В любви и на войне все средства хороши!

Глава 20

Рональд.

Голова раскалывалась просто немилосердно. Когда я уже ближе к вечеру пришел в себя, казалось, что по мне проехала боевая колесница. Ни разу не видел их в реальности. Но изображения не раз встречались в учебниках по истории вооружения. И почему-то первым делом вспомнилась именно она. Черт! Больно…

Коснувшись рукой места удара, ощутил под пальцами спекшуюся кровяную корку на волосах, но от самой раны не осталось и следа. Значит исцели. Но обезболить по какой-то причине не захотели. Знать бы еще почему? Не за некорректное же поведение в отношении маркитантки, в самом деле! А больше вроде не за что.

На тумбочке, рядом с изголовьем до сих пор стоял поднос с нетронутым завтраком. Разве что на нем добавилась дополнительная тарелка с мясной похлебкой. Обеденная. И наверняка уже холодная. Это уже начинало наводить на мысль или о саботаже или от вселенском заговоре. Но в последнее верить не хотелось а первое… ай, да ну его все!

Аппетит, как ни удивительно после такой травмы был просто зверский! Поэтому я даже не заметил, как умял еду подчистую. Едва я успел поесть, ко мне в шатер зашел хмурый мужчина. Эрих Ленц — главный целитель одного из тандирских полевых госпиталей. Он представился, когда пришел ко мне после того, как я очнулся после контузии. Однако я ответить ему ответной любезностью не смог., старательно разыгрывая практически полную амнезию. Назвал лишь свое короткое имя для удобства общения.

С тех пор он каждый день наведывался ко мне, проверяя состояние здоровья и динамику выздоровления. В разговоры не вступал, допрашивать даже не пытался. Судя по всему, я ему конкретно не нравился, но рамок субординации и элементарных приличий он не нарушал. Я же в свою очередь тоже не торопился налаживать контакт и расспрашивать его о чем-то, закономерно опасаясь вызвать ненужные подозрения.

Убедившись в том, что повторное «ранение» не сильно отразилось на моей способности к самообслуживанию, Ленц заявил, что если я чувствую себя достаточно хорошо, то сейчас меня проводят помыться и привести себя в порядок. Одежду тоже выдадут, правда, без изысков, казенного образца. Нечего, мол голышом ходить.

Последняя фраза сказана вслух не была, но чувствовалось, что именно это в виду и имелось. Но меня это не задело. Хотят дать мне возможность помыться и одежду — отказываться не буду. Мне это только на руку. Выразив свое согласие и полную готовность, в ответ получил сообщение, что в таком случае за мной через полчаса зайдут и проводят до специально отведенного места.

Выполнив свой долг, целитель покинул шатер, а я поспешил совершить все необходимые перед омовением процедуры. В том числе и оделся: я давно уже обыскал шатер на предмет полезных вещей. Так что смена чистой нательной одежды в сундуке для меня сюрпризом не была.

Не прошло и получаса, как за мной действительно явились два конвоира. Судя по виду, некоторой опаске во взглядах и повадкам — адепты боевики. Еще один присоединился к ним, когда мы вышли из шатра, взяв меня, таким образом, почти в коробочку: двое по бокам и один сзади.

Учитывая, что идти пришлось почти через весь лагерь, я пришел к выводу, что госпитальная обслуга решила не заморачиваться выделением мне персонального места купания рядом с шатром. Так же, как и не повели к ближайшему водоему — а он должен здесь быть: без доступа к питьевой и технической воде лагерь не разворачивают.

Значит, вели к общепринятому месту купания или просто туда, где это было удобнее всего сделать, а именно недалеко от полевой кухни. Мои предположения оказались верны, когда мы пришли к небольшому огороженному простынями закутку, в котором стояла бадья, почти доверху полная горячей водой, над которой поднимался пар. Рядом с ней два ведра с чистой водой для ополаскивания. То, что нужно после затяжной болезни, чтобы смыть с себя не только грязь, но и остаточную нездоровую энергетику!

На стоящей чуть в стороне табуретке лежала стопочкой сложенная одежда и полотенце. На небольшой полочке, подвешенной к бортику бадьи — мыльные принадлежности. Уговаривать меня воспользоваться всей этой роскошью не пришлось. Быстро скинув прямо на траву одежду, которой пришел, я со вздохом истинного удовольствия залез в бадью и наверное впервые за долгое время смог позволить себе по настоящему расслабиться.

