Дым от смоляных факелов вился под потолком избы, окутывая лица собравшихся тяжёлым ароматом полыни и можжевельника. Радомир сидел у каменного очага, его пальцы перебирали руны на посохе, словно отсчитывая время до неминуемой бури. Арина, бледная, но собранная, прятала дрожь в руках, сжимая платок с вышитым оберегом Макоши. Князь Борислав Ярополкович, потомок Вадима Храброго, стоял у окна, его стальная кольчуга тускло блестела в свете огня. А между ними, как живая граница, двигалась матушка Ольга — седая старица в плаще из лосиной шкуры, её глаза читали мысли раньше, чем они становились словами.
— Чернобог не просит — он требует, — начал Радомир, его голос звучал глухо, будто из-под земли. — Если отвергнем его, гнев обрушится на стены. Если подчинимся — станем орудием разрушения. Играть с ним в уговоры — всё равно что тушить пожар вином.
Борислав резко обернулся, его борода, седая от забот, дрогнула:
— Чернобор — горстка домов да лесная глушь! Что мы против Москвы, если навлечём на себя ярость богов? Князь Иван уже смотрит на север. Ему не нужны предлоги, чтобы стереть нас в порошок.
Арина подняла глаза, в них горел огонь отчаяния и надежды:
— А если найти того, кто сможет говорить с ним? Не воина, не жертву… а мудреца. Как книжники в Светлояре, что читают звёзды. Может, Чернобог услышит…
— Услышит? — перебил Борислав. — Он — сама стихия! Его язык — гром, его слова — ураганы. Ты предлагаешь послать поэта усмирять медведя?
Матушка Ольга подняла руку, и спор замер. Её голос, тихий, как шелест листвы, заполнил паузу:
— Гнев рождается от одиночества. Даже боги жаждут быть услышанными. Но слушать надо не ушами, а сердцем.
Радомир кивнул, вставая. На столе перед ним лежала карта, испещрённая метками священных рощ и троп духов.
— Есть легенда… Печать Велеса. Артефакт, что когда-то связывал волю богов с волей людей. Если найти её — можно говорить с Чернобогом на равных.
Борислав усмехнулся:
— Легенды. Мы ищем спасения в сказках, пока Москва колит копья.
— Не в сказках, — Арина коснулась амулета на шее, — в памяти предков. Печать хранится в Кургане Белой Совы, за болотами. Но туда не ступала нога человека два века.
Матушка Ольга подошла к окну. На улице ветер гнул деревья, и тени казались длиннее обычного.
— Курган стережёт мавка Любава. Она не пропустит живых… но мёртвые могут договориться.
— Мёртвые? — Борислав сжал кулаки. — Вы предлагаете послать призраков?
— Нет, — Радомир взглянул на Арину. — Того, кто уже на краю миров. Михаил Меньшой… его дух всё ещё бродит у болот. Он может стать проводником.
Тишина повисла, как нож на верёвке. Арина побледнела: имя Михаила всё ещё обжигало, как рана.
— Он поможет, — прошептала она. — Ради Чернобора… и ради меня.
Борислав тяжело вздохнул, уступая:
— Пусть будет, по-вашему. Но если через три дня Печать не найдена — я отправляю гонцов в Москву. Лучше вассалитет, чем смерть.
Когда совет разошёлся, Радомир остался у карты. Его руна на посохе треснула, предупреждая о цене, которую придётся заплатить. Арина же, выйдя на улицу, услышала шепот ветра: «Ты уверена, дитя?» — голос Михаила проскользнул меж ветвей. Она не ответила. Вместо этого взяла нож и отрезала прядь волос — старую плату за помощь духов.
