Ученица Волхва

Глава 15. В объятиях тьмы

Тепло печи и шепот ветра в соснах за окном убаюкали Арину. Она уснула, укрывшись платом, сотканным матушкой Ольгой, но сон ее был неспокоен. Вместо привычных дремучих лесов перед ней возникли стены древнего терема — черные, будто вырезанные из ночи. Каменные плиты пола холодом пробирались сквозь тонкие подошвы, а воздух пахнул дымом и медвяной горечью полыни.

В центре зала, на троне из переплетенных корней и костей, восседал Он. Чернобог.

Его облик заставил Арину замереть: высокий, как дуб, с кожей цвета воронова крыла, а из плеч росли ветвистые рога, словно у оленя, но черные, как смоль. Глаза — два уголька, тлеющих в глубине глазниц, а голос — словно шорох осенних листьев под сапогами воина.

— Пришла, волшбица, — произнес он, и уголки губ дрогнули в подобии улыбки. — Не бойся. Ты мне не враг.

Арина хотела отступить, но ноги будто вросли в камень. Чернобог поднял руку, и тени вокруг закрутились, сплетаясь в узоры, похожие на древние руны.

— Ты сняла печать, — продолжил он, и в его словах звенела сладкая благодарность. — Тысяча лет эти проклятые шаманы чуди держали меня прикованным к праху. Их страх был сильнее моей ярости… но теперь я свободен. Благодаря тебе.

— Я… не делала этого, — выдохнула Арина, вспоминая лишь смутные обряды прошлой ночи.

— Неведением своим помогла, — Чернобог махнул рукой, и у ее ног расцвел черный шиповник, шипы которого обвили ее лодыжки, но не кололи. — А за это я милостив. Твой город Чернобор останется нетронутым. И ребенка проклятого у тебя не будет — тот призрак, что взял тебя силой, я уничтожил. Его призрачное семя бессильно. Лишь живой может подарить женщине семя жизни.

Сердце Арины сжалось. Она помнила ту ночь: туман, огни костра, чужие губы… и страх, что в ней уже зреет нечто чужое.

— Зачем? — прошептала она.

— Жалость, — Чернобог наклонился, и его роза замерла в дюйме от ее лица. — Но если захочешь дитя — рожай. Сейчас звезды благоволят. Сын твой станет мечом, а дочь — щитом. Великими… — Он замолчал, будто передумал продолжать.

Тень скользнула по стене, и Арина заметила, как изгибы рогов Чернобога покрылись тонкими трещинами, будто старые раны.

— А еще… — его голос стал тише, почти нежным, — подумай о замужестве. Князья Руси ищут мудрых жен. Ты могла бы править рядом с одним из них. Опора мужу, мать героям…

В его словах была сладость, но Арина вдруг вспомнила предостережения Радомира: «Тьма льстит, чтобы зацепить сердце за крюк».

— Зачем тебе моя судьба? — спросила она, заставляя голос не дрожать.

Чернобог откинулся на трон, и тени за его спиной ожили, превратившись в стаю воронов.

— Мир меняется, волшбица. Старые боги просыпаются. Но я не спешу — у меня есть века, чтобы вернуть свое… исподволь. — Он щелкнул пальцами, и терем начал таять, как дым. — Спи. И помни: Радомир и Ольга — твои защитники. Жаль, их сердца мне не сломить…

Арина проснулась с криком. В избе пахло сушеными травами, а за окном уже серело утро. У груди дрожал оберег — деревянный знак Велеса, вырезанный Радомиром.

— Видела что-то? — раздался из угла голос матушки Ольги. Старица сидела у прялки, но кудель была порвана, будто ее рвали в спешке.

— Чернобог… Он говорил со мной, — Арина сжала оберег, чувствуя, как в горле комом встают слезы.

Ольга встала, и ее лицо стало жестким.

— Ложь. Старые боги не милуют, не требуя платы. Что он посулил?

— Чтобы я шла замуж…

Старица хмыкнула, бросив в печь пучок полыни. Дым заклубился горько.

— Чует, что Радомир научит тебя видеть его сети. Вот и спешит опутать тебя раньше.

Арина посмотрела на темнеющий лес за окном. Где-то там, в глубине, ей почудился смех — низкий, как гул земли перед грозой.

И в сердце, вопреки словам Чернобога, поселился холодок сомнения.

Тяжелые дубовые двери черноборского терема скрипнули, пропуская Арину и Радомира в советную палату. Князь Борислав Ярополкович сидел на резном троне, обложенном медвежьими шкурами, и щурился, разглядывая свиток с гербом — вороном, держащим меч. Его борода, рыжая с проседью, колыхалась в такт пальцам, барабанившим по подлокотнику.

