх.

Дверь была не заперта. Киан распахнул ее и ворвался через порог.

Его разум оценивал представшую перед ним сцену в промежутке между учащенными ударами сердца. Дорожка из алых брызг и размазанных кровавых следов вела на кухню. Осколки стекла, цветы и разбросанные лепестки лежали в луже воды на кухонном полу. И там, на табурете у острова, сидела Уиллоу, а рядом с ней маячил Лахлан.

Ее одежда была порвана и испачкана кровью, еще больше которой резко выделялось на фоне ее слишком бледной кожи.

Поток эмоций захлестнул Киана, когда его взгляд встретился с ее. Страх и тоска, исходящие от нее, блестели в ее глазах, но что-то еще ненадолго пробилось сквозь них — облегчение.

Киан бросился к ней.

— Нет, нет, — сказал Лахлан, обнимая Уиллоу и прижимая кухонный нож к ее горлу.

У нее перехватило дыхание.

Киан замер, сделав всего несколько шагов в дом. Тошнотворное сочетание огня и льда пронзило его, становясь с каждым мгновением все более всепроникающим и интенсивным. Он не мог заставить себя пошевелиться, не тогда, когда ей угрожали, но все внутри него протестовало против того, чтобы стоять на месте.

— Отпусти ее, — прорычал он.

Лахлан ухмыльнулся с горящими красными глазами. Когда он заговорил, его слова гудели магией, сгущая воздух.

— Закрой дверь.

Тяжесть голоса Лахлана давила на Киана со всех сторон. Он чувствовал, как его коварные щупальца ласкают, царапают и скребут, пытаясь проникнуть внутрь, но он стиснул зубы и остался на месте.

— Отпусти ее.

Ухмылка Лахлана на мгновение погасла.

— Пока что она доказала свою устойчивость, Бледный, благодаря жизненной силе, которой ты ее одарил. Но ты действительно хочешь узнать, исцелится ли она после того, как я перережу ей горло?

Киан снова встретился взглядом с Уиллоу. Ее глаза были такими большими, такими наполненными, переполненными столькими эмоциями, которые он никогда не хотел, чтобы она испытывала. Не отводя взгляда, он отступил назад и захлопнул дверь.

Звуки удара о раму и щелчка замка прозвучали с глубокой завершенностью.

— Значит, ты способен на послушание, — сказал Лахлан.

Страх и ярость продолжали свой бурный танец внутри Киана, создавая внутри такое сильное давление, что взрыв был неизбежен. Каждый его мускул напрягся от желания подойти к ней, и сама его душа вцепилась в его силу воли, борясь за то, чтобы добраться до своей пары.

Сжав кулаки, Киан оглядел Уиллоу. Несмотря на ее страх, состояние одежды и всю кровь, он не увидел никаких открытых ран. Это было слабым утешением.

— С тобой все в порядке, Фиалочка?

Уиллоу сжала губы и сделала вдох, прежде чем изобразить легкую, дрожащую улыбку.

— Бывало и лучше.

Он думал, что боль в его сердце не сможет усубиться, но ее ответ доказал, что он ошибался.

— Моя храбрая, сильная пара, — прохрипел он.

Лахлан зарычал и схватил Уиллоу за волосы, заставляя запрокинуть голову. Ее руки поднялись, ухватившись за его предплечье, но она не сопротивлялась. Капля крови выступила на острие ножа, приставленного к ее горлу. Дрожь сотрясала конечности Киана, когда он боролся за то, чтобы остаться на месте, сражаясь со своим собственным мощным желанием защитить ее, отомстить за ее боль, выполнить свое обещание и уберечь ее от вреда.

— Как ты смеешь обращаться к этому ничтожному животному с большим уважением, чем проявляешь тем, кто превосходит тебя? — магия Лахлана пульсировала в каждом слове, бесцельно выплескиваясь наружу. — Ты должен называть меня своим королем, должен просить у меня прощения за свои прегрешения!

Губы Киана раздвинулись, обнажая клыки. Когти впились в ладони, и из ран потекла теплая кровь, но боль была ничем по сравнению с той, что была вызвана открывавшимся перед ним зрелищем. Адская ярость закрутилась в нем спиралью, наполняя конечности обжигающей, бессмысленной силой. Его магия, сильнее, чем когда-либо, закружилась в этом водовороте, потрескивая, как молния сквозь пламя.

