Три желания

Глава 5.

Через неделю после ссоры с Митрофаном и спустя полтора месяца после моего попаданства, к нам в деревню нагрянула инспекция. Кто-то настрочил донос, будто староста утаивает от казны золото. Не доплачивает налоги, а его дочь, то бишь я, занимается целительством без разрешения местной управы.

Поднимая пыль и распугивая местный аналог кур, к нашей калитке подкатила черная карета, запряженная парой зубастых тварей, напоминающих помесь динозавра со страусом. Большая голова, с торчащими на ней в разные стороны короткими черными перьями, с пастью, нашпигованной острыми, клиновидными зубами, покачивалась на длинной страусиной шее. Массивное тело, покрытое широкими пластинами, как броней, заканчивалось двумя мощными лапами, с загнутыми когтями. А толстый хвост в виде обрубка бревна, придавал этому телу устойчивое положение. Ещё одна пара конечностей была намного короче задних, но это нисколько не расстраивало тварь, поскольку до своей морды она дотягивалась прекрасно. Что тут же продемонстрировала одна из них, подцепив зазевавшуюся птицу когтем и отправив целиком в пасть.

Я как раз возвращалась с огорода, когда дверца кареты распахнулась и оттуда сначала показалась нога в светлом шелковом чулке и башмаке с огромной золотой пряжкой. Потом появилась рука, унизанная перстнями и, наконец, маленький, толстенький человек, в дорогом бордовом камзоле и бежевых бриджах с бантами под коленками вместо застёжек, вывалился наружу. Отдуваясь и обмахиваясь белым шелковым платком, он вновь повернулся к двери кареты, придерживая её за ручку, откуда уже показалось еще одно действующее лицо, — полная противоположность первому. Длинный и худой как жердь, наглухо упакованный в черный сюртук и такие же штаны, заправленные в невысокие мягкие сапоги, мужчина брезгливо сморщился, оглядываясь вокруг. Легко спрыгнув на землю, достал из недр кареты небольшую шкатулку и уверенно направился во двор. Толстяк тут же засеменил за ним следом.

В это время на крыльце появился Меркул со Стешаней. Низко склонившись в поклоне, отец приветствовал прибывших. Меня коснулся целый коктейль из чувств, — беспокойство, уважение от отца. Тревога и забота от матери и липкое чувство брезгливости и превосходства от вновь прибывших. Прислонившись к стене дома и выглядывая тихонько из-за угла, я продолжала наблюдать за чиновником и его помощником.

— Приветствую Вас досточтимые бувы! Осмелюсь спросить, что привело Вас в нашу местность? И как долго планируете задержаться? Созывать люд или изволите отдохнуть с дороги? — всё ещё кланяясь, спросил отец.

Толстяк никак не отреагировал на приветствие старосты, а забежав немного вперед, молча оттолкнул Меркула в сторону и подобострастно согнувшись, распахнул дверь в хату. "Длинный" важно прошествовал мимо отца с матерью, окинув их презрительным взглядом и тем ничего не оставалось, как зайти следом за гостями. Пришлось идти и мне. Стешаня тут же отправила меня на кухню, подальше с глаз. Сама же тихонько присела у печки, что изразцовой стороной выходила в гостевую комнату. Однако, я была бы не я, если бы спокойно сидела в углу! Поэтому, незаметно подкравшись ко входу, я стала подглядывать через щель, неплотно закрытой двери.

"Черный" человек сидел за обеденным столом, накрытым простой тканевой скатертью, на котором стояла открытая шкатулка. Он перебирал в ней небольшие тусклые шарики бледно-жёлтого цвета и говорил страшные вещи, — Староста! Ты обвиняешься в сокрытии золота от налогов, принадлежащих нашему славному королю Руколю! Если сейчас у тебя в доме будет обнаружено искомое, ты пойдёшь на каторгу, дом твой отойдет казне, а жена и дочь будут проданы в счет погашения долга! Лучше тебе сразу сознаться и отдать украденное! Тем самым ты сможешь помочь своим женщинам остаться свободными.

Однако не дождавшись от Меркула какой-либо реакции на свои слова, мужчина достал один невзрачный шарик, размером с куриное яйцо, сжал его в руке и подбросил в воздух.

