Ученица Волхва

Глава 16. Тени над Вологдой

Ладья купца Олега Толстоборода скользнула по воде, словно утка-нырок, пока причал Вологды не вырос перед ними целым лесом мачт и веревочных лестниц. Город пах смолой, дегтем и свежеструганной сосной — будто гигантский плот, собранный из тысячи бревен. Дома, терема, амбары, даже крепостные стены — все было вырублено из дерева, почерневшего от дождей и украшенного резьбой: тут солнечные розетки, там звери с переплетенными хвостами, а на коньках крыш — кони-обереги с кедровыми гривами.

— Гляди, Аринушка, — Финист тронул ее локоть, указывая на собор за крепостью. — Пять глав, как персты у руки. Только кресты вместо маковок…

Церковь Вознесения вздымала купола, покрытые осиновым лемехом — чешуей, переливавшейся серебром под хмурым небом. Но странно: на западном фасаде, меж окон, Арина разглядела резную русалку с распущенными волосами — явно языческий мотив, притаившийся под сенью православных крестов.

— Не пялься, — Финист натянул на нее плащ с капюшоном. — Тут попы за такой твой взгляд «нечистой» обозвать могут.

На причале кипела толчея. С барж выгружали бочки с соленой беломорской сельдью, купцы из Новгорода торговались за льняные холсты, а мальчишки-поводыри в лохмотьях предлагали донести поклажу до постоялых дворов.

— Спасибо, Олег Семеныч, — Финист поклонился купцу, чья борода напоминала мочальный веник. — Добра тебе до Архангельска.

— Не за что, соколик. Только смотри — девку в обиду не давай. Улица Ювелирная… там нынче стрельцы с лубяного острога шныряют.

Когда ладья отчалила, Финист разжал ладонь: на кожаном шнурке висели два изумруда, данных Радомиром. Камни были не крупнее бобов, но в их глубине мерцали искры, будто светляки, пойманные в зеленый лед.

— Жди тут, — он указал Арине на бревно у амбара с вывеской «Соль-пермянка». — Пойду менять на серебро.

Улица Ювелирная оказалась щелью меж двух рядов теремов, где каждый второй дом был мастерской. В распахнутых окнах звенели молоточки чеканщиков, в горнах плясали синие язычки пламени, а на прилавках под навесами сверкали:

— Серьги вологодские! Лал червчатый в сканых узорах!

— Перстни с яхонтами, кои тьму разгоняют!

Финист пристроился к лотку старика в лиловом кафтане — тот чистил ножом янтарную бусину.

— Дедушко, возьмешь камушки? — гонец высыпал изумруды на ладонь.

Старик приложил лупу-«смарагдник» к глазу:

— С Урала? Или… — он вдруг присмотрелся к прожилкам в камне. — Не земные сии травки.

— Сихвинские болота, — соврал Финист. — Сам копал.

Пока они торговались, Арина, оставшись у соляного амбара, впитывала город. Напротив, у часовни Николы Мокрого, слепой нищий пел стихеры, тыча посохом в мостовую:

— «Спаси, Господи, люди Твоя…»

Но за его спиной, на бревенчатой стене, кто-то углем нарисовал знак — три переплетенных кольца. Знак Макоши. Арина потянулась к нему, забывшись, но вдруг —

— Ты чьих? — рыкнул стрелец в красном кафтане, хватая ее за плечо. — Чего у церкви шляешься?

— Я… жду брата, — выдохнула Арина, чувствуя, как в груди закипает знакомая теплота — сила, готовая ударить, сжечь…

— Какой брат? — стрелец придвинулся, пахну луком и хмелем. — Может, я тебе вместо брата…

— Сестренка! — Финист втиснулся между ними, звонко чмокнув Арину в щеку. — Прости, задержался! — Он сунул стрельцу серебряную деньгу. — На калачи, служивый.

Когда тот, бурча, отошел, Финист прошипел:

— Чуть не спалилась. Видела знак?

— Макоши…

— Не только. — Он указал на крышу часовни: среди резных «полотенец» под кровлей сидела деревянная фигурка — птица с человеческим лицом. Алконост. — Здесь наши есть. Но молчи пока.

Они двинулись к посаду, обходя лужи с радужными пятнами масла. Над городом зазвонили колокола — вечерний благовест, и вдруг Арина заметила: каждый удар словно выбивает из воздуха дрожащие волны. Силу. Но не ту, что у Чернобога — светлую, но чужую.

