Узоры на коже

29. Полина

— Уматываем отсюда, пока я не передумала, не вернулась и рожу ему не разбила окончательно.

Ася стремительно идёт через двор к выходу, а я выбегаю следом. До сих пор трясёт при воспоминаниях, какую ерунду городил Саша. То есть это я сбиваю его благоверную с праведного пути, заставляю пить в барах и кутить периодически? Сумасшедший дом на выезде, честное слово.

— Ася, подожди, Брэйн в доме остался.

— Не маленький, выход найдёт! — злится Ася, а я торможу и возвращаюсь обратно. Это не первая ссора в этом доме с хлопаньем дверьми, лучше подумать о том, что Брэйн остался наедине с Сашей, и мало ли что произойти можно.

Вбегаю в кухню как раз в тот момент, когда Паша хватает Сашу за грудки и слегка встряхивает. Вроде не сильно, только светловолосая голова качается из стороны в сторону, точно Брэйн куклу треплет.

— Паша, Пашенька, отпусти его! — кричу и, подскочив к Брэйну вплотную, повисаю на его руке, чтобы глупостей не делал.

— Падла извиняться не хочет, — шипит Брэйн, а лицо бледное, и глаза горят почти безумно. — Ты, гадёныш, ответишь за свой гундёж. Я с тебя кожу сниму и на стельки пущу, говна ты кусок.

— Ну и чёрт с ним, пусть делает, что хочет, наплевать. Паша, отпусти его!

На что угодно готова, чтобы остановить драку. Саша то ли вырубился от тряски, то ли решил мимикрировать под покойника, и от этого перед глазами мелькают картинки, в которых Пашу сажают в тюрьму за убийство этого недоноска. Ну уж нет, этого я точно не переживу — мне Брэйн рядом нужен, живой, здоровый и весь мой.

— Брэйн, да брось ты его! — ору чуть не во всё горло, и Санёк дёргается, приходя в себя. Ну, хоть живой, и то уже неплохо. Даже целый, кажется, что почти радует. — Ну его, пойдём отсюда.

— Проваливайте! — визжит, точно таракана увидел, когда Брэйн отпихивает его в сторону. — Полина, ты сама виновата: Настя, если с тобой видится, обязательно напивается или ещё что-то безумное вытворяет.

— Да пошёл ты! Нашёл крайнюю! Брэйн, пошли отсюда. Сам идиот, а все вокруг виноваты.

Беру Пашу за руку и буквально волоку на выход. Со стороны мы, наверное, смешно смотримся, и я бы посмеялась, если бы тошнота не подкатывала к горлу.

Всё вокруг плывёт, будто в тумане. Мне обидно, больно и противно. В голове мелькают воспоминания, сколько раз вытаскивала Асю из разного рода неприятностей, сколько прикрывала её, грудью на защиту кидалась, пытаясь углы сгладить, а в итоге, оказалось, что именно я толкала её в бездну порока. Тьфу, гадость какая-то, точно не со мной всё это происходит.

В сумке вибрирует телефон, но мне сейчас точно не до разговоров. Брэйн рядом, Саша, может и не цел, но вполне себе жив, а Ася стоит, прислонившись лбом к тому самому дереву, и плечи её вздрагивают часто-часто. Кто бы там сейчас не домогался моей персоны, есть дела поважнее.

— Ася, не плачь. — Подхожу близко, кладу руку на плечо.

— Оно само, я не специально, — выдавливает из себя, всхлипывая, и яростным движением вытирает слёзы. — Какое ничтожество, ужас. И на него я столько лет потратила? Какая же я дура, мама дорогая.

— Ты не дура, ты просто любила его.

— Самое противное, что и сейчас люблю. Но пусть живёт как хочет, жопы начальству лижет, по головам идёт. Мне мерзко так, что не выразить, понимаешь?

Впрочем, если так подумать, оставив в стороне обиды, Саша для их семьи старался — вон, повышение заслужил, отпуск заработал. И пусть его лизоблюдство мне всю жизнь перепоганило, понимаю его, потому что люди перед моим отцом и не на таких цирлах стояли, пытаясь услужить. Сколько раз, с самого раннего детства слышала и видела, на что были способны некоторые, чтобы урвать себе местечко под солнцем рядом с Юрием Обуховским.