Вся эта сила, и ради чего? Сейчас она не могла помочь Уиллоу. Она не могла одолеть Лахлана.

Он чувствовал сердцебиение Уиллоу, такое же быстрое, как и его собственное. Он также чувствовал ее гнев, скрывающийся за страхом, и знал, что, несмотря ни на что, она далека от того, чтобы сломаться.

Его глаза задержались на Уиллоу еще на один удар сердца. В этот момент он надеялся, что его взгляд выразил все, что он хотел сказать.

Я люблю тебя, Уиллоу. Ты для меня все. Я сожалею об этом. Обо всем этом.

Затем он переключил свое внимание на Лахлана.

— Чего ты хочешь от меня?

— Верность. Преданность. Покорность, — брови Лахлана опустились ниже, и он сузил глаза, когда перевел взгляд на Киана. — Тебя.

Тьма, которая всегда таилась внутри Киана, взревела в ответ, пробуждаясь подобно дракону, вырывающемуся из логова, изрыгающему пламя в небо и широко расправляющему темные крылья.

Свобода была иллюзией, более опасной и могущественной, чем любые чары, когда-либо наложенные фэйри. Она была нереальна, ни в этом царстве, ни в любом другом. Не было спасения от тех, кто жаждал власти и контроля, не было спасения от тех, кто стремился доминировать и править.

Взгляд Киана вернулся к Уиллоу. Внезапно он понял, что ее страх и беспокойство были не только за себя — они были и за него. С гребаным ножом у горла, она все еще беспокоилась о Киане, о его жизни, о его безопасности.

Раздув ноздри, Киан наполнил легкие обжигающим дыханием, запер его внутри и заставил себя опуститься на колени.

Брови Лахлана поползли вверх, и выражение лица смягчилось от удивления, прежде чем он ухмыльнулся. Смех вырвался из него, сначала медленно и недоверчиво, но быстро стал темным и горячим, уверенным, торжествующим. И его магия выплеснулась вместе с этим звуком, ударив Киана, как волны, бьющиеся о берег.

— Смертная… — покачав головой, Лахлан заставил Уиллоу подняться на ноги. — Упрямился веками, и именно смертная стала тем, что наконец поставила тебя на колени. Ты отвергаешь все мои предложения, отказываешься от меня, пренебрегаешь мной, только чтобы связать себя с этим?

Продолжая удерживать Уиллоу, Лахлан отшвырнул табурет в сторону и шагнул вперед. Она вцепилась в его руку, спотыкаясь и напрягаясь, чтобы соответствовать его походке, в то же время откидывая голову назад, чтобы уменьшить давление лезвия на кожу.

— Как я уже говорил тебе много раз, мы — как боги в этом мире, Бледный, — Лахлан двинулся к Киану, крепко держа Уиллоу. — Даже самый ничтожный из нас стоит как принц среди этих людей. Вместе мы можем стать владыками всего. Представь, какими пирами ты мог бы насладиться, если бы только принял мою руку?

Крылья Киана затрепетали, когда он удержался от того, чтобы вскочить на ноги, когда он заставил руки оставаться опущенными по бокам, когда он проглотил боль и ярость и позволил им соединиться в животе.

— Я не могу сказать, что оплакивал упущенную возможность. Ты питаешься одержимостью. Ужасом, болью и печалью. Стоит ли удивляться, что на нас смотрят как на пиявок, если ты считаешься образцом для подражания?

— О, Киан, — Лахлан усмехнулся, остановившись перед ним. Продолжая обнимать Уиллоу за шею, он отпустил ее волосы, опустил руку и провел пальцами по щеке Киана. — Удовольствие сладостно, но у меня более утонченные вкусы. Тебе было бы полезно расширить свои. Все, чего я когда-либо хотел, это чтобы ты был сильным. Был гордым. Принимал нас такими, какие мы есть. Тебе давно пора отбросить эти детские правила. Эти смертные для нас как скот. Они — источник пропитания. То, что я беру у них, имеет не большее значение, чем еда, которую они запихивают себе в лицо. И у них такое изобилие вкусов, что они могут предложить, — Лахлан взглянул на Уиллоу, улыбка стала шире. — Так, так много…

— Теперь у тебя есть я, — процедил Киан сквозь зубы. — Оставь ее в покое.

— Ты мой, Бледный? — черты лица Лахлана потемнели, но глаза стали ярче. Полнота его магии обрушилась на Киана. — Если ты мой, назови мне свое имя.

