Новая квартира и правда оказалось очень уютной — мама была права. Небольшой коридор, стены которого выкрашены в тёплые оттенки охры; маленькая кухня с милыми занавесками на окнах и две комнаты, в которых мебели минимум, да мне много и не нужно — только самое необходимое: шкаф для немногочисленных вещей да кровать, на которой спать можно. Главное, что отныне эта квартира — моя целиком и полностью, и отец больше не сможет выкинуть меня из дома, как нашкодившего котёнка.
— О, отлично! — восклицает Ася, когда переступает порог квартиры. — Прекрасная хатка, честно-честно.
В руках у неё большой пакет — заполненный чем-то основательно, шелестящий, а на лице — широченная улыбка.
— Я подумала, что о еде тебе некогда было думать, вот в магазин по дороге заехала, — заявляет, стремительной походкой направляясь в кухню. — Ну и за новую жизнь выпить нужно, во всех смыслах новую.
Ася неисправима: никакие невзгоды и личные неурядицы неспособны выбить почву из-под ног. И в какие бы неприятности не вляпывалась, бодрость духа возвращается к Анастасии в рекордные сроки.
Тем временем Ася достаёт из пакета продукты в таком количестве, что мне на неделю хватит, а в центр стола ставит бутылку шампанского.
— Не знаю, есть ли в этом доме бокалы, я на всякий случай стаканчики пластиковые купила, — улыбается и плюхается округлой задницей на стул. — Вспомним молодость, жахнем из пластиковой тары. Мы с тобой хоть и прынцессы, конечно, но и по-простому умеем.
Киваю, разворачивая плитку шоколада, а Ася сидит, зажав бутылку между колен, и, пару раз крякнув от натуги, вытаскивает пробку, даже квартиру мне не разрушив. Прогресс.
Когда игристое разлито по стаканчикам, и первый глоток сделан, спрашиваю о том, что волнует сейчас:
— Как с супружником дела обстоят?
Ася заметно мрачнеет и, прищурившись, смотрит на летящие на свободу пузырьки в своём стакане. Не тороплю её, потому что понимаю: моей подруге сейчас непросто.
— Да ну его на хрен! — произносит и выпивает шампанское одним глотком. — Недавно приезжал, в ногах валялся, прощения просил, да только не верю ему. Ни капельки не верю.
— Чего так?
— Потому что дом у него забрать пригрозила, — переводит на меня тяжёлый взгляд, а до меня постепенно доходит смысл её слов. — Вот и заёрзал тощей задницей, боится на улице остаться, идиота кусок.
Дом свой — просторный, благоустроенный — они покупали на деньги, подаренные Асиными родителями. И ремонт, и мебель, и краны с унитазом — всё было за их счёт, но Анастасия никогда об этом не напоминала мужу, считая, что в семье всё общее, а главное в этой жизни — любовь. Но сейчас, глядя в горящие глаза подруги, видя сжатый в прямую тонкую линию рот и лихорадочный румянец на щеках понимаю, что она в корне изменила своё мнение.
Как чья-то подлость или малодушие меняет нас в считанные минуты, и открывшиеся глаза уже не закрыть, опознанную правду не запихнуть в дальний угол.
— В принципе, правильно, — киваю, отламывая кусочек шоколадки. — Так этому гаду и нужно.
— Представляешь, этот подлец сразу после моего ухода какую-то мармышку в дом приволок. — И почему я не удивлена? — Когда узнала об этом, еле сдержалась, чтобы не рвануть и харю этому подонку не расквасить. — Ася поводит плечами и сдувает с лица упавшую светлую прядь. — Но потом подумала, что я его другим способом изничтожу.
— Из дома выгонишь?
— Не только, — улыбается как-то очень уж зловеще, снова тянется за бутылкой и разливает шампанское. — Ещё я завтра к отцу твоему пойду. На приём запишусь, через секретаря — всё по правилам, чтобы комар носа не подточил. А там уже на месте сориентируюсь.
Что-то мне не нравится её решимость.
— И что ты собралась там рассказывать?
— Что нужно, то и расскажу, — отмахивается, точно вообще никаких проблем не видит, — но, поверь мне, повышения Саньку не видать как своих ушей. Уж я что угодно для этого сделаю. Надо будет — на потолке спляшу, но твой отец вышвырнет Санька на улицу.
Что-то я сомневаюсь, что папа Асю послушает, но отговаривать её всё равно нет смысла.
— Ася, держи себя в руках, — прошу, а она кивает и улыбается. — Ладно, ну его, Санька твоего. Расскажи лучше, что это за Викинг такой. Импозантный, кстати.
Расплывается в улыбке, а взгляд заволакивает мечтательная дымка. Влюбилась, что ли? Со школы её такой не видела.
— Ой, Полька, — разводит руками, точно слов подобрать не может. — Он… В общем, я таких мужиков никогда не встречала.
— Настолько хорош?
— Это даже слабо сказано… — мечтательно вздыхает и, облодкотившись на стол, кладёт подбородок на чашечку ладоней. — Но, мне кажется, для него это было случайным приключением.
