Глава 3

Утром, проснувшись чуть позже обычного, я чувствовала себя не в пример лучше. Как морально, так и физически. Воспоминания последних дней слегка притупились. Теряя свою остроту и уступая место профессиональной отстранённости. Тем более, что раненых на нашем попечении заметно убавилось.

Сдав грязное бельё в стирку, я сходила в столовую на завтрак. Осталось только договориться с мужчинами из помощников, чтобы они зашли в шатёр главного целителя и вылили лохань с использованной водой. Что я и сделала, вовремя заприметив двоих за соседним столом.

Работа встретила меня уже привычной суетой в госпитале. Свои обязанности я уже выполняла почти механически, стараясь не слишком присматриваться к лицам искаженным страданием. И всё же, доброе слово находилось для каждого, кто нуждался в поддержке. С некоторыми я даже перекинулась парой фраз. Кто-то уже даже понемногу начал шутить и делать комплименты. Это были из тех, кто уже более или менее оправился, и кого мы готовили к завтрашней отправке на поезд.

Подводы на станцию должны были уйти утром ещё затемно, так что всё необходимое нужно было сделать сегодня: выдать одежду тем, чья форма пришла в полную негодность, сделать последнюю перевязку, составить списки уезжающих и умерших за ночь.

С последними было сложнее всего, так как не всех могли опознать. Этой ночью ушли ещё пятеро из самых тяжёлых. Их унесли в похоронный шатёр ещё до моего прихода и только пустые лежаки с грязным бельём свидетельствовали о том, что ещё недавно здесь кто-то лежал.

Что с ними будет дальше и как именно тела переправят в столицу — я не расспрашивала. Просто не хотела знать. И без того было тяжело. Проверять свои нервы на прочность желания не было: и так эмоциональное напряжение от работы сливать было некуда, так зачем добавлять себе лишнее?

Дома я решала эту проблему весьма своеобразно. Через несколько лет, после того, как я получила наследство, по соседству со мной поселился уже довольно пожилой мужчина — Дуглас Дартон — отставной сержант королевских войск. Полученная пенсия позволила ему купить небольшой домик в нашем тихом районе, чтобы спокойно дожить остаток отведённых ему дней.

Ни семьи, ни близких родственников у него не было. Друзья тоже захаживали нечасто, насколько я могла судить. Да и у меня хорошие знакомые появились только на работе: подруги из приюта разлетелись кто куда и лишь изредка присылали о себе весточки. Может быть поэтому, как-то случайно начав общаться с мистером Дартоном, мы вскоре к обоюдному удовольствию нашли друг в друге приятных собеседников.

Я иногда помогала ему по хозяйству, а он делился воспоминаниями о славном боевом прошлом и давал мне мудрые советы, если это было необходимо. Именно он, когда я пожаловалась на накопившуюся усталость и усиливающуюся нервозность, объяснил, что нельзя всё держать в себе. Особенно на такой работе, как у меня. Пусть даже она и кажется довольно несложной.

Человек, по словам мистера Дартона, имеет способность словно губка впитывать чужие эмоции: хорошие и плохие. Для этого не надо даже обладать магическим даром. Это не важно. Ведь сопереживаем мы душой, а не чем-то другим. А душа — она у всякого есть. Так и сказал.

Но больше всех подвержены этому те, кто часто работает рядом с чужой болью. Однако при этом не умеет до конца закрываться эмоционально. Потому-то и ловит чужие эманации, копит их в себе, а потом страдает сам от того, что не может наружу выпустить. Мучается. И лекарство от такого есть только одно — сильная физическая или эмоциональная нагрузка. Но эмоции при этом нужны совершенно другие: злость, радость, страх, восторг. Всё, что угодно, лишь бы оно могло полностью отвлечь внимание на себя и дать возможность «выпустить пар», вновь обретая утраченное душевное спокойствие.

Вот и получилось, что после этого разговора он стал заниматься со мной. Сначала просто гонял, заставляя привыкать к физическим нагрузкам и укрепляя тело. Потом начал понемногу обучать навыкам самообороны.

Надо сказать, давалось мне это нелегко!