Чернобор замер в ожидании. А в чаще, за рекой, тень Чернобога протянула к городу когтистую лапу…
Седое утро наполнено Кокшеньгу туманом. Радомир молча сидел на носу лодки, пока рыбак переплавлял их с Ариной на дальний берег. Всю ночь он вырезал новый посох и покрывал его рунами. Припасов и воды он с собой не брал. Нешто два волхва не смогут себя прокормить посреди лета? Арина нервничала и явно придумывала каждые пять минут придумывала сама себе что может пойти не так, либо наоборот, как она и ее учитель одерживают великолепные и славные победы. Радомир же не ожидал ровным счетом ничего. Его девизом было: «Делай что должен и не придумывай себе то, что будет», — духи коварны и любят использовать мечты и страхи волхва. Жаль, что говорит об этом шестнадцатилетней девчонке бесполезно. Особенно этой.
Болото встретило их тишиной, густой, как смола. Воздух был пропитан запахом гниющих водорослей и железа — будто сама земля истекала ржавой кровью. Арина шла за Радомиром, её сапоги вязли в чёрной жиже, оставляя следы, которые тут же затягивались, словно раны. Над топи висел туман, принимавший формы тоскливых лиц, а где-то вдали их ждал Курган Белой Совы — холм, увенчанный камнями, похожими на когти гигантской птицы
Тихо ступая по тропе ведущей к курганам, Радомир насторожено посматривал по сторонам. Владения мавки были близко. Наконец-то он остановился у широкого, плоского камня, стоявшего на самом краю топи мавки.
— Зови своего боярича, — хмуро произнес волхв. На сердце у него было тревожно. Он сам не мог понять откуда и почему к нему пришла эта странная мысль договариваться с призраком. Он не был чернокнижником или духовидцем и вряд ли смог бы заставить призрака сотрудничать. Развеять мог бы, а вот договариваться предстоит Арине. Что потребует призрак?
Арина молча стояла перед каменной плитой и завороженно на нее смотрела. Болото встретило их тишиной, густой, как смола.
— Он близко, — прошептала Арина, ощущая холодок на шее. Её амулет — коготь волка — дрожал, предупреждая о незваном госте.
Радомир остановился, воткнув посох в землю. Руны на нём вспыхнули тусклым зелёным светом, разгоняя туман на мгновение.
— Михаил! — позвал он. — Приди по зову крови и боли.
Ветер завыл, и из тумана выступила фигура. Михаил Меньшой — не призрак, а тень, сохранившая облик: доспехи с рваными отверстиями от стрел, лицо, бледное, как лунный свет, и глаза, в которых мерцала обида.
— Аринка… — его голос звучал как скрип несмазанных колёс. — Ты вернулась. Чтобы остаться?
Арина сглотнула. В его словах была сладость яда.
— Нам нужна Печать Велеса. Проведи нас через топи, и…
— И что? — Михаил приблизился, и воздух стал ледяным. — Ты подаришь мне улыбку? Поцелуй? Или, может, жизнь?
Радомир шагнул вперёд, но Михаил лишь рассмеялся:
— Ты, старик, можешь лишь жечь корешки да шептать ветру. Я вне твоей власти.
Арина сжала руку Радомира, останавливая его.
— Что ты хочешь?
— Тебя, — он протянул полупрозрачную руку, коснувшись её щеки. Холод пронзил тело, как клинок. — Одну ночь. Здесь, в болоте, где время спит. Или… час. Мгновение, чтобы помнить вечность.
Радомир замер. Его магия была бессильна против мёртвых — он мог лишь создать барьер, но не сломить волю призрака.
— Не соглашайся, — прошептал он, но в его глазах читалась правда: другого пути нет.
Арина закрыла глаза. Вспомнила Чернобор: детей, бегущих по улицам, старуху Матрёну, раздающую хлеб, Тихона, чьи раны ещё не зажили. И Михаила… того, каким он был до болот, — дерзкого, живого.
— Один час, — сказала она, открыв глаза. — И ты проводишь нас к Кургану.
Михаил улыбнулся, и его лицо на миг стало прежним — озорным, почти человеческим.
— Сделка.
Туман сгустился, обвивая их. Радомир отступил, его руны создали круг защиты, но внутри него Арина осталась одна с тенью.
— Почему не вечность? — Михаил обнял её, и холод сковал тело. — Ты боишься, что полюбишь меня снова?