Раньше я никогда не видела ничего подобного, поэтому смотрела во все глаза. Вот шарик завертелся вокруг своей оси, ярко вспыхнул и медленно поплыл по воздуху вдоль стен, ненадолго зависая то перед небольшим круглым зеркалом в раме из бронзовых листьев, то перед подсвечниками на комоде, то перед буфетом со столовыми приборами. Все ближе и ближе продвигаясь к выходу из комнаты, отчего толстяк сделал стойку как охотничья собака, взявшая след. А мне от него пришел приторно сладкий запах предвкушения. Наконец шарик приблизился к самому порогу и вдруг, остановившись, замигал.

Меркул, всё это время стоявший у стола и отстраненно следивший за шариком, удивлённо распахнул глаза, — Этого не может быть!

Тем временем, толстяк подскочил к артефакту, прошептал что-то себе под нос и поводив рукой над порогом, уверенно наклонившись, достал из ниоткуда небольшой мешочек, туго набитый кругляшами с выпирающими боками сквозь ткань. Торжественно преподнеся кошель долговязому, толстяк успокоился и уселся на свободный стул. Меркул побледнел, а Стешаня охнула и боязливо прикрыла рот рукой, когда на стол были высыпаны золотые монеты. Много золотых монет.

— Собрать народ! — приказал долговязый помощнику коротышке.

— Смилуйтесь, высокочтимый був! — кинулась в ноги Стешаня, — Это не наше! Сроду такого богатства не было! Нам подкинули!

Но никто не стал слушать бедную хозяйку. Переступив через плачущую на коленях женщину, чиновники покинули дом, а я бросилась к матери, пытаясь её успокоить. Отец же так и продолжал стоять бледный и окаменевший у стола, остекленевшим взглядом уставившись на место, где только что лежало золото. Скорбная складка опустила его уголки губ и стерла с лица радость жизни. А у меня во рту растекалась горькая тоска и безысходность от исходящих от него эмоций. Да, законы королевства предполагают за воровство каторгу или смерть, в зависимости от суммы украденного. Или откуп, если речь идет об аристократах. Миры разные, а системы схожие.

— Я что-нибудь придумаю! Мама, отец!

Моя душа была в отчаянии. Нужно сосредоточиться! Если деньги подкинули, значит это кто-то из своих, местных. Значит на сходе кто-то очень сильно будет злорадствовать и думать, что у него всё получилось! Нужно лишь прочитать его мысли и сдать властям! У нас всё получится! Так думалось мне, пока заезжие инспектора дожидались, когда соберут сельчан для суда над бывшим старостой.

Наш дом стоял почти в центре деревни, на самой широкой улице, выделяясь резным крытым крыльцом и новенькой крышей, что Меркул перекрыл, став старостой деревни. Всё-таки статус обязывал. Поэтому народ начал подходить к нашему двору, рассаживаясь кто на лавочку у забора, кто на бревнышко у стены дома, а кто прямо на траву.

Местный лекарь, что так неудачно хотел меня похоронить, прикатил на своем тарантасе, запряженным в еще одну разновидность ездовых животных. Маленьких, невысокого роста, милых, домашних слоников — по здешнему, хоблов. Скотинка притулилась к обочине и мирно стала пощипывать травку, в то время как ее хозяин, пытался выставить себя в лучшем свете перед приезжей инспекцией. Он распинался в своих исключительных лекарских способностях, хвастаясь, что в деревне не осталось ни одного больного и только благодаря его стараниям! Что такие способности просто необходимы для столичного применения, но никак не предназначены для такой глуши. Может быть бувы поспособствуют...

Последним появилось семейство мельника, самого богатого и надменного представителя деревни. Впереди всех выступал сам глава, обряженный в белую рубаху с красной вышивкой по вороту и подолу. Подпоясанный шёлковым поясом, в мягких кожаных сапогах и добротных суконных штанах, заправленных в эти сапоги. Тёмные волосы мужика были тщательно прилизаны, на губах играла довольная улыбка. За ним вышагивал такой же расфуфыренный сын и замыкала шествие необъятных размеров мельничиха. Согнав с лавочки трех мужичков, одетых попроще, они чинно уселись с гордым видом победителей.