— Финист, — она остановилась. — Здесь… как будто сам город — оберег.

Гонец кивнул, поправляя кольцо Забвения, теперь спрятанное под перчаткой.

— Вологда — узел. Православие сверху, старина снизу. Только не дай этим стенам себя обмануть — под ними все еще течет кровь древних богов.

И когда они свернули к мосту через реку, Арина поклялась себе: найти того, кто нарисовал знак Макоши. Даже если для этого придется разбудить силы, которые лучше оставить спящими.

Дом Кузьмы Твердорука стоял в переулке за Пятницкой церковью, спрятавшись за палисадом из еловых кольев. Не дом — теремок: два этажа с галереей-гульбищем, а на коньке крыши — резной конь с раздутыми ноздрями, будто на весь город фыркал. Финист толкнул калитку с колокольчиком-«журавлем», и их встретил сам хозяин — плотник с окладистой бородой и руками, словно вытесанными топором.

— Финист-сокол! — Кузьма обнял гонца, пахнущий стружкой и дегтем. — Опять в переплетах?

— Гостью привел, Кузя. Спрячь на пару дней.

Жена Кузьмы, Матрена, оказалась круглолицей хлопотуньей в платке с вышитыми рябинами. Не спросив лишнего, она повела Арину в горницу, где на полатях уже лежала груда льняных рубах:

— Переоденься, краса, да в баньку сходи. Вон, Пелагеюшка дрова подбросила.

Баня Кузьмы стояла в глубине огорода, под кедром. Черная, курная, с трещиной над дверью — туда, по словам Матрены, «духи выходят, коли пар слишком лютый». Арина, скинув одежду, вздохнула, когда первый ковш березового настоя ударил по камням. Пар, как живой, обнял ее, смывая дорожную пыль и страх.

— На, дитятко, веничек, — через приоткрытую дверь протянула рука Пелагеи, служанки с лицом, изъеденным оспой. — Крапивный, с полынью. От сглазу.

Пока Арина парилась, выбивая из мышц усталость трех недель бегства, Финист, оставшийся на кухне, вертел в руках кольцо Забвения.

— Кузьма, слышал, кто до Ярославля с обозом идет?

— Спроси у Степана-скорняка. Он завтра шкурки везет. Только… — плотник понизил голос, — осторожней. Воевода с утра стрельцов гоняет — ищут кого-то.

Финист кивнул, пряча кольцо в карман. Через час он уже шагал по Торговой улице, где под вывеской «Серебряный рябчик» ютилась игорная луда.

— Ставка? — хрипло спросил банкомет, косясь на чужака.

Финист бросил на стол изумруд.

— В кости.

Кольцо на его пальце дрогнуло, и игроки вдруг замерли, будто туман заволок их разум. Когда кости остановились, никто не вспомнил, что юноша забрал втрое больше ставки.

Арина, выйдя из бани в новой рубахе, нашла во дворе Кузьмича-младшего — сына плотника, лет десяти, строгавшего деревянного коня.

— Тебе от кого? — мальчуган показал на ее шею, где виднелся след от оберега Макоши.

— От… от людей, которые помогают.

— А я видел знак, — он вытащил из-за пазухи обрывок бересты с тремя кругами. — На сарае нарисован. Мама говорит, это чтоб дом не сгорел.

Вечером, когда Финист вернулся с мешочком серебра и вестями об обозе скорняка, Арина сидела за столом с семьей Кузьмы. На столе дымилась уха с шафраном, а под лавкой сопел пес Барбос — помесь волкодава с дворнягой.

— Завтра двинемся, — шепнул Финист, отламывая краюху хлеба. — Степан берет попутчиков.

— А как Кузьма… — начала Арина, но гонец перебил:

— Он и не вспомнит, что мы здесь были. Кольцо работает.

Ночью, глядя на резного коня за окном, Арина думала о Светлояре. Вдруг за стеной послышался шорох — будто кто-то скреб когтем по бревнам. Но когда она прислушалась, завыл только ветер, гоняя по улице первый осенний лист. Постепенно усталость взяла свое и Арина заснула.