— Ну? — князь откинулся, когда волхвы поклонились. — Где печать? Или опять одни россказни о богах?

Радомир выступил вперед, его плащ, расшитый обережными узорами, шуршал, будто шепча предостережение.

— Печать разрушена, княже. Но освободили мы не светлую силу…

— Чернобог, — перебила Арина, и в горле пересохло. — Он… благодарил.

Борислав замер. В его глазах мелькнуло то, что Арина видела у охотников перед выстрелом: расчет, смешанный со страхом.

— Благодарил? — князь усмехнулся. — Значит, не все вранье, что в старых свитках пишут. Говорят, он дарует силу тем, кто ему служит.

— Силу, которая сжигает, — прозвучал из угла хриплый голос матушки Ольги. Старица вошла беззвучно, как тень, и теперь опиралась на посох с волчьим черепом. — Ты хочешь быть игрушкой в лапах того, кто старше наших лесов?

Князь вскочил, ударив кулаком по столу.

— Я хочу, чтобы Москва наконец признала нас не «лесными дикарями», а княжеством! Иван Васильевич молод, но его бояре жаждут золота и чудес. — Он вытащил из-за пояса кинжал с черным лезвием — тот самый, что когда-то держал печать Чернобога. — Вот подарок: клинок, что синеет от яда. Пусть думают, что это наш дар… и наш щит.

Арина вздрогнула. Лезвие мерцало, будто в него вплели звездную пыль, но на рукояти она узнала узор — те самые трещины, что были на рогах Чернобога.

— Нельзя отдавать артефакты тьмы в чужие руки! — Радомир шагнул к трону, но Борислав взмахнул кинжалом, заставив его остановиться.

— Тьма? — князь рассмеялся. — Москва и так тонет в крови да интригах. Пусть их князь поиграет с игрушкой… пока мы получим ярлык.

Матушка Ольга зашипела, словно разъяренная рысь, но Арина уже не слышала их спора. Воздух вокруг сгустился, запахло полынью и инеем.

«Посмотри…»

Голос Чернобога проскользнул в сознание, как змея под листвой.

И она увидела.

Золото терема великого князя.

Позолота палат, парча на боярах, алые ковры. Рядом с Ариной стояли девушки в кокошниках, усыпанных жемчугом, но их лица были размыты, как в дымке. Сама она — в платье из серебряной парчи, а волосы, заплетенные с бирюзой, утягивали шею тяжестью.

— Смотрины, — прошептала она, узнав обряд.

По залу шел юноша в бармах и шапке Мономаха. Лицо худое, глаза слишком взрослые для шестнадцати лет. Иван Васильевич.

— Мне вот эта люба, — вдруг сказал он, останавливаясь перед Ариной. Его пальцы дрогнули, едва не коснувшись ее руки. — Как звать?

— Арина Черноборская, — ответила она против воли, и сердце забилось: в его взгляде была не только любовь, но жажда — словно он узнал в ней что-то запретное.

За спиной князя качнулась тень — на стене проступили очертания рогов…

Видение рассыпалось, когда матушка Ольга вцепилась ей в плечо.

— Очнись! Что с тобой?

Арина задыхалась. Князь Борислав смотрел на нее с любопытством, будто птицелов на диковинную птаху.

— Она видела путь, — сказал он медленно. — Смотрины. Москва любит чудеса… и красивых невест.

— Нет! — Радомир встал между ними. — Это Чернобог водит ее умом! Он хочет вплести наш город в свою сеть!

Но князь уже поднял руку, заставляя замолчать.

— Завтра отправляем посольство. Клинок, меха, золото… и Арина поедет с дарами. — Его глаза блеснули. — Пусть московский князь взглянет на нашу «дикарку».

Матушка Ольга выругалась, схватив Арину за руку:

— Ты чувствовала его, Чернобога, в видении?

— Да, но… — Арина опустила глаза. — Князь смотрел на меня так… будто я уже его.

Старица плюнула через плечо.

— Это не князь смотрел. Это Тот, Кто за ним стоял.

За окном грянул гром, хотя тучи не было. Воздух затрепетал, будто гигантские крылья пронеслись над теремом.

Борислав сжимал кинжал, словно пытаясь услышать шепот стали.

— Решено. Готовьтесь.

Когда Арина вышла, ей почудилось, что на пороге остался след — копыто, обвитое черным шиповником.