За несколько лет спокойной, неторопливой жизни я слегка расслабилась. И пусть фигура у меня всегда была хорошая, но то, насколько я слабая физически и не слишком выносливая, понять труда не составило. Мы даже сделали мне на заднем дворе небольшую «полосу препятствий», как усмехаясь в густые усы, называл это мой новоиспеченный наставник.

Ежедневная утренняя самостоятельная разминка и совместные занятия по выходным через некоторое время начали приносить свои результаты: я заметно похудела, стала более крепкая, жилистая и ловкая. До сержанта мне было ещё далеко, но даже такие успехи радовали меня невероятно. Особенно тем, что не только укрепили тело физически, но и замечательно помогали сбрасывать эмоциональную усталость. Вновь делая характер спокойным и дружелюбным. Ведь на моей работе это было очень важным.

Дав мне базовые знания по рукопашному бою, мистер Дартон на этом не остановился, вознамерившись начать обучать меня и ножевому. На всякий случай, как заявил он на мой робкий вопрос, зачем девушке подобное умение. Мол, будет спокойнее домой с дежурства возвращаться, если будешь знать, что можешь за себя постоять.

Но, к сожалению, его планам не суждено было исполниться. Мы успели только начать учить меня ножевому бою, как через месяц тренировок моего наставника не стало. Просто не проснулся однажды утром, тихо скончавшись во сне. Хоронили отставного сержанта за счёт города, и на похоронах присутствовала только я, отпросившись в тот день с работы.

Позже, объявившиеся дальние родственники продали дом какому-то клерку средней руки и на том закончилась история нашей хорошей дружбы. На память о мистере Дартоне мне осталась только та самая «полоса препятствий» и твёрдая уверенность в том, продолжать заниматься необходимо.

И не только для того, чтобы разгрузиться эмоционально, по и потому что мне просто нравилось ощущение своего тела, находящегося в прекрасной физической форме. Поэтому сначала продолжила заниматься самостоятельно, а потом смогла в академии договориться с преподавателем по физической подготовке, чтобы он раз или два в неделю проводил со мной спарринги.

Правда, в последние годы, когда у меня один за другим образовались два романа, я несколько подзабросила занятия, о чём впоследствии сожалела. Но вскоре сожалениям не осталось места. Все мои мысли заняло новое и необыкновенное для меня чувство, из-за которого я, в результате, и оказалась здесь.

И кто знает, что в ближайшее время может случиться? Говорят, не так давно наши начали отступать и линия фронта немного сдвинулась? Может, стоит освежить в памяти некоторые навыки самообороны или хотя бы снова начать заниматься по утрам? Разумеется, когда стану чуть посвободнее. Если стану…

Закончив с одной работой по подготовке уезжающих завтра, принялись за другую: всех остающихся нужно было обойти, покормить, обиходить, и сгруппировать в дальней части госпиталя, чтобы не тревожить утренними сборами.

Раненых в тяжёлом состоянии было ещё довольно много: кто-то потихоньку шёл на поправку, но перевозку пока не осилил бы, кто-то был плох и перспективы его были не ясны, а кто-то уже находился на грани между жизнью и смертью. Смотреть на таких мне было откровенно тяжело. Слишком жаль таких некогда здоровых, полных сил мужчин и парней, заплативших за нелепую, никому не нужную войну своими жизнями.

Лежаки переносили мужчины из помощников, а дежурные санитарки помогали обустроить больных на новом месте. Следили, чтобы с ними обращались бережно и укладывали не слишком близко друг к другу.

Раньше, когда госпиталь был буквально забит битком, дежурства неслись по секторам — большим отгороженным «палатам», за каждой из которой следила отдельная санитарка. Теперь же, ещё после отъезда первой партии выздоравливающих, свободного места заметно прибавилось, и всех тяжёлых смогли уместить в одной «комнате».

Зато и дежурства теперь стали короче: не суточные, как раньше, а дневные и ночные. Это было нужно, чтобы младший персонал госпиталя мог тоже отдохнуть после напряжения последних дней. Спешки никакой не было, а сил одной ночной дежурной бригады: лекаря, медицинской сестры и санитарки вполне хватало для того, чтобы сделать всё необходимое. Днём же приходили целители, которые наблюдали за больными и выдавали для них назначения.