А что может случиться? Я под надежной охраной, пусть и в плену. Здоров, полон сил, накормлен, а сейчас еще к тому же буду чист и одет по-человечески. Это ли не повод для радости? Погожий денек медленно клонится к вечеру, кухонная обслуга болтает о свежих сплетнях, а где-то недалеко раздается женский смех. Идиллия какая-то, черт возьми!

Если бы голова до сих пор не болела, вообще прекрасно бы было. Но нет в этом мире совершенства, так что и жаловаться — смысла нет.

Решив все же долго не рассиживаться, пока меня не начали поторапливать, я тщательно вымылся и ополоснулся. Начинавшую отрастать бороду, решил не сбривать: во-первых, нечем было, а во-вторых, в целях конспирации. Не хотел рисковать тем, что кому-то мое лицо может показаться знакомым. В свое время, мои портреты достаточно часто мелькали в светской хронике: что поделать — бурная молодость! Так что теперь рисковать лишний раз не стоило.

Тщательно растершись махровым полотенцем, я с большим удовольствием облачился в новую, вполне подходящую мне по размеру, одежду. Нательное белье дополнялось простыми черными штанами, темно-зеленой рубахой и сапогами. Большего по летнему времени и не требовалось, ведь в дорогу я не собирался, так что плащ был мне явно ни к чему.

Точнее, это они думали, что не собирался. У меня же на этот счет были свои планы. Слушая за время купания болтовню кухонной обслуги, я сумел ухватить, что через пару дней должно пожаловать высокое начальство, вместе с обозом снабжения. И лично для меня это было дурной новостью.

Если до сих пор, несмотря на очевидные подозрения в том, что я являюсь врагом, со мной обходились достаточно хорошо, то приезд высших чинов может запросто закончится для меня допросом с пристрастием. А то и вовсе высылкой в столицу в качестве ценного заложника.

Значит, пришло время бежать. Окреп я для этого уже почти достаточно, нужно только переждать еще день, чтобы окончательно убедиться, что неожиданных последствий от повторной травмы головы у меня нет. Справиться с охранением труда не составит: совсем еще зеленые мальчишки, пусть и владеющие атакующей магией. В данном случае опыт и фактор неожиданности на моей стороне. Одежда у меня есть тоже. Плащом разживусь у одного из адептов. С едой сложнее, но ее можно откладывать и прятать, собирая с собой небольшой запас.

Изначальный расчет на то, что с едой и одеждой мне сможет помочь Рина, пришлось отбросить. Теперь эта девчонка ко мне и близко не пойдет. А если ее и заставят продолжить лечебные процедуры, но и о каком доверии уже точно не может быть и речи. Чертова девка! Это надо же так, а? Сначала стонала подо мной, явно демонстрируя, что согласна на все, что я только захочу с ней вытворить, а потом ни с того ни с сего резко сдала назад, да еще и кувшином по голове приголубила!

Стерва!

Но и я-то хорош! С чего, спрашивается, так завелся? Ведь сначала просто хотел ее немного проучить. И не было у меня никакого желания с ней спать. Уж точно не после того, как столько мужиков ее отымели в эту ночь! Так что же тогда изменилось? И когда?

Да, она профессионально завела меня массажем и аромат, которым пахло сегодня масло будоражило кровь. Но не настолько же, чтобы я чуть не потерял голову, от вожделения. Да я хотел ее, сильно, как ни пытался сдерживаться. И это бесило неимоверно.

Поэтому, чувствуя, что еще немного и сорвусь, я решил остановить ее. Выбить клин клином: посмотреть в лицо этой развратной девке. Сменить безличные качания, дарящие удовольствие, на правду лицом лицу, какая она есть. Найти доказательство того, что ей что-то нужно от меня.

Ведь не зря пришла так рано, причем такая уставшая, но еще более соблазнительная чем обычно. И делала все, чтобы я загорелся к ней страстью. Значит тут была своя выгода, о которой она предпочла умолчать до поры, умело и целенаправленно разжигая во мне огонь желания, чего не позволяла себе раньше.

Хотела, чтобы я оказался под властью ее чар, опьяненный ласками и согласный на все, что она попросит?

Не дождется!

Подмяв ее под себя и остановив этим провокационный массаж, я смотрел на нее, пытаясь найти то, что поможет мне проникнуться к ней неприязнью, а лучше даже отвращением. Потому что лживые продажные женщины никогда не интересовали меня и вызывали лишь отвращение, особенно после предательства Люсиль.