Сон начался с тишины. Арина стояла на пороге дома Кузьмы, но улица была пуста — ни криков торговцев, ни лая собак. Даже ветер не шелестел листвой. Только лунный свет лился серебром на бревенчатые стены, превращая резных коней на крышах в застывшие тени.

— Дитя… — голос прозвучал слева, мягкий, как шелк.

Женщина в белом плаще с вышитыми змеями-берегинями стояла под рябиной. Ее лицо было скрыто вуалью, но в глазах, серых как дождь, светилась знакомая мудрость. Макошь.

— Идем, — женщина повернулась, и Арина почувствовала, как земля под ногами стала мягкой, словно войлок.

— Это сон, — сказала себе Арина, сжимая кулаки. — Проснусь, когда захочу.

Но ноги сами понесли ее за призраком. Улицы Вологды изгибались, как в зеркальном лабиринте, пока они не вышли к окраине, где среди чахлых берез стоял терем. Не дом — кошмар плотника: стены из черного дерева с резными демонами, вместо коньков — фигуры воронов с горящими глазами из янтаря.

— Здесь, — «Макошь» указала на железную дверь в погреб. — Он ждет.

Лестница вниз скрипела, словно кости. Воздух густел от запаха сырости и полыни. Тумана (ибо это была она) провела Арину через лабиринт бочек, к стене, где призрачным светом сияла трещина — тайная дверь.

Внутри, на каменном полу, сидел юноша в порванной парче. Цепи впивались в запястья, но когда он поднял голову, Арина узнала глаза — слишком взрослые для шестнадцати лет. Иван Васильевич.

— Кто здесь? — голос князя дрожал, но в нем звенела сталь. — Будь ты хоть посланница Господа, хоть вестница бездны… помоги.

Арина шагнула вперед, но Тумана схватила ее за плечо. Вуаль упала, и вместо лица богини проступили черты, словно вылепленные из тумана — без рта, без носа, только два черных провала на месте глаз.

— Он будет твоим, если отдашь кольцо, — зашипело существо. — Сними защиту…

Сердце Арины рванулось в горло. Она вспомнила слова Радомира: «Тьма всегда требует платы».

— Нет! — крикнула она, вцепляясь в нить сна. Мир затрещал.

Арина проснулась на лавке у Кузьмы, обливаясь холодным потом. За окном било пятую стражу, но она уже знала: дом с воронами на крыше — не мираж. Он ждал ее у реки Шограш, там, где тропа к Ярославлю расходится на север.

— Финист, — тряся его за плечо, Арина шептала, — я знаю, где он. Чернобог взял князя…

Гонец, спавший сидя у печи, вздрогнул. В его глазах мелькнуло понимание — и страх.

— Это ловушка.

— Но он там! — Арина сжала кулаки, чувствуя, как сила Макоши бурлит в жилах. — Мы должны…

— Мы никуда не идем, — Финист вскочил, хватая мешок. — Ты везешь кольцо в Светлояр. Остальное — не наше дело.

— Я иду, — воскликнула Арина, топнув ногой, — с тобой или без тебя.

Финист тяжело вздохнул и подумал, что должок волхву он отдал и больше в края ни крылом. Накинув на девушку и себя темный плащ и нехотя пошел за ней по темным улицам Вологды. Арина уверенными шагами устремилась вперед, быстро оставив кром далеко позади. Вскоре она свернула на тропу, шедшую вдоль небольшой реки Шограш.

Тропа вилась меж топких низин, где туман стелился как дым от невидимых костров. Арина шла впереди, сжимая в руке оберег Макоши — три сплетенных кольца из березовой коры. Финист, превратившийся в сокола, кружил над головой, высматривая опасность.

— Ты уверена, что это не его игра? — голос гонца прозвучал прямо в сознании, как шелест крыльев.

— Если Чернобог хочет связать меня с князем, пусть попробует, — Арина шагнула на мост, доски скрипели под ногами. — Но я не оставлю юнца в цепях.

Дом с воронами возник внезапно, будто вырастал из тумана. Янтарные глаза птиц горели в предрассветной мгле, следя за каждым движением. У ворот стояли два воина в кольчугах, лица скрыты шлемами с волчьими мордами.

— Не люди, — прошептала Арина, чувствуя ледяное дыхание магии. — Мертвецы на привязи.

Финист, снова человек, достал кинжал с клинком из полированной бронзы

— Отвлекай.

