В любви и на войне все средства хороши!

Глава 10

Пока шла через лагерь ещё как-то сдерживалась, даже пару раз улыбнулась и кивнула в ответ на приветствие знакомых ребят. Правда, боюсь, выражение лица у меня при этом было несколько странное. Да и весь внешний вид оставлял желать лучшего: лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестят, волосы растрёпаны, плата нет. Наверное, он так и остался лежать на поляне, где Ленц его с меня снял. Не важно! Потом найду.

Выйдя за пределы лагеря и отойдя подальше, скрывшись от взглядов за густой растительностью разросшейся вдоль побережья реки, я снова перешла на бег. Протоптанная тропинка ложилась под ноги, низко нависающие ветки деревьев и кустов иногда хлестали по лицу: я их не видела, глаза уже застилали долго сдерживаемые слёзы. Мир вокруг размылся и обесцветился.

А я всё бежала вперёд, стремясь оказаться как можно дальше от всех.

Тропинка закончилась возле небольшого пологого спуска, устланного мягким речным песком. Наверное, здесь купаются работники госпиталя, но сейчас место было абсолютно безлюдным. Однако мне не хотелось, чтобы кто-то случайно нарушил моё уединение, и я пошла дальше. Что-то гнало меня вперёд, заглушая голос разума и привычную рациональность.

Продвигаясь дальше вдоль берега, через некоторое время я вышла к старой развесистой плакучей иве, склонившей свои гибкие ветки над водой, словно красавица, любующаяся своим отражением в речной глади. Трава возле её подножья была невысокой, а спуск реке, хоть и не облагороженный — тоже имелся. Небольшая уютная заводь с цветущими кувшинками была тиха и уютна, но сейчас я этого не видела. Бросив узелок на землю, как была в одежде, прямо с разбегу влетела в воду.

Я кричала, била по воде руками, захлёбываясь рыданиями, выпускала на волю всё, что скопилось во мне не только за последние две недели, но, казалось, за всю мою жизнь. Привыкшая быть тихой, уравновешенной, всегда молча переносить беды и огорчения, сейчас я перестала себя сдерживать, волну за волной выплёскивая ярость, боль, страх, отчаяние.

— За что! — мой отчаянный вопль, обращённый к небу, разнёсся далеко вокруг. — Почему я?! Ответьте, наконец! За что вы так со мной!

Но боги безмолвствовали. А я застыла, обхватив себя руками и мелко дрожа от холода. Мокрые волосы облепили лицо, слёзы смешались с речной влагой, голос охрип. Стоя по пояс в воде я уже просто тихо, безнадёжно плакала не в силах остановиться. Родители, приют, неудавшаяся личная жизнь, Макс, война… А теперь ещё и это. Дар — не нужный, нежеланный, ставящий меня в положение куклы, которую могут использовать даже без её позволения, просто потому, что это потребуется.

Мне было так одиноко. И никого, совсем никого рядом, кому я могла бы довериться, спрятаться в его объятиях от всего мира, обрести такой долгожданный покой и счастье. Силы закончились окончательно, зубы начали стучать от холода, хотя, скорее всего виновата в этом была не холодная вода, а пережитый эмоциональный выплеск.

Выбравшись на бережок, я села на землю, подтянула колени к груди и обняла их руками. На смену бурным эмоциям пришла апатия и какая-то тупая усталость. Я сидела, тупо уставившись в одну точку перед собой, не видя, не замечая ничего вокруг.

Но постепенно какие-то детали начали невольно привлекать моё внимание. Вот солнечный блик, отразившись от водной глади, заискрился, словно красуясь передо мной своей яркостью и исключительностью. Белые кувшинки, раскрывшие свои изящные, тончайшие лепестки, гордыми красавицами возвышались среди зелёного ковра из плотных листов, которым уже начала покрываться эта небольшая заводь. Юркие стрекозы, порхали над цветами, привлекая внимание радужными переливами на прозрачнейших перепонках своих крыльев; зависая в неподвижности, чтобы через мгновение вновь сорваться в полёт по одной им понятной траектории.

