Батыр с Асылжаном возвращаются через пару часов. Асылжан заносит большой пакет из супермаркета, с грохотом ставит на стол. Мужчина весь мокрый и хмурый. Наверное, рана болит.
Батыр остаётся курить на улице, стоит спиной к нам. Каждый раз удивляюсь ширине его плеч. Так хочется… Потрогать. Но замечаю как он ведёт головой и сдерживаюсь. Что-то случилось? Кажется, Батыр злой. Когда он вот так делает головой, значит, с ним что-то не так.
Асылжан меняет себе повязку, стонет и хрипит. Помощь не предлагаю, потому что он точно пошлет меня. Разбираю пакеты, надо приготовить ужин.
Батыр возвращается дерганый, губы сжаты в линию. Видит меня, останавливается. А я замираю.
– Что такое? – спрашивает и бросает ключи от машины на стол.
– Ты пугаешь, – признаюсь. Чувствую как холодеют руки.
– Я только пришел, – ухмыляется и подходит ближе. – И ещё ничего не успел сделать.
– Тебе и не надо ничего делать. Ты пугаешь своим видом, – отхожу назад и упираюсь спиной в столешницу.
– Ну извиняй, сладкая, не родился красавцем, – ставит руки позади меня, оказываюсь словно в клетке.
– Я не об этом. Ты… – Батыр опять так смотрит, что хочется сбежать. – Ты злой. И это страшно.
Он снова ведёт головой, шумно выдыхает. Если бы он достал пистолет из кобуры и приставил к моей голове, я бы не удивилась. Но вместо этого Батыр хватает меня за правую руку и тащит в спальню.
– Больно, Батыр, – пытаюсь забрать руку, но он сжимает запястье ещё сильнее. После Зуба у меня ещё не прошли синяки, и эти места чувствительны. – Да отпусти же ты! – бью левой рукой по мощной спине.
Нельзя злить и без того разъяренное животное, иначе оно перекусит и даже не моргнет. Батыр будто перестает дышать, потому что до этого он хрипел. Затаскивает меня в комнату, бросает на кровать. Хлопает дверью так сильно, ручка неприятно дребезжит. Его глаза опасно блестят и я не понимаю, это похоть или ярость? Что я сделала?
Батыр залезает сверху, убирает волосы с моего лица и я почему-то дергаюсь. Батыр замирает и раздувает ноздри. Что происходит, я не понимаю.
– Ахуела?
– Что? – губы пересохли, нервно провожу по ним языком.
– Ты думала, я тебя ударю? – прижимается лбом к моему.
– Не знаю. Или убьешь, – шепчу ему в губы. Он опять дышит через рот, будто только что пробежал марафон.
– Ксю-ша, – давит лбом и я чувствую затылком пружины матраса. Руки сами тянутся, обнимаю его за шею. Запускаю пальцы в жёсткие волосы. Батыр закрывает глаза, но показывает зубы и сжимает челюсть. – Трахнуть бы тебя, но не хочу так.
– Как? – глажу по мощной шее, чувствую как он напряжен. Его прямота пугает, но и вызывает тяжесть внизу живота.
– Когда я в шаге от очередного срыва. Не хочу, – ведёт носом по шее и выдыхает прямо в ухо. Мурашки сразу накрывают. – Больно сделать.
Батыр ложится рядом и его взгляд напоминает душевнобольного человека. Зрачки расширены и будто двигаются в замедленном режиме. Может показаться, что он употребляет наркотики, но я знаю, что это не так.
– Ну, не делай больно. Ты ведь можешь по-другому, – кладу руку ему на живот.
Молчит, смотрит в потолок.
– Могу. Вопрос в другом, хочу ли я? – отвечает через время. Не понимаю.
– Хочешь сделать мне больно? – переспрашиваю.
– Нет. Другим, – вздыхает.
– Когда делаешь больно другим, это ведь возвращается. Как бумеранг, – провожу рукой по груди, сердце бьётся как молоток.
– Поэтому я и такой, сладкая. Ловлю бумеранги.
Можно подразумевать, что это говорит его совесть? Есть ли она у него вообще?
Я ничего не отвечаю. Какое-то время мы просто лежим, а потом я поддаюсь желанию и сажусь сверху на Батыра. Он смотрит словно сквозь туман, но зрачки расширяются от этой позы.
– Не сейчас, Ксюша, – хрипит. А я упираюсь локтями вокруг его головы. Батыр ведёт руками по талии, а потом так сильно сжимает ягодицы, что у меня слезятся глаза. – Что будешь делать, если зверя разбудишь?
– Целовать, – касаюсь губами носа, оставляю поцелуи на щеках. Провожу языком по сухим губам и собираю привкус сигарет. Батыр рычит, стонет, открывает рот и поддается.
Целоваться с Батыром – это балансировать между острой болью и сильным возбуждением. Он поглощает собой, подчиняет, хотя ведущая роль сейчас – у меня. Но его энергетика такая тяжёлая, что я чувствую себя «снизу».
– Ксю-ша, – хватает меня за волосы и оттягивает голову назад. – Я же их всех растерзаю.
– Кого? – шея затекает в таком положении, но Батыр не отпускает.
– Всех, – тянет на себя, оставляет очередной засос на ключице.
– Зачем? Можно же… – переворачивает нас и нависает. Давит пальцами на скулы.
– Нельзя. Тогда мы будем далеко друг от друга. Я, либо в земле, либо за проволокой, – от этих слов у меня стынет кровь в жилах. – Но ты сама всё делаешь так, чтобы я сам всех порешал. Выгрыз себе право на жизнь.
Чем больше Батыр говорит, тем сильнее меня вгоняет в панику.
– Батыр, – зову, но он давит ладонью на губы.
– Молчи, ни звука. Целовать тебя хочу, Ксю-ша. Дай мне это,пожалуйста. Чтобы забыться. В тебе. Чтобы нихрена не помнить, – практически умоляет.
Грудь разрывается от странных чувств. Мне жалко Батыра, ему плохо. Что-то происходит, чего я не хочу знать. Предчувствие, что это связано с его делами. Сейчас он такой уязвимый, что это пугает.
Батыр наваливается на меня, держит за шею и вторгается карающим поцелуем. Кусает, я чувствую привкус крови. Губы горят, пальцы сжимают стальные плечи. Он точно животное. Неуправляемый. Но как будто прямо сейчас…
Мой.