Арина вышла на открытое пространство, подняв оберег. Сила Макоши хлынула из земли, окутав ее светом, похожим на лунные лучи. Воины зарычали, бросившись к ней, но Финист уже был за их спинами. Его кинжал вонзился в щель между шлемом и кольчугой первого стража. Пепел вырвался из доспехов, оседая черным снегом.

Второй воин ударил Арину древком копья, но она поймала удар, обернув энергию в вихрь света. Охранник рассыпался, словно глина под дождем. От тел охранников остались только странные медальоны из позеленевшей меди. На них было нечто вроде головы козла вписанной в пентаграмму.

— Ты такие видел раньше, — спросила она было Финиста.

— Потом. Лестница в погреб! — крикнул Финист, распахивая железную дверь.

В подземелье пахло кровью и полынью. Арина спустилась по шатким ступеням, ее оберег освещал каменную клеть. Иван Васильевич сидел на полу, руки в кандалах. Его камзол был изорван, но взгляд…

— Вы… из сна? — князь поднялся, цепи звякнули.

Арина коснулась замка и хотела было использовать волховскую силу, но Финист со вздохом отодвинул ее и достав маленьких комочек из травы немного пожевал ее и приладил в замок. Замок треснул и распался на куски.

— Идем, княже.

Иван выпрямился, пытаясь сохранить достоинство, но дрожь в руках выдавала страх.

— Кто вы?

— Нас судьба послала, — ответила Арина, встречая его взгляд.

Время замерло. Сила Макоши в груди Арины забилась в такт сердцу Ивана. Его глаза, серые как грозовое небо, отражали не страх, а… узнавание. Будто он видел ее во множестве снов, которые не смел признать даже себе.

— Мы должны идти, — Финист спустился вниз, но замолчал, увидев их лица.

— Вы… — Иван шагнул к Арине, протянув руку, но остановился в сантиметре от ее пальцев. — Я видел вас. На смотринах, которых еще не было.

Ледяной ветер внезапно ворвался в подземелье. На стене проступили трещины, складываясь в рогатую тень.

«Начало…»

Голос Чернобога растворился в воздухе, но Арина поняла — эта встреча была лишь первым ходом в игре, которую затеял древний бог. Игра, где ее сердце и судьба Руси стали ставками.

Финист раздраженно хмыкнул, разворачиваясь к выходу:

— Если закончили обмениться взглядами, пора бежать.

Иван, все еще не отрываясь от Арины, кивнул. Его пальцы дрогнули, почти коснувшись ее руки, но шагнул к лестнице первым — как и подобает князю.

Арина последовала, зная, что отныне их дороги сплетены. И где-то в глубине леса, старый бог смеялся, полируя клыки о камень судьбы.

Терем Михаила Юрьевича Захарьина-Романова возвышался над Вологдой, как страж, облитый золотом заката. Стрельцы метались по двору, а на крыльце опекун князя, седой и суровый, разрывался меж гневом и облегчением, увидев Ивана.

— Государь! — Захарьин бросился вниз, едва не споткнувшись о полы кафтана. — Где ты пропадал? Вся Вологда на ушах!

— В гостях у тьмы, Михаил Юрьевич, — Иван хмыкнул, кивнув на Арину и Финиста. — Эти двое вырвали меня из лап… чего-то, что даже вы не смогли бы вообразить.

Опекун окинул спасителей подозрительным взглядом. Финист, не дожидаясь вопроса, низко поклонился с едва уловимой насмешкой:

— Финист, слуга древнего рода. Правда, не знатного — предком моим был тот самый Финист Ясный Сокол из бабушкиных сказок.

— Шутник, — буркнул Захарьин, но князь поднял руку, требуя тишины.

— А ты? — Иван повернулся к Арине, и его голос смягчился. — Чье благородство скрывается под дорожным платьем?

Арина покраснела, стиснув край платка. Сила Макоши горела в груди, но сейчас она чувствовала себя девочкой, впервые представшей перед двором.

— Арина Андреевна Сухонская, — выдохнула она. — Дочь Андрея Ивановича Сухонского, сподвижника вашего батюшки…

— Сухонский? — Захарьин нахмурился. — Тот, что умер в опале?

— Он не предавал Василия Ивановича! — Арина вспыхнула, забыв о смущении. — Его отравили, как… как вашу матушку, государь.

Тишина повисла тяжелым пологом. Иван побледнел, сжав кулаки.