Эта сила была такой тяжелой, такой густой, достаточно сильной, чтобы лишить Киана воздуха из легких и раздавить его…

— Твое истинное имя, — сказал Лахлан, его голос стал тверже, когда сквозь него просочились волны магии.

Киан стиснул зубы. Он не рухнул под этим весом, не отвел взгляда от Лахлана. И хотя он сомневался в своей способности сопротивляться силе Лахлана в прошлом, каким-то образом он знал, что может противостоять ей сейчас. Он больше не боялся ее.

Лахлан нахмурился и схватил Киана за подбородок, запрокидывая его голову назад.

— Дерзкий даже сейчас.

— Пожалуйста, не причиняй ему вреда, — выдохнула Уиллоу. Она издала сдавленный звук, когда Лахлан крепче сжал ее горло и уставился на нее.

— Без этой смертной у меня вообще нет тебя. Вот почему я собираюсь оставить ее. Хотя не могу сказать, что я не взволнован перспективой красивой игрушки, которая не так легко ломается. И ее похоть… Я увидел ее привлекательность еще до того, как узнал, что ты предъявил на нее права. Он назвал тебе свое истинное имя, смертная?

Сжав губы в тонкую линию, Уиллоу отвела глаза от голодного взгляда Лахлана.

Лахлан обнажил клыки. Его магия усилилась, заставив задрожать сам воздух.

— Скажи мне его истинное имя.

Кожа Уиллоу побледнела еще больше, ее лоб наморщился от напряжения, а ноздри раздулись от тяжелого дыхания. Но она не открыла рта, не произнесла ни слова.

— Его имя, — прорычал Лахлан ей на ухо.

Уиллоу снова встретилась с ним взглядом. Вызов сиял в ее изумрудных глазах, пробиваясь сквозь страх, стресс, страдание.

— Нет.

Лахлан усмехнулся.

— Ты не пометил ее, но все равно сделал своей, не так ли, Бледный? Каким-то образом ваша связь сделала ее невосприимчивой к моей магии. Просто еще одна вещь, которую мне нужно проверить. Я подозреваю, что сопротивление имеет свои пределы. Когда дело доходит до смертных, предел есть всегда, и он обычно так быстро обнаруживается.

Его красные глаза вернулись к Киану.

— Но ты еще не принял эту истину, не так ли? Не тогда, когда дело касается ее. Это потому, что ты не видишь ее, или потому, что отказываешься видеть? Эти люди подобны листьям. Их так много, они такие хрупкие. Они вырастают за считанные удары сердца и так же быстро опадают, уносимые осенним бризом, прежде чем рассыпаться в пыль. Предоставление бессмертной жизни одному из них не изменит их природу. Тебе не следует уделять им больше внимания, чем листу на лесной подстилке, Бледный.

Киан перевел взгляд на Уиллоу. Каждый момент с тех пор, как он встретил ее, запечатлелся в его памяти с поразительной ясностью, намного ярче и полнее, чем бесчисленные мгновения, которые им предшествовали. Даже сейчас она сияла. Прекрасная. Даже сейчас она была собой… Она была его.

— И в их коротких жизнях больше красоты и смысла, чем ты когда-либо узнаешь, Принц Пустоты, — сказал Киан. — Ты паразит, крадущий эмоции у тех самых существ, которых ты так ненавидишь, чтобы заполнить пустоту внутри себя, но она никогда не будет заполнена. Она поглотит тебя.

Хватка Лахлана усилилась, его брови поползли вниз. Его когти впились в плоть Киана.

— Ты — бледная копия меня. Насмешка, блеклое эхо. Ты должен смотреть на меня с благоговением. Кровь, текущая в моих венах, — это сила, это власть!

— Это жестокая шутка, которую сыграла с тобой Судьба. Если бы твоя кровь имела какое-то истинное значение, ты был бы в Тултирасе, восседая на троне. Но ты знаешь, что они убьют тебя, если ты вернешься, потому что ты — напоминание о том, что они не идеальны. Что контроль, которым они щеголяют, — иллюзия. Что они не могут справиться даже со своими собственными низменными побуждениями. Ты — напоминание о том, что они совершают ошибки, что их суждения неправильны. Что они не существа, которым следует поклоняться.

Уиллоу вскрикнула, когда Лахлан отпихнул ее в сторону и наклонился вперед, схватив Киана за волосы. Он остановился в дюйме от его лица.

