Узоры на коже

8. Брэйн

Она такая сладкая, что можно, наверное, умереть от диабета, целуя её постоянно. На самом деле терпеть не могу всё, в чём содержится сахара чуть больше чем ничего, но от Полины не мог оторваться, настолько она хороша.

Я остановился, потому что почувствовал: не сделаю этого сейчас, после уже не смогу. Слечу с катушек, и ничего не смогу с этим поделать, но для приличия и разнообразия иногда можно побыть и грёбаным джентльменом. Хотя, видит бог, мне стоило это всех сил, которых и так почти нет, когда Полина рядом. Твою мать, я знаю её, по сути, всего несколько часов, а мой организм настойчиво требует содрать одной рукой с неё эти чёртовы шортики, которые с ума сводят, и взять её прямо у этого дерева. Быстро, жёстко и без излишних нежностей. А потом посадить, голую, на мотоцикл и отвезти к себе домой, где смогу полностью реабилитироваться, показав, что способен быть не только диким зверем, потерявшим остатки рассудка. Хочется доказать, что я вообще-то на многое способен, но в глубине души понимаю, что так нельзя. Поля… она другая. Да, она не зажатая пуританка, но точно не похожа ни на одну из тех, с кем доводилось в этой жизни спать.

И хоть внутренние демоны настойчиво уговаривали заняться сексом прямо здесь и сейчас, я остановился, хоть жалею об этом каждую секунду, пока едем по направлению к её дому. Полина осторожно держит меня за бока, а я усмехаюсь, потому что там, на улице, она не была столь аккуратной и зажатой. В ней почувствовал настоящую страсть взрослой умной женщины, которая знает, чего она хочет и умеет этого добиваться. Пусть сама не осознаёт, как сильно хотела меня, но я настойчивый — от меня так просто не отделаться.

Дорога оказалась слишком короткой, что почти бесит. Я даже окольными путями пару раз проехал, но всё-таки слишком затягиваться не стал — и пьяному ослу ясно, что Полина слишком устала, чтобы долго играть в мои игры. Ещё, чего доброго, вырубится за моей вырубится к чертям и свалится в придорожную канаву. Подъехав к большому дому по нужному адресу, глушу мотор, но слезать с мотоцикла не тороплюсь. Мне интересно, что будет дальше, выжидаю. Полина убирает руки, слишком поспешно на мой вкус, и спрыгивает на землю, словно за шиворот кипяток налили. Мелкая снова решила включить режим недотроги, только она ещё не знает, что я люблю трудности. Просто обожаю, и такой ерундой, как неприступность, меня вряд ли возможно остановить. Распалить ещё больше? Да, но не остановить.

Никогда не стать было тем, кто есть сейчас, имей я привычку пасовать перед трудностями. А их в моей жизни случалось слишком много, только всегда плевал на них с высоты собственных без малого двух метров. Зато так жить интереснее.

— Значит, здесь ты живёшь, — задумчиво протягиваю, рассматривая двухэтажный дом, окружённый могучими деревьями, за высоким каменным забором. — Неплохо.

— Спасибо, что подвёз, — говорит, поглубже закутываясь в мою куртку. Поля всё-таки согласилась её надеть, хоть и сопротивлялась знатно. — Сколько я тебе должна?

— В смысле? — приподнимаю бровь и скрещиваю руки на груди. В рассветных лучах замечаю тёмные тени, залегшие под синими глазами и бледность кожи. Она похожа на Белоснежку, только ленточки красной не хватает.

В голове проносятся картинки весьма, кхм, непристойного характера. Я согласен быть для неё прекрасным принцем. Или злым колдуном — по желанию и на выбор. Но могу быть и тем и другим, если она будет лежать голая в моей постели.

Мать моя, точно содержимое черепа расплавилось. О чём я думаю? А о чём должен, если она стоит совсем рядом?

— В том смысле, что у меня есть деньги, а ты меня подвёз, поэтому давай я оплачу твои услуги. Шофёра.