А вдали, за лесом, смеялся кто-то древний.

Ночь над Чернобором была густой, как смола. Радомир стоял на краю священной рощи, где кости земли проступали сквозь почву в виде серых валунов. В руке он сжимал роговую свирель — древний знак договора с теми, кто служит между мирами. Звук, который он извлек, не был мелодией: скорее, это напоминало крик раненой птицы, застывший в воздухе.

Из тьмы вырвался ветер, и перед волхвом приземлился сокол. Перья его были черны, но глаза светились голубым, как зимние звезды. Вспышка — и вместо птицы возник юноша в плаще из шкур, с лицом, иссеченным шрамами-рунами.

— Финист, — кивнул Радомир. — Помнишь, как клялся служить, когда я вытащил тебя из пасти Морского Змея?

— Помню, — голос гонца звучал хрипло, будто редко используемый. — Что надо?

— Мою ученицу Арину губит Чернобог. И князь уже не свой. — Радомир вынул из-за пазухи кольцо: серебряное, с камнем цвета тумана. — Надо выкрасть ее до рассвета. Проведешь через леса в Светлояр. Волхвы Макоши снимут с нее печать Тьмы.

Финист взял кольцо, прищурившись. Камень дрогнул, и вокруг пальцев гонца завертелся туман.

— А князь?

— Ольга приготовила зелье забвения. Выпьет — и решит, что сам отказался от посольства. Но тебя ждет труднее: послы Борислава будут охранять Арину как зеницу.

Гонец усмехнулся, и в его улыбке мелькнуло что-то звериное.

— Люди… Они всегда смотрят вверх, когда ждут удар с неба.

Радомир схватил его за запястье.

— Не убей никого. Чернобог ищет смерти, чтобы разжечь войну.

— Обещаю, — Финист уже превращался обратно в птицу, — только поцарапаю.

Арина не спала. В тереме пахло сушеным дурманом — матушка Ольга окуривала комнаты, но тревога грызла сердце. За окном, в кромешной тьме, что-то шевелилось. Не животное, не человек…

— Собирайся, — в дверях возникла Ольга, держа узел с травами и ножом, обмотанным конским волос. — Сейчас придут тебя стеречь.

— Куда?..

Старуха не ответила. Снаружи раздался крик, лязг железа — и вдруг в окно ворвался вихрь когтей и перьев. Сокол вцепился в лицо стражника, вырвав клок бороды, а в следующее мгновение Финист, уже человек, ударил другого рукоятью кинжала.

— Бежим! — крикнул он, хватая Арину за руку. Кольцо на его пальце вспыхнуло, и воздух заволокло молочной пеленой.

Они выскочили в ночь. За спиной гремели шаги, но Финист вел Арину через овраги, где даже волки не рыскали. Кольцо жгло ему палец, заставляя туман сгущаться — погоня теряла след, спотыкаясь о корни, будто лес оживал против них.

Утром князь Борислав пил вино, сдобренное каплями Ольгиного зелья. Его взгляд был мутным.

— Посольство… Зачем? Москва далека.

Радомир, стоя у двери, перевел дух. Обряд подействовал.

— Мудрое решение, княже.

Но в углу, где тени были гуще обычного, что-то зашипело. На стене проступили трещины, похожие на рога.

Финист и Арина шли три дня. Затем в малой крепости Тарноге Финист свел коней. Кольцо заставляло путников обходить их стороной, а торговцы забывали их лица едва те скрывались из виду. На четвертую ночь, у костра, Арина разглядела руны на руке гонца: там было выжжено слово — «Светлояр».

— Это город-призрак, — сказал Финист, бросая в огонь ветку. — Где Макошь прячет тех, кого хочет спасти.

— А ты? — спросила Арина. — Почему согласился помочь?

Он усмехнулся.

— Радомир спас меня не из доброты. Он знал, что пригожусь.

Внезапно сокол вздрогнул. Из леса донесся вой — не волчий, а низкий, словно рев медведя с человечьим голосом.

— Его твари, — прошипел Финист, хватая Арину. — По коням скачем!

Они мчались сквозь чащу, а за спиной ломались кусты. Кольцо туманило разум преследователей, но Чернобог не смотрел их глазами — он чуял душу Арины.

Лишь утром, когда вдали показалась широкая река, а на берегу — ворота, сплетенные из березовых ветвей, Финист остановился, шепнув: «Березовый Волочек на Сухоне. Теперь будет проще».

Здесь Финист продал двух сведенных в Тарноге скакунов и купил место на купеческой ладье, идущей в Вологду.