Река несла свои воды неспешно, неторопливо, тая в своих недрах множество разных невидимых сверху чудес. Вот, где-то плеснула хвостом большая рыба, комарики-водомерки весело играли в догонялки у самого берега. В ветвях ивы какая-то птица весело свиристела, выводя замысловатую мелодию. И словно в ответ ей, на противоположном берегу, заросшем густым лесом, раздавался дробный перестук дятла.

Жизнь продолжалась. Шла своим чередом, не обращая внимания на маленькие трагедии, случающиеся время от времени у одного из её детей. Жизнь и смерть, вдохновение и разочарование, веселье и грусть сменяют друг друга, как и множество других рубежей, через которые проходит каждое живое существо, раз за разом делая собственный выбор.

Не хочешь выбирать? Судьба примет решение за тебя, а потом снова подтолкнёт к новому перекрёстку. И это будет происходить раз за разом, цикл за циклом. Так нарабатывается жизненный опыт.

Опыт — очень неоднозначное явление. Он — причина и следствие всех наших поступков. Именно из-за опыта мы стремимся вперёд, терзаемые азартом и предвкушением… от него же бежим без оглядки, опасаясь повторения однажды

пройденных уроков. Опыт даёт нам знания, а с ними приносит многие печали. Но тот, кто боится сделать даже шаг — не живёт, а лишь существует. Ибо жизнь — есть движение вперёд: изучение, сопереживание, постижение. И накопление опыта. А что уж с ним делать дальше и для чего именно использовать — каждый волен решать сам.

Вот и моё время пришло. Именно здесь и сейчас предстоит мне принять своё решение, сделать окончательный выбор, от которого будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь.

Сейчас, когда эмоции схлынули, а разум стал кристально чист и беспристрастен, слово взяла беспощадная логика и неистребимый прагматизм. По сути, что я могу сейчас сделать? Сбежать, вернувшись к своей привычной мирной жизни? Но её больше нет. Всё, что составляло её раньше — исчезло: любимая работа, общение с коллегами, мечты о семейном счастье, спокойная уверенность в завтрашнем дне.

Разве осталось хоть что-то из этого? Нет. Тогда к чему мне возвращаться? Это всего лишь очередной самообман. И пойдя на пути у слабости и страха я в результате приду в никуда. Останусь одна на руинах прошлого, так и не осмелившись в настоящем заложить основу возможного счастливого будущего. И буду всегда сожалеть об этом. Точно знаю, что буду: переживать, корить себя за нерешительность, гадать о том, что могло бы быть, если… Так что, не пойдёт.

Какие варианты есть ещё?

Остаться здесь и сделать вид, что ничего не произошло. Жить как раньше, работать при госпитале, делать вид, что никакого открывшегося дара и в помине нет. И смотреть, как один за одним умирают те, кому я могла бы помочь, сгенерировав такую необходимую для их лечения магию. И медленно умирать вместе с ними, снедаемая чувством вины и стыда. Смогу ли я остаться собой, пережив это? И что будет, когда привезут раненых со следующего сражения и ситуация повторится, вновь заставив меня выбирать. Вынесу ли я это? Или последующая жизнь превратится в смесь сожалений о прошлом и страха перед будущим? Страшно себе такое даже представить.

Значит, остаётся лишь последний путь? Набраться смелости, вернуться в лагерь и извиниться перед несправедливо оскорблённым целителем. Надеюсь, он поймёт причины моего неадекватного поведения — накопленный сильный стресс, — ведь недаром профессионал своего дела, целитель высшей категории. А затем предложить попробовать повторить эксперимент снова, но уже более осознанно и без вмешательства целительских чар.

Не думаю, что Эрих Ленц действительно будет давить на меня заставляя делать то, к чему я буду не готова. Это я ему на эмоциях наговорила. Ведь в чём-то он был прав, когда хотел мне помочь. Так просто я сама бы не расслабилась: постоянно нервничала бы, смущалась, отвлекалась и, в результате, могла провалить весь эксперимент на корню. С его же помощью я прекрасно ощутила движение потока преобразованной магии и даже немного научилась им управлять.