— Ты должен быть благодарен за возможность называть меня своим хозяином. Но ты научишься. Вы оба научитесь. Узнаете свое место. Узнаете, что вы… мои.

Его когти царапнули кожу головы Киана, когда он усилил хватку в его волосах. Лахлан улыбнулся.

— Ты не представляешь, как приятно наконец видеть тебя на коленях передо мной, Бледный.

Лахлан накрыл своим ртом рот Киана, закрыв глаза.

То ошеломляющее чувство неправильности, которое Киан ощутил в ночном клубе, вернулось, в тысячу раз сильнее, чем раньше. Его душа содрогнулась от отвращения, забилась, как будто пытаясь отделиться от тела, убежать от оскорбления всего, что дорого Киану — оскорбления его любви, его судьбы. Он посмотрел мимо Лахлана, встретившись взглядом с Уиллоу.

Гнев вспыхнул в ее глазах. Тот же гнев, который он чувствовал от нее раньше, который горел под ее страхом. Гнев и… решимость.

Что-то невысказанное промелькнуло между ними. Понимание, обещание, данное от сердца к сердцу, от души душе.

Жизнь Уиллоу была одинокой и несчастной. Она страдала, она боролась, она чувствовала себя в ловушке. Но она решила оставить ту жизнь позади. Она решила начать новую жизнь для себя, убежать от всего, что она когда-либо знала, и найти свое счастье. И даже когда вселенная обрушивала на нее удары, даже когда она падала так низко, что это сломало бы кого угодно, она держалась. Она продолжала идти вперед.

Этот взгляд в ее глазах сказал ему, что она еще не закончила бороться за свое счастье — даже близко нет.

Киан и Уиллоу будут жить своей жизнью, своей любовью. Они будут друг у друга. И даже такой фэйри, как Лахлан, не сможет их остановить.

Лахлан издал глубокий горловой стон и еще сильнее наклонился навстречу поцелую. Его хватка на Уиллоу ослабла.

Она скользнула руками к запястью Лахлана и быстро отвела нож от своего горла, нырнув под его руку. Стон Лахлана превратился в рычание, и он прервал поцелуй, отстраняясь от Киана, но он был недостаточно быстр. Оскалив зубы, Уиллоу дернула Лахлана за руку и сильно толкнула. Нож вошел глубоко ему под ребра. Она отпрянула, когда он закричал от боли и изумления.

Киан схватил другого фэйри за волосы и удержал на месте.

— Я не становился на колени перед тобой.

Страх и боль исказили черты лица Лахлана, заставив блеск в его глазах дрогнуть.

Багровый цвет застилал взор Киана. Огненная буря, которая была его яростью, нахлынула и поглотила, и он приветствовал ее. Киан бросился на Лахлана, широко открыв рот и откинув голову другого фэйри назад. Когда Лахлан упал навзничь, Киан вонзил зубы в горло Лахлана.

Горячая кровь потекла в рот Киана. Он ударил Лахлана головой об пол и откинул свою собственную, вырвав кусок его горла.

Крики Лахлана стали сдавленными, булькающими, отчаянными, кулаки и когти наносили удары по Киану. Оседлав своего противника, чтобы прижать его к полу, Киан ударил Лахлана кулаком в лицо, откидывая голову фэйри в сторону и прижимая ее вниз. Другой рукой он нащупал рукоятку ножа, торчащую из ребер Лахлана, и повернул ее.

Лахлан бился. Его когти раздирали плоть на руках, груди и плечах Киана, и его магия вырвалась наружу, неослабевающий поток силы бешено хлестал. Даже без того, чтобы Лахлан произнес хоть слово, его магия была деспотичной и принуждающей — она требовала, чтобы Киан прекратил свое нападение, требовала, чтобы он подчинился, требовала, чтобы он сдался.

— Ты понял, Принц Пустоты? — сказал Киан. — Любовь единственного смертного сердца сделала меня сильнее, чем ты когда-либо мог стать, используя их страх. У тебя нет власти над нами.

Отдаленная боль эхом отозвалась на коже Киана от десятков ран, нанесенных Лахланом, и его душа напряглась против магического натиска, но он не смягчился. Никто не причинит вреда его паре и не избежит возмездия. Никто не будет угрожать лишить ее свободы, никто не предъявит на нее прав, не столкнувшись с гневом Аритиона.

