Ученица Волхва

Глава 11. Затишье после бури. (18+)

Светлана дочь Борислава главы Чернобора присела на корточки у ручья, запустив пальцы в ледяную воду. Её косы, заплетённые с вплетёнными колокольчиками, звенели при каждом движении. Арина сидела напротив, чистя ножом корень мандрагоры — по привычке, как если бы Еремей велел ей собрать травы для защиты от сглаза.

— Ну расскажи, — Светлана улыбнулась лукаво, вытирая руки о подол платья. — Как те тут живётся? Все шепчут, что ты волхвой стала. Мужчины-то заглядываются?

Арина фыркнула, бросая очищенный корень в корзину. Ручей журчал, словно подначивая её к откровениям.

— Живётся… как в проклятой сказке. Волхва я или нет — всё равно на огороде полоть приходится. А мужчины… — она замолчала, вспоминая Тойво с его белыми глазами, и Михаила, чьи руки пахли железом и злобой.

— Ой, да не томи! — Светлана подсела ближе. — Михаил Меньшой, слыхала, к тебе приставал. Ну и нравы у этих крещёных! Как медведь в берлоге — рычит да ломится.

Арина сжала нож так, что костяшки побелели.

— Он больше не придёт, — сказала она тихо. — А если придёт — я сама превращу его в жабу. Еремей научил.

Светлана засмеялась, но смех оборвался, когда она заметила тень в глазах подруги.

— А ещё кто? — спросила она осторожнее. — Говорят, у вас тут чуд какой-то появился…

Арина вздрогнула. Тойво. Его имя будто обожгло язык.

— Он… не человек, — выдохнула она. — Ростом с подростка, но сила… — она провела рукой по воздуху, словно рисуя контуры его меча. — И глаза, как у совы. Белые.

Светлана скривилась, срывая стебель папоротника.

— Страшно, наверное. Наши бабки говорят — чудище белоглазое детей ворует.

— Он не воровал, — резко ответила Арина, сама удивившись своей горячности. — Он… помогал.

Девушки замолчали. Ветер донёс запах дыма из деревни — где-то жгли старую траву, чтобы отогнать злых духов. Светлана первой нарушила тишину:

— А глянулся он тебе?

Арина замерла. В памяти всплыли моменты: Тойво, смеющийся у костра; его руки, ловко чинившие ловушку; как он сражался, будто сама смерть танцевала с его мечом. Но и Еремей… Его холодная мудрость, ставшая её защитой и клеткой.

— Не знаю, — прошептала она. — Они оба… не отсюда.

Светлана покачала головой, вставая и отряхивая платье.

— Ты, Аринка, как та речка — с виду тихая, а под водой омуты. Берегись, а то утянет.

Она ушла, оставив Арину одну. Тень от дуба протянулась к ней, словно стараясь обнять. Где-то в лесу завыл ветер — или дух. Арина взяла корзину и пошла к деревне, думая о том, что Светлана права.

Омуты… Но она уже не могла остановиться.

Лесная тропинка, окутанная золотым светом заката, внезапно ожила. Арина, несшая корзину с травами, остановилась, услышав шорох. Из чащи вышел юноша — темноволосый, с глазами цвета весенней листвы, в которых мерцали искры древней магии. В руках он сжимал букет невиданных цветов: лепестки переливались оттенками ночи и зари, а стебли обвивала серебристая роса, будто слезы духов.

— Добрый вечер! — голос его звучал легко, как шелест листьев. — Не откажешься от подарка?

Он протянул букет. Арина замерла. Цветы пахли знакомо — так пахли зелья Еремея, смесь земли, звезд и чего-то невозможного.

— Кто ты? — спросила она, принимая букет. Прикосновение к лепесткам вызвало дрожь — будто тысяча воспоминаний пронзила кожу.

— Радомир, — юноша улыбнулся, и в уголках его глаз легли морщинки — точь-в-точь как у старика, когда тот скрывал хитрость. — А ты, наверное, та самая травница, о которой шепчутся деревья?

Он взял корзину из её рук, не дожидаясь разрешения, и зашагал рядом. Его смех, звонкий и свободный, контрастировал с мрачностью Чернобора. Но в жестах — как он поправлял волосы, как касался рун на коре деревьев — было что-то бесконечно знакомое.

— Ты… похож на одного человека, — проговорила Арина, всматриваясь в его профиль.

— На кого? — Радомир притворно нахмурился. — Надеюсь, на героя из сказок?

Они вышли к опушке. Ветер донёс запах дыма из деревни, и Арина вдруг вспомнила: Еремей всегда приносил ей цветы мандрагоры в такой же корзине.

— Почему ты здесь? — её голос дрогнул.

Радомир остановился, повернувшись к ней. В его взгляде вспыхнула глубина, которой не бывает у юнцов — мудрость, прожившая века.

— Потому что обещал защищать тебя, — прошептал он, и это были слова Еремея.

Арина застыла. Сердце колотилось, разрываясь между недоверием и надеждой. Она подняла руку, коснулась его щеки. Кожа была теплой, живой, но в прикосновении сквозила та же сила, что когда-то сковывала её чарами.