Она такая смешная в куртке, которая на меня давно мала, а Полине достаёт почти до колена. И пусть плотная чёрная кожа, унизанная заклёпками и цепями, скрывает её тело от моих глаз, от этого, что удивительно, ещё больше возбуждаюсь. Хотя, кажется, куда ещё, если и так почти на пределе.

Нет, надо уезжать отсюда, пока не натворил глупостей. Возьму выходной, запрусь в квартире и проведу день, отсыпаясь и нажирая бока вредной жратвой, сидя перед теликом. И ещё напьюсь, потому что по-другому, боюсь, не расслабиться.

— Ну? Чего ты молчишь? — возвращает меня на землю. — Сколько я тебе должна?

— То есть хочешь заплатить? — спрашиваю, слезая на землю. Чем ближе подхожу, тем сильнее она напрягается. Боится, что ли? — Но деньги и у меня есть, зачем они мне? Лишнее брать не обучен.

— Тогда чего ты хочешь?

Ха, начни я сейчас в красках перечислять, чего именно от неё хочу, боюсь, всё это закончится сексом под окнами её дома, и пусть хоть пожар вокруг. Сглатываю и произношу единственное, на что способен:

— Тебя, — касаюсь губами её виска, легко, почти нежно, хотя внутри бушует желание сжать Полю в объятиях до костного хруста. Полина вздрагивает и чуть отстраняется, вскидывая на меня взгляд, в котором ожидаю увидеть испуг, но в нём лишь вызов.

Кажется, с этой девочкой будет интересно.

— А не многовато хочешь за пятнадцатиминутную поездку на мотоцикле? — спрашивает, пытаясь сдержать улыбку, но краешки губ предательски подрагивают.

— Тебя заклинило на оплате, что ли? — отхожу от неё и замечаю, как она расслабляется. — Я с девушек оплату не беру, так что прекращай. Не беси меня этой ересью, хорошо?

— Ладно, — кивает и снимает с плеч куртку, когда я завожу мотор.

— Оставь себе, — говорю перед тем, как мотоцикл трогается с места. — Будешь спать с ней в обнимку и меня представлять. Увидимся.

Она хочет что-то сказать, уже открывает рот, но я уезжаю, рассекая прохладный воздух, словно ножом масло. Понимаю, что снова не спросил её номера, но улыбка сама собой расцветает на лице, когда представляю её озадаченное лицо. Наверняка, снова будет злиться, но нечего было заводить разговор о деньгах, я ей не долбаный таксист.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зайдя в квартиру, переступаю через сваленные в кучу у порога ботинки — вчера хотел разобрать обувь, да так и не нашёл время — и бросаю ключи на столик у входа. Только, попав домой, ощущаю в полной мере, насколько вымотан всеми событиями прошедших суток. Сначала вал клиентов, у каждого из которых свой взгляд на мою работу, а у некоторых ещё и масса указаний, что черпали, пока решались делать татуировку, в многочисленных интернетовских пабликах. Иногда выть хочется или стукнуть очередного мегаобразованного вчерашнего подростка головой о дверной косяк, когда мне раз за разом заливают, как нужно делать то, чем занимаюсь чёртову уйму лет.

Терпеть не могу, когда мне указывают, особенно, если сами ни в чём не разбираются. Такие умные? Хренчьте бить татухи в заблёваных подъездах, на хатах у малолетних приятелей или ещё где-то, но ко мне в студию чего переться?! Чтобы выпендриться? Перед кем, скажите пожалуйста? Мне-то их цирк ни во что не упёрся, честно признаюсь.

Так, нужно успокоиться, а то вздумал заводиться из-за всякой ерунды. Скидываю сапоги, снимаю майку, джинсы и в одних трусах иду на кухню. В окно приникает ветерок из открытого настежь кухонного окна — вчера утром забыл закрыть, когда собирался, ну да и хрен с ним, воров не боюсь. Открываю холодильник, смотрю на одинокую упаковку сосисок, что завалялся на нижней полке. Хоть бы не сдохнуть, их поедая, а то чёрт его знает, сколько они уже здесь лежат. Вот молоко в белой пластиковой бутылке на стенке — свежее, точно помню, недавно покупал.