Киан никогда не перестанет сражаться за нее. Будь он смертным или фэйри, низкорожденным или членом королевской семьи, он не уклонится ни от одного врага. Ради нее — что угодно. Что угодно.

— Она моя пара, — прорычал Киан, вырывая нож. — Моя Уиллоу, моя!

Одна из беспорядочно движущихся рук Лахлана схватила ладонь Киана, сжимая ее вокруг рукояти ножа. Мощная магия, что еще бурлила внутри Киана, вспыхнула в ответ. Сила клокотала в его крови, костях, душе, и Киан не пытался сейчас ее сдерживать. Он выпустил всю ее наружу, сосредоточив в одной команде.

— Вонзи лезвие себе в горло.

Ледяной ужас застилал свет во взгляде Лахлана. Его губы шевелились, как будто он пытался что-то сказать, и кровь пузырилась из зияющей раны на горле, которая уже начала заживать. Дрожащей рукой он потянул руку Киана и зажатый в ней нож — потянул на себя.

Лахлан краем глаза наблюдал, как лезвие опускается, все ниже и ниже, его собственной рукой. Отчаянные, задыхающиеся вдохи срывались с его губ, выплескивая еще больше пенистой крови из разорванного горла. Ноздри раздувались, все его тело напряглось, когда кончик лезвия достиг шеи. Он не остановился, когда металл проткнул кожу и вокруг новой раны потекла кровь. Он только тянул сильнее.

— Теперь ты знаешь, каково это, — прохрипел Киан. — Теперь ты знаешь, каково это — потерять всю свою силу, весь свой контроль. Быть беспомощным. Теперь ты знаешь, что такое страх.

Тело Лахлана содрогнулось, когда лезвие погрузилось еще на дюйм, но свет жизни остался в его глазах.

— Никогда больше никто не пострадает от жестокости твоего незаконного правления, Принц Пустоты, — Киан накрыл другой рукой руку Лахлана и опустил нож со всей своей силой, всей своей яростью и страхом, всем собственничеством и стремлением защитить.

Нож остановился только тогда, когда его острие вонзилось в пол под Лахланом. Киан схватил своего врага за волосы и сильно потянул вверх, направляя нож вниз, чтобы рассечь плоть и кость. Под Лахланом собралась лужа крови. Багровый огонек в глазах инкуба вспыхнул, зашипел и погас.

Киан зарычал и провел лезвием по последним лоскуткам ткани, скреплявшим шею и голову Лахлана. Наконец, грудь его вздымалась от неровного дыхания, он ослабил хватку и на ноже, и на волосах Лахлана.

Голова мертвого фэйри ударилась об пол и остановилась в багровом море, отделенная несколькими дюймами от тела, которому она принадлежала.

— Киан!

Руки обвились вокруг его шеи сзади, и теплое тело прижалось к спине между крыльями.

Уиллоу зарылась лицом в его волосы, обнимая Киана.

— Он… мертв?

Киан протянул руку и сжал ее предплечье.

— Мертв.

— Совсем мертв-мертв? Я видела достаточно фильмов ужасов, чтобы знать, что плохие парни всегда возвращаются.

— Не этот, — сказал Киан, склонив голову и закрыв глаза, пока восстанавливал дыхание. Боль от многочисленных ран сливалась в одно непрерывное гудение. — Обезглавливание или удаление сердца. Единственные способы убить одного из нас.

— Ты… в порядке?

— Я? Черт возьми, Уиллоу! — он вскочил на ноги и развернулся к своей паре, подхватывая ее на руки и отрывая от пола. Ее ноги тут же обвились вокруг его бедер. Он крепко прижал ее к себе, обхватив одной рукой затылок и прижавшись своим лбом к ее. — Я никогда в жизни не был так напуган. С тобой все в порядке?

Рыдание вырвалось у нее, когда она обняла его.

— Когда тебя режут, это больно. Я на сто процентов не рекомендую этого делать.

Киан рассмеялся, звук получился дрожащим из-за столкновения затаенных гнева и страха с любовью и облегчением. Он обнял ее еще крепче и глубоко вдохнул. Даже с запахом крови, наполняющим воздух, ее сладкий аромат возвышался над всем остальным, знакомый, успокаивающий и манящий.

— Никогда больше, Уиллоу. Никто, черт возьми, никогда больше не прикоснется к тебе.