— Это… невозможно, — выдохнула она.

— Лес даёт вторую жизнь тем, кто служит ему верно, — он прижал её ладонь к своей груди. Под тонкой рубахой билось сердце — новое, но хранящее все её имени.

Арина не помнила, кто начал первый. Она вцепилась в его плечи, втягивая запах дождя и кореньев, смешавшийся с его дыханием. Радомир (Еремей? Юноша? Дух?) ответил ей с той же яростью, словно вековое молчание прорвалось в этом поцелуе.

— Я не просил прощения, — прошептал он, когда их губы разомкнулись.

— И не надо, — Арина прижалась лбом к его груди. — Ты вернулся. Этого достаточно.

Они шли к деревне, почти не разговаривая. Букет в руках Арины светился тусклым сиянием, а Радомир напевал старую песню — ту, что Еремей всегда бормотал у котла.

У крыльца Светлана, увидев их, ахнула и спряталась за плетень. Арине было всё равно. Она смотрела на юношу, в чьих глазах горели зелёные звёзды, и знала: Чернобор больше не будет прежним.

А где-то в глубине леса, на заповедной поляне, колдовской цветок ронял лепесток в ручей. Он плыл, кружась, к далёким землям, унося с собой обет: «Пока бьётся её сердце — я буду жить».

*** 18+***

Корзина с травами грохнулась на пол, рассыпая сухие лепестки и коренья. Арина вцепилась в ворот рубахи Радомира, прижимая его к стене. Губы её горели, а пальцы дрожали — от ярости, от желания, от тысячи невысказанных вопросов.

— Ты же мой учитель, — прошептала она, целуя его шею, впиваясь зубами в место, где когда-то пульсировала чёрная жила яда. — Учи заниматься любовью. Прямо сейчас.

Радомир застонал. Его руки, уже не старческие, а сильные и ловкие, обхватили её бёдра, поднимая, чтобы прижать к себе. Руны на его коже вспыхнули зелёным огнём, сплетаясь с тенями, что клубились по углам избы.

— Ты помнишь, — он сорвал с неё платье одним движением, ткань рассыпалась, как осенние листья. — Как я учил тебя читать руны?

Арина в ответ провела ногтями по его груди, выжигая знаки на плоти. Каждое прикосновение оставляло светящийся след — их магия сливалась, как вода с огнём.

— Покажи мне новые, — она прикусила его нижнюю губу, и воздух взорвался искрами.

Радомир положил её на стол, заваленный свитками и сушёными грибами. Бумага вспыхнула синим пламенем, но они не заметили. Его пальцы скользнули между её бёдер, и Арина вскрикнула — не от боли, а от удара магии, пронзившей её, как молния.

— Видишь? — и тело Арины содрогнулось от его напора, а столешница треснула под тяжестью их силы. — Это руна Дажьбога…

Арина выгнулась, цепляясь за его плечи. Вокруг них кружились вихри из лепестков и пепла, а на потолке проступали древние символы — любовь и смерть, сплетённые воедино.

— Лжец… — она засмеялась, чувствуя, как её тело наполняется не только им, но и дикой энергией леса. — Это руна Ярилы…

Радомир прижал её ладонь к своему сердцу. Под кожей билось живое сердце — а не кристалл чуда.

— А это… — он ускорил ритм, и Арина взвыла, ногти впиваясь в его спину. — …руна Любви.

Стол рухнул. Они покатились по полу, но даже это не остановило их. Арина перевернула его, сев сверху. Её волосы, распущенные, как ночь, касались его груди, и каждый локон оставлял ожог.

— Ты научил меня всему, — она двигалась, и с каждым толчком стены избы покрывались цветами. — Кроме этого.

Радомир взревел, хватая её за талию. Его тело выгнулось, и они взлетели — не метафорически. Магия подняла их в воздух, обвивая золотыми нитями. Арина смеялась, целуя его, пока их силуэты сливались со светом рун.

Когда они упали на кровать (точнее, магия мягко опустила их), Арина прижалась к его груди, слушая, как бьётся кристалл.

— Ты всё ещё мой учитель, — прошептала она.

— А ты — моя вечная ученица, — он провёл рукой по её спине, и шрамы от старых битв исчезли, как будто их смыл дождь.

За окном, в Чёрном лесу, завыл ветер. Но здесь, в избе, пахло мёдом, дымом и чем-то новым — обещанием, что даже бессмертные могут возрождаться.

Арина прислушивалась сама к себе, молча лежа рядом с любимым учителем на кровати. В ней что-то изменилось. Она стала спокойнее и как-то взрослее. Ей больше не хотелось вспоминать о Михаиле и Тойво.

— Это потому, что ты моя волхва, — послышался голос Макоши, — а не Живы, Матушки Сырой-Земли или Мораны. Волхва Макоши будет совершенной лишь после того, как станет женщиной. Кстати, дети — это прекрасно, но чтобы зачать ты должна этого захотеть. Люби. Живи. Защищай.