Ученица Волхва

Художественное отсупление 1

Дни текут между пальцами как бусины ожерелья недель. Давно Арина не была так счастлива. Жизнь была наполнена уроками плетения и ткачества. Она учила гимны и кощуны. Она сплетала лучи луны в волшебные нити на зачарованной самопрялке. Она гордо носила веретено Макоши на поясе, как воины носят боевой нож. Чернбор жил, дышал, чаровал, смеялся и плакал. Он был живым.

Тихо кончался июнь, который в Черноборе называли разноцвет. Это было время, когда светлые ночи целуют землю, не решаясь нарушить торжество светлого дня. Воздух, пропитанный смолистым дыханием лиственниц, был густ и прохладен, словно сама природа не спешила расстаться с весенней свежестью. Над Кокшеньгой-рекой стелется туман, серебристый и зыбкий, как вуаль невидимой богини. Вода здесь холодна даже в зной, а её течение, упрямое и быстрое, шепчет древние заклинания, перекатывая камни, отполированные веками.

Чернобор раскинулся на высоком берегу вольготно, будто исполинский зверь, прилёгший отдохнуть меж деревьев. Дома, рубленные из вековых лиственниц, стоят неспешно, каждый за своим частоколом из заострённых кольев. За плетнями — огороды, где густеет темно-зелёная капуста, алеют гроздья смородины, колышется репа, скромная и крепкая, как сама здешняя земля. Плодовые деревья, корявые от северных ветров, тянут к солнцу ветви, усыпанные завязью: яблони, груши-дикарки, терпкие вишни — всё, что может выжить под присмотром короткого лета.

В полдень, когда солнце, бледное и неробкое, скользит меж крон, деревня будто затихает. Лишь пчёлы гудят над цветущим иван-чаем, да кузнечик стрекочет в высокой траве. Крыши домов, поросшие мхом, дымятся тонкими струйками — хозяйки варят похлёбку с грибами да щавелем. Запах дыма смешивается с ароматом мокрых камней у реки и горьковатой полынью, что растёт у околицы.

Но истинная жизнь Чернобора просыпается к вечеру. Когда тени становятся длинными, а небо окрашивается в сизые и розовые тона, у старого дуба собираются жители. Камень-алтарь, покрытый рунами, устилают свежесрезанными ветвями берёзы — сегодня праздник Купальницы. Девушки плетут венки из папоротника и лютиков, старики разводят костёр, дым которого вьётся в небо, как мост к предкам. Дети смеются, бегая между домами, а где-то за лесом кричит коростель, словно вторя древним песням.

К ночи, когда зарево костра сливается с багрянцем заката, река отражает звёзды — первые, робкие, как глаза лесных зверей. Воздух звенит от стрекозиных крыльев, а в чаще, за частоколами, шуршит кто-то незримый. Чернобор дышит, живёт, храня в каждом камне, в каждом корне, память о тех, кто когда-то нашёл здесь приют — меж лиственниц, туманов и вечного шепота Кокшеньги.