— Я не любила тебя, — солгала Арина, чувствуя, как её сердце бьётся в такт его не-дыханию.
— Лжёшь, — он прижал губы к её шее, и мир поплыл. Перед глазами встали видения: они танцуют на пиру, он дарит ей цветок папоротника, их пальцы сплетаются в темноте…
Пиршественный зал возник из тумана, как кошмар, сотканный из воспоминаний. Столы ломились под яствами, которые были лишь тенью пиршеств: гнилые фрукты, мерцающие как фосфор, вино, чернее дегтя, лилось из кубков с треснувшими краями. Гости — полупрозрачные тени в расшитых золотом саванах — смеялись звуком ломающихся костей. Михаил восседал во главе стола, его доспехи теперь сверкали призрачным серебром, а в глазах плясали зелёные огоньки.
— Ты прекрасна, Аринка, — он поднял кубок, и жидкость внутри закипела черными пузырями. — Как жаль, что это не настоящая свадьба.
Арина сидела напротив, её тело одеревенело от холода, исходящего от трона Михаила. Платье, сотканное из тумана, цеплялось за кожу, как паутина. Она пыталась пошевелиться, но Навь сковывала её, как ледяные оковы.
— Отпусти меня, — прошептала она, но голос потерялся в грохоте призрачного оркестра — скрипок из костей и барабанов из натянутой кожи.
Михаил встал, и зал замер. Он подошёл к ней, каждый шаг оставлял следы инея. Его пальцы коснулись её подбородка, и холод пронзил её, как клинок, достигая самой души.
— Ты думала, любовь должна быть тёплой? — он наклонился, его губы, холоднее зимнего ветра, коснулись её шеи. — Ты забыла… я теперь часть Нави.
Его поцелуй был похож на укус змеи: яд холода растекался по венам, вытесняя жизнь. Арина видела воспоминания, не свои — Михаил на смертном одре, его кровь, смешанная с болотной грязью, клятвы, которые он шептал, умирая.
— Я мог бы быть твоим, — его голос звенел в её сознании, как колокол. — Но ты выбрала его… этого перерождённого старца.
Он прижал её к столу, покрытому инеем. Еда превратилась в пепел, гости завыли в экстазе. Арина чувствовала, как что-то тянется из неё — нити души, которые Михаил обвивал вокруг пальцев, как паук.
*** 18+
Призрак начал шептать слова на темном наречии Нави, который Арина не понимала. Платье само опало с нее, и она с ужасом и омерзением ощутила, как нечто заменявшее призраку плоть восстало. Силой раздвинув ноги Арины Михаил приступил к соитию. Леденящий холод начал проникать в ее тело…
— Дай мне дитя, — прошептал он, касаясь её живота. Холод сменился жгучей болью, будто лёд прожигал плоть. — Плоть от плоти Нави и Яви. Он станет мостом… или оружием.
Арина попыталась крикнуть, но из горла вырвался лишь пар.
— Зачем? — выдавила она.
— Чтобы жить, — его лицо исказилось голодом. — Даже призраки устают от вечности.
Где-то вдали, за границей пира, Радомир бился с теневым барьером, но его руны гаснули, как свечи под водой.
— Согласись… и я скажу тебе тайну, как не попасть в ловушку темного демона. Как не стать его безвольной игрушкой. Вы в шаге от великой ошибки. Я хоть и был плохим христианином, но у вашего Чернобога, нет власти надо мной.
Арина задрожала. Ребёнок от Нави — что это? Тень с сердцем? Чудовище с её глазами?
— Он будет твоим, — солгал Михаил, читая её страх. — Я лишь хочу частичку тебя.
Она кивнула, не в силах бороться. Холод хлынул в неё, как река, заполняя пустоту, о которой она не подозревала. Михаил засмеялся, и пир исчез, оставив её на коленях в грязи, лицом к лицу с Радомиром.
— Что он взял? — старик упал рядом, его руки дрожали.