— Думаешь?
— Уверена, — кивает и улыбается. — Но я всё равно ни о чём жалею. Это был… интересный опыт. Для поднятия самооценки очень даже годится.
Ася смеётся, хоть в глубине глаз и застыла печаль.
Через час мы допиваем шампанское, и я чувствую, насколько сильно соскучилась по Брэйну. Знаю, что ждёт моего звонка, меня ждёт, и осознание этого согревает. Я люблю его, настолько, что от одной мысли, что его может не стать в моей жизни пульс сбивается. Хочу, чтобы рядом был, видеть его хочу постоянно, хоть и понимаю, что нельзя так — мы не маленькие, чтобы сутками за ручку держаться. Но как же хочется… Чувствую себя девочкой-подростком, которая впервые влюбилась в симпатичного мальчика, но ведь и правда никогда не влюблялась. Так сильно не влюблялась.
— О чём задумалась? — спрашивает Ася, выбрасывая в пакет обёртку от шоколадки и пустую бутылку.
— Да ни о чём, шампанское, наверное, сознание мутит.
Ася прищуривается и ухмыляется:
— Ну-ну.
— Отвали, — отмахиваюсь от Аси, а та смеётся — заливисто и звонко.
Достаю телефон и нажимаю на значок рядом с именем, что кровь будоражит. Паша, Па-ша, Пашенька… готова перекатвывать его на языке вечно, пробовать на вкус, упиваясь сладостью.
Один гудок, второй, а сердце ухает в груди африканским барабаном. Время течёт будто сквозь вату. Всему виной, наверное, выпитое шампанское, но умом понимаю, что это ерунда — не так-то много я и выпила. Просто что-то внутри скребётся, гнилое предчувствие, почти невыносимое, от которого шумит в ушах, а ладони потеют. Да что ж за ерунда такая?
Щелчок на том конце провода, и сердце ухает в пропасть, когда слышу женский голос — высокий, радостный какой-то.
— Говорите! — требует барышня, а я отнимаю трубку от уха и пару секунд смотрю на экран, где большими буквами написано "Паша". Значит, не ошиблась номером, но кто эта девушка?
— Мне Павел нужен, — произношу, чувствуя, как немеют стопы, а перед глазами искры летают.
— О, он в душе, — щебечет девица, — не может подойти. Что ему передать?
В душе? Как это понимать? Ярость чёрной волной поднимается из глубины души, комком в горле застревает, рыданиями на волю рвётся, а я промаргиваюсь, чтобы злые слёзы не пролились. Может быть, это родственница? Или соседка? Мало ли…
— А вы кто? — вырывается помимо воли, хотя ведь просто трубку бросить хотела. Но в голове помутнение, а руки дрожат.
Девушка смеётся, просто заливается, а мне хочется одного: взять эту хохотушку за горло и сломать шею к чёртовой бабушке.
— Я? — переспрашивает, отсмеявшись. — Я невеста Павлика. У нас с ним свадьба через неделю.
После этих слов — страшных в своей безысходности — нажимаю отбой и кидаю телефон об стену, а он разлетается пластиковым крошевом, а мне кажется, что жизнь моя рухнула. Ненавижу, просто ненавижу! Какая же он сволочь, просто невообразимый гад.
— Поля, — доносится сквозь шум в ушах, но я не хочу никого видеть, ни с кем разговаривать не хочу. Но Ася не отстаёт: теребит меня, дёргает. Ну почему, почему меня не хотят оставить в покое? — Полина Юрьевна!
Отнимаю ладони от лица и фокусирую взгляд на встревоженном лице подруги.
— А?
— Что "а"? Стряслось что, пока я в туалете была? Отец звонил, да? Умер кто-то?
Да, умер. Врутри что-то треснуло, надломилось, руинами развалилось, погребая под обломка и любовь. Как могла поверить, что он остепенится, а все те девушки, что вились вокруг, ничего не значат для него больше? А ещё, сволочь, о честности говорил. Боже, какая я дура, какая беспросветная идиотка! Всю жизнь себе поломала, чуть на помойке не осталась… И ради чего? Ради кобеля этого?
— Да что случилось-то? — Ася окончательно теряет терпение, нервничает, даже, кажется, ударить меня готова.
Уверена, даже пырни она меня сейчас ножом, боль будет несравнимой с той, что изнутри разрывает. Никогда так больно не было, когда, кажется, все жилы по очереди на острый штырь наматывают и проворачивают, наизнанку выворачивая.
В итоге меня прорывает: сквозь слёзы, затмившую всё обиду, ярость и сжигающую чёрную ревность рассказываю, что только что услышала.
Когда заканчиваю, Ася наливает мне стакан воды, заставляет выпить, чтобы хоть немного успокоилась и, бросив многозначительное "вот это да…", убегает в магазин за новой бутылкой шампанского. Когда за ней захлопывается дверь, ложусь лбом на прохладную столешницу, а меня трясёт, точно лихорадку подцепила.
Не-на-ви-жу.