— Но я всё равно это так просто не оставлю, — шепчет мне на ухо Ася, завидев, что Брэйн в нашу сторону направляется. — Он ещё хлебнёт, или это не я буду.

От её решимости даже немного не по себе. Но молчу, потому что никаким словам она сейчас не внемлет, а попусту тратить нервы не хочу.

— Так, дамы, нужно выдвигаться отсюда. — Брэйн совсем рядом, но зону Аськиного комфорта не нарушает, меня на её глазах не тискает — в общем, ведёт себя почти как джентльмен.

— Всё верно! — Ася головой встряхивает, последние слёзы утирает. — Надо выпить, очень срочно нужно забыться.

Тяжело вздыхаю, понимая, на какие поступки она сейчас способна, стоит поднести рюмку ко рту. В таком состоянии одни проблемы найти можно, но и оставлять её одну не хочется, потому что никогда не бросала, зачем начинать? И пусть в глазах её мужа так и останусь той, кто спаивает и толкает в пучину порока почти святую Анастасию — плевать.

— Сейчас Роджера наберу, подъедет и заберёт даму, — усмехается Брэйн, а Ася решительно кивает. — Поедем, отдохнём, чтобы грусть изгнать.

— Кто этот Роджер? — шипит Аська, когда Брэйн отходит в сторону, разговаривая по телефону.

— Это Пашин друг, хороший мужик, весёлый.

— Вот весёлый мне и нужен! — заявляет, будто решившись на что-то. Надеюсь, Роджер не из тех, кто спит с дамами в беде и расстроенных чувствах, потому что секс с первым встречным не всегда заканчивается хорошо. Хотя она девочка взрослая, почти свободная, пусть делает, что хочет. Хуже, наверное, уже не станет.

— Только давайте подальше отойдём, видеть этот дом не хочу, — говорит Ася и почти бегом несётся вперёд. У неё истерика, понимаю это, но извечная привычка убегать порядком достала.

Отходим втроём метров на пятьсот, и минут через пять, что проводим в полной тишине, вдалеке слышится шум мотора, и одинокая фара рассекает тьму. Вскоре большой чёрный мотоцикл — наверное, самый большой, который видеть доводилось в жизни — тормозит рядом. Роджер снимает с головы шлем и окидывает нас внимательным взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не пыльной дороги, товарищи, — разносится густой баритон в ночной тиши. — Незнакомым дамам — моё почтение и восхищение.

Ася издаёт смущённый смешок, когда Роджер слезает с мотоцикла и галантно кланяется.

— Роджер, — представляется и протягивает руку.

— Ася, — отвечает подруга, и её щеки алеют маковым полем, когда Роджер подносит её тонкую кисть к губам.

От наблюдения за этой парочкой отвлекает жужжание телефона в сумке. Достаю мобильник с чётким желанием отключить, чтобы никто не мешал, но взгляд падает на имя абонента. Не хочу с ним разговаривать, но любовь к нему, внутри сидящая, в кости впитавшаяся, сильнее обиды. Может, случилось что-то?

— Полина? — будто не верит, что это я, что трубку сняла.

Молчу, борясь с желанием сбросить звонок.

— Полина, ты собираешься домой возвращаться?

— Мне, по-моему, чётко объяснили, что к чему. Зачем эти вопросы?

— Ладно тебе, поигрались и хватит, — вздыхает тяжело, точно устал объяснять нерадивому дитяти элементарные вещи. — Что он тебе дать может?

А папа зря время терять не намерен, как посмотрю.

— Ты бы хоть спросил для приличия, что мне нужно в жизни, а там бы, может, и сам ответ нашёл.

— По нелегальным гонкам мотаться тебе нужно? В барах занюханых спиртным накачиваться? Татуировки набивать? Поля, я же навёл о нём справки: он с такими отбросами якшается, что волосы дыбом, приводы в полицию имеются за хулиганку. А баб у него сколько было? Не сосчитать. Дочь, я же не с потолка это всё беру, пойми меня.