— Надежду, — ответила Арина, касаясь живота. Там, под кожей, что-то шевельнулось. Холодное. Живое.
Совет Михаила, прозвучавший у неё в голове, заставил её содрогнуться:
— Курган, в нем спит последний великий жрец Чернобога и в нем спит он сам. Печать сдерживает его. Что-то заставило ее шелохнуться. Чуть сдвинуться. Вам надо добраться до нее и вернуть все как было. Ваш Чернобог все равно проснется, но не сейчас. Пройдут века, а ты и на сын будете жить.
Она не сказала Радомиру о ребёнке. Она не решилась. Женский стыд заставил сохранить эту постыдную тайну. А еще ей было очень холодно и … ей хотелось тепла, хоть какого-нибудь. Хотя бы мужского.
А в болоте, наблюдая за ними, Михаил улыбался. Его форма стала плотнее, почти реальной.
— Скоро, сынок, — прошептал он. — Скоро.
Вне круга Радомир смотрел, сжимая посох до хруста костяшек. Он видел, как Арина бледнеет, как её душа истончается, но вмешаться не мог — договор был скреплён кровью.
— Довольно! — крикнула Арина, вырываясь. Её голос эхом разнёсся по болоту. — Ты получил свой час. Теперь веди нас.
Михаил отступил, его форма дрогнула, как пламя на ветру.
— Как жаль… ты всё ещё борешься.
Он махнул рукой, и топи расступились, открывая тропу из костей, обёрнутых мхом.
— Курган впереди, — сказал он, растворяясь в тумане. — Но помни: я возьму своё. Не сегодня… так потом.
Радомир подхватил Арину, её тело дрожало, как в лихорадке.
— Что он взял?
— Часть меня, — она коснулась груди, где амулет треснул. — Но Чернобор спасён. Пока что.
Они двинулись вперёд, а сзади, в тумане, смеялся Михаил. Его голос сливался с шепотом болота, обещая, что эта ночь — лишь начало.
У подножия Кургана их ждала Любава. Её волосы-змеи шипели, но Михаил, возникший из тени, остановил её жестом.
— Они мои, — сказал он, и мавка отступила.
Арина поняла: цена Печати Велеса будет выше, чем они думали. Но назад пути не было — позади остался лишь хохот болотных духов и тень сделки, которая никогда не забудется.
Курган Белой Совы возвышался перед ними, как спина спящего исполина. Камни, покрытые лишайником и древними рунами, дышали холодом, который проникал даже сквозь плотные плащи. Арина прижала руки к груди, пытаясь согреть онемевшие пальцы. Её дыхание превращалось в пар, а в глазах мерцали отражения призрачных огней — следов Нави, цеплявшихся за её душу.
— Печать… — голос её дрожал. — Михаил сказал: «Он спит, но уже шевелится». Мы должны успеть.
Радомир кивнул, проводя ладонью по стене кургана. Руны на его посохе вспыхнули, высвечивая трещину в камнях — вход, скрытый веками.
— Здесь. — Он нажал на плиту, и каменные створки со скрежетом разошлись. — Осторожно, пол обрушен.
Арина шагнула первой, но нога подкосилась. Холод, словно тысяча игл, впился в кости. Она схватилась за Радомира, её пальцы вцепились в его плащ.
— Мне… так холодно… — прошептала она, и её губы посинели. — Как тогда, с ним…
Радомир обнял её, пытаясь передать тепло, но его тело тоже дрожало — не от мороза, а от понимания, что холод исходил изнутри неё.
— Держись, — пробормотал он. — Мы близко.
Они спустились в узкий тоннель. Стены, усыпанные костями и обрывками погребальных пелен, сужались с каждым шагом. Воздух густел от запаха тлена и старой магии. Арина шла, прижимаясь к Радомиру, её дыхание учащалось.
— Ты чувствуешь? — Она внезапно прижалась губами к его шее. — Тепло… только у тебя…
Радомир замер. Её прикосновение обожгло, как огонь в царстве льда.