И я искал. Но находил совсем не то, на что надеялся. Смотрел ей в глаза, желая увидеть в них расчетливый цинизм продажной девки, а видел незамутненное желание возбужденной не менее меня женщины. Пытался рассмотреть на ее теле отметины, свидетельствующие о бурно проведенной с другими ночи, но взору моему открылась лишь чистая кожа, почти не тронутая загаром, так и манившая к ней прикоснуться.

Запах, даже он был свеж и приятен: от нее не разило ни мужчинами, ни собственным потом или иными малоприятными ароматами, которые неизбежно остались бы, заявись она ко мне «с корабля на бал». Успела помыться перед этим? Сомнительно. Волосы совсем сухие, значит, не купалась, а простым обтиранием тут дело не выправишь. Разве что можно попытаться перебить подобное амбре духами с резким или сладким запахом.

Но от Рины не пахло косметикой или парфюмерией. Однако все же присутствовал какой-то неуловимый аромат: тонкий, манящий, и почему-то безумно знакомый. Желая понять его лучше, я принюхался, но этого оказалось недостаточно. Тогда подавшись вперед, просто уткнулся носом ей в шею, в надежде найти источник привлекающего меня запаха.

И пропал.

Ее кожа слабо, но узнаваемо пахла земляникой. Свежие, чуть сладковатые нотки в сочетании с естественным ароматом женщины кружил голову не хуже крепкого вина. Но было и что-то еще. Что-то, чему я не мог подобрать названия.

Все существо мое почему-то потянулась к этой женщине, словно замерзший уставший путник, добравшийся, наконец-то, до ярко пылающего камина. От нее тоже шло тепло. Не внешнее, внутреннее. Это сложно было объяснить. Но одно я понял совершенно определенно: терять это ощущение, пока не окунусь в него целиком и не отогрею что-то заледеневшее, составляющее мою суть, я не собирался. Более того, захотелось усилить это тепло, превратив его во всепоглощающий пожар. И я сумел этого добиться.

Она пылала и плавилась в моих руках, а я получал от этого огромное удовольствие, причем не только на физическом плане. Как вдруг все остановилось. Она сдала назад. А я растерялся. Не хотел отпускать ее так просто и в то же время не готов был раскрыть ей истинную причину подобного желания.

Поэтому сказал первое, что пришло в голову. Но, видимо, не угадал. Потому что та сладкая кошечка, что еще минуту назад сладко постанывала в моих объятиях, вдруг вновь превратилась в грубую вульгарную девку, с воплями принявшуюся от меня отбиваться, не стесняясь при этом осыпать ругательствами.

Это разозлило!

Так меня еще ни разу не отвергали. Особенно девицы легкого поведения. И я решил настоять на своем, как видно, зря. Девчонка, судя по всему, пылала не меньшей решимостью от меня избавиться, потому-то и прибегла к грязным методам. Ударила со всей дури меня по голове, отправляя в отключку! Ничего не скажешь, изящный выход из положения. Но и я-то хорош, совсем потерял бдительность. Непростительная беспечность!

С полевой кухни потянуло ароматом готовящейся еды, прерывая поток возмущенных мыслей, и я, к своему удивлению, обнаружил, что не прочь еще разок подкрепиться. Видимо, регенерация все еще действует, оттягивая на себя все силы организма и требуя дополнительной подпитки. Значит, пора возвращаться в шатер и ждать, когда мне принесут ужин. Может хоть на этот раз получится поесть горячего?

На обратной дороге, я старался незаметно изучить планировку лагеря, в поиске наилучших путей отхода. Проходя мимо явно складских палаток, заметил чуть в стороне натянутые на столбах веревки, где сушилось белье. Рядом с ними стояли две женщины из госпитальной обслуги и развешивали только что выстиранные бинты.

Одну из них я узнал сразу — Тильда. А вот другая, судя по фигуре и мелодичному смеху явно более молодая, стояла ко мне спиной. На какое-то мгновение мне показалось, что я узнал голос Рины, но тут же убедился в том, что ошибся. Мало того, что на женщине было стандартное форменное платье весьма строгого покроя, а голову прикрывал сестринский плат, так еще и Тильда смотрела на нее с таким теплом и лаской, что становилось ясно: она испытывает к своей собеседнице самые нежные чувства.