— Княгиню Елену Глинскую тоже нашли синей, с пеной у губ, — прошептал он. — Говорили — «сердечная немощь»…

Финист, прислонившись к столбу, резко прервал паузу:

— Отрава — любимая сказка бояр. Аринина родня не лучше — дядюшка Василий Сухонский упек ее в монастырь, чтобы урвать кусок удела.

— Но вы сбежали, — Иван шагнул ближе, и в его глазах загорелся огонь, знакомый Арине по видениям. — Зачем идти к «дальним родственникам», если можно вернуть свое?

— Ваше величество… — Захарьин попытался вмешаться, но князь резко обернулся:

— Михаил Юрьевич, вели приготовить покои для гостей. И разузнай о делах Сухонских.

Когда опекун, ворча, удалился, Иван опустил голос:

— Ваш отец служил честно. Если его оклеветали — правда всплывет. А те, кто смеет вредить крови Рюриковичей… — Он не договорил, но Арина поняла: юный государь уже видел в ней союзницу.

— Государь, еще одно, — добавила Арина, — на телах сторожей твоих нашли вот такие медальоны. Что значит они не ведают, а сами тела их словно сухая глина рассыпались.

И в руку юного Великого Князя легли два странных медальона из позеленевшей меди с головой козла вписанных в звезду.

Финист, наблюдавший за ними, усмехнулся:

— Ну что, Аринушка, похоже, твой дядюшка скоро узнает, что не стоит злить волхвов… и князей.

Ночью, глядя из окна терема на спящую Вологду, Арина ловила шепот ветра — будто Чернобог смеялся в темноте. Но теперь она знала: ее судьба вплелась в иную игру. Игру, где тени прошлого и коварство родни станут лишь первыми врагами на пути к правде.

— Михаил Юрьевич, разбирайся тут. Жду через три недели отчет в Москве. Я же реками в Москву иду. Арину и Финиста с собой забираю.

Стоит ли удивляться тому, что всю дорогу попутные ветра стояли и подгоняли корабли юного государя. Кто мог бы сказать, что сам искупитель помогал ему и это и правда был бог, но не тот.

Через три недели в московском Кремле…

Терем Михаила Юрьевича Захарьина-Романова возвышался над Москвой, как страж, облитый золотом заката. Стрельцы метались по двору, а на крыльце опекун князя, седой и суровый, разрывался меж гневом и облегчением, увидев Ивана.

— Государь! — Захарьин бросился вниз, едва не споткнувшись о полы кафтана. — Где ты пропадал? Вся Вологда на ушах!

— В гостях у тьмы, Михаил Юрьевич, — Иван хмыкнул, кивнув на Арину и Финиста. — Эти двое вырвали меня из лап… чего-то, что даже вы не смогли бы вообразить.

Опекун окинул спасителей подозрительным взглядом. Финист, не дожидаясь вопроса, низко поклонился с едва уловимой насмешкой:

— Финист, слуга древнего рода. Правда, не знатного — предком моим был тот самый Финист Ясный Сокол из бабушкиных сказок.

— Шутник, — буркнул Захарьин, но князь поднял руку, требуя тишины.

— А ты? — Иван повернулся к Арине, и его голос смягчился. — Чье благородство скрывается под дорожным платьем?

Арина покраснела, стиснув край платка. Сила Макоши горела в груди, но сейчас она чувствовала себя девочкой, впервые представшей перед двором.

— Арина Андреевна Сухонская, — выдохнула она. — Дочь Андрея Ивановича Сухонского, сподвижника вашего батюшки…

— Сухонский? — Захарьин нахмурился. — Тот, что умер в опале?

— Он не предавал Василия Ивановича! — Арина вспыхнула, забыв о смущении. — Его отравили, как… как вашу матушку, государь.

Тишина повисла тяжелым пологом. Иван побледнел, сжав кулаки.

— Княгиню Елену Глинскую тоже нашли синей, с пеной у губ, — прошептал он. — Говорили — «сердечная немощь»…

Финист, прислонившись к столбу, резко прервал паузу:

— Отрава — любимая сказка бояр. Аринанина родня не лучше — дядюшка Василий Сухонский упек ее в монастырь, чтобы урвать кусок удела.

— Но вы сбежали, — Иван шагнул ближе, и в его глазах загорелся огонь, знакомый Арине по видениям. — Зачем идти к «дальним родственникам», если можно вернуть свое?