Мне кажется, что мне о ком-то другом говорят, не о моём Паше. Отец засыпает меня фактами биографии Брэйна, но я не слушаю. Лишь вижу чуть вдалеке смеющегося мужчину, которого выбрало моё сердце, а всё остальное пусть покоится в прошлом. Отключаю звонок на фразе: "Да он тебя ради первой юбки бросит" и иду к Брэйну.

— Ах, какой мужчина, — вздыхает Ася, провожая взглядом удаляющегося к барной стойке Роджера. — Жаль, не в моём вкусе.

Мы остались за столиком вдвоём, а вокруг снуют и мигрируют посетители "Бразерса". Многие двигаются ближе к сцене, где молодые парни в рваных джинсах и растянутых майках-алкоголичках настраивают музыкальные инструменты. Солист шипит в микрофон, проверяя качество звука, а гитарист — щуплый парнишка лет восемнадцати с длинной чёрной чёлкой — перебирает струны с самый серьёзным выражением лица. Потешные какие.

У меня такое настроение, когда попеременно хочется то плакать, то смеяться. Напиться бы, но алкоголь в горло не лезет, как и еда, хотя стол и ломится от закусок. Мужчины любят покушать, а Брэйн голоден, кажется, всегда.

Из головы не выходит разговор с отцом. Факты биографии Брэйна, которыми торопился забросахть меня, надеясь таким способом вернуть домой — должны были, наверное, повергнуть в шок, вызвать отвращение, возмутить даже. Но я взрослая девочка и умею отделять зёрна от плевел. Давно уже в курсе, что за холёным, приличным фасадом не всегда скрывается хороший человек. Часто самые большие и добрые сердца бьются в груди тех, кто далёк от условностей и не вяжет на шее галстук. В конце концов, галстук всегда можно надеть, и туфли начистить — не проблема ведь, а жестокость и злобу никакой белой рубашкой не прикроешь. Какой толк, что Саша носит идеально пошитые костюмы, а в кармашке торчит платочек в тон галстуку, если он гнида полная?

— Поля, ты меня извинишь? — спрашивает Ася, отводя взгляд. — Это я виновата, что Саша так много узнал. Должна была держать язык за зубами.

— Да не парься ты. Гад он и сволочь, не хочу больше о нём говорить.

Ася вздыхает и мнёт в пальцах кусочек хлеба.

— Дядя Юра сильно ругался?

— Ася, я же не двойку по физкультуре получила. Ругался… Это даже слабо сказано, он в ярости был.

— Ужас какой. Расскажешь?

Киваю и пересказываю всё, что произошло в доме и в кафе. По мере того, как выкладываю всё новые подробности, глаза подруги всё сильнее округляются.

— Надо было ему сильнее врезать, — заявляет и бьёт рукой по столу. Когда-нибудь она точно разломает чью-то мебель. — Нет уж, я так это не оставлю. Он у меня ещё попляшет.

— Ася, держи себя в руках, — прошу, обнимая её за плечи. — Не руби с плеча, хорошо?

— Не переживай, — отмахивается, бросая на меня быстрый взгляд, — я теперь умная. Найду себе нормального мужика, пусть Саша подавится.

— А как тебе Роджер?

— Ну… Роджер, — задумывается, делая глоток неразбавленного мартини. — Неплохой такой… интересный, но не ёкает. Но я найду того, от которого всё внутри трепетать будет. Найду!

Смеюсь, настолько решимость Аськина веселит. Глаза горят, коса распустилась, и светлые волосы водопадом струятся по плечам. Высокая грудь вздымается в такт дыханию, и от этого зрелища вокруг нашего столика скоро, наверное, смертоубийство начнётся за возможность лицезреть Аськину дивную красоту.

— Слушай, а что это а мыша серая к Брэйну твоему жмётся? — восклицает Ася и указывает рукой куда-то вглубь зала.

Прищуриваюсь, ища глазами Брэйна, а когда нахожу, под ложечкой моментально разрастается и пухнет липкий комок ревности.