Наверное, поэтому одного из раненых, который почему-то привлёк моё внимание, я ни разу не до этого видела. На вид ещё довольно молодой мужчина, не старше сорока лет, судя по развороту плеч — крепкого, атлетического телосложения. А по тому, что длины лежака едва хватало, ещё и довольно высокого роста.

Цвет волос и глаз рассмотреть возможности не было: удлинённые, по плечи, пряди были грязными и слипшимися от пота; веки прикрыты. Мужчина находился в глубоком беспамятстве и никак не отреагировал на смену местонахождения.

Сама не знаю, чем он меня зацепил, но за всё время дежурства по госпиталю, я неоднократно заглядывала к нему, отмечая перемены в самочувствии и надеясь, что ему всё же станет лучше.

Но, к моему глубокому сожалению, этого не произошло.

Вечером больному стало хуже. Температура усилилась. Явно началась горячка. Мужчина метался в бреду, всё норовя раскрыться или вовсе свалиться с лежака. Неразборчиво кого-то звал, о чём-то просил. Немного успокаивался, только когда я клала на его пылающий лоб свою ладонь, казавшуюся прохладной, и смачивала влажным тампоном сухие губы. Потом наступало временное затишье.

В один из таких моментов я всё же рискнула подойти к главному целителю с просьбой о помощи. Здесь явно нужно было магическое вмешательство, и чем быстрее, тем лучше.

Но Эрих Ленц меня неприятно удивил. Он как раз недавно сменился с дежурства и теперь сидел на своём лежаке, делая какие-то пометки в блокноте. На мою просьбу он сначала не отреагировал, будто не услышал. Долгую минуту сидел, думая о чём-то, но наконец, поднял глаза от записей, удостаивая меня своим вниманием, и холодно ответил:

— Ему уже ничем не поможешь. Разве что добить, чтобы не мучился.

— Но, может быть…

— Нет, Эрин! — рявкнул на меня Ленц, откладывая в сторону блокнот и скрещивая руки на груди. — Это моё последнее слово.

— Но почему? — не выдержав, повысила голос и я.

— Хорошо, объясню на пальцах, раз сама не понимаешь. Контузия у него тяжёлая. Раз пошла горячка, значит налицо дополнительное инфицирование и воспаление. Они-то его скоро и доконают. Парню просто не повезло. Не успел. Привезли одним из последних, когда уже почти все накопители были израсходованы. В этот раз никто не ожидал такого большого количества раненых, поэтому новые амулеты поступят ещё не скоро. Обычно их привозят раз в две недели. Лекари же не будут ради одного человека вычёрпывать свой личный резерв до дна. Особенно учитывая, какая прорва магической энергии требуется для лечения такого рода контузий. И насколько долгая и ювелирная работа с магическими потоками нужна в процессе. На одного человека — как минимум четверо целителей и некромант — это учитывая его сопутствующие проблемы. Так рисковать людьми я не буду. Поэтому — нет!

— Да как так можно, вообще?! — от подобной холодной расчетливости у меня просто опустились руки, а в душе начало разливаться отчаяние.

Умом я понимала всю правоту его слов, но женское сердце не хотело смиряться с подобной безнадёжностью. И плевать было, что разговор мы вели о совершенно постороннем мне человеке. Просто иногда бывают вещи, через которые ты не можешь переступить, потому что в этот момент изменишь себе. И потом ещё долго будешь мучиться чувством острой вины за то, что мог, но не сделал. Хотел, но не сказал.

— Можно, Эрин, поверь мне, можно, — на мгновение мне даже показалось, что Ленц немного смягчился, но уже следующие его слова развеяли это заблуждение. — И ты либо принимаешь это, либо нет. Поэтому, у тебя есть три варианта. Либо ты принимаешь эту ситуацию как данность и перестаёшь мучиться чувством вины, либо собираешь вещи и уезжаешь домой. Сразу оговорюсь, что вариант с отъездом мне не очень нравится, потому как лишиться пары умелых рук в подобной ситуации — весьма неприятно. Но и смотреть, как ты сломаешься — тоже желания нет.

— А третий вариант? — с надеждой посмотрела на него я, так как ни один из ранее перечисленных мне категорически не подходил.