А то, что довольно молодой и здоровый мужчина несколько увлёкся, как в плане магии, так и заигравшись в прелюдию — тоже понятно. Насколько я успела заметить, услугами маркитанток он не пользовался. А долгое воздержание совсем не помогает в подобного рода опытах. Скорее совсем наоборот.

И чего я, собственно, психанула? Давно ведь уже не девственница и прекрасно знаю эту сторону взрослой жизни. К тому же, не сказать, чтобы целитель вызывал во мне отвращение или неприязнь. Тут, скорее, всё дело в непривычке, ещё пара тройка таких «сеансов» и я привыкну. Да и навык преобразования должен постепенно развиваться. Это как развитие любого другого дара: главное знать теорию и практиковаться почаще, причём желательно под руководством более опытного наставника. Вот это как раз мой вариант!

Теория проста, а что касаемо практики: она уже показала, что для запуска преобразования энергии вполне достаточно невинных ласк. Поток стабилен и непрерывен. Нам же не нужна мощная «волна». Лучше понемногу заполнять накопители, чтобы не спугнуть только что открывшийся и ещё толком не окрепший

дар. Тише едешь — дальше будешь.

Зато, когда удастся получить достаточное количество полных накопителей, можно будет оказать помощь оставшимся немногочисленным раненым. Точнее, обречённым. В последние пару дней новых смертей не было, но мне кажется это от того, что кто-то из персонала всё же не выдерживал и время от времени задействовал свой резерв, чтобы дать больным хоть какую-то отсрочку.

А скорее всего и не один человек. Целители — это же не только сторона дара, но и особое восприятие мира. Им физически трудно не оказать помощь тем, кто действительно в этом нуждается, особенно, если это последняя надежда. Конечно, ещё на первом курсе их обучают брать эмоции под контроль и мыслить разумно, но от предрасположенности никуда не денешься. Держатся, но переживают. А здесь с такой ситуацией, похоже, столкнулись впервые: умирающие на руках, свободные лекари и целители есть, а магии нет. Вот и партизанят, втихаря нарушая запрет Ленца.

А я могу реально помочь. Значит нужно просто отбросить в сторону все сомнения и страхи. Я могу спасти чьи-то жизни. Это важнее всего!

Приняв такое решение, я почувствовала, что на душу мою снизошло спокойствие и принятие своей судьбы. Я всё делаю правильно. В остальном же стоит положиться на судьбу и волю богов. Хочется верить, что своим детям они желают только лучшего, даже если и достигается это не так просто, как нам того хотелось бы.

Солнце грело во всю, щедро делясь с миром своим теплом. Время уже явно перевалило далеко за полдень, значит, обед я пропустила. Но есть пока и не хотелось особенно. Лучше сейчас переделаю всё, что запланировала, а потом за ужином наверстаю.

Оставшись в одном нижнем белье, я подвязала подол рубашки повыше, чтобы не мешал, взяла грязные вещи и снова зашла в речку. Стоя по колено в воде, я споро перестирала и выполоскала всё бельё, развесив его потом на просушку по близлежащим кустам. Вряд ли оно успеет высохнуть, пока я здесь нахожусь. Но хоть немного стечёт и обветрится. А потом уж найду, где можно будет повесить чистое в лагере, не опасаясь, что длина моей рубашки и фасон панталон станут известны всей госпитальной обслуге. Как-то ведь женщины здесь приспособились к полевым условиям. Так что, и я что-нибудь придумаю.

Закончив со стиркой, занялась собой. Скинула подсохшую за это время сорочку, распустила волосы, окутавшие меня, словно плащом до середины бедра и пошла купаться. Перво-наперво промыла своё богатство, не жалея времени и сил на выполаскивание шампуня из волос. Его, как и мыло я всегда покупала только у нашего академического профессора по зельеварению: она подрабатывала созданием

различных косметических средств по своим собственным рецептам. Стоили они, правда, недёшево, но результат того стоил.

Шампунь хорошо пенился, быстро смывался. После него волосы меньше путались и расчёсывались на удивление легко, ещё долго сохраняя чистоту и здоровый блеск. Домыв голову, свернула волосы жгутом, свернула в кичку на затылке и зафиксировала двумя деревянными заколками-спицами. Взяв, лежащее на кумушке у берега мыло, пахнущее земляникой, неспешно провела им по телу.

