Три желания

Глава 11.

— Остается всё же один вопрос, нет, два — как их приручили и что с ними делать? Снова вернулись к тому, с чего начинали. — подвела итог я, — И трупы надо закопать…

— Это без проблем. — улыбнулся парень, — Пойдем. Поможешь. — взял он меня за руку.

С разбойниками мы с ним справились быстро. Немного стихии земли и воздуха и вот, уже ничто не напоминало о происшествии. Трещали насекомые, ветерок путался среди высокой травы, молчаливо стояли деревья… И только четыре прекрасных создания с огненно-красными гривами на черном бархате шкур, никак не вписывались в эту обычную картину леса. А еще от них волнами расходилась такая вязкая безнадежность, обреченность и покорность, что у меня свело скулы, будто съела целую пригоршню зелёной черёмухи. Эмпатия, чтоб ее...

Я осторожно приблизилась к амистру, что стоял ближе всех к поляне. Он скосил на меня агатом глаза, пыхнул из ноздрей дымком, словно тяжело вздохнул и опустил голову. Странно, сами разбойники были одеты абы как, неряшливо и с чужого плеча, а вот на всей четвёрки лошадей уздечки и седла были королевскими. Совершенно новые, кожаные, они блестели на солнце, словно смазанные маслом. В тонких ремешках поблескивали небольшие драгоценные камешки, а колечки, что крепили эти ремни, были выполнены из серебра. Я протянула руку к волнистой рыжей чёлке и легонько дотронулась до морды амистра. Погладила теплую щёку, спускаясь ладошкой до нежных, бархатных губ коня... Ни одного движения! Словно это и не живое существо, а деревянная лошадка! А мои скулы продолжает сводить судорогой от полного равнодушия и апатии. Когда же я нечаянно дотронулась до ремешков уздечки, по телу словно электрический ток пронесся от макушки до пяток, вымораживая кровь и лишая силы. Всего лишь на одно мгновение показалось, что мое внутреннее солнышко погасло, оставив после себя черную дыру, но я отшатнулась, хватаясь рукой за грудь и успокаивая колотящееся сердце. Всё это время Митрофан внимательно наблюдал за моими действиями, не пытаясь подойти ближе. Но увидев, что я пошатнулась и чуть не рухнула под копыта коня, бросился на помощь, в последний момент обхватив за талию.

— Что с тобой? Ты побледнела.

— Сейчас, сейчас всё пройдёт. — я слабо улыбнулась, пытаясь сосредоточиться на "обмундировании" амистра. Взглянула на уздечку и седло другим взглядом. И моя догадка тут же подтвердилась, явив магическому взору мощнейшие артефакты, подавляющие стихию огня коня. Их серебристая сеть плотно обхватывала голову, грудь и круп животного, заставляя слушаться любого, кто возьмется за поводок.

— Надо снять с них сбрую! — убедившись, что на остальных навешены такие же игрушки, сказала я парню.

— Еще чего!

— Ты не понимаешь! Им больно! Это не простые вещи! Кто-то подчинил их с помощью артефактов. И этот кто-то отнюдь не разбойник и не по доброй воле расстался с этими существами! Нужно снять и отпустить! Всех! — попыталась убедить я этого жадного дурня, — Если уж тебя так душит жаба, можешь оставить себе их амуницию или наковырять драгоценности! — разозлилась я. И на его вытаращенные глаза в поисках жабы, которая его, якобы, душит, только отмахнулась, но сделала себе зарубку лучше следить за своим языком.

Что-то я расслабилась. Дернулась из его рук и сердито зашагала в дом. Митрофану ничего не оставалось, как плестись следом за мной, что-то бормоча себе под нос о своенравных девках, которых мало пороли в детстве и в конец распустили.

Мать с отцом встретили нас с улыбкой. Похоже они решили, что милые бранятся, только тешатся, что всё у нас идет как надо. Меркул, выслушав мою версию по отношению к лошадям, согласился, что оставлять их у себя намного опаснее, чем распрощаться с призрачным богатством и Митрофан, оставшись в меньшинстве, скрепя сердце, согласился с отцом.

— Ладно, тогда я вновь попробую поохотиться. И глянув на меня, пригрозил, — А ты сиди дома, носа не высовывай! Опять куда-нибудь вляпаешься, а я могу не успеть.

Я только кивала поддакивая. Что я, дура? Приключений на пятую точку искать! Если только до лошадок прогуляюсь и обратно, ничего же не случится? Жалко их. Страдают. Попробую сама освободить. Правда всё это я не стала говорить вслух, занявшись хозяйством. Дело двигалось к вечеру, мужиков кормить чем-то надо. Пока же растопила печку и поставила чайник, чтоб вскипятить воду на ягодный отвар. Матушка достала с полки немного пшеничной крупы и котелок, рассудив, что от двух горстей зерна хозяева не обеднеют, а на нашу семью хватит, чтобы приготовить какую-никакую похлебку. А если Митроши повезёт, то мы поделимся дичью.

Немного покрутившись около неё и чмокнув в щеку, вышла за дверь, где отдыхал отец, время от времени бросая взгляд из-под бровей на окружающий нас лес. Бдит! — Улыбнулась я, присаживаясь рядом и притуляя голову к его плечу. Меркул ласково улыбнулся, погладив меня по щеке и от этой скупой мужской ласки у меня защемило сердце. Не успела появиться в этом мире, а уже столько проблем принесла родителям! Может, если б не было меня, похоронили бы дочь, погоревали, да успокоились? Не пришлось бы срываться на старости лет с места, скрываться, бежать? Эх, кабы знать!