— Третий вариант — ухаживаешь за ним сама, в свободное от основной работы время. Все необходимые лекарства и материалы можешь взять у старшего лекаря. Если твой подопечный дотянет до привоза новой партии накопителей, при условии, что за это время не случится нового сражения, тогда попробуем ему помочь. Если нет — значит на то воля богов. Что выбираешь?

— Третий, — глухо ответила я, уже в уме прикидывая, что мне может понадобиться из лекарств, и насколько вообще реальны мои шансы преуспеть там, где даже целители уже махнули рукой. — Постараюсь сделать всё, чтобы он дотянул.

— Ну и прекрасно! Однако смотри, чтобы это не сказалось на выполнении твоих основных обязанностей. Поняла?

— Поняла.

— Тогда свободна, — небрежным жестом Ленц махнул на выход, но почти тут же остановил: — Да, и ещё одно, Эрин.

— Да? — застыла я, ожидая продолжения.

— Старайся не принимать всё так близко к сердцу. Это война. Здесь умирают.

Ответить на это было нечего. И так понятно, что на войне не в игрушки играют и фронтовые госпиталя нужны не насморк да депрессию лечить. Всё гораздо серьёзнее. Поэтому просто молча кивнув, я вышла на улицу и быстрым шагом пошла к лекарской палатке.

Там к моему позднему визиту отнеслись с пониманием и сразу выдали всё необходимое и даже сверх того. Так что остаток вечера и половина ночи прошли для меня в трудах: целиком раздеть больного, обтереть его специальным настоем, помогающим сбить жар, снова одеть уже в чистое. Потом сидела рядом, меняя холодные примочки на лбу и по капле вливая в приоткрытый рот целебный отвар.

А когда сделала всё предписанное лекарями, просто сидела рядом, держа его за руку и мысленно представляя, как делюсь с ним своей жизненной силой. Увы, в реальности мне было это недоступно. Необходимой для этого магией я не владела. Но почему-то мне так становилось легче.

А может, и не только мне. Не знаю, что именно дало свои результаты, но уже ближе к полуночи мой подопечный забылся тяжелым сном. Меня же прогнала спать Тильда, дежурящая сегодня в ночь. Просто пришла, взяла за руку и выставила из госпитального шатра, напомнив, что рано с утра мне ещё помогать с отправкой раненых.

Спорить я не стала, и не только потому, что непреклонный тон санитарки не оставлял надежды на снисхождение. Просто я и сама уже с ног валилась после тяжёлого дня. Всё же ухаживать за больными — это не только физический труд, но большая эмоциональная и душевная самоотдача. Здесь я прочувствовала это особенно остро.

Поэтому просто попросила Тильду присмотреть за моим подопечным и разбудить меня, если его состояние резко изменится. О том, что этот мужчина на моём попечении с разрешения главного целителя, она уже знала: я сама рассказала ей о разговоре с Ленцем. И получила полное одобрение вкупе с пожеланием удачи.

Однако это не помешало женщине, ставшей за этот короткий срок мне настоящей подругой, выставить меня вон. И в этом она была права. Мне нужно было выспаться.

Как я добралась до своего шатра, помню уже плохо: шла как сомнамбула, чудом не натыкаясь на потушенные костровища и чужие палатки. Оказавшись на своей половине, с трудом подавила желание рухнуть на лежак как есть, прямо в платье. Остановило то, что сменного у меня не было: не успела ещё получить в интендантской службе. А выглядеть неряхой в мятой форме, без уважительных на то причин, мне не позволяло чувство собственного достоинства и профессиональная этика.

Поэтому пересилив себя, всё же переоделась в ночную сорочку, аккуратно сложив форму у изголовья, умылась и с блаженным вздохом растянулась, наконец, на своей походной постели.

Проспать я не боялась: мой уже мирно спящий сосед тоже должен был присутствовать на отправке раненых из госпиталя. Встанет он — проснусь и я. За время, проведённое здесь, чуткость сна у меня, несмотря на постоянную усталость, не притупилась, а наоборот заметно обострилась. Зато и засыпать стала не в пример быстрее.

Прямо как сейчас. Стоило только укрыться одеялом и закрыть глаза, как сознание провалилось в тёмный омут без сновидений.

Загрузка...