— Ваше величество… — Захарьин попытался вмешаться, но князь резко обернулся:

— Михаил Юрьевич, вели приготовить покои для гостей. И разузнай о делах Сухонских.

Когда опекун, ворча, удалился, Иван опустил голос:

— Ваш отец служил честно. Если его оклеветали — правда всплывет. А те, кто смеет вредить крови Рюриковичей… — Он не договорил, но Арина поняла: юный государь уже видел в ней союзницу.

Финист, наблюдавший за ними, усмехнулся:

— Ну что, Аринушка, похоже, твой дядюшка скоро узнает, что не стоит злить волхвов… и князей.

Ночью, глядя из окна терема на спящую Вологду, Арина ловила шепот ветра — будто Чернобог смеялся в темноте. Но теперь она знала: ее судьба вплелась в иную игру. Игру, где тени прошлого и коварство родни станут лишь первыми врагами на пути к правде.

Кабинет государя был затянут синими коврами с вытканными двуглавыми орлами. Иван сидел за дубовым столом, уставленным свитками, а за его спиной горела лампада перед иконой Спасителя. Михаил Захарьин-Романов, стоя навытяжку, перебирал четки — единственная привычка, выдававшая его волнение.

— Ваше величество, терем принадлежит роду Медведьевых, — начал опекун, избегая взгляда Арины и Финиста, стоявших у дверей. — Они обеднели еще при вашем батюшке. Сдали дом ливонскому купцу Йоханну Вальтеру под склад сукна.

— И где же сей Вальтер? — Иван постучал пальцем по столу.

— Исчез. Слуги говорят, будто нанял их месяц назад, платил серебром, но лицо скрывал под капюшоном.

Финист фыркнул:

— Капюшон — любимая мода всех злодеев.

Захарьин продолжил, стиснув зубы:

— В подполе нашли комнату. Вырыта недавно. Стены… — он замялся, — вроде как часовня, но кресты перевернуты, а на алтаре — черное зеркало.

Арина вздрогнула. Черное зеркало — инструмент волхвов для связи с Навью.

— Там пахло полынью и кровью, — добавил Михаил Юрьевич. — Ни икон, ни книг. Только… тени.

Иван встал, подойдя к окну. За стеклом Москва тонула в сумерках, будто прикрываясь пеленой перед бурей.

— Арина Андреевна, что скажешь?

Она вышла вперед, касаясь оберега Макоши под платьем:

— Это ловушка кого-то очень темного, сильного и злого. Я подумала бы про самых темных древних богов, но эти странные амулеты и крест перевернутый. Это что из христианской веры, но не от Бога, а его врага. Зеркало же точно врата. И кто-то из живых помогал…

— Или не совсем живых, — встрял Финист. — Михаил Юрьевич, не нашли ли костей под полом? Лучше конских.

Опекун побледнел, кивнув:

— Череп козла. Зарыт под порогом.

— Значит, темные обряды, — вздохнул гонец. — Сатана любит таких «союзников».

Иван повернулся, лицо его было спокойно, но глаза горели:

— Михаил Юрьевич, вели обыскать все дома Медведьевых. А ты, Финист…

— Уже еду, — гонец щелкнул каблуками. — Я ведаю про отличный монастырь по дороге в Переяславль-Рязанский. Там игуменья Марфа знает больше о таких «часовнях». Через три дня вернусь с сестрами.

— Хорошо. Арина останется здесь, — князь посмотрел на девушку, и в его голосе прозвучало не только приказание. — Без вас, Андреевна, темных углов не разглядеть.

Когда Захарьин и Финист вышли, Иван подошел к Арине, опустив голос:

— Ваш дядя, Василий Сухонский… Он в списках бояр, что встречались с Вальтером.

Арина сглотнула. Сила Макоши заныла в груди, будто рана.

— Значит, не случайно наши дороги сошлись, — прошептала она.

— Или мы свели их, — Иван коснулся ее руки, быстро, как опаленный огнем. — Отныне ваша древняя вера — мне не чужда. Я верить никому в Кремле не могу. Кроме тебя…

За окном каркнул ворон, а где-то в глубине Кремля, в тени, слишком густой для летнего вечера, шевельнулись очертания темной крылатой фигуры. Игра только начиналась.