— Отец, не хочешь познакомиться с нашими красавцами? — сменила я настрой мыслей.

— Ну, пошли, бедовая ты наша! — хмыкнул он.

Мужик, он и в Африке мужик! Не успели подойти вплотную, как отец огорошил меня, — Доча, так они ж еще малыши совсем! Наверное поэтому и попались в плен. А сбрую мы легко сейчас снимем, главное цепь заклинания разорвать, а дальше это уже будет просто узда и седло. Вот эти два камешка видишь? — показал он на крупные изумруды по бокам уздечки, что плотно прижимались к голове амнистрёнка недалеко от прядающих в волнение ушей. Я кивнула.

— Это и есть они. Разрушим их, разорвем сеть. Надо подумать как, чтоб самим не попасть под ментальный удар и их не повредить.

— Давай я попробую, все ж ментальная магия есть у меня. Заодно и потренируюсь.

Легко сказать. А как это делать я совсем не представляла. Но настроившись на эмоции малыша, стала потихоньку внушать, что он очень сильный. Что нужно просто уничтожить, сжечь все камешки, которые ему мешают вернуться домой, что вместе мы справимся.

Какое-то время амистр ни на что не реагировал, а у меня разболелась голова и из носа закапала кровь. Но вот, фон его эмоций сменился на легкую заинтересованность. Как молодые листики появляются из набухших почек, так от него потянуло свежестью, заискрило недоверчивой радостью. Вместе с эмоциями амистр начал меняться и внешне. Неуловимо, медленно, но всё увереннее. Как будто на кончиках шерстинок сначала засияли звездочки, он встряхнулся и по всему его телу прошла огненная волна. Грива разлилась по спине потоком лавы, а хвост приобрёл оттенок очень горячих углей. Он резко тряхнул головой и я увидела, как на землю посыпались раскрошившиеся кристаллы.

— Какой ты умница! — обрадовалась я, прижимаясь лбом к его лбу и стараясь удержаться на ногах.

Несколько коротких минут передышки, чтобы немного прийти в себя, помочь отцу освободить эту прелесть от уже бесполезных человеческих инструментов манипулирования... И как только последняя деталь, в виде привязанных к дереву поводьев, покинула коня, он молнией исчез с наших глаз. Отец озабоченно посмотрел на ослабевшую меня, — Ты как? — спросил молча, одними глазами. Пожала плечами, мол сойдет. И не сговариваясь, мы двинулись к следующему амистру.

Процедура повторилась один в один, только зашатало меня сильнее и кровь потекла уже струйкой. Когда и этот исчез так же быстро, остальные два были уже не так равнодушны. Они переминались с ноги на ногу, дергали поводья, вскидывали головы, волновались. Наверное поэтому, а может быть я уже втянулась, но с третьим конём справилась намного легче и быстрее. А может быть потому что это была кобылка. И она явно была постарше своих собратьев. Когда отец снял с нее седло и уздечку, она не убежала, а сама потянулась мордой ко мне. Губами дотронулась до волос и выпустила тонкую струйку дыма из ноздрей, прямо мне в шею. Щекотно! А потом просто стояла рядом, посылая и мне, и своему собрату волны спокойствия и уверенности. Мы как раз отвязывали последнего, когда из леса показался Митрофан.

Охота у парня оказалась удачной. Кто бы сомневался! В одной руке он нёс двух больших пестрых птиц, похожих на тетеревов, а в другой настоящего зайца. Нашего! Зайца! За длинные уши! Я так обрадовалась такой знакомой, родной живности, что чуть не заорала вслух: "Ура! Заяц!", но вовремя прикусила язык. На местном наречии этот длинноухий назывался йепуре и вряд ли Митрошка с отцом оценили б мой порыв.

Поравнявшись с нами, наш удачливый охотник кинул недовольный взгляд на поляну, где еще совсем недавно переминалась с ноги на ногу четверка лошадей, но промолчал, пошагав дальше. А мы с отцом, разобравшись с волшебными амистрами, дружно потопали следом. Да так и ввалились в сторожку всей компанией, где матушка уже успела приготовить пшеничную похлебку и сварить ягодный отвар, от которого по помещению плыл сладкий запах, да разделить остатки хлеба между мужчинами.

Пока они ужинали, мы с ней общипали и выпотрошили птиц, завернули их в местный аналог хрена, обмазали глиной и засунули в печь на тлеющие угли томиться. За ночь птички приготовятся и их можно будет взять в дорогу. Нам очень повезло, что в сторожке был небольшой запас соли. Поэтому половину тушки йепуре мы решили оставить в знак благодарности, предварительно хорошо натерев мясо специями и подвесив на крюк на стену у печи. Свою половину просто густо посолили, завернули в тряпицу и упаковали в котомку.

Ужинали молча. Так же молча устраивались на ночлег на топчанах, заранее договорившись отправляться в путь на рассвете. Намаявшись за такой длинный день, я вырубилась сразу, только коснувшись головой травяной подушки. А ночью мне приснилось море. Грозные седые волны вздымались на невероятную высоту, заворачивались белыми шапками пены и потом, эта огромная, многотонная масса вздыбленной воды, с грохотом и мелкими брызгами обрушивалась вниз. Разбивалась, чтобы вновь, собрав силы, устремиться вперед и вверх! Двигалась одна за другой, сталкивалась, в стремлении завоевать большую территорию. Казалось, что они бросают вызов гравитации, зависая в пространстве. Это было нечто грозное, ужасающе прекрасное... А над всем этим буйством стихии, почти сливаясь с чернотой ночи, стремительно неслась четвёрка огнегривых коней, скользя по воздуху багровыми всполохами.