Ладно, если отравлюсь, переживу — я парнишка крепкий, но идти сейчас в магазин нет ни сил, ни желания, а жрать хочется безумно. Поэтому даю себе клятвенное обещание чуть ли не на крови всех своих несчастных клиентов, что обязательно — сегодня же вечером — заполню холодильник до отказа и беру с полки подозрительные сосиски. В животе урчит, и парочку съедаю просто так — холодными. Хорошо, хоть не с полиэтиленом. Ставлю маленькую кастрюлю на плиту, набираю воду и включаю газ.

Пока еда готовится, заглядываю в пыльный угол, где хранится ящик пива. Тоже не густо, но парочка бутылок ещё завалялась. Откупориваю сосуд, достаю с полки сигареты и закуриваю. Глядя в окно, замечаю, как просыпается город, а из головы не вылезают картины проходящей ночи. Полина, Мелкая… Такая сладкая, мягкая, уютная. Взял на руки и даже веса не почувствовал. А как она ногами меня обхватила? Песня. Правда, чуть умом не тронулся, когда она теснее прижалась ко мне, всё яростнее отвечая на поцелуй. Вот будь во мне хоть немножко меньше порядочности, быть ей сейчас здесь.

Но я же долбаный придурок, правильно?

Пусть так, но я не идиот и знаю, что такие случайные перепихоны на свежем воздухе хоть и дарят море позитива, но в итоге, бывает, плохо заканчиваются. Особенно, если с девушкой хочется не одного лишь секса.

Мне кажется, Полина очень интересная… есть в ней что-то такое. Её взгляд, когда она рассматривала картины в моей студии — бесценен, потому что она действительно была впечатлена. Уж я-то научился за столько лет отличать фальшь от разной степени восторга.

Мне не стыдно за себя — я хороший художник, который однажды выбрал деньги. Быть татуировщиком не так сложно, если знаешь, как правильно держать в руке карандаш и как воплотить на холсте даже самые смелые мечты.

Я знаю.

Но при всей своей любви к работе иногда ловлю себя на мысли, что многое отдал бы за возможность в любое время уехать к морю и писать, писать, стоя напротив мольберта с кистью в руке, в перепачканной красками одежде.

Звонок в дверь заставляет оторвать ленивую задницу от стула и выключить наконец, кипящие на всю катушку, сосиски. Краем глаза замечаю, в какую дичь они превратились, морщусь, сплюнув в раковину вязкую слюну, и иду открывать нетерпеливому гостю дверь. Кому там мог понадобиться в такую рань? На часах ещё и семи нет.

— Павлик, дорогой, — голос соседки по лестничной клетке доносится через дверь, и я ещё больше морщусь, представив, что сейчас начнётся, открой я ей дверь, — отрывай! Я видела, что ты приехал.

Тяжело вздыхаю и, забыв даже, что одет лишь в трусы, распахиваю дверь. Тётя Зина округляет глаза, когда я предстаю перед ней, практически голый, и опираюсь рукой на дверной косяк. Соседка краснеет, смущённо отводит взгляд, но потом берёт себя в руки и, набрав полную грудь воздуха, выкладывает цель своего визита:

— Павлик, я, конечно, всё понимаю, но тебе не кажется, что это уже слишком?

— Тётя Зина, вы меня знаете с рождения, — говорю, глядя на всё ещё алеющую в смущении соседку, — и должны понимать, что, обычно, у меня не хватает терпения разгадывать ваши ребусы. Я дико устал, говорите быстрее, зачем пришли.

— Маленьким ты был таким хорошим мальчиком, вежливым, — с тоской в голосе говорит тётя Зина. — А сейчас? В кого ты превратился сейчас?!

Зажмуриваюсь и сжимаю пальцами переносицу. Мне надоели её проповеди, но после смерти мамы, когда мне было четырнадцать, именно эта добрая женщина с совершенно невозможным характером и сверхдеятельной натурой помогла мне не скатиться в пропасть. За это буду всегда благодарен, хоть иногда она и доводит меня почти до припадка. Особенно сейчас, когда я устал, голоден и зол, как сто чертей разом.