Я люблю вкусные запахи — это моя слабость. Могу долго выбирать аромат духов, или купить свежевыпеченную сдобу только из-за аппетитного аромата, витающего около магазина. С людьми точно так же. Очень сложно находиться рядом с человеком, чей запах тебе неприятен. Естественный запах. Но смрад немытого тела или аромат парфюма, а тот самый, присущий каждому человеку свой собственный запах.

Может, именно поэтому у меня было так мало романов? Предыдущих кавалеров я воспринимала нейтрально: ни тепло, ни холодно. Чем-то пахнет, не раздражает и ладно! А вот чтобы хотелось уткнуться человеку носом в шею и вдыхать, вдыхать притягательный, неповторимый, ни с чем не сравнимый аромат — такого нет, не было.

Макс пах немного иначе. Я чувствовала его на расстоянии: физического контакта между нами почти не было. Но то, что удавалось уловить, приятно будоражило и вызывало немалый интерес. Вероятно поэтому, я так привязалась к нему в итоге. К счастью, дело не зашло слишком далеко и зависимостью это не стало.

О своём странном восприятии мира и людей я никому не рассказывала. Боялась

насмешек и того, что от меня начнут шарахаться, как от ненормальной. Ведь иногда я даже могла перечислить ингредиенты, из которого состоит блюдо, просто пройдя мимо открытого окна кухни, где оно готовилось.

Странно, конечно, но бывают странности и похуже.

Тщательно вымывшись и вдоволь наплававшись напоследок, я вышла на всё так же безлюдный берег и закуталась в казённое полотенце, второе — намотав тюрбаном на голову. Их, как и казённое нижнее бельё, я сдам Уле на обратном пути, поменяв на чистые.

Насухо вытершись, надела свои запасные панталоны и нижнюю сорочку. Расстелила освободившееся полотенце, на нависающей почти параллельно земле нижней ветке ивы, и уселась сверху. Гребень я взяла с собой и теперь занялась неспешным распутыванием и расчесыванием длинных влажных прядей. Второе полотенце, лежащее на плечах, не позволяло рубашке промокнуть. Но платье я всё равно решила надеть чуть позже, когда приведу волосы в порядок.

Погода была тёплая, от лёгкого ветерка, дующего с реки, меня закрывала завеса ивовых ветвей, пропускающих внутрь моего своеобразного шатра солнечные блики. Вся окружающая атмосфера успокаивала, умиротворяла, настраивая на философский лад, давая беспокойному сердцу успокоение. Думать не хотелось, я просто впитывала окружающие меня красоты и звуки, медленными, монотонными движениями расчесывая густые волосы.

Обратно в лагерь идти не торопилась, и это не было халатностью или скрытой обидой. Просто дежурство по госпиталю у меня будет только следующей ночью, а о том, что знатный выздоравливающий без внимания и ухода не останется — была просто уверена. Даже, если Ленц и выразит своё неудовольствие моим долгим отсутствием, просто скажу ему, что мне требовалось привести себя в порядок. В конце концов, он сам меня довёл, должен понимать, что подобные вещи бесследно не проходят.

Хотя, честно говоря, не думаю, что целитель будет меня упрекать. Не могла объяснить это логически, просто знала и всё. Верила в его честность, профессионализм, адекватность восприятия…хм… нет, всё не то.

Я. Просто. Знала.

Сколько времени я так провела, погрузившись в расслабленное, медитативное состояние — не знаю. День уже начал клониться к вечеру, предвещая наступление сумерек. Заметно похолодало, пришлось надеть верхнее платье и накинуть на плечи шаль, которую на всякий случай прихватила с собой. Волосы почти уже высохли, так что, заплетя их в свободную косу, я пошла собирать выстиранное бельё и купальные принадлежности.

Собравшись, печально посмотрела на свою так и не просохшую обувку и, связав шнурки ботинок, взяла их в свободную руку. Ничего страшного не случится, если пройдусь до лагеря босиком. Дома я часто любила бродить в саду по росе ранним утром. Ни с чем не сравнимое ощущение свежести, прохлады и бодрости.