— Арина, это не ты… — Он попытался отстраниться, но её руки скользнули под плащ, цепляясь за рубаху. — Это Навь говорит через тебя!
— Нет… — Она прижалась лбом к его груди, голос стал хриплым, чужим. — Это я… хочу чувствовать. Хочу… не быть пустой.
Её пальцы дрожали, расстёгивая пряжку его пояса. Радомир схватил её за запястья, но сила покидала его. Руны на посохе погасли — магия природы была бессильна против тени, пожиравшей её изнутри.
— Если мы остановимся сейчас, Чернобог проснётся! — прошипел он, отбрасывая её руки. — Ты же сама сказала: «Он уже шевелится»!
Арина отпрянула, спина её ударилась о стену. Из глаз хлынули слёзы, замерзая на щеках.
— Ты… как он… — Выдох превратился в стон. — Все вы… хотите только взять!
Радомир закрыл глаза, собирая волю. Воспоминания бились в голове: Арина, смеющаяся у костра; Арина, целующая его впервые; Арина, дрожащая сейчас, как загнанный зверь.
— Прости. — Он сорвал с шеи амулет — коготь Велеса, обвитый серебряной нитью. — Это больно.
Амулет впился ей в ладонь. Кровь брызнула на камни, и воздух взорвался рёвом. Стены кургана задрожали, открывая проход в погребальную камеру.
— Иди! — крикнул Радомир, толкая её вперёд. — Печать там!
Арина покатилась по склону, вниз, в чёрную бездну зала. Радомир бросился следом. Вход захлопнулся, отрезая путь назад.
В пещере, освещённой мертвенным светом грибов, на троне из сплетённых корней сидел он — жрец Чернобога. Его тело, обёрнутое в паутину, держало в руках Печать: самоцвет в рукояти кинжала, трещавший по швам, как яйцо древнего змея.
— Сдвинулась… — прошептала Арина, поднимаясь. — Михаил… не соврал.
Радомир схватил Печать, но пол под ними дрогнул. Из трещин полезли тени — руки, лица, рты, шептавшие на языке забытых проклятий.
— Назад! — Он потянул Арину к узкой расщелине. — Пока не…
Она вырвалась, её глаза горели синим огнём.
— Он в меня… — Она коснулась живота. — Ребёнок… он хочет жить.
Радомир застыл. Правда ударила, как обухом.
— Ты… согласилась?
— Чтобы спасти тебя! — крикнула она, и эхо повторило: тебя… тебя… тебя… — Ты бы умер здесь!
Он схватил её за плечи, тряся, чтобы прогнать морок.
— Теперь умрём оба, если не уйдём!
Они вырвались на поверхность, едва успев перед тем, как курган рухнул, похоронив жреца под тоннами камня. Печать в руках Радомира пульсировала, сдерживая гнев Чернобога, но ненадолго.
Арина упала на колени, её тело билось в конвульсиях. Изо рта вырвался крик — голос Михаила, смешанный с её собственным:
— Он придёт за своим сыном…
Радомир прижал её к себе, скрывая лицо в её волосах. Где-то вдали, за лесом, завыл ветер — первый зов пробуждающегося бога.
Они не говорили о ребёнке. Не говорили о том, как Печать треснула чуть сильнее, когда Арина коснулась её. Вернувшись в Чернобор, Радомир запер артефакт в железный ларец, а Арина ушла в святилище Макоши, где молилась до рассвета. Но даже сквозь толстые стены доносился шепот — то ли ветра, то ли чьих-то шагов, тяжелых и неторопливых. Михаил сдержал слово. Чернобог шевелился.
Где-то во мраке темных чертогов Нави хохотал Чернобог. Пусть не так как ему хотелось, но все пошло во его благо. Глупый призрак и раб креста. Она знал, что не может зачать. Он лишь пробил дорогу во чрево женщины. Кто знает, что за дух мог бы скользнуть в ее чрево и родится. Теперь же… Теперь же родится он сам. Со временем. А сейчас юную волхву надо обмануть.