А Рина с Тильдой была в контрах. К тому же одевалась намного более вульгарно и была лишена той плавной грации и неторопливости движений, которые с первого взгляда были заметны в этой незнакомке. Вот она что-то сказала тихим, мягким голосом, вызвав на лице Тильды одобрительную улыбку и ехидный смешок.

Последний явно предназначался парню из адептов, вроде как случайно остановившемуся неподалеку. То, что все это лишь показуха, выдавала его слишком напряженная поза и то, с какой жадностью и ожиданием он смотрел на не желающую обращать на него внимания молодую женщину.

Прочему-то мне он не понравился сразу, хотя объективных причин для столь резкой антипатии не было никаких. Гораздо больше заинтересовал предмет его интереса. Я уже прошел мимо, а стройный силуэт женской фигурки по-прежнему стоял перед глазами, вызывая смутное беспокойство. Что-то в нем казалось странно знакомым.

Неожиданно вспомнились бредовые видения, которые преследовали меня, пока я тяжело болел. Некоторые стерлись из памяти, некоторые же, как ни странно, остались. Одно из них — видение прекрасной девушки с нежным лицом и добрыми глазами, которая ласково касалась меня, усмиряя жар и боль, принося хотя бы временное облегчение.

Голос ее был тих и нежен, слов я разобрать не мог, но мне нравилось само его звучание. Это была та самая нить связи с миром живых, за которую я так отчаянно хватался, борясь со смертью из последних сил. Это видение приходило ко мне неоднократно и я почти поверил, что та женщина действительно реальна. Тем более, что одета она была, как сестра милосердия. Но за все пребывание в сознании я так и не увидел ее больше. За мной ухаживала исключительно Тильда, потом появилась Рина. А это дивное видение растаяло вместе с горячечным бредом ушедшей болезни, заставив меня сомневаться в собственных воспоминаниях.

Или это был действительно только бред? Отчаянная попытка измученного болезнью сознания найти хоть какой-то якорь, причину, шанс зацепиться за жизнь. И вот сейчас случайная мимолетная встреча вновь напомнила мне об этом. Может ли быть так, что та женщина действительно существует и это была она? Или недавно полученный удар по голове имел гораздо более серьезные последствия, чем показалось на первый взгляд и теперь мне мерещится всякое?

Рина! Я еще найду способ вернуть ей должок. Не сейчас, так позже. Война не будет длиться вечно, особенно после того, что я расскажу отцу по возвращении. А я терпеливый. Найти маркитантку после заключения мира не составит труда. Тогда уж она мне за все ответит!

Мрачно ухмыльнувшись в предвкушении неизбежной встречи и возмездия, я вошел в свой шатер и раздевшись, завалился на кем-то уже заботливо перестеленную постель. Надо хорошенько выспаться и накопить сил. Следующей ночью спать мне не придется. Пора возвращаться.

Однако сначала поужинаю, а заодно припрячу часть съестного с собой. Путь предстоит неблизкий, еда мне пригодится.

Следующий день прошел как обычно, с той лишь разницей, что еду мне приносил один из адептов. Молча ставил ее на прикроватную тумбочку и тут же покидал шатер. Надеюсь, с Тильдой ничего не произошло и она просто отдыхает. Мне эта женщина нравилась и зла я ей не желал. Даже радовался, что в ночь моего побега ее не будет поблизости, а значит, не будет возможности даже пусть случайно причинить ей вред.

К вечеру я уже чувствовал пробуждающийся в крови азарт. Как только ночная тьма опустится на землю и лагерь заснет, я сбегу. Но попытка будет только одна. Поэтому следовало хорошенько подготовиться и не спешить.

Чтобы усыпить бдительность возможных случайных наблюдателей, сразу же после ужина, я разделся и лег в постель, изображая глубокий крепкий сон. А сам в это время обдумывал про себя, что именно я узнал и какими подозрениями следует поделиться с отцом в первую очередь. Все же «крыса» в собственных рядах — это большая неприятность. Так что действовать придется скрытно. «Светить» тем, что я жив и вернулся раньше времени не стоит точно.

Подобные размышления прекрасно отвлекали от желания уснуть и наоборот придавали решимости исполнить задуманное. Вернуться домой и предупредить отца о предателе, было чрезвычайно важно. Значит, я это сделаю. Чего бы мне это ни стоило.